Гл а в а 6. ЦИВИЛИЗАЦИИ СРЕДНЕВЕКОВОГО ЗАПАДА
Средние века — это период, начало которого совпало с отмиранием эллинско-классической, античной культуры, а конец — с ее возрождением в новое время. Он охватывает более тысячелетия — с V по XVI в. и в социально-экономическом отношении соответствует зарождению, развитию и разложению феодализма. Соответственно выделяют этапы раннего (V— IX вв.), зрелого (X—XIII вв.) и позднего (XIV—XVI вв.) средневековья. В этом исторически длительном социокультурном процессе развития феодального общества вырабатывался своеобразный тип отношений человека к миру, качественно отличающий его как от культуры античного общества, так и от последующей культуры нового времени — эпохи буржуазного производства.
В основе средневековой культуры лежит взаимодействие двух начал: собственной культуры «варварских» народов Западной Европы (так называемое германское начало) и культурных традиций Западной Римской империи (романское начало). К этим традициям относят мощную государственность, право, науку и искусство, а также христианство, которое иногда выделяют в качестве самостоятельного начала. Культура Рима усваивалась во время его завоевания «варварами», взаимодействовала с традиционной языческой родоплеменной культурой народов Севе-
ро-Западной Европы. Взаимодействие этих начал дало импульс становлению собственно западноевропейской культуры. Она формировалась как целостность:
— на базе феодальной формы собственности, основанной на личной и поземельной зависимости
крестьян от вассалов-землевладельцев, присваивающих себе их труд (или продукты труда) в
самых разных формах (натурой, рентой, на договоре и т. п.);
— в условиях сословно-иерархической структуры общества, пронизанной сверху донизу
сословной замкнутостью и отношениями вассального служения сюзерену;
— в процессе бесконечных войн, которые несли голод, разрушение, смерть и ощущение трагизма человеческой жизни;
— в духовной атмосфере эпохи, где своеобразно переплетались традиции «погибшей» античной культуры, христианства и духовной культуры варварских племен, чей героический эпос сохранял свою привлекательность и влияние вплоть до нового времени.
Рассмотрим эти грани средневековой культуры. Ее материальную основу составляли феодальные отношения, главной особенностью которых были:
— условность собственности на землю: феодал «держал» феод-землю с крестьянами на правах
владения, получаемого от вышестоящего феодала (сеньора), который в свою очередь также
являлся вассалом феодала, занимающего более высокую ступень в политической иерархии;
— личное и экономическое подчинение крестьян «держателям» земли. Основные формы
зависимости — патронат и крепостное право;
— взаимные обязательства сеньора и вассала, жесткое единство прав и обязанностей.
Средневековая культура формировалась в условиях господства натурального хозяйства
замкнутого мира сельского поместья, неразвитости товарно-денежных отношений. В дальнейшем
социальной основой культуры все более
Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
становились городская среда, бюргерство, ремесленное цеховое производство, торговля, денежное хозяйство.
Каковы же средневековые взгляды на экономическую деятельность? Материальное богатство необходимо, поскольку без него люди не могут существовать и помогать друг другу, но значение его второстепенно, оно существует для человека, а не человек для богатства. Потому на каждом шагу существовали ограничения, запреты, предупреждения, не позволяющие экономическим интересам вмешиваться в серьезные дела. Человеку было дозволено стремиться к такому богатству, которое необходимо для жизни на уровне, подобающем его положению. Но стремление к большему — это уже не предприимчивость, а жадность, которая есть смертный грех.
Человек должен быть уверен в том, что занимается делом ради всеобщей пользы и что прибыли, которые он извлекает, не превышают справедливой оплаты его труда. Частная собственность необходима, по крайней мере, в этом падшем мире; когда добро принадлежит отдельным людям, а не всем вместе, люди больше работают и меньше спорят. Но ее приходится терпеть лишь как уступку человеческой слабости, а сама по себе она отнюдь не желательна. Имущество, даже в наилучшем случае, представляло собой некоторое бремя. Оно должно быть добыто законным путем; принадлежать как можно большему числу людей; давать средства для помощи бедным. Пользоваться им нужно по возможности сообща. Его обладатели должны быть готовы делиться с теми, кто в нужде, даже если нужда их не достигает нищеты.
Бремя труда было распределено между различными классами социальной пирамиды отнюдь не равномерно, существовала достаточно жесткая эксплуатация. Сам труд не был абстрактным, он состоял в производстве не каких угодно товаров и продуктов, которые можно продать и извлечь из этого определенную выгоду. Существовал конкретный спрос, и человек работал для того, чтобы заработать себе на жизнь и поддерживать свое существование. Во времена средневековья, а впрочем, и до него, как показал
Макс Вебер, не существовало никакого стимула работать больше, чем необходимо для поддержания своего традиционного жизненного уровня.
Исходной точкой всякой хозяйственной деятельности в средневековье является естественное ограничение потребностей: сколько благ потребляет человек, столько и должно быть произведено (такое хозяйствование В. Зомбарт называет «расходным»). Размеры и характер потребностей были вполне определенными для каждой социальной группы. В частности, для дворянства они выражались идеей «достойного содержания», соответствующего положению в обществе (Ф. Аквинский). Это положение и определяло меру хозяйственной активности: вести жизнь сеньора — означало жить «полной чашей» (охота, турниры, балы) и «давать жить многим», одновременно презирая деньги, существовавшие для того, чтобы их тратить. Для массы простого народа было принято просто приводить доходы в соответствие потребностям. Приоритет потребления здесь выражается идеей «пропитания», рожденной в лесах Европы начавшими оседать племенами молодых народов: каждая семья получала такое количество усадебной земли, выгона, леса, в каком она нуждалась для своего «нормального» существования. Из крестьянской среды идея пропитания распространилась в промысловую, в торговлю. У крестьян и ремесленников были различия в понимании существа «пропитания»: если для крестьянина являлись достаточными размеры его владений, то для ремесленника достаток определялся возможностями сбыта изделий. Но основная идея была одной и той же — покрытие потребностей.
