ВЛАДИМИР СЕМЕНОВИЧ МАКАНИН

(р.1937)

В. Маканин вошел в литературу в ряду писателей, позже названных критиками «сорокалетними». Этим определением оказались объединены такие разные творческие индивидуальности, как А. Ким, В. Личутин, Р. Киреев, А Курчаткин, С. Есин. Чертами, сближающими творчество столь самобытных художников, можно назвать преимущественное внимание к бытовой стороне жизни человека, создание нового типа героя, которого критика окрестила «амбивалентным». Во многом эти писатели шли по стопам Ю. Трифонова с его размышлениями о кризисе современной жизни, изменении ее ценностной картины.

Математик по образованию В. Маканин начинает свой путь в литературе повестью «Прямая линия» (1965) о молодых ученых-математиках. Проблематика этой повести, типы героев, особенности решения конфликта оказались явно унаследованы писателем от «молодежной» прозы 50-60-х годов.

Но в дальнейшем писатель отказывается от той искренности самовыражения и исповедального тона, которые были свойственны молодым прозаикам-шестидесятникам. Отчасти это проявляет себя в ряде повестей, написанных в 1970-е годы: «Безотцовщина», «На первом дыхании», «Старые книги», «Повесть о старом поселке». В них оказался зафиксирован процесс трансформации романтиков в практиков, для которых первостепенными становятся вопросы карьеры, материального благосостояния. Ставшее характерным для него суховатое сдержанное повествование, в котором столь мало ощущается авторская позиция, вызвало множество упреков со стороны критики в отказе В. Маканина от гуманистических позиций русской классики, в холодном любопытстве, с которым он коллекционирует человеческие типы.

Действительно герои произведений писателя 1980-х годов – это, скорее, типы, а не характеры. Писатель ставит в центр повествования человека, в котором наиболее концентрированно воплотились черты времени. Все лишнее, мешающее предельной концентрации авторского замысла, при этом уходит на второй план. В создании образов почти не остается места для развернутых описаний внутренней жизни. В центре внимания – поступки, реакции, все остальное – в отдельных репликах, высказываниях других героев, беглом очерке мыслей и чувств. Заголовки многих произведений В. Маканина превращаются в своеобразные знаки эпохи: «Гражданин убегающий» (1978), «Антилидер» (1980), «Человек свиты» (1978).

В рассказе «Гражданин убегающий» основной чертой героя становится «утрата корней», разрыв связей с родными местами, близкими людьми, в «Человеке свиты» - боязнь свободы, в «Антилидере» - ненависть ко всему, что выбивается из общего ряда.

И тем не менее его герои – это не просто социальные типажи. Внешне лишенные корней, они внутренне глубоко укоренены в определенном жизненном укладе. «Старый Поселок с его бараками маячит за спиной каждого маканинского героя», - справедливо пишет критик И. Роднянская. Барачная провинция с ее полууютом, вынужденным коллективизмом (писатель родился в городе Златоусте, на Урале) стала определяющей для мироощущения героев произведений В. Маканина. Этим зачастую объясняется их неприкаянность, неспособность к осуществлению выбора. В сущности, можно говорить о том, что писатель заостряет философскую проблему противоборства в человеке индивидуального и коллективного начал. Но если в русской классике, например у Л. Толстого, общая «роевая» жизнь людей выступает как основа единения, то у В. Маканина она рисуется обезличивающим потоком повседневных мелких дел и отношений. В «Повести о Старом Поселке» возникает метафорическое определение этого процесса – «самотечность жизни».

В своих произведениях писатель создает ситуации, когда человек вольно или невольно осознает эту «самотечность». В рассказе «Человек свиты» работник некоего учреждения Митя Родионцев, например, не имеет возможности выбора: находиться или не находиться «в свите» всесильной секретарши. Его сначала приближают, допуская к ритуалу вечерних чаепитий в приемной директора, а затем дают отставку, предпочитая другого. Примечательно, что свою отставку герой воспринимает как брошенный любовник – измену возлюбленной. «М-меня любили, а теперь не любят», - признается он случайной собеседнице. И для него открытием становятся ее слова: «Ну и прекрасно, <…> Теперь вы сами по себе». Казалось бы, прочерчивается путь ко внутренним изменениям в герое: в финале рассказа он несколько раз про себя повторяет слово «свободен». Но иллюзорность этого освобождения подчеркнута тем, что герой пьян и погружается в сон. Родионцев оказывается не в силах изменить не столько свое положение, сколько отношение к нему.

