Русская романтическая поэма

Цитаты о добре и зле.

Людей неинтересных в мире нет.

Людей неинтересных в мире нет.

Их судьбы — как истории планет.

У каждой все особое, свое,

и нет планет, похожих на нее.

 

А если кто-то незаметно жил

и с этой незаметностью дружил,

он интересен был среди людей

самой неинтересностью своей.

 

У каждого — свой тайный личный мир.

Есть в мире этом самый лучший миг.

Есть в мире этом самый страшный час,

но это все неведомо для нас.

 

И если умирает человек,

с ним умирает первый его снег,

и первый поцелуй, и первый бой...

Все это забирает он с собой.

 

Да, остаются книги и мосты,

машины и художников холсты,

да, многому остаться суждено,

но что-то ведь уходит все равно!

 

Таков закон безжалостной игры.

Не люди умирают, а миры.

Людей мы помним, грешных и земных.

А что мы знали, в сущности, о них?

 

Что знаем мы про братьев, про друзей,

что знаем о единственной своей?

И про отца родного своего

мы, зная все, не знаем ничего.

 

Уходят люди... Их не возвратить.

Их тайные миры не возродить.

И каждый раз мне хочется опять

от этой невозвратности кричать.

 

Лишь добро одно бессмертно,

 

Зло подолгу не живет! (Шота Руставели)

 

Я видел в жизни много зла, но и оно не изменило моего отношения к добру. (Али Апшерони)

Неведение добра и зла — самый тревожный факт человеческой жизни. (Марк Туллий Цицерон)

 

...Источник зла есть тщеславие, а источник добра — милосердие... (Франсуа Рене де Шатобриан)

 

Нежными словами и добротой можно на волоске вести слона. (М. Саади)

 

... Мы любим людей за то добро, которое мы им сделали, и не любим за то зло, которое мы им делали. (Л.Н. Толстой)

 

Не рождается зло от добра и обратно. Различать их нам взгляд человеческий дан! (Омар Хайям)

 

Чем человек умнее и добрее, тем больше он замечает добра в людях. (Филипп Дормер Стенхоп Честерфилд)

 

Я не знаю иных признаков превосходства, кроме доброты. (Людвиг ван Бетховен)

 

Тот, кто делает добро другому, делает добро себе самому; не в смысле последствий, но самым актом делания добра, так как сознание сделанного добра само по себе дает уже большую радость.(Сенека Луций Анней)

 

Из всех наук, которые человек должен знать, главная наука есть наука о том, как жить, делая как можно меньше зла, как можно больше добра. (Л.Н. Толстой)

 

Добродетель человека измеряется не необыкновенными подвигами, а его ежедневным усилием. (Блез Паскаль)

 

Доброта для души то же, что здоровье для тела: она незаметна, когда владеешь ею, и она дает успех во всяком деле. (Л.Н.Толстой)

 

Благодеяния, оказанные недостойному, я считаю злодеяниями (Марк Туллий Цицерон)

 

...наша совесть нам и есть лучший судья. (Н.И. Гнедич)

 

...самое могущественное внушение добра есть пример доброй жизни. (Л.Н. Толстой)

 

Добрый человек не тот, кто умеет делать добро, а тот, кто не умеет делать зла. (В.О. Ключевский)

 

...совершайте добро, пока вы существуете... (Дени Дидро)

 

Многих приходится уважать не за то, что они творят добро, а за то, что не приносят зла. (Клод Адриан Гельвеций)

 

В безнравственном обществе все изобретения, увеличивающие власть человека над природою, — не только не блага, но несомненное и очевидное зло. (Л.Н. Толстой)

.

