Давление со стороны окружающих. Интервью с Дэнни Филдсом, пленка 1, 5 января 1994 года, Нью-Йорк.

Снова замечательные моменты

Разбитое стекло. Часть 2. Интервью с Джен Кармайкл, пленка 1, дата неизвестна, телефонный разговор.

Психнациевробаблотелки. Интервью с Роном Эштоном, пленка 5, 27 июня 1994 года, Анн-Арбор.

Снова в упадке

 

 

Рон Эштон: Игги был полный дебил. Занимался такой дурью – клеил богатых евреек. У него была одна очень богатая еврейская телка по имени Алекс. А у нее была закадычная подруга Джорджия. Игги начал приводить их к нам, но сам всегда был под таким кайфом, что они начинали докапываться до меня – из-за всех этих нацистских штучек. Стали такие психнациевробаблотелки.

То есть я использовал Игги.

Тогда я начал немного понимать его: как он сам использовал их и почему им надоедал. Кончилось тем, что я тоже стал их использовать, вместе с их лимузинами. Я появлялся в доме Алекс – в «Большом Доме» – и говорил: «Блин, а если придет твой отец?»

Алекс говорила: «Слушай, дом такой большой, что у него есть целое отдельное крыло, и ему все равно. Мне послать горничную за дурью?»

И я типа: «Оооооо!»

Понимаешь, вот это мир Игги. Он надувал их как мог. Но как только я что-нибудь говорил, Игги сразу: «Нет, да ты что, чувак!»

Игги никогда не показывался у Алекс, если там был я. Ему доступ был запрещен. А если доступ к Алекс запрещен, то тут уж без всяких. Так решили проблему с Игги. Когда он один раз свалился с лестницы у меня дома, Алекс сказала: «Хм. Надеюсь, он убился».

Вот так начинались наши отношения с Алекс. Она сказала: «Он меня достал. Обдолбанный все время. Не может трахаться. Никакого удовольствия. Он вообще ничего не может, только торчать».

Ну, я и сделал ей одолжение.

 

 

Джен Кармайкл: В начале тура с Дэвидом Боуи и Blondie Игги отчаянно пытался слезть с наркотиков. Я со Среднего Запада, и, наверно, когда Игги увидел меня, то подумал: «Ну, если со мной рядом будет эта невинная девочка, то меня пропрет нормальная жизнь».

Он давал интервью одному журналу и сказал: «Цинциннати великолепен. Моя подруга оттуда – мы встретились в Огайо. Свежесть, естественность, никаких дел, никаких забот».

То есть, это все. Игги хотел стать нормальным и правильным, но выглядело это совсем глупо. После тура я поехала в Лос-Анджелес навестить Игги. Он снимал пляжный домик в Малибу. Примерно неделя мне потребовалась, чтобы понять, что он вообще не спит, – у него просто поехала крыша от кокаина.

Как-то вечером мы поехали поужинать в одно шикарно место в Беверли-Хилс вместе с Хантом и Тони Сэйлсом. За ужином Игги окончательно и бесповоротно шизанулся и все время просил моей руки. С ума сошел, очевидно, он не мог говорить такое всерьез. Он как-то дергался и нес полную ахинею.

После ужина Игги сел за руль и врезался в припаркованную машину. Я ударилась об ветровое стекло. Мы поехали в больницу, потому что мне раскроило лоб, и Игги нашел пластического хирурга, который зашил рану.

В общем-то, на этом все и кончилось. Я пожила несколько дней у менеджера Игги и потом улетела домой. Я не злилась. За всем, что происходило, я честно наблюдала со стороны – от начала и до конца. Клево было, что я сумела заинтересовать Игги. Клево, что он взял меня с собой. Но в результате мне стало очевидно, что слава и известность вовсе не так уж хороши.

Честное слово, я жалею этих людей. Слава – это тюрьма.

 

 

 

Дэнни Филдс: В день, когда я встретил Энди Уорхола – именно в этот день, именно в течение этих двадцати четырех часов, – он был на пике известности. Его банки «Campbell’s Soup» попали на первую полосу New York Times. Я могу точно назвать день вечеринки, на которой я его встретил, потому что в этот день на первой полосе New York Times были напечатаны в ряд уорхоловские консервные банки. Не помню, какой там был заголовок – то ли «Новое течение в искусстве», то ли «Искусство будущего – или настоящего?»

Когда я пришел на тусовку, Энди сидел на диване с Джерардом Малангой и Айви Николсон, тогдашней «девушкой года» в Vogue. Айви Николсон напилась и стала ползать по полу перед Энди. Она как-то извивалась и лапала Энди за ноги – клала руку ему на колено и говорила: «О Энди, Энди, я люблю тебя!» Не знаю, просила она сняться в его фильме или нет. Наверно, да. Наверно, так: «Я тебя люблю зпт дай мне сняться в фильме».

При этом Энди пытался ее оттолкнуть ботинком – он сидел нога на ногу – и каждый раз, когда она хватала его за коленку, он откидывал ее, типа: «Пшла вон!» Она была как надоедливая собачонка, которая пристраивается трахнуть твою ногу. И вот Айви отошла к окну, опустила раму, залезла на подоконник и перекинула ногу наружу. Потом высунула туда голову. Потом еще руку – вылезала из окна.

