Революционная диктатура

В период со 2 июня 1793 г. по 27 июля 1794 г. под влиянием самых разнород­ных политических процессов и социальных стремлений, возобладав­ших на волне революции, произошло внутреннее пере­рождение установившихся республиканских институтов. Носителями этого перерождения стало радикаль­ное политическое крыло якобинцев в Конвенте под руководством Робеспьера, Кутона, Сен-Жюста и других. Воспользовавшись вре­менными военными и внутриполитическими осложнениями прави­тельства жирондистов, якобинцы организовали очередное выступле­ние Парижской коммуны 31 мая — 2 июня 1793 г., в итоге которого наиболее видные депутаты-жирондисты были арестованы, лидерство в Конвенте перешло к леворадикальной группировке якобинцев, со­мкнувшейся с течениями «бешеных» и т. н. санкюлотов («бесштанников») парижских низов. Под предлогом созидания «единой воли» для «борьбы с буржуазией» и внешней опасностью реальная политическая власть Конвента была подменена исполнительными инсти­тутами.

Основным правительственным органом в этот период стал Коми­тет общественного спасения. Созданный еще в апреле 1793 г. Ко­митет под руководством Дантона был всего лишь чрезвычайным ис­полнительным органом, контролирующим внешнеполитическую и военную деятельность. После июньского переворота состав Комите­та был обновлен, его политическим руководителем стал Робеспьер, формально Комитет был подотчетен Конвенту, который ежемесячно определял в него 12-15 депутатов. Однако с июля 1793 г. Конвент только санкционировал предложения Робеспьера, неизменного его председателя, по составу. Комитет располагал исключительными полномочиями правительственного характера — по руководству внутренней и внешней политикой, текущему управлению. Декретом 10 октября 1793 г. в стране устанавливался т. н. «революционный порядок управления». Согласно ему, конституционные республи­канские органы (Исполнительный совет, министры) и высшие долж­ностные лица, административные учреждения ставились под пря­мой контроль Комитета общественного спасения. Ему же впредь подчинялись главнокомандующие армиями. Неисполнение распоряжений правительства рассматривалось как «покушение на народную свободу» и соответствующим образом каралось. Для луч­шего контроля в составе Комитета были организованы секции, каждой из которых вменялось в обязанность надзирать за работой своего министра.

Параллельно организовался ряд других правительственных ко­митетов, формально занимавшихся самостоятельными функциями, а также чрезвычайных институтов управления. Одним из видных был Комитет общественной безопасности (организованный еще в октябре 1792 г. в качестве органа борьбы с врагами революции). Он практически не функционировал, и его деятельность оживилась только с развертыванием массового политического террора в стране. В апреле 1793 г. был создан институт народных представителей в армии. В каждую из 11 армий Конвент назначал по 3 народных представителя с неограниченными полномочиями, которые не толь­ко контролировали «правильное направление» собственно военной Деятельности, но главным образом работу тыловых служб, постав­щиков, а также взаимоотношения офицеров. В марте 1793 г. образо­вались революционные наблюдательные комитеты, которым вменя­лось в обязанность контролировать на местах подозрительных ино­странцев, вести списки подозрительных по своей антиреволюцион­ной позиции лиц, а также родственников эмигрантов. Комиссары Ревкомов стали к осени 1793 г. основными правительственными агентами власти на местах, подавляя под предлогом слабой «рево­люционности» ранее сложившиеся местные органы самоуправления.

Легализирование сосредоточения властных полномочий в руках исполнительных органов и преобразование роли Национального конвента произошло согласно учредительному закону 4 декабря 1793 г. «О революционном порядке управления». Национальный конвент был объявлен «центром управления» и единственной движущей силой государства; по сути, законодатель­ство и правительственная власть были слиты воедино. В продолже­ние декрета от 10 октября 1793 г. все «установленные власти и об­щественные должностные лица» ставились в прямое подчинение Ко­митету общественного спасения. Все, что «касалось личности и полиции», подчинялось Комитету общественной безопасности. Ко­митеты должны были регулярно отчитываться перед Конвентом. Усилена была централизация управления: прокурор Парижской коммуны в силу значимости своего столичного поста был сделан на­циональным должностным лицом, вся тяжесть решения местных вопросов перенесена только в департаменты, практически было уничтожено коммунальное самоуправление, низовая выборность, комиссаров на места направляло только правительство. Было пред­писано распустить департаментские армии, запрещались какие-либо местные налоги или натуральные повинности.