Несколько иным является другой герой – Куренков из рассказа «Антилидер». Тихий и смирный, нежный отец и дисциплинированный муж, он время от времени яростно набрасывается на тех, кто кажется чем-то выделяющимся. В сравнении с Митей Родионцевым он гораздо более активен и даже агрессивен. Конечно, его агрессивность в отношении ко всему, что превосходит средний уровень, во многом мотивирована ведущими общественными установками на усредненность. Но то, с каким запалом Куренков бросается в бой, обозначает глубоко скрытую внутреннюю подоплеку этого неприятия. Это подчеркнуто физическими приметами состояния неприязни к кому-либо: «Когда Куренков на кого-то злился, он темнел лицом, смуглел, отчего на лоб и щеки ложился вроде бы загар, похожий на степной». Еще одним указанием на экзистенциальный характер этого состояния становится предчувствие жены, навестившей Куренкова в тюрьме, что она его больше никогда не увидит. Герой неизбежно вступает на свой смертный путь, не в силах ничего изменить. Своеобразный бунт Куренкова оправдывается его стремлением бросить вызов непонятно кем и чем определенному ходу вещей, фальши и мелкости некоторых современных людей, претендующих на лидерство. Это бунтует сознание «хорового человека», бывшего жителя предместья, раз и навсегда усвоившего, что значит это особое окраинное, барачное братство. В финале рассказа он уже противостоит истинному злу в лице бандита на зоне. Но в то же время инстинктивность этого бунта, отсутствие осознания его причин подчеркивают его бесплодность.

Инженер-строитель Павел Алексеевич Костюков в рассказе «Гражданин убегающий» - образ более сложный, чем два предыдущих. Это связано с его двойной природой. С одной стороны, он – бывалый таежник, истово любящий природу первопроходец, то есть наследник романтиков шестидесятых годов, которые устремлялись к природе, чтобы очиститься. Но, в то же время, Костюков – разрушитель всего, к чему прикасается. За ним «гонится отравленный заводами воздух», «мертвая от химикатов вода и рождающиеся больные дети». Маканин подчеркивает дьявольские черты в своем герое, с первой же страницы наделяя его хромотой и давая ему в сопровождение пса, тем самым усиливая ощущение амбивалентности его сущности. Смерть героя в финале рассказа становится не столько возмездием, сколько платой, потому и умирает он в глуши, где никто ему не может помочь. Это своего рода мифологически переосмысленный удар судьбы. Его сыновья, которых он наплодил во время многолетних перемещений по тайге, постоянно преследующие отца с целью наживы, покидают Костюкова, как только убеждаются, что он умирает. Неумолимость их преследования, отсутствие каких-либо человеческих проявлений по отношению к отцу заставляет видеть в них Эриний, мстящих за нарушение предначертанных свыше законов. Так обозначается не только вина, но и беда героя, живущего в равнодушном мире, где ему быстро находят замену. В последних строчках рассказа явно сквозит авторское сочувствие: «Агония стиснула горло, он было захрипел, но Бог дал легкую смерть, Прежде чем пересечь черту, Павел Алексеевич услышал шум вертолета: ему, как и раньше, померещились нехоженые травы и земли, показалось, что это он, Павел Алексеевич, сидит с улыбочкой в емком брюхе шумящего вертолета и что это он, Павел Алексеевич, улетает куда-то, повторяя: «Дальше, ребята. Дальше. Как можно дальше...».

Авторская позиция проявляет себя у Маканина в своеобразии сюжетно-композиционной организации его произведений. Ее отличает почти математическая выверенность. Одним из наиболее часто используемых писателем приемов становится зеркальность, когда начало и финал произведения как бы отражаются друг в друге. В рассказе «Человек свиты», например, это открывающий и завершающий его разговор Родионцева с Викой, коллегой по работе, в котором они обсуждают отставку Мити. Но если в первом разговоре совета у Вики просит Митя, то в финале уже самой Вике требуется Митин совет. Однако сути разговора это не меняет. И здесь и там перед героями – тупик. Чередующиеся на протяжении рассказа воспоминания о периоде «приближенности» к высшим сферам с нынешними переживаниями героя по поводу своей «отставленности», казалось бы, должны прочертить путь его изменений, однако этого не происходит. Зеркальность способствует созданию ощущения дурной бесконечности, которую представляет собой жизнь современного человека.

В 80-е годы происходит усиление такого качества прозы писателя, как автобиографизм. Это связано с переориентацией В. Маканина на исследование проблем внутреннего существования человека. В этом отношении интересна повесть «Голоса», написанная в 1977 и опубликованная в 1980 году. В ней возникают не характерные для В. Маканина авторские отступления. В одном из них разворачиваются следующие размышления: «Голоса имеют свою жизнь во времени: от и до. Голоса возникают, то есть однажды рождаются, - некоторое время они будоражат тебя, напоминают, подначивают, тревожат, достигают наибольшей силы, это пора их зрелости, - потом они гаснут, слабеют. А затем, как и положено живым, голос умирает, он смертен. Прожив отпущенный ему природой век, месяц или год... голос умирает в тебе, оставшись чаще всего нереализованным. И однажды тебя начинает будоражить другой голос – следующий». Передача, запечатление человеческого «голоса» - вот задача писателя на определенный момент времени. С этой точки зрения, творчество писателя 80-х годов можно рассматривать как систему. Сквозным конфликтом становится противостояние индивидуума и коллектива, выражающее себя в мотивах тщетности, суетности, неумолимости отставания и тяги к общности. В повести «Отставший» (1984) сюжетным стержнем становится во многом автобиографическая история молодого писателя, который опоздал с публикацией своего произведения в «Новом мире» так как явился в редакцию журнала после снятия с поста главного редактора А. Т. Твардовского. Это, как известно, ознаменовало переход журнала с либерально-демократических позиций на идеологически-охранительные. Повествование оказывается осложнено рядом побочных линий, прежде всего, вставной уральской легендой о подростке Леше-маленьком, обладавшем способностью указывать на золотоносные места. Золотоискатели нарочито оставляют его спящим, чтобы бегущий за ними отставший подросток указывал им на заповедные жилы. Тема неизбывного одиночества, вечного отставания от жизни остро звучит в этом произведении.

