Федерико Гарсия Лорка. Поэтический образ у дона Луиса Де Гонгора

Править]Литература на русском языке

Править]Публикации на русском языке

Править]Наследие и признание

Править]Творчество

Править]Биография

Гонгора, Луис де

[править]

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Луис де Гонгора, портрет предположительно кисти Веласкеса

Луи́с де Го́нгора-и-Арго́те (исп. Luis de Góngora y Argote, 11 июля 1561, Кордова — 23 мая 1627, там же) — испанский поэт эпохи барокко.

Кордова, башня Калаорра

Университет Саламанки

Содержание [убрать] · 1 Биография · 2 Творчество · 3 Наследие и признание · 4 Публикации на русском языке · 5 Литература на русском языке

Сын коррехидора. Учился праву в университете Саламанки, служил каноником в кафедральном соборе Кордовы. С 1589 странствовал по Испании, выполняя поручения капитула. В 1609 вернулся в родной город. В 1617 был назначен королевским капелланом, до 1626 жил при дворе короля Филиппа III в Мадриде. В1627 серьезно заболел, потерял память и снова возвратился домой, где в крайней бедности умер вскоре от апоплексии.

Принято делить творчество Гонгоры на два периода – «ясный» (до 1610) и «темный». В первый период он пишет лирические и сатирические стихи - традиционные сонеты, романсы, летрильи. Плоды второго периода – «Ода на взятие Лараче» (1610), мифологическая поэма «Сказание о Полифеме и Галатее» (1613) и венец поэзии Гонгоры, одна из вершин испанского стихотворного искусства – цикл пасторальных «Поэм уединения» (исп. Soledades, другое значение слова – печаль, любовная тоска). Из задуманных четырех поэм («Уединение в поле», «Уединение на берегу», «Уединение в лесу», «Уединение в пустыне») написаны только первая и часть второй. Созданное Гонгорой в этот период причисляют к «ученой» поэзии, так называемому культеранизму или культизму (исп. el culteranismo, el cultismo) – течению барочной словесности, на протяжении жизни Гонгоры вызывавшему острую литературную полемику. Его противниками выступали Лопе де Вега и Франсиско Кеведо (сонеты последнего, впрочем, не чужды «темной» манере); Сервантес отдавал должное искусству Гонгоры.

Празднование 300-летия со дня смерти Гонгоры (1927), организованное в Севилье тореадором Игнасио Санчесом Мехиасом, стало актом символического сплочения поэтов, группировавшихся вокруг Федерико Гарсиа Лорки, и дало группе имя «поколения 27 года». После этого созданное Гонгорой, который при жизни не опубликовал ни одной книги (его стихи переписывались от руки и печатались лишь в антологиях), входит в классический канон. В этом качестве оно как бы заново вернулось в отечественную и мировую поэзию: лирика, поэмы и драмы Гонгоры активно переиздаются, переводятся и изучаются теперь в Испании и во всем мире. Пионерское значение в этом движении имели труды выдающегося поэта и филолога Дамасо Алонсо – он, в частности, показал, что «темная» манера присутствует и в ранних произведениях поэта. Одно из изданий Гонгоры (1948) иллюстрировал Пикассо.

§ Испанская эстетика. Ренессанс. Барокко. Просвещение. М.: Искусство, 1977 (материалы полемики вокруг Гонгоры и культеранизма, по Указателю).

§ Стихи//Жемчужины испанской лирики. М., Художественная литература, 1984, с.87-100

§ Стихи//Испанская поэзия в русских переводах, 1789-1980/ Сост., пред. и комм.С.Ф.Гончаренко. М.: Радуга, 1984, с.220-263

§ Лирика. М.: Художественная литература, 1987 (Сокровища лирической поэзии)

§ Стихи// Поэзия испанского барокко. СПб: Наука, 2006, с.29-166 (Библиотека зарубежного поэта)

§ Поэма о Полифеме и Галатее

§ Гарсиа Лорка Ф. Поэтический образ дона Луиса де Гонгоры// Гарсиа Лорка Ф. Самая печальная радость… Художественная публицистика. М.: Прогресс, 1987, с.232-251

§ Лесама Лима Х. Аспид в образе дона Луиса де Гонгоры// Лесама Лима Х. Избранные произведения. М.: Художественная литература, 1988, с.179-206

 

Луис де Гонгора и испанская поэзия XVII века

 

Основоположником и крупнейшим представителем культистского направления в испанской барочной поэзии был Луис де Гонгора, по имени которого, как уже было сказано, это направление называют также гонгоризмом.

Луис де Гонгора-и-Арготе (Luis de Góngora у Argote, 1561—1627) родился и бóльшую часть жизни прожил в Кордове. Он происходил из старинной, но обедневшей дворянской семьи. Гонгора изучал право и теологию в Саламанкском университете, в 1585 г. получил сан священника и затем несколько лет провел при дворе, безуспешно добиваясь получения прибыльного прихода. В 1589 г., уже снова в Кордове, он вызвал недовольство местных церковных властей «легкомысленным» образом жизни: недостаточно почтительным поведением в храме, сочинением светских стихов и т. п. По приговору епископа Гонгора должен был покаяться в совершенных им греховных поступках. Но и после этого он не изменил ни своих привычек, ни своих занятий, В последующие годы поэт еще несколько раз приезжал в столицу и подолгу жил там, не теряя надежды на выгодное церковное назначение. Лишь в 1617 г. он получил почетное звание капеллана Филиппа III, мало что добавившее, однако, к его скудным доходам.

Большая часть поэтических произведений Гонгоры при жизни была известна в списках лишь немногим ценителям поэзии. Они были опубликованы посмертно в сборнике «Сочинения в стихах испанского Гомера» (1627) и в собрании его стихотворений, вышедшем семь лет спустя.

Долгое время исследователи различали в творчестве Гонгоры «ясный стиль», которым будто бы написаны стихотворения, изданные примерно до 1610 г., и «темный стиль», характерный для произведений последних лет его жизни. Конечно, творчество Гонгоры претерпело заметную эволюцию, и в одах в честь герцога Лермы (1600) и взятия Лараче (1610), а, в особенности, в больших поэмах «Предание о Полифеме и Галатее» (1613) и «Уединения» (1612—1613) черты «темного стиля» выявились отчетливее, чем ранее. Но еще задолго до этого в поэзии Гонгоры, в частности в романсах и других стихотворениях, созданных на фольклорной основе, произошло формирование новой стилистической системы культизма.

Искусство должно служить немногим избранным — таков исходный тезис Гонгоры. Средством для создания «ученой поэзии» для избранных и должен стать «темный стиль», имеющий, по мысли поэта, неоценимые преимущества перед ясностью прозы. Во-первых, он исключает бездумное чтение стихов: для того, чтобы постигнуть смысл сложной формы и «зашифрованного» содержания, читатель должен не раз, вдумываясь, перечитывать стихотворение. Во-вторых, преодоление трудностей всегда доставляет наслаждение. Так и в данном случае: читатель получит от знакомства с произведением «темного стиля» больше удовольствия, чем от чтения общедоступной поэзии. В поэтическом арсенале Гонгоры много конкретных способов, с помощью которых он создает впечатление загадочности, зашифрованности своей поэзии. Среди них излюбленными приемами являются такие, как употребление неологизмов (главным образом, из латинского языка), резкое нарушение общепринятого синтаксического строя с помощью инверсии, и, в особенности, косвенное выражение мысли посредством перифраз и усложненных метафор, в которых сближаются далекие друг от друга понятия.

В конечном счете, с помощью «темного стиля» Гонгора отвергает ненавистную ему уродливую действительность и возвышает ее средствами искусства. Красота, которая, по мнению поэта, немыслима и невозможна в окружающей реальности, обретает свое идеальное существование в художественном произведении.

В 1582—1585 гг. еще совсем молодой Гонгора создает около 30 сонетов, которые он пишет по мотивам Ариосто, Тассо и других итальянских поэтов. Уже этим, нередко еще ученическим, стихам присущи оригинальность замысла и тщательная шлифовка формы.

Сонеты Гонгоры — не подражание, а сознательная стилизация и акцентирование некоторых мотивов и приемов первоисточника. В каком направлении осуществляется эта стилизация, можно проследить на примере сонета «Пока руно волос твоих течет...», являющегося переложением одного из сонетов Тассо.