Все типа просто смотрели на нее, но я испугался, что она спрыгнет. Подошел к ней и сказал: «Не надо. Не делай этого, спускайся обратно, все будет нормально». Она слезла с подоконника, я приготовился, что сейчас народ скажет: «Да ты герой, ты спас ей жизнь».

Энди и сказал: «Ну, зачем ты это? Пусть бы прыгала».

Я подумал: «Да, нервы у них гораздо крепче, чем у меня».

 

Воскресное утро. Интервью с Дунканом Хана, пленка 3, 3 мая 1994 года, Нью-Йорк.

 

Дункан Хана: Раз в воскресенье утром – я еще жил на Пятой авеню, один, значит, это был год семьдесят четвертый – звонит мне Дэнни Филдс и говорит: «Слушай, Нико сегодня приезжает. Присмотришь за ней? Она такая утомительная. Я просто уже устал от ее штучек. Я дорожу ей как другом, но это просто уже слишком».

Я сказал: «Шутишь? Сейчас буду».

В смысле – Нико, она же живет на Ивисе, ее уже никто и не надеялся еще раз увидеть. Она, типа, уехала. Так что я сказал: «Да».

Я гоню туда, появляется Нико в своих африканских халатах и всем таком. Дэнни меня предупредил, что она пристрастилась к опиуму. С Кевином Эйрисом на том островке она вообще жила в постоянном замутнении. Сама она вся была в колокольчиках и пачулевом масле, пухлая и веселая. Но все-таки… В смысле, круто ведь, верно? Она – Нико. Дэнни сказал, что у него какие-то дела, так что мы остались вдвоем. Я крутил ей записи, новые группы и все такое. Она очень чувствительная. И ей нравилось, точно, потому что все было для нее новым. Ну и мне тоже – типа кручу диски для самой Нико. Я сказал: «Тебе, наверное, понравится Roxy Music». И Нико медленно ответила таким глубоким грудным голосом со своим фирменным акцентом: «Я… не… знаю… кто… они». Я сказал: «Ну, Roxy Music, они… вот смотри, этот чувак, Ино. Говорит, что ты – лучший голос за всю историю рока». Она спросила: «Как его зовут?»

Я сказал: «Брайан Ино, и про это как раз написано в последнем номере…» Я регулярно читал Melody Maker, Sounds и NME. Я сказал: «Ну, он говорит, ты – это всё». И я ставлю ей «For Your Pleasure», мы отлично проводим время и постепенно напиваемся. Пьем мы водку с грейпфрутовым соком. Нико пошла на кухню сделать нам еще по коктейлю, а я сижу и думаю: «Боже мой, поверить не могу, я слушаю Roxy Music вместе с Нико». И тут слышу грохот.

Я иду на кухню, а там на полу сидит Нико – даже не сидит, а просто распласталась по полу. Все залито водкой, она типа, ну, не знаю, наступила на банановую кожуру или что-нибудь такое – и БАБАХ!

Я смотрю на нее, она смотрит на меня, и я, в общем, весь на измене. А потом медленно-медленно она начинает: «Ха… ха… ха… ха…» И я тоже начинаю смеяться, и потом мы оба ржем как сумасшедшие. Было клево.

Она все время говорила медленно. У Дэнни отлично получались пародии на нее. Очень смешные. В общем, трудно было перестать хохотать хоть на минуту. Потом Дэнни сделал ужин, и я говорю: «Слушай, я тебе рассказывал про группу, которая играет похоже на твою старую. Знаешь, они как раз сегодня выступают, надо нам пойти». Она сказала: «Йа, пойдем».

И вот Дэнни Филдс, Нико и я пошли слушать Television. По дороге я расспрашивал ее о Velvet Underground, ну, типа: «Помнишь свою банду?» А она: «О, йа… Лууууу… Ко-онечно».

Но иногда я спрашивал ее о чем-нибудь, а она говорила: «Не помню». Потом, после длинной паузы: «Наверное, я принимала слишком много наркотиков». Ну, что-нибудь такое. Смешно получалось.

Мы пришли в «CBGB», там был Ино, делал демо-запись Television. Были планы взять его к ним продюсером. Ну вот, я вижу Ино и думаю – так, вот что я должен сделать.

Я был с ним знаком, так что говорю: «Эй, э-э, Брайан?»

Он поворачивается и говорит: «Да?»

Я говорю: «Я Дункан, э, мы встречались в «Lance Loud», э, я просто хотел тебя сейчас познакомить с, м-м, Нико».

Вот он, Великий Миг.

Ино такой: «Твою мать!»

В общем, я свел их вместе. Дальше уже его забота, верно? Ну, и больше Нико я не видел. А Ино стал продюсером Нико.

И я подумал, знаешь: вот так иногда поклоняешься чему-нибудь, смотришь на него издалека, как я из своего Миннеаполиса, да? И вдруг вот оно рядом. Я вроде бы ничего не делал, но, понимаешь, все получилось. Они будто герои из книжки. Как будто рассказываешь про Железного Дровосека и Трусливого Льва – и вдруг ты уже рядом с ними.