Барокко в России.
Времена года" Антонио Вивальди
История музыки знает четыре знаменитых интерпретации темы времен года. Эти произведения так и называются - "Времена года". Это цикл концертов Вивальди, оратория Гайдна (1801), цикл фортепьянных пьес П. И. Чайковского (1876), балет А. К. Глазунова (1899).
Цикл из четырех концертов для солирующей скрипки с оркестром. Каждый из концертов в трех частях и каждый концерт изображает одно время года. Они входят в состав собрания (Op. 8), озаглавленного "Il Cimento dell'Armonia e dell'Inventione" ("Спор Гармонии с Изобретением").
Сочинен: ок.1720.
Опубликован:1725. Амстердам. Издатель Мишель Ле Цене.
Полное название: "Le quattro stagioni" ("Четыре времени года").
"Времена года" Антонио Вивальди принадлежат к числу самых популярных произведений. Даже в сравнении с другими концертами того же опуса эти концерты демонстрируют поразительное новаторство Вивальди в области барочного концерта. К каждому из концертов композитор предпослал сонет - своего рода литературную программу. Предполагается, что автором стихов является сам Вивальди.
"Весна" (La Primavera)
Весна грядет! И радостною песней
Полна природа. Солнце и тепло,
Журчат ручьи. И праздничные вести
Зефир разносит, Точно волшебство.
Вдруг набегают бархатные тучи,
Как благовест звучит небесный гром.
Но быстро иссякает вихрь могучий,
И щебет вновь плывет в пространстве голубом.
Цветов дыханье, шелест трав,
Полна природа грез.
Спит пастушок, за день устав,
И тявкает чуть слышно пес.
Пастушеской волынки звук
Разносится гудящий над лугами,
И нимф танцующих волшебный круг
Весны расцвечен дивными лучами.
(здесь и далее сонеты приводятся в переводе Владимира Григорьева)
Концерты этого цикла - это так называемая программная музыка, то есть музыка, соответствующая определенной, в данном случае, литературной программе. Всего у Вивальди можно насчитать более сорока программных произведений. Но в них их "программа" формулируется лишь в названии, и программой это может быть названо весьма условно. Таковы концерты "Щегол", "Кукушка", "Соловей", "Охота", "Ночь" (на эту "программу" Вивальди написал четыре концерта). Во "Временах года" мы имеем дело действительно с самой настоящей программой: музыка точно следует за образами стихов. Сонеты так хорошо соответствуют музыкальной форме концертов, что невольно возникает подозрение, не сочинены ли, наоборот, сонеты к уже написанной музыке? Первая часть данного концерта иллюстрирует первые два четверостишия, вторая часть - третье четверостишие, а финал - последнее. (Автор русского перевода, стремясь сохранить точность смысла, что, конечно же, очень важно, особенно, когда речь идет о программности, отошел от формы сонета и перевел его, как и остальные, четырьмя четверостишьями.)
Первая часть концерта открывается необычайно радостным мотивом, иллюстрирующим ликование, вызванное приходом весны - "Весна грядет!"; играет весь оркестр (tutti). Этот мотив (каждый раз в исполнении всего оркестра и солиста) помимо того, что обрамляет эту часть, еще несколько раз звучит по ходу части, являясь своего рода рефреном, что придает всей части форму, похожую на рондо. Далее следуют эпизоды, иллюстрирующие следующие строки сонета. В этих случаях играют три солиста – скрипка-соло и концертмейстеры групп первых и вторых скрипок; все остальные участники молчат. Даже без имеющейся в партитуре ремарки - "Canto de gl' Ucelli" - ясно, что музыка, звучащая в высоком регистре, изображает здесь "пение птиц" (дословный перевод строки сонета: «радостно приветствуют ее птицы своим пением»).