Даже у Тассо, поэта, трагически переживающего кризис ренессансных идеалов, горациевский мотив наслаждения мгновением счастья не обретает столь безысходно пессимистического звучания, как у юного Гонгоры. Тассо напоминает девушке о неизбежной старости, когда ее волосы «покроются снегом»; Гонгора же противопоставляет не юность старости, а жизнь — смерти. В последнем трехстишии он прямо полемизирует с итальянским поэтом, говоря, что «не в серебро превратится» золото волос девушки, а, как и ее красота и сама она, обратится «в землю, в дым, в прах, в тень, в ничто».

Дисгармония мира, в котором счастье мимолетно перед лицом всевластного Ничто, подчеркивается гармонически стройной, до мельчайших деталей продуманной композицией стихотворения.

Прибегая к приему анафоры (повторения начальных частей строфы, абзаца, периода и т. д.), поэт четырежды нечетные строки четверостиший начинает словом «пока», как бы напоминая о быстротекущем времени. Этим словом вводятся четыре группы образов, в своей совокупности фиксирующих красоту девушки. Подобный параллелизм конструкции четверостиший придает восторгам поэта перед прелестями юной девы чуть холодноватый, рассудочный характер. Но далее происходит взрыв эмоций. Трехстишия открываются призывом «Наслаждайся» и заключаются словом «Ничто». Этими словами обозначены трагические полюсы жизни и смерти. Гонгора вновь прибегает к параллелизму построения, но на этот раз четко показывает, что следует за словом «пока» в четверостишиях: все прелести девушки, в конечном счете, обратятся в землю, дым, прах, тень. Пессимистическая идея произведения получает здесь наибольшее раскрытие.

В этом сонете стилизация направлена на углубление трагического звучания первоисточника, а не на его опровержение. Нередко, однако, стилизация у Гонгоры осуществляется по-иному, напоминая скорее пародию на оригинал.

Пародийное смещение планов легко обнаруживается и в создававшихся в те же годы романсах. Таков, например, романс «Десять лет прожила Белерма…» (1582), пародирующий рыцарские сюжеты. Десять лет Белерма проливает слезы над завернутым в грязную тряпицу сердцем своего погибшего супруга Дурандарте, «болтливого француза». Но появившаяся донья Альда призывает Белерму прекратить «дурацкий поток» слез и поискать утешения в свете, где «всегда найдется массивная стена или могучий ствол», на которые они могут опереться.

 

 