25 декабря 1793 г. Робеспьер выступил в Конвенте с речью, в ко­торой обосновал принципиальные якобы отличия революционного правительства от конституционного: революционное занято чрезвы­чайной деятельностью, оно подчинено менее строгим правилам и вообще в стороне от права, оно занято главным образом общественной безопасностью, нежели делом политической свободы.. «Нужно организовать деспотизм свободы, чтобы раздавить деспо­тизм королей». Отрицание права рядом с возвеличиванием некоей отвлеченной народной «добродетели» было подразумеваемой сторо­ной новой политической доктрины: «Революционное правление опи­рается в своих действиях на священнейший закон общественного спасения и на самое бесспорное из всех оснований — необходи­мость».

Это была и идейно-политическая, и практически-административ­ная программа диктатуры — во-первых, диктатуры исполнительной власти (практически слившейся с законодательной), во-вторых, диктатуры одного политического течения — якобинцев, присвоив­ших себе право толковать революционную необходимость.

Радикализм политического переустройства закономерно сопро­вождался леворадикальной социальной политикой. В тех условиях она носила частично утопический, частично популистский характер заигрывания с городскими низами, постепенно оставшимися единственной социальной опорой правительства и течения якобинцев. Правительство осуществило серию принудительных займов у бога­тых людей, которые были замаскированной конфискацией. Вводились жесткие меры по ограничению торговли, в особенности продуктами первой необходимости. На большинство товаров, на рабочую силу, денежные операции и т. п. устанавливались максимумы цен (за основу брались цены 1790 г.). В мае 1794 г. были приняты законодательные решения о введении трудовой повинности, запре­щалось создание каких бы то ни было рабочих объединений и ста­чек.

Политическая диктатура сопровождалась повальной дехристианизацией и вытеснением из общества не присягнувших Революции и сохранявших привязанность католической вере свя­щеннослужителей. В декабре 1793 г. была провозглашена свобода культов. Правительство поощряло повсеместное введение чисто гражданских праздников. .Соборы превращались в «храмы свободы». Наконец, был введен новый «Культ Верховного существа»: 8 июня 1794 г. он был официально отпразднован в Париже, и это рассмат­ривалось как идейная основа возвеличивания диктатуры.

 

«Великий террор»

Политическая диктатура, тем более сопряженная с неисторическими попыт­ками социального переустройства, закономерно приводила револю­ционное правительство якобинцев и Конвент к изоляции, дополняв­шейся отчуждением Парижа от всей крестьянской страны (добрая часть которой уже была охвачена контрреволюционным восстанием, начавшимся в Вандее). Преодоление этой изоляции насильственны­ми способами, тем более в условиях военного времени, закономерно перерастало в гражданскую войну. В особых условиях Франции кон­ца XVIII в. основной формой этой войны стала политика открытого террора, обдуманно проводившегося якобинцами и революционным правительством под предлогом борьбы за новую мораль и «спасение отечества».

Основным орудием этого террора стала новая революционная юстиция во главе с чрезвычайным уголовным судом, получившим название Революционного трибунала.