Экономическая организация городов была сравнительно статичной. В конце средних веков ремесленники были объединены в цехи. Несмотря на то, что среди членов цеха всегда был кто-то, кто с трудом сводил концы с концами, в общем, мастера всегда могли быть уверены в том, что работа их прокормит и они не останутся босыми и голодными. Если мастер изготавливал хорошие стулья или седла, или сапоги и т. д., то этого было вполне достаточно, что-
Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
бы обеспечить ему жизненный уровень, положенный его сословию. В противовес тенденции идеализировать цеховую систему — вместе со всей средневековой жизнью — некоторые историки отмечают, что цехи всегда были проникнуты монополистическим духом. Однако большинство авторов считает, что даже если отбросить какую-либо идеализацию, цехи были основаны на взаимном сотрудничестве и обеспечивали своим членам относительную гарантию существования.
Средневековая торговля, как показал Зомбарт, осуществлялась в основном множеством мелких предпринимателей.
Накопление капитала до конца XV в. происходило очень медленно. Разумеется, это не значит, что в средние века люди не хотели стать богаче. Но стремление к наживе, деньгам было принято удовлетворять за пределами нормальной, традиционной хозяйственной жизни. Люди копали рудники, искали клады, разбойничали, занимались алхимией, принципиально не стремясь добыть большие и быстрые деньги в рамках обычного хозяйствования. Другой важной особенностью средневекового хозяйства являлся сам характер труда — и для крестьян, и для ремесленников он был «одиноким творчеством»: люди жили в своих творениях как художники, вкладывали в них душу, чуть ли не со слезами расставались с продуктами труда, ручались за них своей честью; ремесленники явно не любили массовой выделки. Работа приносила определенное удовлетворение труженикам как реализация их творческих возможностей, но большинство работало потому, что им надо было кормить себя и свою семью. Одним словом, они работали только потому, что им приходилось работать; идеология пропитания рождала весьма ограниченную трудовую мотивацию. Это противоречие проявлялось в низких темпах развития хозяйственной деятельности, в ее неторопливости, в отсутствии большой любви к хозяйствованию, косвенным свидетельством чего являлось обилие праздников — выходных дней.
Личному характеру хозяйствования соответствовал и его традиционализм, когда в любом деле смотрели не
столько на его цель, сколько на примеры прошлого, на предшествующий опыт. Это было вызвано и тем обстоятельством, что отдельный человек мог состояться лишь как член своей профессиональной группы. Поэтому он стремился культивировать лишь навыки, характерные для своей группы, довести до совершенства старое, а не искать новое в организации труда, технологиях. Высший идеал этого времени, «освящающий» систему Ф. Аквинского, — это покоящаяся в себе и из своего существа восходящая к совершенству отдельная душа. К этому идеалу были приспособлены все жизненные требования, ему соответствовало твердое разделение людей на профессии и сословия, рассматриваемые как равноценные в их общих отношениях к целому и представляющие отдельному лицу те формы, внутри которых оно может развиваться только до совершенства. Основная черта средневековой жизни — ощущение и потребность уверенного покоя, свойственная всякой органической жизни, — была характерна и для экономики.
Эта идея ограничивала активность экономической деятельности: стремление к богатству проявлялось вне производственной жизни, систематического напряженного труда. Этому сопутствовали неразвитость волевой энергии в труде, лень, обилие праздников, тогда как в стремлении к наживе была сильна ориентация на возможности государственной и политической власти, насилия, спекуляции, ростовщичества, торговли и т. п. Традиционная экономика опиралась на старый опыт, не любила новшеств, производила разнообразную, а не стандартную продукцию. Ее главная идея — покой и уверенность в возможности человека обеспечить свое существование без трудовых сверхусилий. И по мере развития производительных сил эта уверенность росла, сопровождаясь неразвитостью навыка к расчету, количественному учету в хозяйствовании, ориентацией на качество, на производство как акт творения. (Ремесленник творил вещь, как Бог творил мир.)
Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
Одновременно с этим шло накопление практического знания, которое в форме рецептов для воспроизведения сохранялось в ремесленных цехах. В этих «мастеровых тайнах» было много практических находок, но и много от магии языческих культов, так как для средневекового сознания ремесло сродни колдовству, а ремесленник — магу: оба знают «слово», проникли в секреты, неведомые профану. В такой же своеобразной форме шел и процесс технической го развития: применение водяных и ветряных мельниц, изобретение хомутов и подков, подъемников для строительства храмов и т. д. Механические изобретения кривошипа и маховика позволили сделать мельницу универсальным двигателем. Благодаря ей работали механические решета для просеивания муки, молоты в кузницах, машины в сукновальнях. Машины получали все большее распространение, подготавливая возникновение «новой» Европы.