Содержание Fine HTML Printed version txt(Word,КПК) Lib.ru html---------------------------------------------------------------------------- Перевод И.Зиннер Федерико Гарсия Лорка. Избранные произведения в двух томах. Том первый. Стихи. Театр. Проза. М., "Художественная литература", 1976 OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru---------------------------------------------------------------------------- Дорогие друзья! Говорить о гонгоровской поэзии - нелегкая для меня задача: тема этавесьма сложная и специальная. Но я постараюсь, насколько это в моих силах,увлечь вас хотя бы на краткое время чарующей игрой поэтической эмоции, безкоторой немыслима жизнь культурного человека. Разумеется, мне не хотелось бы докучать вам однообразием, и поэтому япостарался, чтобы в моем скромном очерке отразились самые разные точкизрения на великого поэта Андалузии и, конечно же, мое собственное отношениек нему. Я надеюсь, всем вам известно, кем был дон Луис де Гонгора, известнотакже, что такое поэтический образ. Все вы изучали риторику и литературу, иваши преподаватели, за редким исключением, говорили, что Гонгора был оченьхорошим поэтом, с которым, по разным причинам, произошла внезапная перемена,превратившая его в поэта весьма экстравагантного (как говорится, ангел светастал ангелом тьмы), принесшего в наш язык странные обороты и ритмы,непостижимые здравому уму. Так именно и говорили вам в школе и в то же времярасхваливали банального Нуньеса де Арсе или Кампоамора, поэта"репортерского" стиля, описывающего свадьбы, крестины, путешествия в поездеи т. д., или же плохого Соррильо (речь идет не о превосходном Соррилье -авторе драм и легенд), стихи которого так любил декламировать, кружа поклассу, мой учитель литературы, пока наконец, под громкий хохот мальчишек,не останавливался, высунув язык от изнеможения. На Гонгору яростно нападали и пылко его защищали. Творения его живы исегодня, словно они только что вышли из-под пера, а вокруг его имени до сихпор продолжается шум и ставший уже несколько постыдным спор. Поэтический образ всегда основан на переносе смысла. Язык строится набазе образов, и велико их богатство у нашего народа. Выступающую часть крышиназывают "крылом", сладкое блюдо - "небесным смальцем" или "вздохамимонашки"; встречаются и другие, не менее удачные и меткие выражения:например, купол называют "половинкой апельсина" - все это превосходныеобразы, число которых бесконечно. В Андалузии образность народного языкадостигает поразительной точности и изысканности с чисто гонгоровскимипревращениями. Глубоководный поток, медленно текущий по равнине, называют "водянымволом", выражая этим его величину, неодолимость и силу. А однажды я услышалот гранадского крестьянина, что "ивняк любит расти на языке реки". Водянойвол и язык реки - вот образы, созданные народом и отвечающие видению мира,очень близкому дону Луису де Гонгора. Чтобы определить место Гонгоры, нужно вспомнить о двух соперничающихгруппах поэтов в истории испанской лирики. Это поэты, называемые народными,или национальными (что не совсем точно), и поэты ученые, или куртуазные.Одни слагают свои стихи на дорогах, другие создают их за письменным столом,глядя на дорогу сквозь зарешеченные окна. В XIII веке уже звучат безыскусныеголоса местных безымянных поэтов, песни их - кастильские и галисийскиесредневековые мотивы, - к несчастью, потеряны. Другая же группа - в отличиеот первой назовем ее противоположной - придерживается французских ипровансальских веяний. Под влажным небом тех золотых времен появляютсяпесенники Ажуды и Ватикана, где между провансальскими стихами короля донаДиониса, куртуазными песнями о милом и песнями любовными слышатся идущие отсердца, чуждые учености голоса поэтов, безымянных просто из-за утери стольценимой в средние века подписи автора. В XV веке "Песенник Байны" сознательно отвергает стихи в народном духе.Однако маркиз де Сантильяна уверяет, что в то время среди отпрысковблагородных семей большим успехом пользовались "песни о милом". Но вотповеяло свежим ветром Италии. Матери Гарсиласо и Боскана еще только срезают флердоранж, готовясь ксвадьбе, а повсюду уже поют ставшую классической "песню о милом": Al alba venid, buen amigo; На заре приходите, мой добрый друг, al alba venid. на заре. Amigo el que mas queria, Друг самый желанный, venid a la luz del dia. приходите, когда забрезжит день. Amigo el que mas amaba, Друг, которого я больше всех любила, venid a la luz del alba, приходите, когда забрезжит день, venid a la luz del dia, приходите, когда забрезжит день, non trayais compania. не приводите с собой друзей. Venid a la luz del alba, Приходите, когда забрезжит день, non trayais gran compana. не приводите с собой никаких друзей. А когда Гарсиласо в надушенных своих перчатках приносит намодиннадцатисложный стих, на помощь любителям народной поэзии приходитмузыка. Выпускается "Музыкальный песенник дворца", и простонародное входит вмоду. Устная народная традиция становится для музыкантов источникомпрекрасных песен - любовных, пасторальных и рыцарских. На предназначенныедля глаз аристократов страницы попадают кабацкие песни, серра-нильи Авилы,романс о длиннобородом мавре, сладкозвучные песни о милом, монотонные псалмыслепцов, песня рыцаря, заблудившегося в чаще леса, наконец, необычайная покрасоте жалоба обманутой простолюдинки. Точно очерченная панорамаживописного и духовного в Испании. Знаменитый Менендес Пидаль пишет, что гуманизм "открыл" глаза ученым:они стали более глубоко понимать человеческий дух во всех его проявлениях, ивсе подлинно народное, как никогда прежде, привлекло к себе чуткое изаслуженное внимание. В доказательство можно привести следующее: крупныемузыканты того времени, например валенсиец Луис Милан, автор удачногоподражания "Придворному" Кастильоне, и Франсиско Салинас, друг Фрай Луиса деЛеон, культивировали народные песни и игру на виуэле. Обе группы открыто враждовали. Кристобаль де Кас-тильехо и ГрегориоСильвестре, движимые любовью к народной традиции, подняли кастильское знамя.Гарсиласо с более многочисленной группой последователей заявил о своейприверженности к так называемому итальянскому стилю. А в последние месяцы1609 года, когда Гон-гора пишет "Панегирик герцогу де Лерма", борьба междусторонником утонченного кордовского поэта и друзьями неутомимого Лопе деВега доходит до такой страстности и ожесточенности, каких мы не встретим нив одной другой литературной эпохе. Приверженцы "темного" стиля и приверженцыдоступности ведут оживленную перестрелку сонетами - их борьба остроумна,иногда драматична и почти всегда малопристойна. Хочу, однако, подчеркнуть, что я не верю в серьезные последствия этойборьбы, как не верю и в разделение наших поэтов на итальянствующих икастильских. На мой взгляд, всем им свойственно глубокое национальноечувство. Бесспорное иноземное влияние не стало бременем для их духа. Вопрособ их классификации зависит от исторического подхода. Во всяком случае,Гарсиласо не менее национален, чем Кастильехо. Кастильехо увлеченсредневековьем. Это поэт уходящего архаического стиля. На берегах ТахоГарсиласо, поэт Возрождения, извлекает на свет старинные, стертые временеммифы, излагая их исконно испанским слогом с подлинно национальнойгалантностью, как раз в это время появившейся на свет. Лопе, усвоив лирику конца средневековья, создает глубоко романтическийтеатр, детище своего времени. Романтика недавних великих географическихоткрытий кружит ему голову. Его театр, театр приключений, страдания и любви,утверждает его как представителя национальной традиции. Но Гонгора не менеенационален, чем Лопе. В своем характерном и доведенном до крайнейопределенности творчестве Гонгора избегает рыцарской и средневековойтрадиции и ищет славную старую латинскую традицию, причем не поверхностно,как Гарсиласо, а углубленно. В самом воздухе Кордовы он стремится услышатьголоса Сенеки и Лукана. Сочиняя кастильские стихи при холодном светеримского светильника, Гонгоpa возвеличивает подлинно испанское направление вискусстве - барокко. Напряженной была борьба между приверженцамисредневековья и сторонниками латинской традиции - поэтами, предпочитающимиживописный местный колорит, и поэтами куртуазными; поэтами, кутающимися вплащ, и поэтами, ищущими обнаженную натуру. Но ни те, ни другие сердцем неприемлют упорядоченную и чувственную поэзию итальянского Ренессанса. Все онилибо романтики, как Лоне и Эррера, либо поэты католицизма и барокко, какГонгора и Кальдерой. География и небеса берут верх над книжной премудростью. До этого момента я и хотел довести свой краткий обзор. Я попыталсяопределить место Гонгоры и показать его аристократическую обособленность. "О Гонгоре написано немало, но до сих пор остается неясной первопричинаего реформы в поэзии..." - так обычно начинают свои труды, посвященные отцусовременной лирики, наиболее передовые и осторожные исследователи. Я не хочуупоминать о Менендесе-и-Пелайо, который не понял