Романтики обратили внимание на большую сложность и индивидуальность человеческого «я», внутреннего мира человека. Сфера романтизма— «вся внутренняя, задушевная жизнь человека, та таинственная почва души и сердца, откуда подымаются все неопределенные стремления к лучшему и возвышенному, стараясь находить себе удовлетворение в идеалах, творимых фантазиею»,—писал Белинский. Романтики поэтизировали и такие состояния души и сердца, как любовь и дружба, как тоска неразделенной любви, разочарование в жизни, уход в одиночество, сожаления о несбывшемся и мечта о будущем и т. п. Всем этим они расширили и обогатили поэтическое восприятие внутреннего мира человека, найдя, выработав и соответствующие художественные формы. Романтики справедливо предостерегали от того чрезмерного рационализма в изображении внутреннего мира человека и мотивировки его поступков, какой был присущ просветительскому реализму XVIII века. Романтики создают новые литературные жанры, дающие простор для выражения личных настроений автора (лиро-эпическая поэма, баллада и пр.). Композиционное своеобразие их произведений выражается в быстрой и неожиданной смене картин, в лирических отступлениях, в недоговоренности в повествовании, в загадочности образов, заинтриговывающих читателей. Русский романтизм испытал воздействие различных течений западноевропейского романтизма. Но возникновение русского романтизма - плод национального общественного развития. Как отмечалось, родоначальником русского романтизма явился В. А. Жуковский. Его поэзия поразила своей новизной и необычностью.

Поэма "Мцыри"

"Мцыри" — одно из последних классических произведений в русской романтической поэзии. Поэма появилась на свет в 1839 году, когда реализм в русской литературе стал набирать "господствующие" высоты, занимая ведущие позиции и в лирике.

Романтический герой поэмы — это геройборец, активно, хотя и бесплодно протестующий против насилия над личностью. Ему не удалось добраться до " родной страны", " где люди вольны, как орлы". Конечно, Лермонтов понимал, что свобода личности — это лишь романтическая, невыполнимая мечта. Однако он преследовал вполне конкретную цель, изображая трагическую судьбу Мцыри. Поэт прославляет саму попытку поиска путей к личной свободе, поет гимн могуществу человеческой воли, воспевает мужество и мятежную душу героя, вступившего в борьбу с насилием. И здесь важны не сами результаты борьбы, в которой предельно трагическое завершение, а помыслы мятежного героя, его смелая попытка обрести личную свободу. Мцыри не только герой, но и исповедальный рассказчик.

Основу сюжета поэмы составляет романтическая ситуация — бегство героя Мцыри из монастыря, который для его вольной натуры представляется темницей, тюрьмой, куда он попал по воле русского генерала, пленившего ребенка во время сражения. Романтический конфликт поэмы обусловлен " могучим духом" исполинской натуры Мцыри, его неодолимой волей и решительностью. Хотя этот побег из монастырской темницы в свою естественную среду кавказской природы не приводит к реализации мечты об " орлиной вольности", потому что сама эта природа оказалась враждебной его мечте. И в этом трагизм судьбы Мцыри.

Художественная форма поэмы — монологисповедь центрального героя. Такая форма повествования позволила автору глубоко и правдиво раскрыть психологию мятежного персонажа, показать богатство его внутреннего мира и основные черты характера.

Композиционно поэма состоит из авторской экспозиции, обозначающей основные вехи трагической судьбы Мцыри: экспозиция занимает две первые главы поэмы.

Первая часть поэмы (главы 3–8) представляет собой исповедь Мцыри монаху; вторая часть поэмы (главы 9–26) — монолог-рассказ героя о короткой вольной жизни во время побега. Бегство Мцыри, который " томим неясною тоской по стороне своей родной", из монастырской темницы продиктовано неодолимым зовом самой природы, — всегда вольной и свободной, как ветер. Не случайно в поэме значительное место занимают упоминания о ветре, птицах, зверях, о буйной кавказской зелени и небесах, в образах которых отображена природой одаренная сила духа героя, естественность его порыва к свободе в ущерб своему бытовому благополучию. Гонимый неодолимой страстью вырваться из оков человеческого бытия и слиться с родным ему миром свободной природы, с миром, который в конечном итоге оказался более враждебен, чем монастырская неволя. Чуждого " вольной юности", вольному сердцу романтического героя — " в тюрьме воспитанного цветка", воспитанного тоскливым одиночеством и неизбывной мечтой-страстью о дикой, как природа, своей свободе для своей родины — Грузии. Одолеваемый " тоской по родине святой", Мцыри спрашивает монаха:

Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы краткой, но живой
Меж бурным сердцем и грозой?