Итак, традиционный (добуржуазный) культурно-экономический тип был основан на «межличностных» (коммунократических) отношениях, когда человек участвует в экономической деятельности как член определенной социальной группы, его роль в конкретном труде и распределении, отношение к ним определяются принадлежностью к ней. Экономическая деятельность не связана с накоплением, имеет целью непосредственное потребление, человек неотделим от социальных материальных условий производства, они неизменны и воспринимаются как естественные свойства самой деятельности. Социальная культура западноевропейского средневековья характеризуется идеалами сословной иерархии и служения. Эту сферу культуры отличает иерархическая вертикаль, где социальные отношения сеньора и вассала строились на основе договоров, семейных связей, личной верности, преданности и покровительства, скрепляющих «раздробленное» общество. Во многом это было обусловлено влиянием христианства, которое освятило структуру феодального общества. Идея сословного разделения
насквозь пронизывает в средневековье все теологические и политические рассуждения. Понятию «сословие» придаются в них особый смысл и ценность, ибо за этим термином стоит мысль о богоустановленном порядке. Сословие есть понятие, которое охватывает множество различных групп: по профессии, по придворному званию (например, четыре придворных «звания телес и уст»: хлебодар, кравчий, стольник, кухмейстер), по священному чину и т. д. Однако в средневековой картине мира центральное место занимали социальные группы, которые являли собой отражение Небесного Престола, где ангельские существа составляли иерархию из «девяти чинов ангельских», сгруппированных в триаду. Соответствующий земной распорядок — 3 главных сословия феодального общества: духовенство, рыцарство, народ,представленный прежде всего горожанами, каждое из которых имело свое иерархическое членение. За каждым из этих сословий средневековое сознание признавало не просто полезную для общества функцию, но, что значительно важнее в богоустановленном мире, — священную обязанность.
Все заботы о духовной жизни («дела небесные») — удел духовенства. Поэтому духовенство считалось первым, высшим сословием. Оно разделялось на клир (священнослужители, деятели церкви) и монашество, которое олицетворяло переход от общинного ожидания царства Божия на земле к достижению индивидуального спасения путем аскетического «сораспятия» Христа при жизни, совместной святой жизнедеятельности. Одним из первых орденов западной церкви является Бенедиктинский (VI в.) Он представлял собой объединение монастырей с единым уставом. Характерной особенностью бенедиктинцев было практическое милосердие, высокая оценка труда, активное участие в экономической жизни общества. Главной целью Доминиканского ордена (XIII в.) являлась борьба с еретиками. Монахи Францисканского ордена (XIII в.) стремились подражать нищенской жизни Христа на земле. Религиозность как доминанта духовной жизни средневековья обусловливала роль церкви как важнейшего ин-
Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
статута культуры. Церковь выступала и как светская сила, в лице папства стремящаяся к господству над христианским миром. Задача церкви была достаточно сложна: хранить культуру церковь могла лишь «обмирщаясь», а развивать культуру можно было только углубляя ее религиозность. То есть церковь должна была, развивая свою «небесную» жизнь в высших формах религиозности, спуститься в мир и, преображая его в град Божий, жить «земной» жизнью. Эта противоречивость была высказана Августином в его работе «О граде Божьем» (410 г.), где он показал историю человечества как извечную борьбу двух градов — града Земного (общности, основанной на мирской государственности, на любви к себе, доведенной до презрения к Богу) и града Божьего (духовной общности, построенной на любви к Богу и доведенной до презрения к себе).
Вся история средневековой культуры — это история борьбы церкви и государства, их слияния, уподобления церкви (папства) государству и реализации его божественных целей. Возвышение государственности было необходимо не только светской власти, но и церкви как доказательство реальности мощи христианства по строительству града Божьего на Земле. Главным орудием возвышения церкви стало рыцарство, что позволяет выделить рыцарскую культуру как явление средневековой жизни. Ярким проявлением этих притязаний церкви явились крестовые походы — попытка мечом объединить и расширить христианский мир под властью папства, которая основывалась на раздробленности феодальной Европы, когда именно церковь была скрепляющей христианский мир силой, опорой в борьбе с мусульманским Востоком. Идеи европейской империи и папства вырастают из одного корня — из идеи религиозно-общественного единства всего мира. Но реализация идеи двух градов встречает неразрешимые трудности: религиозное вынуждено воспринимать в себе мирское, отвергая его принципиально, а мирское преображается религиозным, противопоставляя его себе как идеал. Спасение «в миру» становится все менее реальным, и религиозная мысль от попытки воплотить град Божий на Земле все более обра-
щается к советам Христа о спасении на небе. Эти настроения усиливаются и становлением национальной церкви, отрицающей практику вселенского папства. С укреплением национальных государств господство религиозного понимания жизни все более начинает сменяться «мирским». На смену вековым попыткам создать религиозное единство мира в его преображении приходят века поисков единства мирского, чтобы через него уже осознать преображаемое, воплощаемое в нем высокое религиозное единство и тем самым все же приблизиться к воротам града Божьего. Трагическое величие средневековой культуры состоит в неосуществимом стремлении к всеобъемлющему синтезу Бога и человека, что не получается ни на земле, ни на небе.
В реальной жизни высшие государственные задачи («дела земные») — поддержание церкви, защита веры, упрочение мира, защита народа от насилия и т. д. — оказывались священной обязанностью рыцарства. Его политическое господство было обусловлено единством прав на землю и светской власти. Для этой сословной группы характерны иные представления о человеке и его месте в мире. Рыцарский идеал человека предполагал знатность происхождения, храбрость, заботу о слове, чести, стремление к подвигам, благородство, верность Богу, своему сеньору, прекрасной даме, слову, что, впрочем, касалось только отношений с благородными людьми, но не с народом. Во многом идеал рыцаря далек от христианского образца человека, но он преломлял христианские добродетели в соответствии с условиями жизни рыцарства. Так, куртуазная любовь, которую осуждала церковь, несомненно, складывалась под влиянием христианского культа любви как страдания, которое очищает душу, и в то же время она отвечала потребности людей реабилитировать «земную» любовь, которую христианство объявило низменной и греховной.