Гонгору, вследствие тогочто блестяще понимал всех других поэтов. Некоторые критики с историческимподходом приписывают то, что они называют "внезапной переменой" в доне Луиседе Гонгора, теориям Амбросио де Моралеса, влиянию Эрреры, учителя поэта,чтению книги кордовского писателя Луиса Каррильо (прославление "темного"стиля) и другим, кажущимся резонными причинам. В то же время французЛюсьен-Поль Тома приписывает эту перемену умственному расстройству, агосподин Фитцморис Келли, еще раз продемонстрировав полную критическуюбеспомощность там, где речь идет об еще не классифицированном авторе,склоняется к мысли, что целью автора "Поэм одиночества" было всего лишьпривлечь внимание к своему литературному имени. Чего-чего, а пестроты в этих"серьезных" суждениях хоть отбавляй. И непочтительности. В Испании бытовало раньше, бытует и сейчас мнение, чтоГонгора-культеранист - средоточие всех грамматических пороков, а в егопоэзии отсутствуют все основные элементы прекрасного. Выдающиеся языковеды илитературоведы всегда смотрели на "Поэмы одиночества" как на позорную язву,которую должно скрывать; не удивительно, что слышались угрюмые и грубыеголоса людей тупых и бездушных, предающих анафеме то, что они называлитемным и пустым. Им удалось отодвинуть Гонгору в тень и засыпать пескомглаза всех тех, кто шел к пониманию его стихов. На протяжении двух долгихвеков нам не уставали повторять: не подходите близко, это непонятно... АГонгора, одинокий, как прокаженный, чьи язвы холодно отсвечивают серебром,ожидал с зеленеющей ветвью в руке новых поколений, которым он мог быпередать свое истинно ценное наследство и свое чувство метафоры. Все дело в восприятии. Мало читать Гонгору, его нужно изучать. Гонгору,в отличие от других поэтов, которые сами приходят к нам, чтобы навеять нанас поэтическую грусть, нужно искать, и искать разумом. Никоим образомнельзя понять Гонгору при первом чтении. Философское произведение может бытьпонято лишь очень немногими, и тем не менее никто не обвиняет автора внеясности. Но нет, в области поэзии это, кажется, не в ходу... Какие же причины могли побудить Гонгору сделать переворот в лирике?Причины? Врожденная потребность в новых формах красоты побуждает егопо-новому ваять фразу. Выходец из Кордовы, он знал латынь, как знают еенемногие. Не ищите причину в истории, ищите ее в душе поэта. Впервые вистории испанского языка он создает новый метод поисков и лепки метафоры, ив глубине души он считает, что бессмертие поэтического произведения зависитот добротности и слаженности образов. Впоследствии Марсель Пруст напишет: "Только метафора может сделатьстиль относительно долговечным". Потребность в новых формах красоты и отвращение, которое вызывала уГонгоры поэтическая продукция его времени, развили в нем острое, почтимучительное критическое чувство. Он был готов ненавидеть поэзию. Он большене мог создавать поэмы в староиспанском стиле, героическая простота романсатоже была ему не по душе. Когда же, стараясь уклониться от трудов своих,взирал он на лирическую поэзию своего времени, ему казалось, что картина этаполна изъянов, несовершенна и обыденна. Душа Гонгоры, как и его сатана,покрывалась пылью со всей Кастилии. Он понимал, насколько несовершенны,неряшливы, небрежно сделаны стихи других поэтов. Устав от кастильцев и "местного колорита", Гонгора погружался в чтениесвоего Вергилия с наслаждением человека, томящегося по истинному изяществу.Его крайняя чувствительность, словно микроскопом вооружив его зрение,помогла увидеть все пробелы и слабые места кастильского языка, и Гопгора,направляемый своим поэтическим инстинктом, взялся строить новую башню издрагоценных, изобретенных им камней, что не могло не ранить гордостьвладельцев замков, выстроенных из кирпича-сырца. Гонгора осозналскоротечность человеческого чувства и все несовершенство мимолетного еговыражения, что волнует нас лишь на миг, и пожелал, чтобы красота еготворений коренилась в метафоре, очищенной от бренной реальности, метафорепластичной, помещенной во внеатмосферное окружение. Он любил красоту объективную, красоту чистую и бесполезную, свободнуюот заразительной тоски. Людям нужен хлеб насущный - он же предпочитаетдрагоценные камни. Не знающий реальной действительности, он полностьювладеет своей поэтической действительностью. Что же мог сделать поэт, чтобыпридать стройность и верные пропорции своему эстетическому кредо? Ограничитьсебя. Исповедаться перед самим собой и, руководствуясь своим критическимчутьем, изучить механику творческого процесса. Поэт должен быть знатоком пяти основных чувств. Именно пяти основныхчувств, и в таком порядке: зрение, осязание, слух, обоняние и вкус. Нужнораспахнуть в них все двери, а иногда и наслоить ощущения, дополнить однодругим и даже замаскировать, представить в ином свете их природу - толькотогда сможет поэт овладеть самыми прекрасными образами. Так, в первой "Поэмеодиночества" Гонгора может сказать, что: Pintadas aves - citaras Пестрые птицы - de plum a - пернатые цитры - coronaban la barbara кружили над сельским capilla, хором, mientras el arroyuelo меж тем ручеек, чтобы para oilla лучше его слышать, hace de blanca espuma из белой пены лепит tantas orejas cuantas столько ушей, сколько guijas lava. камешков омывает. А простую пастушку описывает следующим образом: Del verde margen otra, А другая, срывая на зеленом las mejores берегу лучшие rosas traslada у lirios розы и лилии, украшает al cabello, ими волосы, o por lo matizado, и так она хороша, o por lo bello так прелестна, si aurora no con rayos, что если это не аврора sol con flores. в венце лучей, то солнце в цветах. Или же: "...из волн морских в немом полете рыба..." - или: "...зеленые голоса..." - или: "...пестрый голос, крылатая песня, пернатый орг_а_н..." Чтобы вдохнуть жизнь в метафору, нужно, чтобы метафора эта имела формуи радиус действия, - ядро в центре и перспектива вокруг него. Это ядрораскрывается, как цветок, будто бы незнакомый, но мы скоро узнаем егоаромат, а в излучаемом цветком сиянии нам видится его имя. Метафораподчиняется зрению (нередко обостренному), и именно зрение ее ограничивает ипридает ей предметность. Даже самые неземные английские поэты, Китенапример, имеют потребность как-то обрисовать и ограничить свои метафоры иобразы, и только удивительная пластичность Китса спасает его от полногоопасностей поэтического мира видений. Понятно, почему он скажет: "Толькопоэзии позволено рассказывать свои сны". Зрение не допускает, чтобы сумракзатемнил контуры представшего перед ним поэтического образа. Слепорожденный не может быть поэтом - творцом пластических образов, емуневедомы присущие природе пропорции. Его место, скорее, в озаренномнемеркнущим светом поле мистики, свободном от реальных предметов, поле,щедро овеваемом ветрами мудрости. Итак, цветок поэтического образараспускается на полях зрения. Осязание же определяет качество лирическоговещества этого образа, качество почти живописное. Поэтические образы,построенные другими органами чувств, подчинены первым двум. Словом,поэтический образ основан на взаимообмене обличьем, назначением и функциямиразличных предметов природы или ее идей. У каждого предмета и идеи - свояплоскость и своя орбита. Могучий скачок воображения объединяет в метафоредва антагонистических мира. Кинематографист Жан Эпштейн говорит, чтометафора подобна "теореме, где перескакивают от условия сразу к выводам".Именно так. Оригинальность дона Луиса де Гонгора, помимо плана чистограмматического, состоит в самом методе его "охоты" за поэтическимиобразами, методе, в котором он охватывает их драматический антагонизм и,преодолевая его скачком коня, творит миф; изучая представления античныхнародов о прекрасном, он бежит от гор и их сияющих видений и садится наморском берегу, где ветер le corre, en lecho azul опускает на лазурное de aguas marinas, ложе вод морских turquesadas cortinas. бирюзовые занавеси. И здесь, приступая к новой поэме, он, словно скульптор, взнуздывает ипривязывает свое воображение. Столь велико владеющее им желание укротить,подчинить свое творение, что неосознанно его влечет к островам - с полнымправом он считает, что законченный и обозримый мирок, кругом омываемыйводой, человеку легче держать в своей власти, чем любое другое земноепространство. Механизм его воображения совершенен. Нередко каждый егопоэтический образ - это новый миф. Гонгора вносит гармонию и пластичность, иногда самым неожиданнымобразом, в сферы совершенно разные. Под рукой поэта исчезают беспорядок инесоразмерность. В его руках превращаются в игрушки моря, континенты,ураганные ветры. Сообразно своему представлению о материи и массе,представлению, до него в поэзии неизвестному, он сводит воедино ощущенияподлинно астрономические и подробности из мира бесконечно малых величин. Впервой "Поэме одиночества" он пишет (34-41 строки): Desnudo el joven, cuando Раздевшись, юноша уа el vestido выпитый одеждой океан oceano ha bebido, возвращает песку restituir le hace и расстилает ее затем a las arenas; на солнце. у al sol le extiende luego Нежно вылизывая ее своим que, lamiendole apenas, ласковым языком su dulce lengua нежаркого огня, de templado fuego оно постепенно lento le embiste захватывает ее и тихонько у con suave estilo высасывает из каждой la menor onda chupa ниточки каждую капельку al menor hilo. волны, С каким чувством меры соотносит поэт Океан, Солнце, этого золотогодракона, жарким своим языком как бы постепенно охватывающего мокрое платьеюноши, так что слепая глава светила "высасывает из каждой ниточки каждуюкапельку волны". В восьми этих строках больше нюансов, чем в полусотне октав"Освобожденного Иерусалима" Тассо. Потому что у Гонгоры любая детальпрочувствована и по тщательности работы подобна филиграни. А как передано вэтих стихах - "Нежно вылизывая ее... языком... постепенно захватывает ее..."