Следующий эпизод (после рефрена) иллюстрирует слова сонета о бегущих ручьях. И опять рефрен. Следующий эпизод - гремит гром ("чернотой покрывается небо, весна возвещает о себе молнией и громом"). Вивальди в высшей степени изобретательно изображает это явление природы: раскаты грома переданы грозным стремительным звучанием всего оркестра, играющим в унисон. Вспышки молнии в первый раз звучат у всех трех солистов скрипачей во взметающихся гаммообразных пассажах. В следующие разы они переданы пассажами у главного солиста. Грозу сменяет музыка рефрена - неомраченная радость прихода весны. И вновь - в следующем эпизоде - поют птицы ("Потом он отгремел, и птицы начали снова свое прекрасное пение").
Вторая часть ("Сон крестьянина"). Образец поразительного остроумия Вивальди. Над аккомпанементом первых и вторых скрипок и альтов парит мелодия солирующей скрипки. Именно она иллюстрирует сладкий сон крестьянина. Pianissimo sempre в мягком пунктирном ритме играют все скрипки оркестра, рисуя шелест листвы. Альтам же Вивальди поручил изображать лай собаки, охраняющей сон хозяина.
Третья часть ("Танец-пастораль"). Здесь царит полное энергии и жизнерадостности настроение. В литературе о Вивальди можно встретить утверждение, что "основным ритмом в этой части выступает поступь быстрой сицилианы".
"Лето" (L'Estate)
В полях лениво стадо бродит.
От тяжкого, удушливого зноя
Страдает, сохнет все в природе,
Томится жаждой все живое.
Кукушки голос звонко и призывно
Доносится из леса. Нежный разговор
Щегол и горлица ведут неторопливо,
И теплым ветром напоен простор.
Вдруг налетает страстный и могучий
Борей, взрывая тишины покой.
Вокруг темно, злых мошек тучи.
И плачет пастушок, застигнутый грозой.
От страха, бедный, замирает:
Бьют молнии, грохочет гром,
И спелые колосья вырывает
Гроза безжалостно кругом.
Первая часть. "Изнеможение от жары" - такова первая ремарка композитора. Музыка звучит pianissimo. В музыкальной ткани много разрывов, "вздохов", остановок. Далее мы слышим голоса птиц - сначала кукушки, затем щегленка.
И вот, первый порыв холодного северного ветра - борея, предвестника грозы. Его изображают все скрипки оркестра (включая солиста), тогда как у альтов и басов, согласно ремаркам в партитуре, "резкие порывы ветра" и просто "разные ветры".
Но этот первый порыв проносится, и возвращается настроение истомы от жары (рефрен этой части, та музыка, с которой начался концерт). Но и это проходит: остаются одна солирующая скрипка и бас (его линия проводится виолончелью и аккомпанирующим органом, как указано в партитуре, хотя часто и даже, как правило, аккомпанемент во "Временах года" поручается клавесину). У скрипки слышатся интонации жалобы. И вновь врывается порыв ветра.
Вторая часть замечательно строится на резком контрасте мелодии, олицетворяющей пастушка, его страх перед стихией природы, и грозными раскатами грома приближающейся грозы. Кончается вторая часть затишьем - затишьем перед бурей...
Третья часть. И вот буря разражается. Потоки воды устремляются в разных направлениях, изображаемые гаммаобразными пассажами и арпеджиями, устремляющимися вверх и вниз. Завершается концерт грозным унисоном всего оркестра.
"Осень" (L'Autunno)
Шумит крестьянский праздник урожая.
Веселье, смех, задорных песен звон!
И Бахуса сок, кровь воспламеняя,
Всех слабых валит с ног, даруя сладкий сон.
А остальные жаждут продолженья,
Но петь и танцевать уже невмочь.
И, завершая радость наслажденья,
В крепчайший сон всех погружает ночь.
А утором на рассвете скачут к бору
Охотники, а с ними егеря.
И, след найдя, спускают гончих свору,
Азартно зверя гонят, в рог трубя.
Испуганный ужасным гамом,
Израненный, слабеющий беглец
От псов терзающих бежит упрямо,
Но чаще погибает, наконец.