Конечно, идеал монаха или рыцаря всегда оставался идеалом, который лишь частично реализовался в поведе-
Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
нии людей, в разной степени мобилизуя их духовные силы и волю. Действительные нравы были «проще», грубее, примитивнее, как и сама эпоха — эпоха войн, грубой силы и откровенной, публичной похоти, которые проникали даже за стены монастырей. О последнем красноречиво свидетельствует реестр штрафов, которые уплачивались монахами в папскую казну за очищение от «грехов». Рыцари свои «грехи» замаливали, как правило, на старости лет, уходя в монастырь или проще: на умершего рыцаря надевали монашескую рясу. Этой же цели служили и пожертвования на церковь, участие в крестовых походах и т. д.
Третьему же сословию, т. е. простому народу, Господь повелел трудиться, возделывая землю или торгуя плодами своего труда и тем обеспечивая существование всех. Естественно, выполнение всех перечисленных обязанностей в реальных исторических условиях требовало соответствующего образа жизни и деятельности. В связи с этим христианский образец человека трансформировался в сословные идеалы, которые так или иначе учитывали реальные возможности сословного человека.
В этих условиях личная свобода человека не продвинулась дальше свободы выбора господина. Если в античном мире гражданин полиса ощущал свое единство с социальным целым в повседневной жизни, то средневековая целостность резко отличалась от полисной своей иерархичностью. Средневековый человек эту связь с целым ощущал лишь духовно, через Бога. Тем самым в средние века начался переход от рабовладельческого сообщества равных, свободных граждан к феодальной иерархии сеньоров и вассалов, от этики государственности — к этике личного служения.
Средневековый тип отношения человека к миру складывался на основе феодальной собственности, сословной замкнутости, духовного господства христианства, преобладания универсального, целого, вечного над индивидуальным, преходящим. В этих условиях важнейшим достижением средневековой культуры стал поворот к осмыслению проблемы становления человека как личности.
Существенным отличием средневекового общества являлось отсутствие личной свободы. В ранние периоды средневековья каждый человек был обречен соответствовать своей роли, предписанной социальным порядком. У человека не было никакой возможности перемещаться по социальной лестнице, из одного класса в другой, и, более того, человек едва мог перемещаться из одного города в другой, из одной страны в другую. За немногими исключениями он должен был оставаться там, где родился. Зачастую он не мог даже одеваться так, как ему нравилось, или питаться так, как ему хотелось. Ремесленник обязан был продавать свой товар за определенную цену, а у крестьянина было отведенное ему место на городском рынке. Член цеха не имел права передавать технические секреты своего производства кому бы то ни было за пределами цеха и был обязан допускать своих коллег по цеху к участию в каждой выгодной сделке по приобретению материалов.
Личная, экономическая и общественная жизнь регламентировалась правилами и обязанностями, которые распространялись практически на все сферы деятельности человека, однако при этом он не был одинок и изолирован. Занимая определенное, постоянно, отведенное специально для него место в социальном мире, человек был прикреплен к какой-то структурированной общности; с самого начала его жизнь была наполнена смыслом, что исключало возникновение всяких сомнений. Личность, по сути, отождествлялась с ролью человека в обществе; это был крестьянин, ремесленник, рыцарь, но не индивидуум, который был вправе поступать сообразно своему выбору. Социальный строй рассматривался как естественный порядок, и, являясь определенной частью этого порядка, человек был уверен в своей безопасности, в принадлежности в нему. Конкуренция была сравнительно невелика. При рождении человек попадал в определенное экономическое положение, которое гарантировало ему определенный, ставший уже традицией жизненный уровень, хотя и влекло за собой экономические обязательства по отноше-
Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
нию к вышестоящим в социальной иерархии. Однако в пределах своей социальной группы человек имел возможность для достаточной свободы выражения собственной личности в труде и в эмоциональной сфере. Конечно, в эпоху средневековья не существовало индивидуализма в его современном смысле, подразумевающем свободу выбора жизненных путей (которая, надо признать, в значительной мере является абстрактным понятием), но нельзя отрицать, что конкретный индивидуализм в реальной жизни проявлялся в достаточной мере.
Итак, средневековое общество, с одной стороны, было структурировано и давало человеку ощущение уверенности, а с другой — держало его в рамках или, скорее, в оковах. Однако эти оковы не имеют ничего общего с оковами авторитаризма и других последующих систем угнетения. Средневековое общество не лишало индивидуума свободы уже потому, что «индивидуума» как такового еще не существовало. Первичные узы между человеком и миром еще не были разорваны; он видел себя лишь через призму своей общественной роли, которая была одновременно и его естественной ролью, а понятия индивидуальной личности просто не существовало. Точно так же и любой другой человек не воспринимался как «индивидуум». Крестьянин, приехавший в город, был чужаком; даже. в границах одного города существовали разные социальные группы, воспринимавшие представителей других групп как чужих. Осознание человеческой индивидуальности, индивидуальной личности еще не было развито, впрочем, как и осознание того, что другие люди и мир вокруг являются чем-то отдельным. Итак, до XIII в. преобладала тяга к общему, принципиальный отказ от индивидуального, главным для человека была типичность. Европеец жил в обществе, не знающем развитого отчуждения, в котором человек стремился быть «как все», что являлось воплощением христианской добродетели. Средневековый человек выступал как «канонический», олицетворяющий обособление личного начала от
всеобщего и подчинение личного всеобщему, надындивидуальному, освященному религиозными формами сознания.