- ощущение невесомо падающих лучей солнца! Раз он ведет свое воображение на поводу, то может сдержать его, когдазахочет, и остаться неколебимым как перед натиском загадочных стихийных силзакона инерции, так и перед мимолетным миражем, где гибнут, словно бабочки впламени, многие безрассудные поэты. В "Поэмах одиночества" есть места,которые кажутся сверхъестественными. Вообразить себе невозможно, как удаетсяпоэту, словно играючи, обращаться с громадными массами и географическимипонятиями, не впадая в чудовищную безвкусицу и не прибегая к малоприятнымгиперболам. В неистощимой первой "Поэме одиночества" относительно Суэцкогоперешейка он говорит следующее: el istmo que al Oceano перешеек, что разделяет divide океан, у - sierpe de cristal - не дает хрустальной змее juntar le impide соединить la cabeza del Norte увенчанную Севером coronada голову con la que ilustra el Sur, с хвостом Юга, cola escamada расцвеченным de antarcticas estrellas. антарктическими звездами. Припомните левое крыло карты мира. В другом месте он уверенной рукой набрасывает контуры двух ветров,точно воспроизводя их пропорции; para el Austro de alas для Аустро с никогда nunca enjutas, не просыхающими крыльями, para el Cierzo expirante для Сиерсо, испускающего por cien bocas. дух из ста уст. Или же дает Магелланову проливу такое меткое поэтическое определение; ...cuando hallo de fugitive ...когда нашел живого plata серебра la bisagra, aunque estrecha, дверную петлю, что хоть abrazadora узка, но соединяет в объятии cle un Ocrano у otro два разных и всегда siempre uno. единых океана. Или называет море: Barbaro observador, Неученый, но прилежный mas diligente наблюдатель de las inciertas formas изменчивых форм Луны, de la Luna. И, наконец, в первой "Поэме одиночества" он сравнивает острова Океаниисо свитой нимф богини Дианы, охотящейся на заводях реки Эврот; De firmes islas no la Тверди островов inmovil flota недвижный флот de aquel mar del Alba в том море утренней зари te describo, описывать тебе не стану, cuyo numero - ya que no их сонм, хоть и не lascivo - сладострастен, por lo bello agradable красой, приятностью y por lo vario и разнообразием la dulce confusion hacer мог бы привести в такое же podia сладостное смущение, que en los blancos как в прозрачных estanques del Eurota заводях Эврота la virginal desnuda толпа нагая дев-охотниц... monteria. Интересно, что в описание малых форм и предметов он вкладывает такую желюбовь и поэтическую силу. Для него жизнь яблока столь же насыщена, какжизнь моря, а какая-нибудь пчела - явление не менее удивительное, чем лес,например. Зоркими глазами смотрит она на природу, восхищаясь красотой, вравной степени присущей всем ее формам. Он проникает в то, что можно быназвать особым миром каждой вещи, соразмеряя собственные ощущения счувственным обликом того, что его окружает. Поэтому для него яблокоравнозначно морю - ведь он знает, что мир яблока так же безмерен, как мирморя. Жизнь яблока с той поры, когда оно распускается нежным цветом, до тогомомента, как золотым плодом оно падает с дерева в траву, так же загадочна ивеличественна, как и периодический ритм приливов и отливов. Поэт должензнать это. Монументальность поэтического произведения зависит не отзначительности темы, ее масштабов и пробуждаемых ею чувств. Можно написатьэпическую поэму о борьбе лейкоцитов в замкнутом разветвлении вен, а описаниеформы и запаха розы может оставить непреходящее впечатление бесконечности. Гонгора подходит с одним и тем же мерилом ко всем своим темам: то,подобно циклопу, он играет морями и континентами, то любовно рассматриваетразличные плоды и предметы. Более того, малые формы доставляют ему гораздобольшее наслаждение. В десятой октаве поэмы о Полифеме и Галатее Гонгорапишет: la pera, ue quien me груша, чьей золотой cuna dorada колыбелью была la rubia paja у - желтоволосая солома - palida tutora - бледнолицая ее опекунша, - la niega avara у prodiga скупая, таит ее, щедрая - la dora. золотит. Поэт называет солому, в лоне которой дозревает груша, сорванная зеленойс материнской ветки, "бледнолицей опекуншей" плода. Эта бледнолицая опекунша"скупая, таит ее" (грушу) и "щедрая - золотит", то есть скрывает грушу отглаз людских, чтобы одеть ее в золотой наряд. В другом месте он пишет: montecillo, las sienes пригорок с челом, laureado, увенчанным лаврами, traviesos despidiendo расстается с резвыми moradores обитателями de sus coniusos senos, своих запутанных недр, conejuelos que, el viento кроликами, которые, спросив consultado, совета у ветра, salieron retozando a pisar выбежали вприпрыжку, las flores. цветы сминая. С каким истинным изяществом обрисован зверек, который, выбежав изнорки, вдруг замирает, чтобы потянуть носом воздух: "...кроликами, которые,спросив совета у ветра, выбежали вприпрыжку, цветы сминая". Еще выразительнее стихи об улье в дупле дерева, которое Гонгораназывает укрепленным замком той (пчелы), que sin corona vuela что летит без короны у sin espada, и шпаги, susurrante amazona, жужжащая амазонка, Dido alada, крылатая Дидона, de ejercito mas casto, целомудреннейшего воинства, de mas bella прекраснейшей Republica, cenida, en vez Республики, опоясанной de muros, не стенами, de cortezas; en esta, а корою; вот в этом pues, Cartago, Карфагене reina la abeja, oro царит пчела, отливающая brillando vago, тусклым золотом; о el jugo bebe de los она упивается то соком aires puros, свежего ветерка, о el sudor de los cielos, то испариной небес, когда cuando liba высасывает de las mudas estrellas безмолвных звезд слюну. la saliva. Этот отрывок исполнен величия почти эпического. А поэт пишет всего лишьо пчеле и ее улье. Он называет этот лесной улей "Республикой, опоясанной нестенами, а корою", пчелу именует "жужжащей амазонкой", что пьет сок свежеговетерка, росу называет "испариной небес", нектар - "слюной" цветов,"безмолвных звезд". Разве эти стихи не отличает та же величавость, чтоприсуща Гонгоре, когда, применяя астрономические термины, он описывает мореили рассвет? Он удваивает и утраивает поэтический образ, показывая его вразличных плоскостях, чем добивается законченности впечатления и восприятиявсех граней образа. Трудно ожидать чего-нибудь подобного от чистой поэзии. Гонгора прекрасно владел классической культурой, и это дало ему веру всебя. Он создает невероятный для своего времени образ часов: Las horas ya de numeros Время уже оделось vestidas, - в числа, - или же образно называет пещеру "унылый зевок земли". Средисовременников Кеведо иногда удавались такие меткие выражения, но красотойони уступали гонгоровским. Лишь XIX век дал великого поэта Стефана Малларме, вдохновенногоучителя, принесшего на Рю де Ром свой неповторимый абстрактный лиризм ипроложившего опасный, открытый всем ветрам путь новым поэтическим школам. Доэтого момента лучшего ученика у Гонгоры не было, а ученик даже не зналсвоего учителя. Оба питают пристрастие к лебедям, зеркалам, резкимсветотеням, женским волосам. Для обоих равно характерен как бы застывшийтрепет барокко. Разница в том, что Гонгора как поэт более силен, он обладаетневедомым Малларме богатством языка и восторженным восприятием красоты,изгнанными из поэзии Малларме прелестным юмором и отравленными стреламииронии - порождением нашего времени. Ясно, что поэтические образы Гонгоры непочерпнуты прямо из окружающего его мира, напротив, предмет, явление илидействие проходят сначала через камеру-обскуру рассудка; такое преображениепозволяет им единым махом преодолеть барьер, отделяющий их от иного мира.