Революционный трибунал был воссоздан 10 марта 1793 г. в ка­честве специального квази-судебного органа борьбы со всеми, кто «покушался на свободу, равенство, единство и неделимость респуб­лики». В сентябре 1793 г. во время развертывания массовых репрес­сий, особенно в Париже, Трибунал был разделен на 4 секции. Спи­ски судей составлялись в Комитете общественного спасения и Коми­тете общественной безопасности. Соответственно Трибунал стал, по сути, исполнительным орудием Комитета общественного спасения, находясь под огромным влиянием Робеспьера и лично Кутона. В каждой секции было по трое судей, которые решали дела с участием 7-9 присяжных, выбранных ими самими. По определению, Трибу­нал применял только одну меру наказания — смертную казнь. Де­кретом 10 июня 1794 г. террористической направленности Ревтри­бунала было придано законное основание. Согласно декрету, «рево­люционный трибунал учрежден для того, чтобы наказывать врагов народа». Преследование врагов народа стало определяющим мотивом репрессий. К «врагам» были отнесены все, кто призывал к восстановлению королевской власти, поддерживал сношения с вра­гами республики, клеветал на патриотизм, распространял слухи, развращающие общественные нравы, «ослаблял чистоту революци­онных принципов», недобросовестные поставщики в армию и т. п. Разбор дел в Ревтрибунале проходил по условной судебной процеду­ре, по новым процессуальным правилам. Уликами признавались любые доказательства, в т. ч. моральные! Пред­варительное расследование отменялось, допрос совмещался с судеб­ным рассмотрением. В случае, если улики были налицо, то свидете­лей не вызывали. «Заговорщикам защитников не полагалось» (ст. 16). Апелляции и кассации не допускались. Единственным наказа­нием была смертная казнь, которую приводили в исполнение в день вынесения приговора.

Еще одним законным основанием массового террора стал декрет «О подозрительных» (17 сентября 1793 г.) Со­гласно ему все лица, объявленные «подозрительными», немедленно должны быть арестованы. «Подозрительными» объявлялись все, «кто своими связями, поведением, речами, сочинениями... проявил себя как сторонник тирании», кто был смещен с должностных постов, кто эмигрировал, кто не мог доказать своей благонадежности и т. п. Списки «подозрительных» должны были составляться по округам особыми наблюдательными комитетами, заменившими органы само­управления.

Сентябрьский декрет дал толчок первой волне массового террора, т. н. сентябрьской резне. В течение месяца только в Па­риже казнили ежедневно по 28-30 чел. Под преследование попадали все не присягнувшие новой власти священники, социально «чуж­дые» лица, бывшие аристократы, ведшие «нереволюционный» образ жизни. На гильотину была отправлена и жена казненного Людовика XVI Мария-Антуанетта. В большинстве случаев мотивом приговора были обвинения в мятежах или изменах (78 % осужденных), были и экономические преступления (1%). Наиболее своеобразной чертой террора стало то, что в социальном отношении он коснулся в глав­ном самого революционного «третьего сословия» (75% казненных; дворян — 9%, духовенства — 5%). На местах инициированный из центра террор, помноженный на самодеятельность снизу, превра­тился в массовые внесудебные расправы. В Марселе несколько сот заключенных, членов семей эмигрантов, были затоплены на барже в море. В Нанте до 3 тыс. заключенных потопили в р. Луаре. Прак­тиковались разрушения городов, оказавших неповиновение центру. Всего за год якобинского правления было казнено до 40 тыс. чел., более 500 тыс. было заключено в тюрьмы и подобие тюрем, причем власть устранялась от всякого содержания заключенных.

Началом особо жестокого террора стали выстрелы в одного из лидеров якобинцев в апреле 1794 г. Одновременно обвинения во враждебной деятельности раскололи сам правительственный лагерь (не обошлось и без сведения личных счетов). На основе провокаци­онного обвинения были казнены выступившие против Робеспьера сторонники радикала Эберта. Спустя месяц были обвинены в контр­революции и казнены несколько десятков якобинцев во главе с Дан­тоном.

Внутренние раздоры и внеправовой террор окончательно изоли­ровали группировку Робеспьера, Сен-Жюста, Кутона от левоцент­ристской части Конвента. Опираясь на растущее недовольство в стране, на окрепшую армию, ставшую реальной политической си­лой под командованием новых революционных генералов, центри­сты во главе с Тальеном и Баррасом подготовили внутриправительственный заговор.