Средневековая ментальность такова, что человек отождествлял себя с какой-либо моделью или образцом, взятым из древних текстов — библейских, созданных первыми христианами или отцами церкви. Речь идет вовсе не о простом пиетете перед авторитетами прошлого. Человек может опознать себя только в том случае, когда он использует «фрагменты» других людей, взятых из соответствующих текстов. Так, припоминая наиболее критические эпизоды собственной жизни, французский богослов Абеляр подражает святому Иерониму. Он описывает, как разбиралось его дело церковным советом, используя почти буквально те же выражения, которыми в Евангелии рассказывается о приговоре, вынесенном Христу Синедрионом. О том, что личность Абеляра уникальна, не приходится и говорить, но он выражает себя по канонам XII в. Абеляр воссоздает свою индивидуальность, опираясь на архетипные конструкции. То же самое можно сказать и об Элоизе. Свою любовь к Абеляру она выражает ссылками на «Песнь песней». Она ощущает себя Корнелией, вдовой Помпея, которая после его поражения готова была принести себя в жертву, чтобы умилостивить богов. Элоиза намерена уйти в монастырь, чтобы оказать помощь супругу. Представитель средневековой культуры, составляя собственную апологию, станет порицать себя за беспредельную гордость и будет рассматривать собственные беды как справедливый Божий гнев, вызванный человеческими грехами. Так поступает, скажем, Абеляр. Незаурядная «личность» нелегко вписывалась в рамки средневековой культуры. Она казалась подозрительной даже в собственной самооценке.
После XIII в. наметился мировоззренческий поворот, все более осознавались притязания отдельного человека на признание. Этот процесс шел постепенно, поэтапно, начавшись с осознания принадлежности человека не только к христианскому миру, но и к своему сословию, цехо-
Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
вому коллективу, где личные характеристики были возможны постольку, поскольку они приняты и одобрены своим коллективом. Человек становился сословной личностью (в отличие от родовой личности античного мира), обретающей в рамках своей социальной группы определенную свободу.
Следующий этап — выполнение человеком своих социальных ролей. Собственно говоря, в зрелом средневековье человек выступал не как личность, а как исполнитель социальной роли (купец, рыцарь, ремесленник), которая воплощается в профессии. Человек отождествлялся со своей профессией, а не занимался той или иной профессиональной деятельностью. Но в рамках профессии он все более получал возможность индивидуализации, реализации своих личностных способностей, что с неизбежностью способствовало осмыслению отношения человека со своей социальной группой как требующей разрешения проблемы, чего не могло быть в раннем средневековье. Канонический тип личности начал испытывать социальное напряжение под давлением развития форм общения людей в процессе становления буржуазных отношений. Чувствующая свою растущую самостоятельность в экономической сфере, личность все более стала осознавать свое противопоставление социальному коллективу.
В позднем средневековье единство и иерархизованный порядок общества ослабевали. Росло значение капитала, индивидуальной экономической инициативы и конкуренции; возникла предпосылка для образования нового денежного класса. Все классы общества подверглись внедрению индивидуализма, который оказывал влияние на все сферы человеческой деятельности: на вкусы и моды, на искусство и философские учения, даже на теологическое мышление. Этот процесс имел различное значение для небольшой группы богатых и преуспевающих капиталистов, с одной стороны, и для крестьянства, и особенно для горожан среднего сословия, с другой. В последних новые веяния вселяли надежду на обогащение, но, что гораздо значительнее, вместе с тем они означали угрозу разруше-
ния их традиционного образа жизни, рождая беспокойство и страх.
Тем не менее человек вырывается из феодального общества и разрывает те узы, которые одновременно обеспечивали ему чувство уверенности и ограничивали его. (Италии, по словам Буркхардта, принадлежит «первый опыт среди представителей европейской семьи в отношении развития личности», а итальянец — это первый «индивидуум».) Возникает новый, буржуазный класс, представители которого были настроены на решительные преобразования и преисполнены инициативы, силы и честолюбия. При этом феодальное классовое расслоение утрачивает свое значение. Начиная с XIII столетия, аристократы и бюргеры жили вместе, за общими стенами городов; сословные различия начинали стираться, богатство становилось более существенным и уважаемым элементом, чем голубая кровь. В это же время стало расшатываться и традиционное социальное положение третьего сословия, появляется масса рабочих, которые подвергаются эксплуатации и политическому давлению. Как результат прогрессирующего разрушения средневековой социальной культуры, сформировался индивид в современном смысле этого слова. Впервые это покрывало сословности отбрасывается прочь в Италии, где зарождается объективизм по отношению к государству и человеческим действиям вообще, а рядом с этим возникает и быстро развивается и субъективизм как противопоставление, и человек, познав самого себя, приобретает индивидуальность и создает свой собственный внутренний мир. Тем не менее в течение всего средневековья этот мир был пропитан христианством. Оно возникло в I в. н. э. в условиях императорского Рима с его острыми социальными противоречиями и выступило как движение униженных и несчастных, проповедующее «грядущее избавление от рабства и нищеты». При этом христианство явилось качественно новой религией, способной влиять на огромные массы людей. Оно обращалось ко всем людям и народам, создавая вероисповедальную связь людей незави-
Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
симо от их этнической, языковой, политической и социальной принадлежности — связь единоверцев. «Нет ни Эллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Колос. 3 : 11). Новая религия упростила и гуманизировала культ, запретив жертвоприношения и отказавшись от жесткой регламентации поведения человека в быту. Сложная обрядность языческих религий создавала перегородки между людьми: люди разных религий не могли вместе ни есть, ни пить, ни свободно общаться. Теперь эти преграды были сняты. Вместе с тем христианская церковь не отказывалась от наиболее распространенных, привычных обрядов, обосновывала правомерность их заимствования, что облегчало переход в христианскую веру.
Христианство свершило великий исторический синтез, наследуя и по-своему преобразуя интеллектуальные завоевания предшествующих эпох: идеи и образы различных религий Ближнего Востока, традиции греко-римской античной философии. При этом освоение существовавшей ранее философской и религиозной мысли шло в русле духовно-нравственных исканий эпохи, что придавало христианству особую привлекательность.