Отчужденность Мцыри от человеческого общества (" но верь мне, помощи людской я не искал... Я был чужой для них навек...") — психологическая потребность героябунтаря и стихийная привязанность к грузинской природе — дикой, суровой, но безмятежной и свободной, как сама душа беглеца. В исповедальной речи Мцыри признается монаху, что свобода для него не самоцель, а лишь средство найти свою родину — родную Грузию:

Мне было весело вдохнуть
В мою измученную грудь
Ночную свежесть тех небес,
И только...

Так что цель его побега заключается не столько в обретении личностной свободы, сколько для возвращения на родину. Он искренне поведал монаху, что

...я цель одну —
Пройти в родимую страну —
Имел в душе и превозмог
Страданья голода, как мог.

В самом побеге из монастыря Мцыри находит вдохновение и смысл своего существования в родной кавказской природе:

Я сам, как зверь, был чужд людей
И полз и прятался, как змей.

В споре с монахом, отвергая его взгляды на жизнь, в которой плен и прозябание, лирический герой утверждает мысль о том, что жить — значит познавать мир, наслаждаться его узнаваемыми красотами:

Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил — и жизнь моя
Без этих трех блаженных дней
Была б печальней и мрачней
Бессильной старости твоей...

Называя монастырскую жизнь " тюрьмой", а свои прожитые три дня на воле " блаженными", Мцыри говорит:

Давным-давно задумал я
Взглянуть на дальние поля.
Узнать, прекрасна ли земля,
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы...

И теперь становится понятным сам смысл эпиграфа к поэме " Мцыри" (" Вкушая, вкусих мало меда, и се аз умираю"), взятый поэтом из церковной книги (Библии) и означающий: " Я попробовал немного меду (т. е. свободы), и вот я умираю". Смысл эпиграфа обобщенно выражает романтически окрашенную судьбу героя, который в своей жизни испытал немного радостей от обретенной свободы — всего три дня, суровых, полных опасностей, но сладостных и счастливых. И нет у него впереди больше ничего — только смерть...

Когда я стану умирать,
И, верь, тебе не долго ждать,
Ты перенесть меня вели
В наш сад, в то место, где цвели
Акаций белых два куста...
Там положить вели меня.
Сияньем голубого дня
Упьюся я в последний раз.
Оттуда виден и Кавказ! — его родина несбыточной мечты и упоения.