Первая часть. После грозы, разразившейся летом, мы попадаем на осенний веселый праздник урожая. "Танец и песня крестьян" - поясняет авторская ремарка в начале части. Жизнерадостное настроение передается ритмом, напоминающим ритм первой части "Весны". Яркость образам придает использование эффекта эха, столь излюбленного не только Вивальди, но и всеми композиторами Барокко. Это играет весь оркестр и вместе с ним солист.
Новый раздел первой части - забавная жанровая сценка: "Захмелевшие". Солист в струящихся у скрипки пассажах "разливает" вино; мелодии в оркестровых партиях, с их нетвердой походкой, изображают захмелевших поселян. Их "речь" становится прерывистой и невнятной. В конце концов, все погружаются в сон. Завершается первая часть тем, с чего она и началась - ликующей музыкой веселого празднества.
Вторая часть. Крепкий сон и тихая южная ночь. Особый колорит звучанию придает способ исполнения своих партий струнными инструментами: Вивальди предписывает музыкантами играть с сурдинами. Все звучит очень таинственно и призрачно. При исполнении этой части особая ответственность ложиться на клавесиниста: его партия не выписана композитором полностью, и предполагается, что клавесинист ее импровизирует. Эта импровизация должна в идеале быть конгениальной музыке самого Вивальди.
Третья часть("Охота"). Музыкальный и поэтический жанр caccia (итал. - качча, "охота") культивировался в Италии еще в XIV - XV веках. В вокальных - текст описывал сцены охоты, преследования, а музыка изображала скачки, погоню, звучание охотничьих рогов. Эти элементы обнаруживаются и в этой части концерта. В середине охоты музыка изображает "выстрел и лай собак" - так поясняет этот эпизод сам Вивальди.
"Зима" (L'Inverno)
Дрожишь, замерзая, в холодном снегу,
И севера ветра волна накатила.
От стужи зубами стучишь на бегу,
Колотишь ногами, согреться не в силах
Как сладко в уюте, тепле и тиши
От злой непогоды укрыться зимою.
Камина огонь, полусна миражи.
И души замерзшие полны покоя.
На зимнем просторе ликует народ.
Упал, поскользнувшись, и катится снова.
И радостно слышать, как режется лед
Под острым коньком, что железом окован.
А в небе Сирокко с Бореем сошлись,
Идет не на шутку меж ними сраженье.
Хоть стужа и вьюга пока не сдались,
Дарит нам зима и свои наслажденья.
Концепции, которые выражают авторы, обращаясь к аллегории времен года, могут быть разными, а порой и прямо противоположными. Зима, судя по всему, как раз то время года и тот период - если говорить аллегорически - человеческой жизни, который допускает наиболее разнящиеся трактовки. Если у Шуберта в вокальном цикле "Зимний путь" это крайняя степень пессимизма, то у Вивальди, притом, что природный годичный круг явлений завершен, конец зимы является одновременно и предвестником новой весны. И если у Шуберта в последней песни цикла - "Шарманщик" - надежды нет, то Вивальди и музыкой и стихом утверждает совсем другое: "дарит нам зима и свои наслажденья". Коли так, то драматический элемент, который, как ни крути, в зиме присутствует, отодвинут у Вивальди от самого конца концерта, и весь цикл завершается вполне оптимистично.
Первая часть. Здесь действительно царит очень холодная атмосфера
Вторая часть. Полное единение солиста и аккомпанирующего ему оркестра. Льется чудесная ария в стиле bel canto. Эта часть необычайно популярна как самостоятельное совершенно законченное произведение.
Третья часть. Вновь жанровая сценка: катание на коньках. Вивальди и изображает - в забавных "кувыркающихся" пассажах скрипки - как можно "легко поскользнуться и упасть" или как "ломается лед" (если дословно переводить содержание сонета). Но вот задул теплый южный ветер - предвестник весны, и разворачивается противоборство - бурная драматичная сцена. Это и есть завершение "Зимы" и всего цикла "Времен года".