Главная христианская ценность — Любовь как связующая нить человека с Богом, как любовь к Богу, которая противостоит греховной и низменной плотской любви. Такую любовь трудно понять рационально. Если по древнему праву равного воздаяния следует «Око за око, зуб за зуб», а следовательно, и любовь за любовь, то потому и надо любить «ближнего», что он отплатит тебе тем же. Но Христос учит иначе: «А Я говорю вам любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Матф. 5 :44). Так формировался культ страдания как очищения и возвышения души. Главным догматом христианства является вера в единого всемогущего и всеблагого Бога, причем решающее значение для христианства имеет то представление о Боге, что Он есть Бог-Отец, Бог-Любовь, а люди — дети Божии. Следу-
ющая кардинальная идея — боговоплощение, богочеловечение. Ее суть в том, что Бог-Отец в своей бесконечной любви к людям принял человеческое тело, жил по законам вещественного мира, страдал и умер как человек, будучи невиновным. Этой жертвой он искупил грехи людей и спас их для жизни вечной. Воплотившийся Бог есть Сын Божий, Спаситель (Христос). И поэтому прийти к Богу-Отцу можно только через веру в Христа. Наконец, еще одна очень важная идея христианства — это вера в Царство Божие (Небесное). Царство Небесное — это божественный мир, куда в конечном итоге должны прийти люди, чтобы соединиться с Богом для вечной блаженной жизни. Но уже на земле каждый человек может принять его в свою душу подвигом веры и любви («Царство Божие внутри вас»).
Если принимать значение этих идей для культуры как способа культивирования (взращивание и распространение) ценностей, то очевидно, что христианство считает земное, видимое, природное существование несовершенным и подлежащим преодолению. Но это не значит, что оно отвергает всякие земные ценности. Во-первых, высшей земной ценностью оно утверждает душу человека. Она выше всяких земных благ и важнее мира в целом («что толку, если ты приобретешь весь мир, а душу потеряешь»). Разумеется, каждая душа заслуживает любви сама по себе, а не в связи с теми или иными достоинствами человека (талант, красота, щедрость и т. п.). Во-вторых, таким образом, утверждается в качестве ценности любовь человека к человеку. В-третьих, если душа важнее всех земных благ и мира в целом, и если любить другого человека следует не за что-то, а по-братски, значит еще одной ценностью, внедряемой христианством для культивирования, является свобода. Свобода, как высшее достояние человека, просвечивает через все идеи христианства. Но интенсивнее всего она, может быть, выражена в подвиге веры. Вера в Христа, в его пришествие, воскресение, в то, что он спас людей и весь мир, настолько не соответствует повседневной жизни, не согласуется с бессмысленными страданиями, гибе-
Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
лью огромного числа людей, болезнями, войнами, ничтожеством, низостью и т. д., и т. п., что принятие ее выглядит безумием.
В христианстве образцом выступает человек смиренный, духовный, страдающий, жаждущий искупления грехов, спасения с Божьей помощью. В условиях господства эсхатологизма и психологии мессианства сущность нравственного идеала средневековой христианской идеологии можно представить единством Веры, Надежды и Любви. В этой триаде Вера выступает как особое состояние духа, как ведущая к Богу святая простота. Надежда олицетворяет идею спасения от греха с помощью Бога через загробное воздаяние, путь к которому — смирение, следование образцам освященного церковью поведения. Любовь понимается как любовь к Богу, как связь, устремление к нему человека.
Всегда ли имело христианство в средние века абсолютно господствующее положение или ему противостояло, выступало альтернативой какое-либо другое явление? В период раннего средневековья, вплоть до X в. даже в таких официально христианских странах, как Англия, Франция, Италия, наряду с христианством сохраняли большое влияние языческие верования, для различных социальных слоев наблюдалась своя особая религиозность. Так, для знати более характерно формальное исповедание христианства и менее выражено сохранение язычества. Для простонародья — наоборот. В этот период были распространены случаи, когда даже церковное начальство, само варваризовавшееся или не способное бороться с дикостью магнатов и народа, шло на уступки в религиозной сфере и духовной практике. И все же несмотря на это «двоеверие» христианство в данный период уже явно преобладало над язычеством и к началу второго тысячелетия на большей части территории Западной Европы стало единственной религией. Это подтверждается и тем, что повсеместно началось строительство церквей, они появились при всех мало-мальски значительных приходах, нередко своими размерами превышая потребности прихожан.
Данный факт свидетельствует не только об экономическом подъеме, но и о повышении религиозного энтузиазма людей. Так, начиная с X в. и до эпохи Просвещения (конец XVII — начало XVIII в.) христианство стало религией, которая входила в жизнь каждого европейца с момента его рождения, сопровождала его на протяжении всего его земного существования и вводила в загробный мир. Тем не менее европейские философы и ученые давно говорили о существенном различии образа мышления, нравов и поведения христиан-господ и христиан-простолюдинов. В начале XX в. в результате этого возникла теория двух культур: аристократической и народной. А к настоящему времени заметное влияние приобрела точка зрения, что у единой средневековой христианской культуры существуют два полюса: ученая культура духовной и интеллектуальной элиты (образованного меньшинства) и культурные традиции простонародья, конденсированные в фольклорном творчестве («безмолвствующего большинства»).
