Система и общие принципы

Разработка кодекса

Уголовное право Франции было кодифицировано уже в годы Революции. Однако обновленный кодекс 1795 г. характеризовался изъянами в определении наказуемости преступлений и по своим внутренним особенностям был неудобным для практики. С проведением судеб­ных реформ начала Консульства и Первой империи ряд положений кодекса пришел в противоречие с новыми институтами.

Подготовительные работы по созданию нового уголовного кодек­са были начаты почти одновременно с разработкой Гражданского кодекса. 28 марта 1801 г. по указанию консулов была сформирована комиссия, в которую вошли видные адвокаты и правоведы, факти­ческим главой кодификационных работ стал Тарже. Работа комис­сии первоначально шла в традиции предыдущего кодекса 1795 г.: го­товился объединенный свод процессуальных и собственно уголовных норм. Проект под названием Уголовного, исправительного и полицейского кодекса был пред­ставлен в Государственный совет в 1804 г.

Обсуждение проекта сосредоточилось первоначально на вопросах процессуального устройства, в частности на целесообразности сохра­нения суда присяжных. Открытым противником института присяж­ных заседателей выступил Камбасерес, ссылаясь на участие их в де­ятельности революционного трибунала и тем самым в политике псевдосудебного произвола. Ввиду разногласий обсуждение было приостановлено в декабре 1804 г. Возобновилось рассмотрение про­екта только в 1808 г.

При новом обсуждении проект был разделен на две части. Прин­ципиально решено было разработать два отдельных свода — Уголовного судопроизводства и Уголовный. Наполеон выступил за сохранение суда присяжных, поскольку этим достигается некий уро­вень общественной справедливости и предупреждается чрезмерное увеличение роли суда, которое могло бы препятствовать подлинно­му правосудию. Обсуждение было завершено в октябре 1808 г., и в декабре Законодательный корпус утвердил кодекс уголовного про­цесса. Однако он не мог быть введен в действие без собственно ко­декса о преступлениях и наказаниях.

Работа над уголовным кодексом продолжилась с октября 1808 г. по январь 1810 г. Государственный совет обсуждал его по частям, которые представлял Тарже, сопровождая предложе­ния пространными объяснениями. 12-20 февраля 1810 г. со зна­чительными изменениями против проекта Уголовный кодекс был одобрен и с 1 января 1811 г. вступил в силу вместе с Уголов­но-процессуальным .

При обсуждении проекта одним из самых острых стал вопрос о сохранении смертной казни. Большинство законодателей, ссылаясь на провозглашенные Декларацией и естественным правом граждан­ские права, выступали против смертной казни. Тем более что уже в конституциях содержались прямые запреты на ее применение. Од­нако Тарже удалось представить впечатляющие обоснования целе­сообразности сохранения такого в общем-то негуманного института, мотивируя это различиями в моральном облике людей обыкновен­ных и потенциальных преступников: «Души черствые, души, ли­шенные моральных идей, подчиняются лишь грубым чувствам; ле­ность, развращенность, зависть являются непримиримыми врагами мудрости и трудолюбия, бережливости и собственности. В такой стране кишат преступления всякого рода — не столько в нации, сколько в черни...» Остановить такой слой населения, по мысли Тарже, могла только угроза самому очевидному из примитивных чувств — любви к жизни.

 

УК 1810 г. (484 ст.) подразделялся на 4 книги: 1) О наказаниях уголовных и исправительных и их следствиях, 2) О лицах наказуемых, освобожденных от ответственности и ответст­венных за преступления и проступки, 3) О преступлениях, проступ­ках и их наказаниях, 4) О полицейских нарушениях и их наказани­ях. Это была довольно своеобразная структура, и обуславливалась она классификацией правонарушений. Всё, что могло стать объек­том уголовной репрессии, подразделялось на 3 группы: 1) пре­ступления, собственно подверженные уголовным наказаниям; 2) проступки, наказывавшиеся т. н. исправительными наказа­ниями; 3) нарушения, за которые полагались полицейские кары. Классификация была не существенной, а формальной: право­нарушения относились к той или иной группе в зависимости только от того, какое наказание было предписано за них по закону. Един­ственным более качественным отличием было различное понимание покушения: в случае преступления покушение каралось на­равне с самим преступным деянием, в случае проступка наказыва­лось лишь в том случае, если это было особо оговорено в законе.

Кодекс установил строгое предписание формальной законно­сти в уголовном праве: «Никакое нарушение, никакой проступок и никакое преступление не могут быть караемы наказаниями, кото­рые не установлены законом до того, как они были совершены» (ст. 4). Такой принцип привел к тому, что квалификация преступлений в кодексе была очень множественной и детализированной, техниче­ски многословной. Однако в этом заключалось одно из важнейших правил всей новой уголовной доктрины, направленной на то, чтобы резко ограничить возможный произвол судей. В отношении военно-уголовных нарушений, проступков и преступлений сохранялась соб­ственная система законодательства.

В основе доктрины кодекса лежало представление о преступлении как о проявлении вредной направленности человече­ской воли — вредной для сообщества. Поэтому соучастие в пре­ступлении (какого бы рода оно ни было и в чем бы ни состояло: содей­ствии, пособничестве, укрывательстве и т. д.) наказывалось одинако­во с самим преступлением. Однако к соучастникам не полагалось при­менять смертную казнь (таким образом их деяния признавались все же вторичными). Вообще смягчение наказаний допускалось лишь строго в тех случаях, когда это было прямо предусмотрено законом.

Субъектом преступления (проступка, нарушения) признавалось практически любое лицо. В кодексе не было никаких социальных, возрастных и т. п. ограничений. Отчасти это было связано с господ­ствовавшей тогда уголовно-правовой доктриной, отчасти — просто с техническими недоработками составителей. В этом отношении УК, провозглашая условное гражданское равенство, значительно усту­пал принципам уголовного законодательства «просвещенного абсо­лютизма» современной Европы. Для преступников моложе 16 лет допускалось (если было установлено, что они действовали без отчет­ливого представления о свершившемся) применять более мягкие ви­ды наказаний — в виде выдачи родителям для исправления или со­держания в исправительном доме до наступления 20 лет. Во всех случаях, когда они все же подлежали наказанию, размер его уста­навливался вполовину против предписанного законом для совершен­нолетнего (с 16 лет) преступника. Для лиц престарелого возраста (старше 70 лет) также узаконивались ограничения по видам приме­нявшихся в их отношении наказаний.

Кодекс предусматривал возможность полного освобождения от ответственности под предлогом необходимой обороны. Однако содер­жание этого и аналогичных институтов было не раскрыто, что было шагом назад в законодательстве. От ответственности освобождало состояние невменяемости в момент совершения преступления, а также действие непреодолимой силы. В случае преступлений против личности (убийства, причинения увечий и т. п.) освобождение от наказания могло также последовать, если преступление было совер­шено как бы в ответ на неправовые действия жертвы.

Кодекс впервые предусмотрел возможность параллельной граж­данской ответственности за совершенные преступления, в том числе по принципу объективного вменения (например, для со­держателей трактиров или гостиниц за преступления в отношении постояльцев).