Оригинальный текст и первые издания "Времен года"
Всякий, кто интересовался историей музыки и, в частности, творчеством Вивальди, убежден, что "Времена года" сочинены в 1725 году, то есть в том же году, когда они и были изданы. Эту дату дают все авторитетные музыкальные справочники и словари, в том числе самый большой - New Grove Dictionary of Music and Musicians. Новый свет на проблему хронологии проливает исследование Пауля Эверетта, подготовившего новое издание "Времен года" для авторитетного итальянского издательства "Ricordi" (Paul Everett. Vivaldi: The Four Seasons and Other Concertos, Op. 8. Cambridge & New York. Cambridge University Press, 1996) он убежден, что "Времена года" сочинены в 1720 году.
Поразительно, но до недавнего времени не было современного издания этих концертов, которое надежно обеспечивало бы исполнителей текстом концертов. Это означает, что большинство, а возможно и все интерпретации и записи этих концертов, основанные на существовавших изданиях, в большей или меньшей степени дефектны. Когда дело касается таких популярных произведений классики, как "Времена года", неверное или искаженное прочтение текста приобретает огромное влияние. Через какое-то время к этим ошибкам привыкает ухо - как исполнителя, так и слушателя. В результате такое неверное толкование становится узаконенным и освященным традицией. Таким образом, "Времена года" настоятельно нуждаются в реконструкции - как с точки зрения текста, так и с сочки зрения его истолкования.
Даже лучшие издания "Времен года" имеют недостатки, которых не могли избежать самые авторитетные редакторы, поскольку коренятся они в одном общем источнике, на котором были основаны все издания - первом издании Op. 8, опубликованном Мишелем Ле Цене в Амстердаме в 1725 году; "Времена года" здесь № № 1 - 4. По стандартам печатных изданий восемнадцатого века этот текст вполне точен и тщательно награвирован. Проблема в том, что у более поздних редакторов и издателей не было для сравнения никакого другого текста. Наиболее ответственные редакторы сверялись с изданием Op. 8, выпущенным в Париже нотоиздателем Ле Клерком в 1739 году, но так как и это издание основывалось на амстердамском, его текст был по существу тем же самым, и это сравнение мало что давало. Редакторов прошлых времен можно простить, поскольку они ничего не знали и о том, что почти все дошедшие до нас экземпляры амстердамского и парижского изданий являются неполными. В наши дни, если в медленной части концерта "Зима" вы слышите восхитительную сольную партию виолончели, записанную быстрыми нотами (чего нет, например, в издании Peters), знайте, что вы слушаете исполнение, основанное на другом источнике - рукописных копиях, сохранившихся в Манчестере - важном недавно обнаруженном документе, о котором необходимо сказать подробнее еще и потому, что в нашей литературе о нем вообще нет упоминаний.
Сейчас нет сомнений в том, что специальная виолончельная партия с самого начала была включена в Op. 8: она имелась отнюдь не только в манчестерской версии "Времен года", как думали некоторые музыковеды. Эта партия со временем пропала из многих экземпляров первых изданий, поскольку для удобства виолончелиста была напечатана отдельно (в этом эпизоде виолончельная партия не дублирует, как в других случаях, нижний голос органа). В конце концов, отдельные листы потерялись. Почти никто из прошлых редакторов не знал о ее существовании, потому во всех современных изданиях она отсутствует. И как следствие - эта часть и исполняется без виолончельного соло. В свете новых текстологических открытий уже нельзя считать амстердамское издание в том виде, в каком оно сохранилось до наших дней, единственным источником текста "Времен года".
Вывод о том, что Вивальди собственноручно, а не копиист, готовил текст "Времен года" для печати, подтверждается сравнением этих концертов с другими, входящими в этот опус, и сохранившимися в виде автографов. Они дают представление о стиле работе Вивальди. Когда он переписывал свои произведения, то поступал не просто как переписчик, а почти всегда вносил изменения и улучшения в произведение. Это объясняет причину текстовых различий между автографами и окончательными печатными версиями. Следует иметь в виду, что Вивальди все новое, что приходило ему в голову в момент изготовления копии, предназначенной для отсылки в Амстердам, вносил именно в эту копию и не фиксировал в той, которая оставалась у него.