Первая романтическая поэма Пушкина—«Кавказский пленник», — законченная в феврале 1821 года , принесла ему успех , наибольший в его литературной деятельности. Успех был вызван тем , что читатели находили в ней образ современного романтического героя , отсутствовавший в допушкинской литературе.
Легко убедиться в том , что основные психологические черты заглавного героя поэмы были в высшей степени современными . В Пленнике живёт яркое и смелое вольнолюбие. Он попадает на Кавказ именно потому , что ищет свободы , которой нет в неудовлетворяющем его «свете»- в цивилизованном обществе:
Отступник света , друг природы ,
Покинул он родной предел
И в край далёкий полетел
С весёлым призраком свободы.
Свобода ! он одной тебя
Ещё искал в пустынном мире.
Сам сюжет поэмы организует тема свободы : герой , лишённый духовной свободы и стремящийся обрести её , попав в плен , лишается свободы физической. Таким образом , опять оказывается бессильным найти счастье. В поэме сказано о закованном в цепи Пленнике :
Затмилась перед ним природа.
Прости , священная свобода !
Он раб.
Другая важная черта Пленника —душевная охладелость. Пленник не может ответить на чувство влюбившейся в него Черкешенки потому , что он лишился способности чувствовать. Об этом говорят его слова , обращённые к Черкешенке:
Бесценных дней не трать со мною;
Другого юношу зови.
Его любовь тебе заменит
Моей души печальный хлад...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как тяжко мёртвыми устами
Живым лобзаньям отвечать
И очи , полные слезами ,
Улыбкой хладною встречать!
Правда , даже эта душевная охладелость не заставляет героя отвергнуть идеал свободы. Пушкин говорит о Пленнике и свободе :
Охолодев к мечтам и мире
С волненьем песни он внимал ,
Одушевлённые тобою;
И с верой , пламенной мольбою
Твой гордый идол обнимал.
Рисуя душевную охладелость Пленника , Пушкин стремился запечатлеть характерную сторону психологии не только русской , но и западноевропейской молодёжи. Но вместе с тем Пушкин нарисовал эту «преждевременную старость души» на основе доступного ему жизненного и литературного материала.
О том , что пленника привели к душевной охладелости страсти , подробно рассказано в том месте поэмы , где закованный Пленник вспоминает о родине:
Где первую познал он радость ,
Где много милого любил ,
Где бурной жизнью погубил
Надежду , радость и желанье
И лучших дней воспоминанье
В увядшем сердце заключил.
Это чисто романтическая предыстория Пленника. Особенно важен здесь образ «душевного увядания». Особенности же психологии «увядшего» Пленника были раскрыты Пушкиным по законам романтической поэмы , в которой часто встречался приём контраста , который позволяет оттенить психологические черты героев. Душевному холоду и увяданию Пушкин - романтик противопоставил пылкую расцветающую страсть. Пушкинская сюжетная ситуация «Пленник-Черкешенка» , сталкивает людей не имеющих ничего общего в своём психологическом складе.
Черкешенка- прежде всего страстная дева. Вторая часть поэмы начинается описанием «огненных» душевных переживаний героини:
...Пленник милый,
Развесели свой взгляд унылый,
Склонись главой ко мне на грудь,
Свободу , родину забудь.
Скрываться рада я в пустыне
С тобою , царь души моей !
Люби меня...
Но «огню» в поэме был противопоставлен «холод» а иногда и «окаменелость». Пленник в ответ на признания Черкешенки жаловался на свою полную разочарованность и жалел , что он уже не может разделить пылкое чувство :
Умер я для счастья ,
Надежды призрак улетел ;
Твой друг отвык от сладострастья ,
Для нежных чувств окаменел...
Здесь в связи с душевной драмой Пленника в поэме звучала ещё одна тема. Герой рассказывал о какой-то своей прошлой любви , которая не принесла ему счастья. Мы узнаём , что это была любовь неразделённая , что герой «не знал любви взаимной : любил один , страдал один». Эта тема влекла за собой другую тему—ревности героини. Черкешенка хотела узнать , кто её соперница:
Но кто ж она,
Твоя прекрасная подруга ?
Ты любишь , русский ? Ты любим?
Но Черкешенка преодолевает ревность—в этом-то и состоит её душевный героизм. Освобождая Пленника , Черкешенка совершает подвиг великого благородства. Недаром , когда она идёт освобождать Пленника , Пушкин говорит :
Казалось, будто дева шла
На тайный бой , на подвиг ратный.
В этой сцене поэмы Черкешенка действительно героична: распилив оковы Пленника , она желает ему счастья и даже соединения с «другой» , хотя её собственная любовь разбита. Это место поэмы отмечено тонким психологизмом. Хотя Черкешенка преодолела ревность в её словах ещё звучат отголоски этого чувства. Она не хочет бежать с Пленником именно из-за его любви к «другой», благословляя его в то же время на новую жизнь, полную любви:
Прости , любви благословенья
С тобою буду каждый час.
Прости - забудь мои мученья ,
Дай руку мне... в последний раз.
Эти переживания Черкешенки, кончающей самоубийством, бросающейся в ту самую реку , которую переплывает Пленник , чтобы достичь родины , не похожи на «злую» ревность Заремы и Алеко , которые под её влиянием совершают убийство.
По мысли Пушкина , злоупотребление страстями ведёт к охлаждённости, пресыщенности и душевной старости. Это судьба Пленника. Но нормальная , естественная страсть возвышает человека и даёт ему возможность совершить подвиг. Это судьба Черкешенки. При этом Пушкин считает , что нормальные естественные страсти живут не в цивилизованном обществе, к которому принадлежит Пленник, а в диком, близком к природе, где воспиталась Черкешенка.
Первая русская романтическая поэма, изданная Пушкиным, вполне отвечала его убеждению, что романтизм - это область необыкновенного. Герои поэмы отмечены романтической исключительностью, а их предыстория отличается намеренно созданной поэтом неясностью.
Общее значение «Кавказского пленника» было очень велико. Пушкин не только дал первый образец большого романтического произведения, но и отразил характерные черты целого поколения русской и европейской молодёжи.
Пушкин внёс огромный вклад в русскую литературу. Его романтизм можно изучать бесконечно. Пушкин-романтик написал множество прекрасных произведений, которые поражают душу своей чувственностью. Его поэмы полны любви и трагизма. Пушкин-романтик изображал сильные страсти, яркие незаурядные явления «внутреннего мира души человека». Пушкин создал наиболее содержательный и оригинальный романтический мир страстей в русской литературе. Его смерть потрясла всех. В.Ф. Одоевский опубликовал 30 января 1837 года в «Литературных прибавлениях» и журнале «Русский инвалид» такие строки: «Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в середине своего великого поприща!.. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина! К этой мысли нельзя привыкнуть!»
Жуковский, перебирая бумаги только что умершего поэта, обнаружил потрясающие стихи:
Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит...
И всё шептал он их как заклинание, как молитву, как утешение.
Как реквием...

