ПЕРЕПИСКА СТОЛЫПИНА И ТОЛСТОГО

КРЕСТЬЯНСКИЙ БАНК И ПЕРЕСЕЛЕНЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ

Противники столыпинской земельной реформы говорили, что она проводит­ся по принципу: «Богатым прибавит­ся, у бедных отнимется». Однако по за­мыслу сторонников реформы крестья­не-собственники должны были увели­чивать свои наделы не только за счёт сельской бедноты. В этом им помогал Крестьянский банк, скупавший земли у помещиков и мелкими участками продававший их крестьянам. Многие дворяне, обедневшие или обеспокоен­ные крестьянскими беспорядками, охотно продавали свои земли. Вдохно­витель реформы Пётр Столыпин, что­бы подать пример, сам продал одно из своих имений. Таким образом, банк выступал посредником между продав­цами земли — дворянами и её покупа­телями — крестьянами. Конечно, ку­пить землю даже через банк, с выпла­той в рассрочку, могли себе позволить только зажиточные крестьяне.

Помимо скупки и перепродажи земли столыпинская реформа имела другое важное направление — массовое пе­реселение крестьян на восточные ок­раины страны. Тем самым уменьшалась «земельная теснота» в европейской части России, «выпускался пар» недо­вольства. За 11 лет реформы на сво­бодные земли Сибири и Средней Азии переселилось свыше 3 млн. человек. В 1908 г. число переселенцев было наи­большим за все годы реформы и соста­вило 665 тыс. человек.

Однако затем волна переселенцев стремительно пошла на убыль. Не всем оказалось под силу освоение новых земель. Назад, в Европейскую Россию, двинулся обратный поток переселен­цев. Возвращались полностью разорён­ные бедняки, не сумевшие прижиться на новом месте. Всего таким образом вернулось около 550 тыс. человек.

Именно в годы массовых переселений появилось выражение «столыпинский вагон». Их начали строить в 1908 г. специально для переезда крестьян за Урал. Позднее, в советское время, ва­гоны такого типа использовали для пе­ревозки заключённых.

26 июля 1907 г. Лев Толстой направил письмо Петру Столыпину. В нём писа­тель страстно защищал крестьянское отношение к земле, призывал «уничто­жить вековую, древнюю несправед­ливость» — земельную собственность. Л. Толстой доказывал: «Как не может существовать права одного человека владеть другим (рабство), так не может существовать права одного, какого бы то ни было человека, богатого или бед­ного, царя или крестьянина, владеть землёю как собственностью. Земля есть достояние всех, и все люди име­ют одинаковое право пользоваться ею». Лев Николаевич резко критико­вал столыпинскую земельную рефор­му как идущую в противоположном на­правлении. «Дорога, по которой Вы, к сожалению, идёте, — писал он, — до­рога злых дел, дурной славы и, глав­ное, греха».

Пётр Аркадьевич ответил на это пись­мо не сразу, а только спустя полгода. После напоминания Л. Толстого он написал ему: «Лев Николаевич... Не думайте, что я не обратил внимания на Ваше первое письмо. Я не мог на него ответить, потому что оно меня слиш­ком задело. Вы считаете злом то, что я считаю для России благом. Мне кажет­ся, что отсутствие „собственности" на землю у крестьян создаёт всё наше не­устройство.

Природа вложила в человека некото­рые врождённые инстинкты, как-то: чувство голода, половое чувство и т. а, и одно из самых сильных чувств этого порядка — чувство собственности. Нельзя любить чужое наравне со сво­им и нельзя обхаживать, улучшать зем­лю, находящуюся во временном поль­зовании, наравне со своею землёю. Искусственное в этом отношении ос­копление нашего крестьянина, уничто­жение в нём врождённого чувства соб­ственности ведёт ко многому дурному и, главное, к бедности. А бедность, по мне, худшее из рабств...».

П. Столыпин подчеркнул, что не видит смысла «сгонять с земли более разви­той элемент землевладельцев». Наобо-

венны и бесполезно им давать много земли... Что мы невежест­венны, так мы ничего иного и не просим, как земли, чтобы по своей глупости в ней же ковыряться. Дворянину и неприлично возиться с землёй». Ф. Петроченко заключил с эпической про­стотой: «Сколько прений ни ведите, другого земного шара не создадите. Придётся, значит, эту землю нам отдавать...».

Большинство депутатов во II Думе ещё более твёрдо, чем в I Думе, выступали за передачу крестьянам части дворянских зе­мель. П. Столыпин решительно отверг подобные проекты: «Не напоминает ли это историю тришкина кафтана: обрезать полы, чтобы сшить из них рукава?». Разумеется, II Дума не проявила желания одобрить столыпинский указ от 9 ноября. Среди кре­стьян в связи с этим ходили упорные слухи, что выходить из об­щины нельзя — вышедшим не достанется помещичьей земли.