Еще одно обстоятельство необходимо отметить, поскольку это совершенно новый вывод: Вивальди, по-видимому, подготовил копию Op. 8 и послал ее в Амстердам уже около 1720 года! Поразительно, что публикация этого опуса состоялась только спустя пять лет. Создается впечатление, что задержка произошла по какой-то неизвестной нам причине именно в Амстердаме.
Теперь, наконец, о манчестерской копии "Времен года". Эта рукопись была написана в Венеции. Однако до недавнего времени не было возможности убедиться в том, что манчестерский текст и есть тот самый, который санкционировал сам композитор, и который может считаться первоисточником. Ведь это рукопись, которая ни в какой своей части не содержавшая почерка Вивальди, не давала ключа к ее датировке. Но теперь эта неуверенность устранена благодаря ряду музыковедческих доказательств.
Одна трудность состояла в том, что два переписчика, изготовлявшие манчестерскую копию "Времен года", не были, как считалось, в контакте с композитором. Теперь мы вполне можем быть уверены, что их все-таки связывали определенные отношения. К одному из них, как теперь установлено, Вивальди обратился с просьбой о переписке рукописи (хранящейся в Париже) одного из своих скрипичных концертов. Этот копиист известен специалистам как "Переписчик № 4" . Он был постоянным помощником композитора. В настоящее время высказывается мнение, что это был никто иной, как... Джованни Баттиста Вивальди, отец Антонио. Поскольку "Переписчик № 4" работал исключительно для Антонио, контакт переписчика манчестерской рукописи с ним представляется равнозначным его связи непосредственно с Антонио.
Вторая трудность заключалась в том, что манчестерская копия "Времен года" написана на двух разных типах нотной бумаги, с которой раньше Вивальди, как считалось, не имел дела. Но теперь доказано, что именно такую бумагу Вивальди использовал еще в нескольких случаях. (Здесь сейчас трудно вдаваться в эти детали; Вивальди использовал для записи своих произведений несколько сотен видов бумаги, и дальнейшее исследование соотношения писчих средств может пролить свет на датировку многих его произведений.) Таким образом, это нельзя считать простым совпадением, и это дает основание для утверждения, что копирование манчестерской рукописи было сделано по воле композитора и под его наблюдением. Последняя трудность была в отсутствии даты изготовления манчестерской копии "Времен года". Копия эта относится к большой группе вивальдивских рукописей, включающей некоторые автографы, которая составляет часть римской коллекции кардинала Пьетро Оттобони, и резонно было предположить, что Вивальди самолично заказал изготовить копии "Времен года" и передал их музыкантам кардинала, славившегося своим меценатством. Но контакт Вивальди с Оттобони и его двором был непостоянным и ограничивался 1720-ми годами. В то время как датировка манчестерской копии "Времен года" оставалась не установленной, теоретически нельзя было исключать того, что она была изготовлена для другой цели и попала в собрание Оттобони каким-то иным путем, и что Вивальди вообще не заказывал копирования концертов. И вот, недавно появилось весьма необходимое уточнение даты. Сравнение бумаги, на которых написан манчестерский вариант концертов, с венецианской рукописью, на которой написана анонимная кантата "Andromeda liberata", дает право утверждать, что манчестерская копия изготовлена примерно в сентябре 1726 года. Эта датировка вполне согласуется с другим доказательством. В этом году Пьетро Оттобони находился в Венеции с июля по декабрь; в августе в его честь была исполнена одна из кантат Вивальди. В какой-то момент в этот период композитор вполне имел возможность преподнести кардиналу копию "Времен года". И таким образом, долго считавшимся гипотетическим мнение, что Вивальди заказал изготовление манчестерской копии "Времен года", теперь можно считать твердо установленным, поскольку это утверждение основывается на целом ряде объективных фактов. Более того, из этого следует, что эта копия сделана непосредственно с версий автографа, имевшихся у композитора. Короче говоря - и это главный вывод из всего сказанного, - манчестерская копия по времени сделана после выхода из печати амстердамского издания, но передает версию, предшествующую всем опубликованным вариантам.