В связи с изучением роли христианства в средневековой культуре следует обратить особое внимание на так называемую народную культуру. Хотя простые люди не знали, не желали иметь другой религии и в большинстве своем с энтузиазмом принимали христианство, они в своем мировосприятии, самоощущении, своих мыслях, образах, чувствах, наконец, в поведении подчас до неузнаваемости преобразовывали христианское вероучение. Достаточно указать на так называемые народные суеверия, на популярность ворожбы, колдовства, которые со времен средневековья и по настоящее время используют в христианской религии: молитва-заклинание, крест-амулет, иконы и т. д. В жизни простых людей утверждаемый христианством принцип «двумирности» — разделения мира и противопоставление в нем духовности и телесности, «верха» и «низа» — с трудом воспринимался обыденным сознанием, которое сохраняло живую, непосредственную связь с природными корнями человека, прежде всего в сельском труде, в бытовых языческих (в основе своей аграрных)
Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
традициях. В повседневной жизни дух и плоть, добро и зло, устремленность к Богу и чувственные радости, боязнь «греха» и «грех» постоянно переплетались, сосуществуя как равно необходимые элементы. (Это ощущало и рыцарство, но оно официальной структурой общества и его идеологией обязывалось быть «высшим» сословием с возвышенными идеалами.) «Подлый люд» с обыденными заботами о хлебе насущном был социальным «низом», где неизбежно происходило заземление «высокого» и возвышение «низменного», что и проявлялось в нравах.
Жизнь простых людейбыла пронизана религиозностью до мелочей, но сама эта религиозность подчас выглядела богохульством из-за потери дистанции между «божественным» и «человеческим». К Богу относились как к человеку с его грубой натурой, были популярны непристойные песенки о евангельских персонажах. Сочетание скабрезности и богохульства было проявлением не развращенности этих людей, но скорее варварской детскости их восприятий и представлений. Этим объясняются и трагические перепады людских эмоций, например, от поклонения святым при жизни к осквернению их праха, чтобы стать обладателем реликвии.
Высшим проявлением такого своеобразия средневековой культуры были народные праздники, в том числе карнавалы, где естественная потребность в психологической разгрузке, в беззаботном веселье после тяжких трудов выливалась в пародийное осмеяние всего высокого и серьезного в христианской культуре: «литургия наизнанку — богослужение идольское», «праздники дураков» и т. д. Это причудливое, гротескное мироощущение проявлялось не только в народной смеховой культуре, но и в официальной христианской культуре, к созданию которой непосредственный доступ имел простой человек. Например, в средневековой мистерии (театрализованное жизнеописание Христа), в книжной графике, в скульптуре и росписи храмов в серьезные евангельские сюжеты вплетались «шалости», дьявольские буффонады, сатирические жанровые сценки (эти комедийные сценки так и назывались фарс —
«начинка»), фольклорные образы диковинных зверей, вурдалаков и т. д. Церковь пыталась бороться с этим, но оказалась бессильна.
Наличие фольклорной культуры представляет собой весьма явную мировоззренческую оппозицию ортодоксальному христианству. Его мировоззренческой осью становится вероисповедальная христианская связь единоверцев, их духовно-нравственных исканий. Христианство все идеалы, которые воодушевляли античность — радость земного бытия, чувственное, любовное восприятие реального мира, представление о человеке во всей его мощи и славе, осознание его прекраснейшим увенчанием природы, — заменило стремлением к загробному существованию, умалением человека, сведением его к греховному существу, порицанием всех телесных радостей, ужасом перед неразгаданными силами природы. Переход от античного атлета, живущего в гармонии с миром, земными радостями, к аскету, устремленному к духовному единству с Богом, являл собой новый уровень духовного самосознания человека.
Главной чертой духовной культуры средневековья является доминирование христианской религии. Она выступает как новая мировоззренческая опора сознания, выражение запроса на святую, чистую жизнь, возникающего у человека, утомленного плотским активизмом поздней римской античности. Языческие религии были не готовы к этому, но и большие массы людей тоже не были способны стать аскетами манихейского типа. Христианство явилось своего рода золотой серединой, компромиссом духа и плоти, ибо при всей своей спиритуалистичности Христос воскресает как телесное существо, имеющее плоть и кровь, которое можно пощупать (Фома Неверующий). Кроме того, один Бог лучше понятен человеку, имеющему одного хозяина (сеньора).
Второй чертой является традиционализм, ретроспективность.Чем древнее, тем подлиннее — вот кредо связи нового и старого в духовной жизни. Новаторство считали проявлением гордыни, отступление от архетипа рассмат-
Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
ривалось как отдаление от истины. Отсюда анонимность произведений, ограничение свободы творчества рамками теологически нормированного мировоззрения, каноничность. Третья черта — символизм,когда текст (Библия) дает повод для размышлений, толкований. Вся интеллектуальная культура средневековья экзегична:
— первый этап экзегезы — семантический анализ текстов Библии, отцов церкви;
— второй — концептуальный анализ (смысловой);
— третий — спекулятивный, когда автор получает возможность высказывать собственные
мысли, маскируя их авторитетными суждениями.
Четвертая черта — дидактизм.Деятели средневековой культуры — прежде всего проповедники, преподаватели богословия. Главное в их деятельности — не просто уяснить себе величие божественного замысла, но передать это другим людям. Отсюда особое внимание уделяется формам интеллектуальной деятельности — дискуссиям, искусству аргументации, связям учителей и учеников.
Для средневековой духовной культуры характерна также универсальность, энциклопедичность знания, когда главным достоинством мыслителя является эрудиция. Отсюда — создание компиляций, «сумм» (яркий пример — «Сумма теологии» Фомы Аквинского).
Шестой чертой является рефлексивность, психологическая самоуглубленность средневековой духовной культуры.Необходимо отметить роль исповеди в духовной жизни человека, очищения, искренности для его душевного спасения (смотри, например, «Исповедь» Августина).
