Роберти Евгений Валентинович
Генетическая социология представляется ученому частью общей социологии. Она изучает эмпирические законы о происхождении общественной жизни и общественных институтов: семьи, собственности, религии, государства, нравственности, права, т. е. «дозволенных действий»[70]. Он даже сужает предмет генетической социологии: это наука о происхождении общественных институтов, она открывает «следы порядков и отношений»[71].
Поскольку идет поиск архаических следов и ожидается ответ на вопрос, как складывались учреждения, историк должен варьировать «углом зрения». По образному выражению Ковалевского, исследователь рассматривает явления то через уменьшительное стекло (временные и местные факторы), то через увеличительное стекло. От историка требуется осторожность при обобщениях. В ряде других работ, разъясняя суть сравнительно-исторического метода, Ковалевский выстраивает те же аргументы.
Он выступает против использования статистического метода в этнографических исследованиях, поскольку там может идти речь об уникальных
явлениях «малого числа». Конечно, достоверных свидетельств должно быть достаточное количество. Надо собирать факты, выделять архаические черты, сравнивать, судить о господствующей тенденции в пределах охваченных исследователем однородных объектов.
Генезис идей и концепций, показ параллельных путей к научной новизне – это входило в аналитический арсенал Ковалевского. Мы можем проследить это по его публикациям о Сен-Симоне и Конте, де-Грефе и сен-симонистах, Кондорсэ и Вормсе, Тарде и Фулье (отце и сыне), о Дюркгейме.
Как отмечалось, у М. Ковалевского есть немало публикаций, посвященных персоналиям, отдельным ученым (см. «Две жизни», «Две смерти», «Современные социологи», «Социология на Западе и в России», «Современные французские социологи», статьи о Е. В. Роберти, Н. К. Михайловском и т. д.). К примеру, Ковалевский выделяет положение Альфреда Фулье о социальном порядке, устанавливаемом синхронно с коллективным самоопределением общества, его сознанием, развивающимся под влиянием перехода «идеи-силы» в «чувства-силы». Ковалевский констатирует, что Фулье видит отличие животного и растительного мира, но общество отождествляет с животным миром, хотя и воспринимает общество как «нечто живущее».
Он прослеживает некоторую связь взглядов Фулье, Тарда, Спенсера и Дюркгейма и подчеркивает, что общество имеет собственное устройство. Он пишет: «Социальный факт налицо, когда имеется и воздействие одного сознания на другое, и воздействие совокупности сознаний на одно… Жизнь предполагает волю, направленную на самосохранение и дальнейшее развитие; эта воля оживляет органы и осуществляется взаимным приспособлением органов между собою и их приурочением к внешней среде. Все эти характерные признаки жизни мы находим во всяком организованном обществе»[72].
М. Ковалевский нередко обращался к историко-сравнительному методу, вторичному анализу, параллельным сравнениям, желая по современным следам взглядов, времен и событий установить происхождение явлений, институтов. Некоторые его работы непосредственно посвящены генезису социальных групп, институтов, учреждений («Происхождение современной демократии», первый том вышел в 1895 году)[73].
Современники ученого, его друзья-соратники отмечали, что он обладал энциклопедичностью знаний, был яркой и цельной натурой, имел удивительную способность группировать вокруг себя ученых разных взглядов и научных направлений, школ.
Профессор Владимир Вагнер писал, что Ковалевский был терпим к чужим мнениям и признавал за разнообразными течениями научной мысли право на значимость в решении общих задач. В интересах целого – социологии – он хотел примирить разные течения и школы[74].
М. Ковалевский предложил Г. Тарду издать на русском языке его «Законы подражания», он писал о Г. Спенсере, отмечал многие достоинства в работах Р. Вормса, ценил книгу Ф. Гиддингса «Принципы социологии» и т. д.
В биологических школах он сумел увидеть не только минусы, тормозящие самостоятельное развитие социологии (например, отождествление общества с организмом), но и плюсы, глубокую профессиональную проработку проблем «социальной» жизни животных, эволюции человека как биосоциальной особи. Ковалевский предлагал рассматривать в структуре социологии то, что касается социальности животных[75].
Известно, что Ренэ Вормс, де-Греф были одними из тех, кто практически содействовал созданию в 1901 году Русской высшей школы общественных наук в Париже[76].
Ковалевский, анализируя работу де-Грефа «Вступление к социологии» и Р. Вормса «Философия социальных наук», ставит интересный вопрос о соотношении социального реформаторства и социологии как науки.
Он отмечает различие в оценках этого соотношения науки и практики у данных авторов: де-Греф предполагает, что новой науке нельзя будет игнорировать работу социальных реформаторов, а Вормс отделяет науку социологию и социальное реформаторство. Аргумент Вормса: иначе наука будет пронизана идеологическими учениями реформаторов.
Ковалевский подошел к этому вопросу со стороны исследовательской практики, методов и приемов познания жизни. Он поставил в заслугу новаторам и ученым лабораторные исследования, использование научных методов. В частности, он считал важным, что Вормс «ввел в систему те приемы, какими орудует социолог». К приемам анализа, используемым Вормсом во втором томе «Философии общественных наук» (издания 1913 г.), Ковалевский отнес: а) непосредственное наблюдение; б) статистические приемы; в) монографические; г) прием анкеты; д) приемы этнографические; е) исторические приемы; ж) экспериментальный прием (наблюдение перемен в разных странах под воздействием причин, например законов).
К приемам синтеза Ковалевским отнесены поиск причин «отношений сосуществования» («отношений преемства»), классификация, индукция и дедукция в социальной науке, аналогии, гипотезы. В итоге автор рассматривает социологическое вмешательство в жизнь как способ изучения и постановки общественных вопросов, а не подмены социальных реформаторов. Он рекомендует использовать приемы О. Конта, реализованные им при построении системы социологии, приемы Милля из «Логики», исторические исследования Лаппо-Данилевского и т. д.
Ковалевский блестяще знал западную науку и действительность, имел многосторонние научные связи, следил за новыми идеями, именами, публикациями[77]. На мой взгляд, он обладал особой аналитической способностью и остротой взгляда на общественную жизнь. Это позволяло ему находить смысловые конструкты, концепты для перевода существа новых вопросов на рабочий язык научного сообщества и общественности.
Он умел видеть взаимосвязь социологии с пограничными науками (этнографией, историей, фольклористикой, психологией, этикой и т. д.). Анализируя научные труды и практическую деятельность исследователей, он умел извлечь из работ специалистов (философов, биологов, теологов, этнографов, антропологов) социографическую информацию, полезную для дальнейшего осмысления и преобразования в предмете социологии. При этом он предлагал собственные новые идеи, подходы, знакомил с аналитическими процедурами, способами достижения исследовательских результатов.
М. М. Ковалевский был ключевой фигурой в российском социологическом сообществе XIX – начала XX вв. и сыграл объединяющую роль в социологической научной среде. Образцы самоотверженного личного труда и терпимого отношения М. М. Ковалевского к инакомыслию и научным поискам ученых, представляющих различные школы и направления, можно заимствовать современному социологическому сообществу в организации коммуникативных взаимодействий и развитии социологии как науки.
(де Роберти де Кастро де ла Серда, 1843-1915)
Ярким представителем «эволюционного неопозитивизма» был Е. де Роберти, один из создателей российской социологии, видная фигура мировой науки.