Итак, "Времена года" сохранились в двух основных версиях - в амстердамском издании Ле Цене и в манчестерской копии. Именно их текст можно считать аутентичным. Но версии эти, однако, различные, и не должны быть соединены или сплавлены. И это порождает дилемму. Любое новое критическое издание неизбежно должно предпочесть какую-то одну версию. Но все же нельзя совершенно пренебречь другой. Логичнее всего основывать современное издание на классическом амстердамском издании, но при этом в критическом комментарии дать все разночтения по манчестерской копии. В таком случае каждый, кто воспользуется таким изданием, сможет получить полную картину подлинного вивальдивского текста "Времен года". Во многих эпизодах, где версии явно совпадают, манчестерский текст часто более точен. Но и в этом случае остается некоторое количество спорных мест, в которых точные намерения Вивальди уже никогда не удастся установить...
Однако термин "Барокко" в России долго не мог утвердиться. Например, еще в середине XIX в. русская критика, ниспровергая стиль Классицизма в архитектуре, тем не менее, "не видела альтернативы колоннам и куполу". Обсуждались достоинства стилей Неоготики и "неоренессанса", но слово "барокко" избегали употреблять.
Архитектор А. Брюллов во время пенсионерской поездки 1822 г. в Италию возмущался "развращенным вкусом" и нелепостью построек Ф. Борромини. Только в 1880- х гг. исследователь древнерусского зодчества Н. Султанов ввел термин "русский Барокко", обозначив им допетровскую архитектуру Руси XVII в. С тех пор существует устойчивая концепция, согласно которой первая фаза стиля "русского барокко" сложилась в 1640- х гг. и этот стиль развивался "в непрерывной последовательности, вплоть до завершивших его произведений В. И. Баженова".
По определению Д. Лихачева, "русское барокко приняло на себя многие из функций Ренессанса, поскольку... настоящий Ренессанс ранее так и не сумел достаточно полно проявиться на Руси". Этот вывод следует из "особенной уплотненности" развития художественных стилей на Руси, в корне отличающих их духовное содержание от западноевропейских прототипов. "Русское барокко в целом, выполняя свою возрожденческую функцию, исторически противостояло средневековью, а не Ренессансу. Отсюда его жизнерадостность и его умеренность, чуждая патетичности западного Барокко". Термин "русское барокко" принимается не всеми, в любом случае он условен и его следует брать в кавычки. По формальным качествам этот стиль ближе к Маньеризму; в нем выделяют стадии "голицынского" и "нарышкинского барокко" - архитектуру "русского узорочья" конца XVII в., "петровское барокко" первой четверти XVIII в., "зрелое русское барокко" елизаветинского времени. Последний стиль получил наиболее яркое воплощение в творчестве выдающегося зодчего Ф. Б. Растрелли Младшего в Петербурге. В эти годы Россия стремительно догоняла Европу и в оригинальной архитектуре, созданной Растрелли, соединились композиционные приемы европейского Классицизма, Барокко и французского Рококо (см. елизаветинское рококо). Поэтому исследователи справедливо отмечают, что сохранение элементов Классицизма, рационализм и прагматизм архитектуры петровского времени обеспечили легкость и естественность перехода к Классицизму второй половины XVIII столетия, "почти минуя стадию истинно- европейского Барокко".