Невозможно читать его стихи, не являющиеся прямым изображением предметов,имея перед глазами сами эти предметы. Тополя, розы, пастухи, пастушки и моря- все они создания вдохновенного кордовского поэта. Море он называет"оправленным в мрамор изумрудом, не знающим покоя", а тополь - "зеленойлирой". А с другой стороны, есть ли крупица смысла в том, чтобы, держа вруках живую розу, читать мадригал, ей посвященный? Или роза покажетсялишней, или мадригал. Как у всякого большого поэта, у Гонгоры свой особыймир. Мир существенных примет вещей и характерных различий. Поэту, собирающемуся написать поэму, чудится (мне это знакомо пособственному опыту), что он отправляется на ночную охоту в далекие-далекиелеса. В сердце глухо стучит неясный страх. Чтобы успокоиться, полезно выпитьстакан холодной воды и провести пером несколько ничего не значащих черныхлиний. Именно черных, потому что, признаюсь откровенно, не люблю я цветныечернила. Итак, поэт собирается в путь. Свежий ветер холодит хрусталь егоглаз. В молчании ветвей звучит полумесяц - рожок из легкого металла. Впросветах между стволами появляются и исчезают белые олени. Ночь, всяцеликом, прячется за ширму из шорохов. Вода меж камышами, глубокая испокойная, покрывается рябью. Пора идти. Чревато опасностью это мгновениедля поэта. Ему нужно взять с собой карту тех мест, куда он направляется, исохранить присутствие духа перед лицом красот подлинных и красот мнимых,которые встретятся на его пути. Он должен, как Улисс при встрече с сиренами,заткнуть уши и, минуя метафоры мнимые, поддельные, разить стрелой метафорыживые. Мгновение это опасно - ведь поэт может поддаться соблазну, и тогдаему вовек не свершить задуманного. Преображенным должен идти поэт на этуохоту, с чистым сердцем и спокойной душой. Устояв перед призраками, оносторожно подстерегает живую, подлинную плоть образа, созвучного планупоэмы, которая ему неясно видится. Приходится иногда громкими крикамиотпугивать назойливых злых духов, вторгающихся в уединенный мир поэта ипрельщающих его легкой славой, славой беспорядочной, не имеющей ниэстетической ценности, ни красоты. Кто же, как не Гонгора, лучше подготовленк этой внутренней охоте? Его не манят возникающие в его мысленном пейзажеярко окрашенные или чрезмерно сверкающие образы. Ведь он преследует то, чегоникто не замечает: внешне обособленный и незаметный образ, что засияет потомярким светом в самом неожиданном месте поэмы. К услугам фантазии поэта пятьчувств. Пять основных чувств, пять неприметных рабов, слепо ему повинуются,не вводя его в обман, как прочих смертных. Поэт отчетливо сознает, чтоприрода, которой должно жить в его поэмах, - это не та природа, что вышла изрук Творца, и строит свои пейзажи, разлагая ее на составные части. Мы моглибы сказать, что он подчиняет природу во всех ее оттенках дисциплинемузыкального ритма. Во второй "Поэме одиночества" он пишет (350-360 строки): Rompida el agua en las Вода, разбиваясь menudas piedras, о мелкие камни, cristalina sonante era tiorba, хрустально звучащей была у las confusamente acordes, лютней; aves а птиц нестройный хор entre las verdes roscas de среди зеленых витков las yedras плюща muchas eran, у muchas велик был, и много раз veces nueve по девять aladas musas, que - крылатых муз, под легким de pluma leve опереньем engauada su oculta lira скрывающих изогнутую corva - лиру, metros inciertos si, pero неясные, но пленительные suaves строфы en idiomas cantan diferentes; на разных поют языках; mientras, cenando en а между тем, закончив трапезу, porfidos lucientes, в сверкающем порфире lisonjean apenas спешат воздать хвалу al Jupiter marino tres Юпитеру морскому три sirenas. сирены. Поражает то, как строит он описание птичьего хора: "...велик был, и много раз по девять крылатых муз..." - и как тонко намекает на разнообразие птиц: "...неясные, но пленительные строфы на разных поют языках..." Или же он пишет: Terno de gracia bello Три грации прекрасных, repetido четырежды cuatro veces en doce представленных labradoras, в двенадцати селянках, entre bailando numerosa- явились в легком танце. mente. Великий французский поэт Поль Валери сказал, что вдохновение - нелучшее состояние для того, чтобы писать стихи. Хоть я и верю в ниспосланноебогом вдохновение, кажется мне, что Валери на правильном пути. Состояниевдохновения - это состояние внутренней собранности, но не творческогодинамизма. Нужно дать отстояться мысленному образу, чтобы он прояснился. Недумаю, что великий мастер мог бы творить в состоянии лихорадочноговозбуждения. Даже мистики творят только тогда, когда дивный голубь святогодуха покидает их кельи и теряется в облаках. Из вдохновения возвращаешься,как из чужой страны. И стихотворение - рассказ об этом путешествии.Вдохновение дарует поэтический образ, но не его облачение. Чтобы облечь его,нужно спокойно и беспристрастно изучать качество, и звучность слова. У донаЛуиса де Гонгора же не знаешь, чем больше восхищаться - самой ли поэтическойсубстанцией или ее неподражаемой и вдохновеннешпей формой. Слово поэта неубивает его дух, а оживляет его. Гонгора не непосредственен, но обладаетсвежестью и молодостью. Он не прост, но доступен и ярок. Даже в тех случаях,когда он неумерен в гиперболе, ему присуще характерное андалузскоеостроумие, и оно вызывает у нас лишь улыбку и еще большее восхищение: ведьего гиперболы - это комплименты влюбленного по уши кордовца. Он пишет о новобрачной: Virgen tan bella Столь прекрасна дева, que hacer podria что могли бы torrida la Noruega два ее солнца растопить con dos soles Норвегию, y blanca la Etiope а руки - обелить con dos manos. Эфиопию. Чисто андалузская цветистость! Восхитительная галантность всадника, чтопереплыл Гвадалквивир на чистокровном скакуне. Здесь как на ладони поледействия его фантазии. Перейдем теперь к "темноте" Гонгоры. И что же это за "темнота"? Ядумаю, что он, скорее, грешит слепящей яркостью. Но, чтобы подойти к нему,нужно быть посвященным в Поэзию и обладать восприимчивостью, подготовленнойчтением и опытом. Человек, чуждый его миру, не сможет насладиться егопоэзией, как не сможет насладиться ни картиной, хоть и увидит то, что тамнарисовано, ни музыкальным произведением. Гонгору мало просто читать - егонадо любить. Критиковавшие его филологи, цепляясь за сложившиеся теории, неприняли плодотворной гонгоровской революции, подобно тому как закосневшие всвоем гнилом экстазе "бетховенианцы" говорят, что музыка Клода Дебюсси -звуки, производимые кошкой, гуляющей по роялю. Они не приняли его революциюв грамматике, но люди неученые, ничего общего с ними не имевшие, встретилиее с распростертыми объятиями. Расцвели новые слова. Новые перспективыоткрылись перед кастильским языком. Великий поэт - живительная роса дляязыка. В грамматическом плане случай с Гонгорой - единственный в своем роде.Старые интеллектуалы того времени, любители Поэзии, должно быть, застыли визумлении, видя превращение их кастильского языка в нечто странное, неподдающееся расшифровке. Кеведо, раздраженный и втайне завидующий, встретил Гонгору сонетом сназванием "Рецепт Составления Поэм Одиночества", насмехаясь над "страннымисловесами", составляющими эту заумь, применяемую доном Луисом. Он пишет: Quien quisiere ser culto Кто захочет стать ученым en solo un dia, за один только миг, la jeri - aprendera - _жар_ - пусть выучит - gonza siguiente: _гон_ такой: Fulgores, arrogar, joven, отрок, предчувствует, presiente, строит, простой, candor, construye, metrica, гармония, метрика, armonia. присваивать, блик. Росо mucho, si no, А вот еще: purpuracia, трепетанье, пожирает, neutralidad, conculca, нейтральность, костер, erige, mente, отрок, возводит, pulsa, ostenta, librar, надежда, не вовсе, знаки adolescente, уводит, sanas, traslada, pira, гарпия, роскошь, frustra, harpia. пурпурность, спасает. Cede, impide, cisura, Цезура, высасывает, petulante, чередованья, palestra, liba, meta, хотя, борьба, уступает, argento, alterna, вкусноты, si bien, disuelve, emulo, витальность, сребро, canoro. безнадежность, разлучник. Use mucho de liquido Жидкости чаще рисуй у de errante, и блужданья, su poco de nocturno сумерки вставь у de caverna. и немножко гротов. Anden listos livor, adunco Держи наготове фиалки y poro. и лучник {*}. {* Перевод А. Грибанова.} Да это же великий праздник цвета и музыки для кастильского языка! Вотона "заумь", "жаргон" дона Луиса де Гонгоры-и-Арготе. Знай Кеведо, как онпревознес своего врага, он удалился бы, сжигаемый своей мрачной меланхолией,в кастильскую глушь Торре-де-Хуан-Абад. С большим правом, чем Сервантеса,можно назвать Гонгору поэтом-творцом нашего языка, и тем не менее вплоть доэтого года Испанская академия не объявляла его и авторитетом в языке. Перестала существовать одна из причин, которая делала Гонгору "темным"для его современников, - его язык. Уже нет незнакомых слов в его словаре, непотерявшем, однако, своей изысканности. Лексика его вошла в обиход. Остаетсясинтаксис и мифологические трансформации. Чтобы сделать понятными егопредложения, их нужно упорядочить, подобно латинским. А что действительнотрудно для понимания - это его мифологический мир. Трудно потому, что немногие знают мифологию, и потому еще, что он не просто пересказывает миф, нотрансформирует его или дает лишь один определяющий штрих. Именно здесьметафоры поэта приобретают неповторимое звучание. С простодушным ирелигиозным пылом излагает Гесиод свою "Теогонию", а хитроумный кордовецпересказывает ее, стилизуя или изобретая новые мифы, и проявляет при этомошеломляющую поэтическую силу, дерзость в переработке мифов и презрение кобъяснениям. Юпитер в образе златорогого быка похищает нимфу Европу; ...Era del ano la estacion ...