 

 

Вопрос № 22. «Герой нашего времени»: история создания и поэтика. Новаторство Лермонтова-романиста. В.Г. Белинский о «Герое нашего времени». [Эйхенбаум Б.М. о «Герое нашего времени»]

Произведение М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» по жанровым признакам относят к психологическому роману, одному из первых в истории русской литературы. Однако ни в одной из публикаций при жизни автора «ГНВ» не был назван романом, вероятно, по причине явной новизны его формы для отечественной словесности.

История создания. Впервые «ГНВ» был полностью опубликован в Петербурге в 1840 г. «Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова», ч. I и II) и год спустя под тем же названием и с некоторыми изменениями.

Достоверных данных о предыстории замысла «ГНВ» нет. По воспоминаниям П. Жигмонта, самая ранняя по времени создания часть «ГНВ» – «Тамань» – начерно написана автором осенью 1837 г. и представляла собой очерк, основанный на автобиографическом материале. Несколько лет спустя в журнале «Отечественные записки» вышли в свет три повести (впоследствии – главы романа): «Бэла» (1839 г., №3), «Фаталист» (1839 г., №11) и «Тамань» (1840 г., №2). Первая из них имела подзаголовок – «Из записок офицера о Кавказе» – и завершалась фразой, которая позволяла догадываться о намерении автора продолжать цикл: «Мы не надеялись никогда более встретиться, однако, встретились, и если хотите, я когда-нибудь расскажу: это целая история». В течение 1838-1839 гг. замысел постепенно усложнялся: от желания написать «когда-нибудь» ряд повестей, дополняющих «Бэлу» и объединенных образом повествователя, до более определенного намерения создать внутренне целостный цикл прозаических произведений, жанр которого автор в черновых рукописях определил как «длинный рассказ». В августе-сентябре определилась структура книги: «Записки офицера» («Бэла» – «ММ») – первая часть и – вторая – своего рода «Записки героя» («Фаталист» – «КМ»), превращающие сборник повестей в психологический роман, в центре которого – многогранный образ главного героя. В это же время Лермонтов дает «длинному рассказу» название: «Один из героев начала (вариант прочтения: нашего) века». В конце 1939 г. появилась новая редакция произведения: вторая часть получила окончательное название – «Журнал Печорина», а место повести «Фаталист», перенесенной в конец, заняла «Тамань». Тогда же целому произведению был дан окончательный вариант заглавия.