Также своеобразно проявился стиль Барокко, экспортированный из Испании в страны Латинской Америки. В архитектуре Мексики, Аргентины, Уругвая складывался фантасмагоричный стиль, именуемый "ультрабарокко". Он впитал элементы мистического испанского Барокко, напитанные декоративностью испано-мавританского зодчества, и местные фольклорные традиции. В этом стиле все доводилось до бурлеска. "Здесь развивалась архитектура еще более барочная, варварская и фанатичная, безумная в наращивании декора, перед чрезмерностью которого бледнеют даже самые смелые произведения европейского Барокко". Отмечают также, что "благодаря особенности формообразования именно стилю Барокко легко удавалось внедрять классическую ордерную архитектуру в иную культурную среду" и в этом проявлялась важная "цивилизующая роль" стиля Барокко. Даже если учитывать только это, есть все основания считать Барокко великим стилем.
Но в середине XVIII в. с началом эпохи Неоклассицизма и французского Просвещения барокко стало внушать ужас. Французский просветитель Ж.- Ж. Руссо считал этот стиль проявлением дурного вкуса и "искажением прекрасного", да и не он один... Так разительно отличались барочные формы от классицистических и мало кто тогда замечал их внутреннее единство. Тем не менее господство стиля Барокко, хотя и не полное во всех странах, охватывает огромный исторический период, часто называемый "эпохой Барокко" - около двух столетий (1550- 1750 гг.). В этом случае именем Барокко называется "та особенность целостности в культуре эпохи, которая позволяет рассматривать ее как художественный феномен, так как это период гегемонизма стиля, завоевания им одной из главных функций в культуре". Немецкий архитектор и историк культуры К. Гурлитт на примере личности саксонского курфюрста Августа II Сильного (см. саксонское искусство) предложил в начале XX в. термин "Человек Барокко". По определению Гурлитта, это понятие выводится "в силу особого способа существования личности", когда возникает "попытка реконструкции средневекового христианского единства... соединения им- персонализма и субъективизма и... выдвижение личности на сверхличностную роль". Культура эпохи Барокко оказывается "специализирующейся на порождении гениев... возникновении нового типа человека". В таком контексте Август II Сильный - "человек неуравновешенной художественной фантазии", достойный представитель своей эпохи, когда "культ им- персонализма, богатства, роскоши, придворности и взрывоопасной радости жизни" противопоставляется гармоничной и уравновешенной личности "человека Ренессанса". В то же время, "магистральный путь развития задан Ренессансом - освобождение внутреннего человека". А через "усиление внешнего", в единстве мировоззрения люди эпохи Барокко "находили свободу духа".
В качестве примера барочного мироощущения приводится и архитектура ансамбля Цвингер в Дрездене (можно добавить творения Растрелли в России), и музыка И. С. Баха с ее "соединением остро субъективного духовного переживания, иногда мягчайшего, сентиментального, с укрупненностью чувственной подачи, пышной наглядностью". Подобный подход к "эпохе Барокко" при всей его эффектной широте способен, однако, увести в тень другие, развивавшиеся параллельно с Барокко художественные течения и стили.
Даже в Италии XVII столетия, несмотря на всепоглощающую силу, Барокко не было единственным стилем искусства и жизни. Об этом в 1966 г. в Нью- Йорке опубликована книга Р. Вентури "Сложность и противоречие в архитектуре". Философ X. Ортега- и- Гассет, писатель А. Карпентьер провозгласили барочность человеческой константой, особенно в отношении латиноамериканского мира. Авторы призвали покончить с заблуждением, представляющим Барокко как стиль, порожденный эпохой XVII- XVIII вв. А. Карпентьер писал: "Дух Барокко может возродиться в любой момент... Ибо это дух, а не исторический стиль... Барочность - более чем стиль Барокко... Это своеобразный творческий импульс, циклично повторяющийся на протяжении всей истории искусства в любых его проявлениях, будь то литература, скульптура, архитектура или музыка...
Существует дух Барокко, так же как существовал имперский дух. Этот последний можно применить, перескакивая через столетия, к эпохам Александра Македонского, Карла Великого или Наполеона. В истории наблюдается постоянный возврат к имперскому духу, точно так же мы видим постоянный возврат к барочности в явлениях искусства на протяжении длительного времени".