Для произведений писателя 90-х годов («Лаз», «Сюр в пролетарском районе», «Иероглиф», «Долог наш путь», «Стол, покрытый сукном и с графином посередине», «Квази») характерно усиление условности. В. Маканин широко использует фантастику, вводит в свои повести и романы элементы сюрреализма. Это связано с исследованием новой исторической ситуации, когда инерция жизни, ощущение «застоя» сменились как будто бы обретенной свободой выбора. В них отображается сознание толпы, находящейся уже во власти коллективного бессознательного, слепо усвоенных ею стандартных представлений. Писателю важно увидеть, как причудливо соединяются в сознании обычного человека стремление к стереотипности оценок и мучительный поиск самого себя.

В определенной степени итоговым стал для В. Маканина роман «Андеграунд, или Герой нашего времени» (1998).В нем примечателен многоаспектный подход к трактовке темы свободы. Главный герой – писатель Петрович, которого официально не признают и произведения которого не публикуют, гордится своей принадлежностью к андеграунду. Зарабатывая на жизнь тем, что сторожит чужие квартиры в общежитии, он, казалось бы, свободен от традиционно связывающих человека пут – дома, семьи, постоянной работы. Но в то же время в романе высвечивается мнимость этой свободы, так как герой оказывается свободен лишь от внешних табу. Два убийства, которые он совершает, обнаруживают его глубинную внутреннюю несвободу.

Таким образом, в творчестве Маканина, с одной стороны, нашли отражение социальные процессы в российской действительности, с другой же стороны, оказались исследованы экзистенциальные стороны существования человека в мире.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

Агеев, А. Истина и свобода: Владимир Маканин: взгляд из 1990 года / Агеев А. // Лит. Обозрение, 1990. - №9. – С.25 -33.

Амусин, М. Алхимия повседневности: Очерк творчества Владимира Маканина / М.Амусин. – М.: Эксмо, 2011. – 446.с.

Аннинский, Л. Структура лабиринта: Владимир Маканин и литература «срединного» человека / Л.Аннинский // Знамя, 1986. - №12. - С. 218-226.

Бондаренко, В. Время надежд: О творчестве писателя В. Маканина / В.Бондаренко // Звезда. – 1986. - №8. – С. 230-247.

Генис, А. Беседа третья: прикосновение мидаса: Владимир Маканин / Генис А. // Звезда. 1997. №4. – С.228-230.

Латынина, А. Аутсайдеры: спор вокруг лишних людей современности / А.Латынина // Октябрь. – 1987. – № 7. – С. 178-184.

Левина-Паркер М. Смерть героя: О последних произведениях В. Маканина // Вопросы литературы. – 1995. - №5. – С. 63-78.

Маркова, Т. Современная проза: конструкция и смысл (В.Маканин, Л.Петрушевская, В.Пелевин) / Т.Н.Маркова – М.: МГОУ, 2003. – 268 с.

Маканин Владимир Семенович [Электронный ресурс] // Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия Режим доступа: http://www.megabook.ru/article.asp?aid=648645 (дата обращения 15.01.2011).

Обсуждаем прозу В. Маканина // Вопросы литературы. – 1988. - №2. – С. 38-105.

Паниткова, Е. В. Традиции русской классики в творчестве В.С. Маканина 1980 -1990 годов: Ф.М. Достоевский, М.А. Булгаков: Дис. …к. ф. н. / Е.В.Паниткова. - Орел, 2004. – 173 с. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.dissercat.com/content/traditsii-russkoi-klassiki-v-tvorchestve-vs-makanina-1980-1990-godov-fm-dostoevskii-ma-bulga (дата обращения 15.01.2011).

Роднянская, И. Незнакомые знакомцы: К спорам о героях В. Маканина / И.Роднянская // Новый мир. – 1986 - №8. – С. 230-247.

Рыбальченко, Т.Л. Русская реалистическая проза 1950-1980-х годов о культуре страха / Т.Л.Рыбальченко // Русская литература в ХХ веке: Имена, проблемы, культурный диалог. Вып. 3: Проблема страха в русской литературе ХХ века. – Томск: изд-во Томск. гос. ун-та, 2001. – С. 116 -148.

Сушилина, И.К. Современный литературный процесс в России/ [Электронный ресурс] / И.К.Сушилина // Режим доступа: http://www.hi-edu.ru/e-books/xbook027/01/part-003.htm (дата обращения 15.01.2011).

Семыкина, Р.С. В матрице подполья: Ф.Достоевский, Вен. Ерофеев, В.Маканин / Р.С.Семыкина. – М.:Флинта: Наука. – 2008. – 176 с.