На возникновение и процесс становления замысла заметное влияние оказала французская беллетристика начала века: «Рене» и «Замогильные записки» Шатобриана, «Адольф» Констана, романы де Виньи, «Исповедь сына века» де Мюссе и др.

Поэтика романа Лермонтова сложна в своей видимой простоте, оригинальна и самобытна, несмотря на многочисленность пересекающихся в ней традиций. Становление поэтики будущего романа происходило по пути развития трех важнейших художественных начал: пространственно-временной структуры повествования (несовпадение последовательности сюжетной и фабульной), психологических мотивировок (и связанной с ними поэтики «точек зрения») (психологический рисунок: образ Печорина предстает отстранено, субъективно в рассказе ММ, затем объективно, через восприятие будущего издателя записок– встреча на дороге в Персию, и наконец – опять субъективно – в исповедальном «Журнале»; + игра жанров: «»Бэла» – путевой очерк и новелла, «КМ» – «светская» новелла, сатирический очерк нравов; «Фаталист» – «мистический рассказ и зарисовка станичного быта, «Тамань» – путевой очерк») и преодоления «одномерности» системы персонажей (второстепенные персонажи помогают в раскрытии образа героя).

Богатый содержанием и противоречивый характер Печорина требовал особого изображения, раскрытия его извне и изнутри. Роман строится как две взаимосвязанные и противостоящие одна другой части. В первой преобладает «объективный» способ подачи героя, «со стороны» в повествовании странствующего офицера и Максима Максимыча о внешних проявлениях личности Печорина; во второй – «субъективно-исповедальное» раскрытие изнутри. Множественность субъектов повествования продает его образу объемность. В постижении своего героя Лермонтов ведет от загадки к разгадке, что было характерно для романтического повествования. Однако Лермонтов переносит акцент с фабульной загадочности на характер героя; романтический прием приобретает реалистические функции. Роман состоит из отдельных повестей, связанный единством героя и авторской мысли; однако эти повести обладают внутренней целостностью и самостоятельностью. Эпизоды из жизни Печорина смещены во временном отношении. Композиционно-сюжетная прерывистость, отсутствие цельности и хронологической последовательности в повествовании по-своему отражают мечтания Печорина в поисках смысла жизни, отсутствие в ней удовлетворяющей героя единой цели. Вместе с тем, при таком построении, создающем ощущение сложности, построение романа отличается внутренней стройностью. Начинается роман с «середины» и доводится до бесцельно-трагической смерти героя, после чего события развертываются от их начала к середине. В последней новелле («Фаталист») подводится своеобразный философский итог исканий героя (разговор о предопределении). При помощи своеобразной композиции Лермонтову удалось наполнить образ героя, прожившего «бесполезную» жизнь, емким и значительным содержанием. В то же время кольцевая композиция как бы ограничивает возможности героя: действие начинается в крепости («Бэла») и в ней же и завершается («Фаталист»); фабульно Печорин покидает крепость навсегда, уезжая в Петербург, а затем в Персию; сюжетно он вновь в нее возвращается. Подобный прием, использованный и в поэме «Мцыри», видимо, не случаен: в этом блуждании по кругу – своего рода композиционный «образ» судьбы героя и его поколения.

Неповторимый лермонтовский стиль включает в себя не только книжно-литературную, но и живую разговорную речь. Каждая глава обладает своими стилевыми оттенками, зависящими как от предмета изображения, так и от характерологических черт рассказчика. (Например, бесхитростная манера повествования Максима Максимыча, реалистически «заземляющая» типично романтические ситуации, контрастирует с интеллектуальным стилем «Журнала Печорина», изобилующего философскими умозаключениями, парадоксами, афоризмами).