Стояло то цветущее florida время года, en que el mentido robador когда лукавый Европы de Europa, похититель media luna las armas с полумесяцем рогов de su frente... на челе... "Лукавый похититель" - как тонко сказано о перевоплотившемся боге! ...el canoro ...мелодичный голос той, son de la ninfa un tiempo, что некогда была нимфой, ahora cana... - а сейчас тростник... - пишет он о нимфе Сиринге, которую бог Пан, разгневанный тем, что она импренебрегла, превратил в тростник и сделал из него семиствольную флейту. Любопытно, как он перерабатывает миф об Икаре; Audaz mi pensamiento Мой дерзкий замысел el zenit escalo, plumas достиг зенита, в перья vestido, одетый, cuyo vuelo atrevido - пусть его полет отважный si no ha dado su и не дал свое имя твоей nombre a tns espumas - пене, de sus vestidas plumas но об одевавших его conservaran el перьях, desvanecimiento разлетевшихся по воздуху, los anales diafanos будут помнить del viento. прозрачные анналы ветра. Или же описывает павлинов Юноны в их роскошном оперении: ...volantes pias ...чьи перья - голубые que azules ojos con глаза с золотыми pestanas de oro ресницами, - sus plumas son, conduzcan мчите великую богиню - alta diosa высшую славу gloria mayor del царственного soberano coro. хора. Или называет голубку, не без основания лишая ее традиционного эпитета"невинная": ...Ave lasciva de la ...Сладострастная птица Cyprida Diosa. богини Киприды. Он пишет намеками, поворачивая мифы профилем, а иногда выделяя лишьодну черту, обычно скрытую среди других образов. В мифологии Вакх триждыпретерпевает страсти и смерть. Сначала он принимает образ козла с витымирогами. Из любви и сострадания к своему плясуну Сизу, превратившемуся послесмерти в плющ, Вакх превращается в виноградную лозу. И, наконец, он умираети превращается в фиговое дерево. Вот как Вакх трижды рождался заново.Гонгора намекает на эти метаморфозы в одной из "Поэм одиночества" в такойделикатной и скрытой форме, что это понятно только тем, кто посвящен всекрет этой истории: Seis chopos de seis Шесть тополей, увитые yeclras abrazados шестью плетьми плюща, tirsos eran del griego были тирсами греческого dios, nacido бога, родившегося segunda vez, que en вновь и укрывшего под pampanos desmiente молодыми виноградными листьями los cuernos de su frente. рога на своем челе. Вакх, веселящийся со своим любимцем, принявшим образ вьющегося плюща,увенчан молодыми виноградными листьями, которые словно отрицают его прежниесластолюбивые рога. В таком же духе пишутся все культистские поэмы. Гонгораразвил в себе такое обостренное теогоническое восприятие мира, чтопревращает в миф все, чего ни коснется. Стихии действуют в его пейзажах какнеизвестные человеку божества, обладающие неограниченной властью. Оннаделяет их слухом и ощущением. Он творит их. Во второй "Поэме одиночества" описывается юный чужестранец, которыйгребет на своей лодке и поет нежнейшую любовную жалобу, превращая ...instrumento el bajel, ...в инструмент свой челн cuerdas los remos... и весла - в струны... Хотя влюбленному и кажется, что он одинок в зеленой пустыне вод, егослушает море, его слушает ветер и эхо подхватывает самую сладкозвучную,пусть и невнятную ноту его песни: No es sordo el mar; Не глухо море: la erudicion engana. обманывает знание. Bien que tal vez sanudo Хоть иногда оно, no oya al piloto, о le разъярившись, responda fiero, не слышит кормчего или sereno disimula mas orejas отвечает ему свирепо, que sembro dulces quejas - спокойное, оно таит ушей canoro labrador - el не меньше, forastero, чем посеял нежных жалоб en su undosa campana. сладкоголосый пахарь - Espongioso, pues, se чужестранец - bebio у mudo в его волнистую ниву, el lagrimoso reconocimiento, Подобно губке, оно, de cuyos dulces numeros безмолвное, впитало no poca слезное признание, conceptuosa suma немалую долю сладких en los dos giros гармоний которого de invisible pluma на крылах своих, двух que fingen sus dos alas росчерках невидимого пера, huerto el viento; похитил ветер. Eco - vestida una cavada Эхо, одетое скалистым roca - гротом, solicito curiosa с любопытством вызвало у guardo avara и жадно спрятало la mas dulce - si no la сладчайший, пусть и не menos clara - самый ясный silaba siendo en tanto слог, а между тем la vista de las chozas вид хижин был концом fin del canto. песни. Этот прием одухотворения, очеловечивания природы весьма характерен дляГонгоры. Он ищет в стихиях сознание. Ему ненавистны глухое молчание и темныесилы, не имеющие предела. Это поэт, высеченный из цельной глыбы, эстетикаего неизменима и догматична. Вот он воспевает море близ устья реки; Centauro ya espumoso Океан - кентавр из пены - el Oceano полуморе, полурека - medio mar, medio ria - дважды в день топчет dos veces huella сушу, la campana al dia, тщетно стремясь забраться pretendiendo escalar в гору, el monte en vano. Его фантазии не свойственны ни полутона, ни светотени. Так, в"Полифеме" он придумывает миф о жемчуге. Он пишет, что стопа Галатеикасается раковин: ...cuyo bello contacto ...от ее прекрасного puede hacerlas, прикосновения они, sin concebir rocio, не зачав росу, parir perlas... рождают жемчуг... Мы уже видели, как преображается все, чего касается рука поэта. Егоодухотворенное теогоническое восприятие мира придает индивидуальность силамприроды. Любование женщиной, вынужденно замалчиваемое из-за духовного сана,оттачивает до немыслимого совершенства его галантность и эротизм. "Полифем иГалатея" - поэма, до предела насыщенная эротикой, но это, если можно таквыразиться, сексуальность цветов - сексуальность тычинок и пестиков вволнующий момент весеннего полета пыльцы. Где еще поцелуй описывался так благозвучно, естественно и безгрешно,как его описывает наш поэт в "Полифеме"?! No a las palomas concedio Не голубям даровал Gupido Купидон juntar de sus dos picos соединить рубины их los rubies, клювов, cuando al clavel el joven когда дерзкий юноша atrevido впился в два красных las dos ojas le chupa лепестка гвоздики. carmesies. Сколько порождают Пафос Cuantas produce Pafo, и Книда engeiidra Gnido черных фиалок и белых negras violas, blancos левкоев, alelies, все они сыплются дождем Uneven sobre el que Amor на то, что, по воле Любви, quiere que sea стало брачным ложем talamo de Acis у de Асиса и Галатеи. Galatea. Стиль его пышный, изощренный, но сам по себе не "темный". Темны мы,люди, неспособные проникнуться строем его мыслей. Загадка кроется в нассамих - мы носим ее в сердце. Правильней сказать не "темная вещь", а "темныйчеловек". Гонгора стремится быть ясным, изящным, богатым нюансами, а незаумным. Он не находит удовольствия ни в полутенях, ни в расплывчатыхметафорах. Напротив, он по-своему объясняет все, придает всему цельность. Из своей поэмы он сумел сделать как бы громадный натюрморт. Своимтворчеством Гонгора решил важную поэтическую проблему, которая до негосчиталась неразрешимой. Нужно было написать лирическую поэму в противовесэпическим, насчитывавшимся десятками. Но как сохранить чисто лирическоенапряжение на протяжении целых эскадронов строк? Как сделать это, неприбегая к повествованию? Когда большое значение придавалось сюжету,рассказу, поэма при малейшем недосмотре превращалась в эпическую. А есливообще ни о чем не рассказывалось, поэма распадалась на тысячу кусков,лишенных смысла и цельности. Гонгора же избирает особый, свой типповествования, скрытого метафорами. И его трудно обнаружить. Повествованиепреображается, становится как бы скелетом поэмы, окутанным пышной плотьюпоэтических образов. Пластичность, внутреннее напряжение одинаковы в любомместе поэмы; рассказ сам по себе никакой роли не играет, но его невидимаянить придает поэме цельность. Гонгора пишет лирическую поэму невиданныхдоселе размеров - "Поэму одиночества". Эта поэма вбирает в себя всю лирическую и пасторальную традициюиспанских поэтов, предшественников Гон-горы. Буколическую страну, о котороймечтал, но не сумел запечатлеть Сервантес, Аркадию, которую Лопе де Вега таки не смог озарить немеркнущим сиянием, - их изобразил только дон Луис деГонгора. Приветливый край, некий сад, украшенный гирляндами, овеваемыйлегким ветром, край изящных, но неприступных пастушек, который виделся всемпоэтам XVI-XVII веков, нашел свое воплощение в первой и второй "Поэмаходиночества". Вот он этот изысканный мифологический пейзаж, что являлсяДон-Кихоту в час смерти. Тщательно возделанный край, где Поэзия строгоотмеряет и устанавливает меру своей фантазии. Говорят о двух Гонгорах. Гонгоре культистском, "темном", и Гонгоредоступном. Но так говорят профессора изящной словесности. Человек, хоть вмалейшей степени наделенный наблюдательностью и восприимчивостью, прианализе произведений Гонгоры может заметить, что его поэтические образывсегда культистские. Пишет ли он маленькие романсы или создает подлиннокультистские произведения - механизм построения метафор и риторических фигуродин и тот же. Дело в том, что в первых они сочетаются с несложной фабулой ипростеньким пейзажем, а в культистских произведениях переплетаются с другимиобразами, которые, в свою очередь, связаны с третьими - отсюда их кажущаясятрудность. Примеров таких великое множество. В одном из ранних своихстихотворений (1580 г.) он пишет: Los rayos le cuenta al sol Солнца считала лучи con un peine de marfil гребнем слоновой кости la bella Jacinta, un dia. однажды прекрасная Хасинта. Или же пишет: ...La mano oscurece al ...