Невежда. Полное отсутствие мудрости, точнее, безразличие к ней.
Философ. Умозрительно, теоретически ищущий, взыскующий абсолютной Божественной мудрости, основывающий на стремлении к ней свой образ жизни.
Софист. Практическая мудрость как техника дискурса, направленная на достижение субъективных целей, выгоды.
Мудрец. Практическая мудрость, служащая достижению общезначимой объективной, цели.Цель мудреца – благо полиса и благо всех граждан.
Бог, Божество, божественное. Божественная, то есть – абсолютная мудрость.
Мудрец, Софист, Философ, Невежда обнаруживают разные степени и модусы теоретической (умозрительной, интеллектуальной) и практической активности; нередко встречаются взаимопереплетения этих чистых типологических персонификаций.
Причём только Божество и Невежда (их умозрительная активность нулевая) – лишены философского начала. Мудрецу, Софисту, Философу – философское начало присуще в разной степени. Отсюда несамодостаточность тех, кому свойственно философствовать, их особый статус в интеллектуально-духовном мире.
Серединная позиция между Божеством и Невеждой превращает философствующего (мудреца, софиста, философа) в ироника и / или трагического героя.
Ироничность и трагичность существуют и как внутренняя самоопределённость, и как восприятие философа и философствующего другими людьми.
Активность философа античности проявляется как выбор взаимосвязанных между собой образа жизни и образа мысли. Осознание этой двоякости (серединности) осложняет ситуацию [1. 84-88].
Именно «в чистоте своей серединности» философ более уязвим, и так легко иронизировать Аристофану поповоду Сократа в «Облаках» (даже не путая его с софистами в своей философской беспечности, просто так было точнее), и Платону в своих диалогах. Ироник знает о своей немудрости (об отсутствии подлинной, полной мудрости). Он не находит себе места ни в кругу невежд, ни среди мудрецов, все знающих и все ведающих, каковых по-сути, среди смертных нет. Ирония чревата трагичностью. Философ неприкаян и бесприютен как Эрос, и как Сократ [1. 62].
Превратности судьбы философа или философствующего связаны с особой двойственностью его положения, которое вызывает:
· ироничность окружающих, порой самоиронию, (как у Сократа);
или же
· трагичность, состоящую в невозможности и одновременно в неодолимом желании и стремлении: достичь недосягаемого – абсолютной мудрости.
Превратности судьбы самой философии обнаруживаются в ином.
· Утратаприсущей ей двоичности или многозначности – мертвит её.
Чтобы прояснить положение (о так называемых превратностях судьбы самой философии) резюмируем этимологические изыскания.
Для осмысления темы Софии в философии особенно важными являются понятия (имеющие также не одно значение) – «логос» и «рацио». Уже в пределах античности в латинском – «рацио» идёт угасание, выхолащивание и забвение некоторых смыслов греческого – «логоса», хотя исходно – латинское – «рацио» является своеобразной калькой греческого – «логоса».
· Рацио тяготеет к схеме, о-предел-еванию и определению понятий. Гипертрофия начинаний Сократа, его метода, позднее найдут воплощение и завершение в оформлении логики, математики, опирающемся на них естествознании.
· Логос, тяготеющий к духовной неисчерпаемости, к символу, противостоит мифу со стороны входящих в него рационалистических моментов, но Логос – как слово и мысль Божественного, сотворяющего мир – это дух, далеко не подвластный жесткости рацио.
Понятийная разработка абсолюта, сверхчувственного, рацио фокусируется в Логосе, терминологически закрепляется в софии.
Разработкаже другого ряда понятий, таких как энтузиазм, пафос, экстаз – фокусируется в Эросе, а терминологически закрепляется в филии.
Философия предстаёт как нераздельность, неразделённость и неразделимость Эроса и Логоса. Она живасвоей двоичностью и / или многозначностью, включающей широкий диапазон смысловых сочетаний каждого из начал.
Кроме смыслокорневой двойственности (филия и софия), необходимо указать на двойственность между системно – понятийным рядом и разноликостью эмоционально – образной и / или мистической подосновы. Эта двойственность придаёт философии как явлению особую энергийность, определяет историческую подвижность значения самого слова философия.
Парадоксально, но факт. Когда мы имеем дело с философом / философствующим, раздвоенность и стремление к недосягаемому обнаруживают ироничность и трагичность ситуации (появляются насмешки, сожаления по отношению к философу у окружающих, у него самого).
Когда же философия приобретает однозначно выраженную определённость (в любом варианте), то торжествующая философема, чреватая однобокостью, уподобляется в своей завершённости омертвелому образованию (в чём трагедия философии) и / или вызывает иронию, критику и опровержения. Таковы некоторые этимологические соображения, учитывающие корнесловие, указывающие на понятийную разработку, жизнь термина, высокие и низкие тона его звучания.
* * *
Охарактеризовав, что такое античная философия, отметим: какие мотивы и цели реализуются при её изучении? Замечательным образом ответил на эти вопросы антиковед Теодор Гомперц (1832 – 1912).
Касаясь целей, которым служит занятие античной философией, он писал, что исторический интерес основан на трёх могучих мотивах: во-первых, на наивной радости знания прошлого, «в особенности всего великого и прекрасного в нём»; во-вторых, на стремлении «воспользоваться учениями, почерпаемыми из этого знания»; в-третьих, на чисто научной, как бынезаинтересованной потребности в знаниях исторических событий и законов развития.
И ещё надо учесть, – писал Т. Гомперц, что «почи вся наша духовная культура греческого происхождения. Игнорировать прошлое … просто не возможно. Незнание учений и сочинений великих мастеров древности, какого-нибудь Платона или Аристотеля, даже полное неведение их имён не избавляет от влияния их авторитета. И не только потому, что это влияние передаётся через посредство древних и современных преемников их; всё наше мышление, категории в которых оно движется, словесные формы, которыми оно пользуется … – всё это в значительной мере есть результат и создание великих мыслителей прошлого» [5. 486]. Изучение античной философии, поможет не только реализовать свой практический интерес, извлечь уроки из прошлого, получить новые теоретические знания, но и избавит от всесильного, не всегда осознаваемого, влияния античной философии и чрезмерной зависимости от неё.
Литература
1. Адо П. Что такое античная философия? / П. Адо; пер. с франц. В.П. Гайдамака. – М., 1999. – 320 с.
2. Семушкин А.В. У истоков европейской рациональности. (Начало древнегреческой философии) / А.В. Семушкин. – М., 1996. – 192 с.
3. Платон: Pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001 – 648 с.
4. Вячеслав Иванов Фрагменты книги Дионис и Прадионисийство. Глава X Пафос, кафарсис, трагедия. // Эсхил Трагедии в переводе Вячеслава Иванова. / Отв. ред. Н.И. Балашов. (Серия «Литературные памятники») Москва «Наука», 1989 – 590 с. См.: Вячеслав Иванов Дионис и прадионисийство. СПб, «Алетейя», 1994 – 344 с. (Серия «Античная библиотека». Исследования).
5. Гомперц Т. «Греческие мыслители». Том первый. Перевод с немецкого Д. Жуковского и Е. Герцык. Научная редакция нового издания, комментарии, примечания и предисловие А.В. Цыба. Научное издание. «Алетейя». СПб. 1999. 606 с. (Серия «Античная библиотека». Исследования).