По словам Белинского, «ГНВ» не собрание повестей и рассказов – это роман, в котором есть один герой и одна основная идея», художнически развитая». «Основная идея…развита в главном действующем лице – Печорине, а Печорина вы видите только во второй части …только возбуждает в сильной степени ваше любопытство». «Роман г. Лермонтова проникнут единством мысли, и потому, несмотря на его эпизодическую отрывочность, его нельзя читать не в том порядке, в каком расположил его сам автор: иначе вы прочтете две превосходные повести и несколько превосходных рассказов, но романа не будете знать». «В основной идее романа…важный современный вопрос о внутреннем человеке, вопрос, на который откликнутся все…Глубокое чувство действительности, верный инстинкт истины, простота, поэтический язык, глубокое знание человеческого сердца и современного общества… сила и могущество духа, роскошная фантазия… - вот качества этого произведения, представляющего совершенно новый мир искусства». «ГНВ» представляет собой несколько рамок, вложенных в одну большую раму, которая состоит в названии романа и единстве героя. Части этого романа расположены сообразно с внутреннею необходимостию… «Бэла», «Максим Максимыч», «Тамань», отдельно взятые, суть в высшей степени художественного произведения. И какие типические. Какие дивно художественные лица – Бэлы, Азамата. Казбича, ММ, девушки из Тамани! Какие поэтические подробности, какой на всем поэтический колорит!».

В статье Эйхенбаума говорится о том, что в «Герое нашего времени» разрешены именно те повествовательные проблемы, которые стояли в центре беллетристики 30-х годов, и тем самым ликвидирована та уже надоевшая и превратившаяся в наивный шаблон игра с формой, которую можно проследить в произведениях Марлинского, Вельтмана, Одоевского, Воскресенского. Новая задача состояла именно в том, чтобы найти удовлетворяющие мотивировки для описаний, характеристик, отступлений, ввода рассказчика и т. д. Все это мы и находим у Лермонтова. Бросив мысль о построении сплошной фабулы, Лермонтов тем самым избавил себя от необходимости вводить в роман биографию своих персонажей. Разбив роман («сочинение», как называл его Лермонтов) на новеллы, он сделал своего героя фигурой статической. События, рассказанные в «Журнале», воспринимаются нами без всякой временной связи с тем, что рассказывалось раньше. О прошлом Печорина мы вообще ничего не знаем - не знаем даже, почему Печорин оказался на Кавказе. «Герой нашего времени» - не повесть, не роман, а путевые записки, к которым приложена часть «Журнала» Печорина. Самая мысль о «журнале» является, очевидно, не основным замыслом, определяющим характер стиля, а мотивировкой. Лермонтов решил освободиться от всяких немотивированных высказываний о своих персонажах - даже от сообщений о том, что думает или думал тот или другой из них. Отсюда - подчеркивание своей позиции как путешествующего литератора, ввод особого рассказчика как личного свидетеля событий и, наконец, «журнал». Мы имеем, таким образом, три «я»: автор, Максим Максимыч и Печорин. Эти «я» оказались необходимыми, потому что иначе пришлось бы сделать автора свидетелем всех событий и тем самым очень ограничить повествовательные возможности. Психологической разработки, какой подверглись литературные персонажи у Толстого или Достоевского, у Лермонтова еще нет - впечатление «личности», и притом «типичной», создается не детальным анализом душевных состояний, не разнообразием чувств и мыслей, а самым составом афоризмов, разговоров и размышлений героя.

В «ГНВ» Лермонтов дает своего рода синтез тем формальным исканиям, которые характерны для русской беллетристики 30-х годов. Он приводит в порядок литературный язык, отказываясь как от лирического патетизма, так и от увлечения диалектизмами, игрой слов и т. д. С. Бурачек был не совсем не прав, когда, негодуя на роман Лермонтова, назвал его «эпиграммой», составленной из беспрерывных софизмов, и «идеалом легкого чтения». Да, после Марлинского, Вельтмана, Одоевского и Гоголя, где все было еще так трудно, так неоднородно, так немотивированно и потому так «неестественно», «ГНВ» выглядит как первая «легкая» книга - книга, в которой формальные проблемы скрыты под тщательной мотивировкой и которая поэтому могла создать иллюзию «естественности» и возбудить чисто читательский интерес. После «ГНВ» становится возможным русский психологический роман, хотя от прозы Лермонтова прямая историко-литературная линия идет не к роману, а к новеллам-повестям Тургенева и к рассказам Чехова.