В марте 1907 г. император Николай II в письме к матери за­мечал: «Всё было бы хорошо, если бы то, что творится в Думе, оставалось в её стенах. Дело в том, что всякое слово, сказанное там, появляется на другой день во всех газетах, которые народ с жадностью читает. Во многих местах уже опять заговорили о земле и ждут, что скажет Дума по этому вопросу... Нужно дать ей договориться до глупости или до гадости и тогда — хлопнуть».

Позиция II Думы в земельном вопросе стала основной при­чиной её роспуска 3 июня 1907 г.

ПОПЫТКИ РАЗРУШЕНИЯ ОБЩИНЫ

С конца 1906 г. государство начало мощное наступление на об­щину. Крестьяне теперь могли выходить из неё и получать зем­лю в полную собственность. Им отрезали от общинной земли участки — отруба. Богатые крестьяне на те же участки перено­сили свои усадьбы — это называлось хуторами. Власти считали хутора идеальной формой землевладения. Со стороны хуторян, живших обособленно друг от друга, можно было не опасаться бунтов и волнений.

После начала реформы из общины устремились многие бед­няки, которые тут же продавали свою землю и уходили в города. Зажиточные крестьяне с выходом не спешили. Чем это объясня­лось? Прежде всего уход из общины ломал привычный уклад жизни и всё мировоззрение крестьянина. Община защищала его от полного разорения и многих иных превратностей судьбы. Например, в общине крестьянин меньше зависел даже от капри­зов погоды. Каждая семья имела несколько разрозненных полос земли: одну в низине, другую на возвышенности и т. д. (такой порядок называли чересполосицей). В засуху лучший урожай со­бирали в низинах, а в дождливое лето — на возвышенностях. Тем самым уменьшалась опасность неурожая.

После выхода крестьян на отруба или хутора прежняя «стра­ховка» от неурожая исчезала. Теперь всего один засушливый или чересчур дождливый год мог принести нищету и голод. Чтобы подобные опасения у крестьян исчезли, выходящим из общины

стали нарезать лучшие земли. Естественно, это вызывало возму­щение остальных общинников. Между теми и другими быстро нарастала враждебность. Число вышедших из общины стало по­степенно уменьшаться.

В III Думе, созванной в 1907 г. по новому избирательному закону (ограничившему представительство малоимущих), цари­ли совершенно иные настроения, чем в первых двух. Эту Думу называли «столыпинской». Она не только одобрила указ от 9 но­ября, но пошла ещё дальше самого П. Столыпина. Чтобы уско­рить разрушение общины, Дума объявила распущенными все общины, где более 24 лет не происходило земельных переделов. Но крестьянская община оказалась гораздо сильнее и жизнеспо­собнее, чем предполагало правительство. Большинство кресть­ян не желало покидать её, несмотря на нажим. Там, где власти распускали общину силой, это вызывало бунты. От рук крестьян погибали чиновники, проводившие земельный передел. В ответ полиция выстрелами разгоняла сельские сходы.

За 11 лет столыпинской реформы из общины вышло 26% кре­стьян. 85% крестьянских земель осталось за общиной. По существу это означало, что реформа не увенчалась успехом. Община устоя­ла в столкновении с частной земельной собственностью, а после Февральской революции 1917 г. перешла в решительное наступле­ние. Теперь борьба за землю вновь находила выход в поджогах уса­деб и убийствах помещиков, происходивших с ещё большим ожес­точением, чем в 1905 г. «Тогда не довели дело до конца, останови­лись на полдороге? — рассуждали крестьяне. — Ну уж теперь не остановимся и истребим всех помещиков под корень».

В ходе революции и гражданской войны общинное земле­владение одержало решительную победу. Однако десятилетие спустя, в конце 20-х гг., вновь вспыхнула острая борьба между крестьянской общиной и государством (см. ст. «Коллективиза­ция»), Итогом этой борьбы стало уничтожение общины.

рот, надо крестьян превратить в настоящих собственников.

Своё письмо Пётр Аркадьевич закан­чивал так: «Впрочем, не мне Вас убеж­дать... Вы мне всегда казались великим человеком, я про себя скромного мне­ния. Меня вынесла наверх волна собы­тий — вероятно, на один миг! Я хочу всё же этот миг использовать по мере своих сил, пониманий и чувств на бла­го людей и моей родины, которую люб­лю, как любили её в старину. Как же я буду делать не то, что думаю и сознаю добром? А Вы мне пишете, что я иду по дороге злых дел, дурной славы и, главное, греха. Поверьте, что, ощущая часто возможность близкой смерти, нельзя не задумываться над этими во­просами, и путь мой мне кажется пря­мым путём. Сознаю, что всё это пишу Вам напрасно, — это и было причиною того, что я Вам не отвечал... Прости­те. Ваш П. Столыпин».