Рука затмевает peine... гребень... В одном романсе описывает юношу: La cara con poca sangre. Лицо, где так мало крови, Los ojos con mucha noche. глаза, где так много тьмы. В 1581 году пишет: ...у viendo que el pescador ...и, видя, что рыбак con atencion la miraba, смотрит на нее с вниманием, de peces privando al mar, она, отнимая у моря рыб, у al que la mira del alma, а у того, кто на нее глядит, llena de risa responde... Душу, со смехом отвечает... Вот он описывает лицо девушки: Pequena puerta del coral Маленькая дверца preciado, бесценного коралла, claras lumbreras de mirar ясные окна бестрепетного seguro, взора, que a la esmeralda firm, вы у прекрасного изумруда al verde puro чистую зелень habeis para viriles взяли для usurpado. дарохранительниц. Эти примеры взяты из его ранних стихов, опубликованных вхронологическом порядке в издании Фулыне-Дельбоска. Продолжая чтение, нельзяне заметить, что нотки культизма постепенно усиливаются и, наконец,заполняют сонеты и трубными звуками разливаются в знаменитом "Панегирике". Итак, со временем у поэта развивается творческая мысль и техникасоздания поэтического образа. С другой стороны, я считаю, что культизм есть непременное условиебольшой строфы и многосложного стиха. Все поэты, пишущие сонеты или октавымногосложным размером - одиннадцатисложником или александрийским стихом, -тяготеют к культизму, даже Лоне, чьи сонеты нередко туманны. А что говоритьо Кеведо, еще более трудном, чем Гонгора, так как он пользуется даже несамим языком, а духом языка. Короткий стих может быть легкокрылым. Длинный же стих должен бытьученым, тяжеловесным. Вспомним XIX век: Верлена, Беккера. А Бодлер ужеприменяет многосложный стих, ибо озабочен формой. Не нужно забывать, чтоГонгора - поэт необычайно пластический, он чувствует внутреннюю красотустиха, а подобного умения уловить выразительный оттенок, прочувствоватькачество слова в испанском языке до него не было. Облачение его стиховбезупречно. Неожиданные сочетания согласных украшают, подобно миниатюрнымстатуэткам, его стихи, а искусная архитектоника придает им прекрасныепропорции барокко. Повторяю, он не стремится к туманности. Он чуждаетсяизбитых выражений не из любви к изощренности, хотя сам и является одним изизощреннейших умов, и не из-за ненависти к черни, хотя сам и ненавидит ее ввысшей степени, а из желания воздвигнуть строительные леса, которые сделалибы здание его поэзии неподвластным времени. Из стремления к бессмертию. Доказывает осознанность его эстетики то, что, в отличие от слепыхсовременников, Гонгора понял Эль Греко, другую великую загадку для будущихпоколений, с излюбленным его византизмом и ритмической архитектурой. Напереход Эль Греко в лучший мир Гонгора пишет один из характернейших своихсонетов. Доказывает осознанность его эстетики и то, что в защиту "Поэмодиночества" он пишет эти категоричные слова: "Говоря о почестях, считаю я,что поэма эта для меня вдвойне почетна: если ее оценят люди сведущие, онапринесет мне известность, меня же будут чтить за то, что язык наш моимитрудами достиг величия и совершенства латыни". О чем еще говорить?! Наступает 1627 год. Гонгора, больной, весь в долгах, с истерзаннойдушой, возвращается в Кордову, в свой старый дом. Возвращается от камнейАрагона, где бороды у пастухов, как листья дуба, жестки и колючи. Онвозвращается один, без друзей, без покровителей. Маркиз де Сьете Иглесиас изгордыни гибнет на виселице, а утонченный поклонник Гонгоры маркиз деВильямедиана пал, пронзенный шпагами наемных убийц короля. Дом поэта, старыйособняк с двумя зарешеченными окнами и флюгером, стоит против монастырябосоногих тринитариев. Кордова, самый меланхоличный город Андалузии, живетсвоей жизнью, в которой нет тайн. Нет ничего таинственного и в возвращенииГонгоры. Он уже развалина. Его можно сравнить с пересохшим родником, чтонекогда бил мощной струей. С балкона его дома видны смуглые всадники,гарцующие на длиннохвостых скакунах, увешанные кораллами цыганки, чтоспускаются стирать белье к дремлющему Гвадалквивиру, рыцари, монахи,бедняки, которые выходят на прогулку, когда солнце скрывается за горами. Незнаю, по какой странной ассоциации, но кажется мне, что три мориски изизвестного романса - Акса, Фатима и Марией, - легконогие, в выгоревших отсолнца платьях, приходят под его балкон, звеня бубнами. А что слышно вМадриде? Ничего. Ветреный и галантный Мадрид рукоплещет комедиям Лопе ииграет в жмурки на Прадо. И кто помнит о бедном капеллане? Гонгорасовершенно одинок. Можно найти утешение в одиночестве где-нибудь в другомместе, но быть одиноким в Кордове - что может быть драматичнее! По егособственному выражению, у него остались только его книги, его садик и егобрадобрей. Слишком мало для такого человека, как Гонгора. Утром 23 мая 1627года поэт без конца спрашивает, который час. Он выглядывает на балкон, новидит не привычный пейзаж, а сплошное лазурное пятно. На башню Мальмуэртаопускается длинное светящееся облако. Гонгора, осенив себя крестнымзнамением, укладывается на ложе, пахнущее айвой и апельсиновым цветом. Ивскоре его душа, очерченная четким контуром и прекрасная, как архангелМантеньи, в золотых сандалиях и развевающейся тунике цвета амаранта, выходитна улицу в поисках отвесной лестницы, по которой ей предстоит умиротворенноподняться. Когда приходят старые друзья, руки дона Луиса уже холодеют.Прекрасные, аскетические руки без перстней, руки, удовлетворенные тем, чтоизваяли изумительный барочный алтарь "Поэм одиночества". Друзья решают, чтотакого человека, как Гонгора, не должно оплакивать, и с философскимспокойствием усаживаются на балконе созерцать неторопливую жизнь города. Амы скажем о нем словами терцета, посвященного ему Сервантесом: Es aquel agradable, aquel Это приятный, всем bienquisto, любезный, aquel agudo, aquel sonoro острый умом, звучный у grave и глубокий, sobre cuantos poetas Febo лучший из поэтов, ha visto, виденных Фебом, Примечания Примечания Празднование трехсотлетней годовщины со дня смерти великого испанскогопоэта Луиса де Гонгора-и-Арготе (1561-1627) было использовано поколением1927 г. как повод для развертывания широкой кампании в защиту своихпоэтических принципов. Принявший участие в этой кампании Гарсиа Лорка занялво многом самостоятельную позицию, отмежевавшись от "элитарности",свойственной выступлениям некоторых его соратников. Целью лекции, надкоторой он работал три месяца и которую прочитал в гранадском Атенее 13февраля 1926 г., было популярное истолкование особенностей поэтическогоноваторства Гонгоры, предназначенное неискушенным слушателям, "чтобы онипоняли и просветились..." "И они поняли!" - рассказывал поэт в письме ХорхеГильену (2 марта 1926 г.). Лекция была полностью опубликована в мадридском журнале "Ресиденсия"(1932, октябрь, Э 4), причем в предисловии говорилось, что она уже "невполне отвечает сегодняшнему отношению автора к проблемам творчестваГонгоры". Стр. 425. Иунъес де Арсе Гасиар (1832-1903) - испанский поэт. Кампоамор Район де (1817-1901) - испанский поэт. Соррилья-и-Мораль Хосе (1817-1893) - испанский романтический поэт. Стр. 427. Гарсиласо де ла Бега (1503-1536) - выдающийся поэт испанскогоВозрождения, утверждавший в литературе Испании формы итальянской поэзии. Боскан-и-Альмогавер Хуан (1490-1542) - поэт испанского Возрождения,проводник итальянских влияний. Менендес Пидаль Рамон (1869-1968) - выдающийся испанский филолог. Стр. 428. ...голоса Сенеки и Лукана. - Римский философ Сенека и егоплемянник - поэт и драматург Лукан были родом из Кордовы. Стр. 429. Эррера Фернандо (1534-1597) - испанский поэт, последовательГарсиласо. Амбросио де Моралес (1513-1591) - испанский историк, автор "Трактата окастильском языке". Фитцморис Келли Джеймс (1857-1923) - английский испанист, автор книги"Испанская литература". ...Гонгора-культеранист... - Культеранизмом (или культизмом) противникиГонгоры называли созданный им метафорический, "темный" стиль. Стр. 434. Аустро - южный ветер. Сиерсо - северный ветер. Стр. 437. Кеведо-и-Вильегас Франсиско (1580-1645) - великий испанскийпоэт и писатель, литературный противник Гонгоры. Стр. 438. Рю де Ром - улица в Париже, где Малларме устраивал свои"поэтические вторники". Стр. 449. Беккер Густаво Адольфо (1836-1870) - испанский поэт-романтик. Примечания Л. Осиповата Популярность: 21, Last-modified: Thu, 10 Mar 2005 06:56:05 GMT