В качестве седьмой чертыследует отметить историзмдуховной жизни средневековья, обусловленный христианской идеей неповторимости событий, их единичности, вызванной уникальностью факта явления Христа как начала истории. (Шеллинг рассматривал христианство как откровение Бога в истории.) В отличие от античной цикличности времени, средневековье проникнуто ожиданием
Страшного суда, стремлением к конечной цели, размышлениями о судьбе человека, мира в целом (эсхатологизм).
С XIV в. начинается победоносный путь мирской, прежде всего — городской жизни, в которой зреют торгово-промышленные отношения, разлагающие стремление к религиозно-синтетическому освоению всего мира, рождающие настроения самостоятельности, отдельности, индивидуализма, заземленности жизни человека. Это формирует предпосылки идеологии исторического прогресса уже не по религиозному, но по интеллектуальному (разум) или нравственному (свобода) критериям.
Наконец, следует отметить такую черту, как иерархичность духовной сферы. Она проявляется в постановке проблемы отношения знания и веры, которая активно обсуждается богословами и философами. Именно философия стала средством, которое очень своеобразно «ограничивало» христианскую религию изнутри. Действительные взаимоотношения между философией и религией, а также представления о них у духовной элиты общества очень серьезно определяли жизнь средневековой культуры в целом.
Принципиальные решения этой проблемы были выработаны еще в первые века христианства апологетами и отцами церкви. На латинском Западе очень рельефно выступили две взаимоисключающие точки зрения. Один из крупнейших западных апологетов Квинт Тертуллиан еще в конце II в. настойчиво и бескомпромиссно проводил мысль, что вера исключает разум и не нуждается в нем: Вера в Христа и человеческое разумение несовместимы. Поэтому, чтобы прийти к Богу и принять христианское вероучение, не нужна никакая философская ученость — достаточно одного простодушия. Значительно более сбалансированную точку зрения выработал крупнейший христианский мыслитель Аврелий Августин (354—430), выдвинув и всесторонне обосновав мысль, что вера и разум — это лишь два различных вида деятельности одного рода мышления. Поэтому они не исключают, а дополняют друг друга. Разум есть мышление с пониманием, а вера —
Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru
мышление с одобрением (или «согласное понимание»). Отсюда вывод, что вера дает разуму истины, которые он должен затем прояснить, а в проясненные истины человек крепче верит. Правда, религиозные истины человек не может в принципе прояснить до конца. Однако он должен любить божественную мудрость и стремиться понять ее. Поэтому в земном существовании относительной мудрости человеку доступна только любовь (стремление) к ней
— философия.
Это отождествление Августином знания божественных истин при земном существовании человека с философией послужило основанием для развития модного течения средневековой философии — схоластики. Его представители (Северин Боэций, Иоанн Скот Эриугена, Альберт Великий, Пьер Абеляр, Давид Динанский, Роджер Бэкон, Фома Аквинский) отстаивали мысль, что разум необходим или желателен для веры, а философия или тождественна религии (Эриугена), или необходима для нее (Боэций, Абеляр), или весьма полезна (Альберт Великий, Фома Аквинский).
Однако, когда в IX в. влиятельнейший мыслитель Эриугена стал всесторонне обосновывать идею о тождестве истинной философии и истинной религии, на нее вскоре появилась реакция
— идея независимости веры от разума, ее абсолютного превосходства, и на этом основании
— ненужности философии для религии. Активнейшим проводником этой концепции в XI в. стал Бернар Клервоский. Официальные церковные круги больше склонялись к позиции Бернара. Разразился длительный спор между одной и другой сторонами, который нередко заканчивался для схоластов личной трагедией (Абеляра жестоко преследовали, Давид Динанский и Сигер Брабантский были убиты).
Серьезная попытка примирить веру с разумом через онтологическое доказательство бытия Бога была сделана в XI в. епископом Ансельмом Кентерберийским. Чуть позже поднять роль разума в обосновании религиозных догм («понимаю, чтобы верить») стремился Пьер Абеляр. Наконец, в XIII в. Фома Аквинский соглашается, что воз-
можно частичное обоснование веры с помощью разума, и, по сути, восстанавливает арабскую теорию двойственности истины.
Идею «двух истин» впервые сформулировал Сигер Брабантский. Он пытался доказать, что философия дает свою истину, которая говорит о мире и добывается с помощью естественного человеческого разума. А у религии — своя истина о Боге, и получена она людьми через откровение. Поэтому религиозные и философские истины не следует сопоставлять. Хотя Фома Аквинский попытался оспорить это учение и проявил незаурядный талант, доказывая зависимость философии от религии, все же в течение XIII и XIV вв. теория «двух истин» усиленно развивалась и к середине XIV в. приобрела широчайшую популярность. Причем восторжествовала самая радикальная ее форма, которую выдвинул Уильям Оккам. Он обосновал мысль, что между верой и разумом, философией и религией нет и не может быть в принципе ничего общего. А поэтому они полностью независимы друг от друга и не должны контролировать друг друга. В дальнейшем с творчества Роджера Бэкона, считавшего, что синтез веры и знания не удается ни со стороны веры, не желающей подчиняться разуму, ни со стороны знания, сторонящегося мистической природы веры, начинается относительно самостоятельное существование веры и знания, пора двойной истины и двойной жизни. Дальнейшая история духовной культуры показала, что не религия была очищена от притязаний разума и философии, а наоборот, разум был освобожден, чтобы стать самодостаточным. А будучи таковым, он вскорости разработал совершенно безрелигиозную и больше того — антирелигиозную философию. По этому поводу в отношении средневековой культуры может быть высказано интересное предположение: та самая духовная элита, которая распространяла христианство и его ценности, создала культурные предпосылки для последующей борьбы с христианством и формирования атеистической культуры. Одна из главных таких предпосылок — культивирование в
Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru