Байроническая» поэма.

Сумерки» Е.А.Баратынского.

Поэмы Е.А.Баратынского.

Одним из первых, вместе с Пушкиным Баратынский пролагает в лирике путь к реализму. Для идейно-эмоционального содержания своих элегий он ищет новые формы словесного выражения. Образцом реалистической конкретности в анализе и описании душевного состо­яния может служить элегия Баратынского «Признание» (1823), под впечатлением от чтения которой Пушкин писал А. А. Бестужеву 12 января 1824 г.: «Баратынский — прелесть и чудо. Признание — совершенство. После него никогда не стану печатать своих элегий». Тот же путь Баратынский сознательно избрал и в своих поэмах. Он отказывается следовать за автором «Кавказского пленника» и «Бахчисарайского фонтана», предпочитая «идти новою собствен­ною дорогою» (как писал поэт в предисловии к стихотворной повести «Эда», 1826). Отличие своей «финляндской повести» от пушкинских «южных» поэм с их романтикой и экзотикой Баратынский видел в простоте, обыкновенности ее сюжета («хода»), в обилии «мелочных подробностей», в отсутствии «лирического тона». Сам автор объясня-^ ет такой характер произведения своим длительным пребыванием А в Финляндии, запечатлевшим в его воображении «любопытную при-I ] роду» страны и своеобразные нравы ее жителей. Отказываясь от у исключительной личности и необыкновенной судьбы романтического героя, Баратынский рассказывает грустную, но обыкновенную исто­рию простой крестьянской девушки и весьма прозаического героя-соблазнителя. Фоном событий в «Эде», в отличие от пышной природы юга и красочного быта народов Кавказа и Крыма, становятся суро­вые и однообразные картины севера и незатейливый быт финского крестьянства. В противовес романтической композиции, выделявшей «вершинные» моменты сюжета, поэма Баратынского построена на \постепенном и исчерпывающем раскрытии переживаний Эды, что оыло отмечено Пушкиным в статье «Баратынский» (1830): «...с какою глубиною чувства развита в ней женская любовь». Однако создать подлинно реалистическую стихотворную повесть Баратынскому не удалось. В образе Эды явственно проступили черты традиционной сентиментально-романтической героини. Свойства романтического «злодея» оказались далеко не чужды гусару-соблазнителю. Не уда­лось Баратынскому избежать и некоторого мелодраматизма в изло­жении сюжета. «Эда» успеха не имела.

Баратынский пытается развивать то же направление в своих последующих поэмах: «Бал» (1825—1828) и «Наложница» (1831). Он переносит действие в современность, рисует образы светских людей. Но создать типический образ, подобный Онегину или Татьяне, Баратынский не смог. Нина Воронская и Арсений («Бал»), Елецкий («Наложница») наделены чертами романтической исключительности и противопоставлены «толпе». «Сильные» страсти героев лишают их духовный облик реалистической достоверности. Сохраняется и ме­лодраматизм в развитии сюжета.

Поэма — один из самых популярных жанров романтизма, в том числе гражданского, или социального. Декабристская поэма была вехой в исто­рии жанра и воспринималась на фоне южных романтических поэм Пушкина. Наиболее охотно в декабристской поэме разрабатывалась истори­ческая тема, представленная Катениным, Ф. Глинкой («Карелия»), Кюхель­бекером («Юрий и Ксения»), А. Бестужевым, А. Одоевским. В этом ряду стоит и поэма Рылеева «Войнаровский». Поэма Рылеева (1825) была написана в духе романти­ческих поэм Байрона и Пушкина. В основе романтической поэмы лежат параллелизм картин природы, бурной или умиротворенной, и пережива­ний изгнанника-героя, исключительность которого подчеркнута его оди­ночеством. Поэма развивалась через цепь эпизодов и монологические речи героя. Роль женских персонажей по сравнению с героем всегда ослаблена. Современники отмечали, что характеристики героев и некоторые эпи­зоды сходны с характеристиками персонажей и сценами из поэм Байро­на «Гяур», «Мазепа», «Корсар». Несомненен также и учет Рылеевым пушкинских поэм «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан», написанных значительно раньше. Поэма Рылеева стала одной из ярких страниц в развитии жанра. Это объясняется несколькими обстоятельствами.

Во-первых, любовный сюжет, столь важный для романтической поэмы, отодвинут на второй план и заметно приглушен. Любовная коллизия в поэме отсутствует: между героем и его возлюбленной нет никаких конф­ликтов. Жена Войнаровского добровольно едет за мужем в ссылку. Во-вторых, поэма отличалась точным и подробным воспроизведением картин сибирского пейзажа и сибирского быта, открывая русскому чита­телю во многом неизвестный ему природный и бытовой уклад. Вместе с тем суровая сибирская природы и жизнь не чужды из­гнаннику: они соответствовали его мятежному духу. Ге­рой был непосредственно соотнесен с родственной его настроениям при­родной стихией и вступил с ней в сложные отношения. В-третьих, и это самое главное: своеобразие рылеевской поэмы состоит в необычной мотивировке изгнания. В романтической поэме мотивировка отчуждения героя, как правило, остается двойственной, не совсем ясной или таинственной. В Сибири Войнаровский оказался не по собственной воле, не вследствие разочарования и не в роли искателя приключений. Он — по­литический ссыльный, и его пребывание в Сибири носит вынужденный ха­рактер, определяемый обстоятельствами его трагической жизни. В точном указании причин изгнания — новаторство Рылеева. Это одновременно кон­кретизировало и сужало мотивировку романтического отчуждения. Наконец, в-четвертых, сюжет поэмы связан с историческими событи­ями.

Личность Войнаровского в поэме значительно идеализирована и эмоцио­нально приподнята. С исторической точки зрения Войнаровский — измен­ник. Он, как и Мазепа, хотел отделить Украину от России, переметнулся к врагам Петра I и получал чины и награды то от польских магнатов, то от шведского короля Карла В поэме же Рылеева Войнаровский — республиканец и тираноборец. Он говорит о себе: «Чтить Брута с детства я привык». Творческий замысел Рылеева был изначально противоречив: если бы поэт остался на исторической почве, то Войнаровский не мог бы стать высо­ким героем, потому что его характер и поступки исключали идеализацию, а романтически приподнятое изображение изменника неминуемо вело, в свою очередь, к искажению истории. Поэт, очевидно, сознавал встав­шую перед ним трудность и пытался ее преодолеть. Образ Войнаровского у Рылеева раздвоился: с одной стороны, Война­ровский изображен лично честным и не посвященным в замыслы Мазе­пы. Он убежден в своей справедливости, да и умирает он без всякой надежды на народную память, потерянный и забытый. Между вольнолюбивыми тирадами Войнаровского и его поступками нет расхождения — он служил идее, страсти, но подлинный смысл по­встанческого движения, к которому он примкнул, ему недоступен. Поли­тическая ссылка — закономерный удел героя, связавшего свою жизнь с изменником Мазепой.

Приглушая любовный сюжет, Рылеев выдвигает на первый план об­щественные мотивы поведения героя, его гражданские чувства. Драма­тизм поэмы заключен в том, что герой-тираноборец, в искреннем и убежденном свободолюбия которого автор не сомневается, поставлен в обстоятельства, заставляющие его оценить прожитую жизнь. Так в поэму Рылеева входит друг свободы и страдалец, мужественно несущий свой крест, пламенный борец против самовластья и размышляющий, анали­зирующий свои действия мученик. И в ссылке он держится тех же убеждений, что и на воле. Он силь­ный, мужественный человек, предпочитающий мучения самоубийству. Вся его душа по-прежнему обращена к родному краю. Он мечтает о свобо­де отчизны и жаждет видеть ее счастливой. Однако в размышления Вой­наровского постоянно врываются колебания и сомнения. Они касаются прежде всего вражды Мазепы и Петра, деятельности гетмана и русского царя. До своего последнего часа Войнаровский не знает, кого нашла в Петре его родина — врага или друга, как не понимает он и тайных намерений Мазепы. Но это означает, что Войнаровскому не ясен смысл собственной жизни: если Мазепой руководили тщеславие, личная корысть, если он хотел «воздвигнуть трон», то, следовательно, Войнаровский стал участ­ником неправого дела, если же Мазепа — герой, то жизнь Войнаровского не пропала даром.