Культуры

Научная рациональность как самостоятельный фактор

Понятие рациональности однокоренное с разумностью (ratio - разум). На первый взгляд, может показаться, что понятие разумного является монополией человека и может быть предикатом человеческих поступков, его мыслей и действий. Такой взгляд на рациональность получил распространение в европейской культуре. Однако своим воз­никновением понятие рациональности обязано античности, где бы­тие, космос трактовались как единство Истины, Добра, Блага, как идеальные начала, постигаемые разумом. Удвоение мира на реальный, чувственно постигаемый и идеальный, постигаемый разумом, имело далеко идущие последствия. Во-первых, различается мир истин и мир мнений. Истина — результат способности разума оперировать общими, предельно широкими понятиями в соответствии с правилами логики. Истина выражается в слове. Любовь к мудрости обязывает философа теоретизировать, постигать бытие умозрением, ибо только разум спо­собен находить причины и цели, как принципы, заложенные в самой природе. Наиболее ясными и очевидными из этих законов античная философия признавала законы логики, которые согласно Аристотелю являются фундаментальными принципами бытия и мышления. В ре­зультате понятие рациональности онтологизируется, и Разум и Логос становятся синонимами.

Возникнув в условиях Античности, логоцентрическая парадигма получила наиболее законченную форму в классическом рационализме. Она строилась на убеждении в абсолютности и неизменности законов вселенского божественного разума, постигаемых человеком и обнару­живаемых в Собственной духовной способности. Но поскольку бытие неоднородно, постольку и принцип единства бытия и мышления по

 

 

отношению к различным аспектам бытия природы и общества обосно­вывается по-разному. Так, рациональность в природе рассматривается как целесообразность, рациональность морали и права как реализация принципа талиона, а рациональность решений, принимаемых в быту, хозяйственной деятельности, в отношении любви и брака основыва­ются на суждениях рассудка, и именно такие суждения оцениваются как «разумные», «рациональные» и т. д. В целом рациональность вы­ступает как регулятивный принцип в европейской культуре и имеет прочные основания во всех проявлениях культуры.

По мере роста научного знания и расширения влияния науки на все сферы общественной жизни утверждается представление о науке как высшем выражении рациональности. При этом рациональность воспринимается как нечто однородное, эквивалентное понятию разумности. На деле зачастую понятие рациональности подменяет­ся понятием рассудочности. Семантика терминов «рассудок» и «раз­ум» формировалась в связи с преемственностью терминов греческого «логос» и латинского «рацио». Эволюция названных терминов и обу­словила появление тех смыслов, которые эксплицируются в данных терминах. Так, рациональность в культуре Средневековья понималась как умение использовать формально-логический аппарат в качестве средства доказательства и нормы при оценке аргументации оппонен­та. При этом рациональное и иррациональное как две равноправные стратегии доказательства неявно предполагали в качестве высшего со­держания разума веру и любовь к Спасителю. Новое время в качестве идеала рациональности выдвигает интеллектуализм, критицизм и ме- тодологизм, которые оставляли мало места собственно разуму, сводя рациональность к рассудку.

Продолжением данной линии по существу явилась концепция И. Канта, который определял рассудок как способность «давать пра­вила». Кант сводил познавательную деятельность к функции система­тизации, упорядочивания знания. При этом он в целом отрицательно относился к попыткам выводить науку за пределы наличного знания (что присуще именно разуму), поскольку в этом случае разум риску­ет заблудиться, наталкиваясь на неразрешимые противоречия. Гегель, напротив, видел в способности разума выходить за пределы наличного знания, критически пересматривать исходное знание и тем самым рас­ширять возможности его дальнейшего развития.

Представление о науке как воплощенной рациональности предпо­лагает отождествление критериев научности и рациональности: то, что научно, то и рационально. Отсюда попытки демаркации науки и дру­гих видов знания. Позитивизм в качестве такого критерия выдвигает верификационизм: научно, а значит, и рационально то, что подтверж­дается опытом. Логический позитивизм обосновывает понимание на­учной рациональности как общезначимость языка науки и правил его использования. Но понятия науки, во-первых, нагружены конкретно­историческими значениями, которые в пределах различных парадигм

несоизмеримы. Во-вторых, одинаковые результаты ученые могут по­лучить, применяя противоположные методы и формы рассуждений

и, наоборот, разные методы могут принести одинаковый результат. Постпозитивизм утверждает в качестве критерия рациональности принцип фальсификационизма: научно, а следовательно, и рацио-' нально то, что допускает фальсификацию. Но и в первом, и во втором случае история науки демонстрирует ее «иррациональность», посколь­ку условием ее развития являлся отказ от устаревших ошибочных либо ограниченных представлений. Получается, что рациональность совре­менной науки — итог иррационального развития мысли.

Один из критериев научной рациональности - движение к истине, ко все более полному знанию. При всей привлекательности данного критерия он не свободен от парадоксов. Ведь движение науки не есть кумулятивный процесс, при котором знания накапливаются по коли­чественному критерию. Рост научного знания сопряжен с драматиче­скими событиями, которые связаны с отказом от прежних концепций, ограниченность или ошибочность которых выявляются в процессе дальнейших исследований. В качестве критериев научной рациональ­ности предлагается нормативный принцип, допускающий открытость и изменения в соответствии с идеалом и образом науки. Таким обра­зом, не рациональность рассматривается как критерий научности, а, напротив, образ науки формирует нормы и критерии рациональности. Подобный подход уравнивает положение науки с другими элементами культуры.

Другой критерий рациональности вообще выводит ее в контекст культуры в целом. И. Т. Касавин полагает, что «сама по себе рацио­нальность представляет собой, во-первых, структуру человеческой деятельности, благодаря которой происходит освоение человеком мира (и самого себя). Во-вторых, рациональность есть неявная дея­тельностная установка, в силу которой человек решается на действие, поскольку чувствует себя способным на него, видит в нем какой-то смысл. В-третьих, рациональность феномена культуры связана с тем, что он каким-то образом включен в социальную систему и с опреде­ленной устойчивостью существует в ней» (Касавин И. Т. О ситуациях проблематизации рациональности // Рациональность как предмет фи­лософского исследования. М., 1995. С. 207). Таким образом, оценивая деятельность или ее результат, мы исходим из конкретной культурно­исторической системы ценностей.