Загадочная болезнь

 

Р: Среди рассказов свидетелей о событиях, происходивших в немецких концлагерях и так называемых лагерях уничтожения, можно встретить свидетельства, в которых узники повествуют о том, как они болели сыпным тифом[901]. Как мы уже говорили, в различных лагерях Третьего Рейха неоднократно вспыхивали эпидемии тифа, от которых умирали десятки тысяч заключённых, а также немало охранников. Для нас особый интерес представляет то, как врачи, лечившие больных тифом, описывают последствия этого заболевания на человеческое восприятие и человеческую память. Доктор Отто Хумм предоставил нам яркое описание симптомов этой болезни, основанное на типичных случаях[902]. Одной из особенностей тифа является то, что больной на пике заболевания ведёт себя как большой психопат и находится в бреду[903]. Например, доктор Ганс Киллиан в своих мемуарах описывает случай, свидетелем которого он стал на восточном фронте во время Второй мировой войны. В главе под названием «Загадочная болезнь» («Die Gespensterkrankheit») он пишет следующее:

«17-е марта. Сегодня мне предстоит сделать нечто уникальное; меня отвезут в Хилово, чтобы я осмотрел больных тифом, лежащих в специальном лазарете. [...] Терапевт шепчет мне: «Не бойтесь, профессор, люди там ужасно встревожены, некоторые из вообще сошли с ума!» [...]

В одной сумрачной палате находятся трое человек, действительно сошедших с ума. Один из них стучит и жестикулирует, что-то бормочет и переходит с кровати на кровать. Он не знает ни что он делает и говорит, ни где он находится. Другой пытается открыть окно — по всей видимости, намереваясь уйти. Санитар его мягко останавливает, пытаясь убедить его прекратить, но тот не понимает ни слова. Не следует никакого ответа, никакой реакции; пациент, похоже, следует внутреннему порыву, и, словно упёртый зверь, он не изменит своего отношения. И наконец, третий пациент с ярко-красным, вздувшимся лицом и красными глазами что-то бормочет, находясь в угрожающем возбуждении, но с совершенно отсутствующим взглядом; шатаясь, он идёт к нам. Крича, он подходит всё ближе и ближе. Такое впечатление, что он принимает нас за русских. Мы быстро хватаем его за руки, пытаемся его успокоить, повернуть обратно и уложить в кровать. Охваченный дикой паникой, он начинает кричать и метаться из стороны в сторону, пытаясь себя защитить, так что ещё два санитара вынуждены прийти к нам на помощь, чтобы угомонить обезумевшего человека. В конце концов нам удаётся уложить несчастного, полностью дезориентированного парня и укрыть его одеялом. У его изголовья остаётся один санитар. [...]

У меня всё больше продолжает складываться впечатление, что утверждение о том, что тиф — это, прежде всего, заболевание мозга, некая разновидность энцефалита, соответствует действительности, поскольку большинство внешних симптомов свидетельствует о повреждениях в работе мозга. Это может объяснить те бессмысленные хождения по кругу, полную дезориентацию больного, бессвязную и беспокойную речь и, наконец, глубокое помутнение сознания.»[904]

А сейчас подумайте вот о чём. Летом 1942 года в Освенциме началась эпидемия тифа, унёсшая с собой жизни тысяч узников, полностью остановить которую удалось лишь к концу 1943 года. Тысячи других узников переболели тифом и остались в живых. Пока они выздоравливали, они по-прежнему продолжали находиться в лагере — лагере, где тысячи умерших от тифа были похоронены в общих могилах, поскольку крематории были перегружены; где полуразложившиеся трупы были затем вырыты из могил и сожжены на кострах — из-за угрозы заражения грунтовых вод, расположенных крайне высоко; где постоянно приводились в исполнение смертные приговоры, после того как приговорённые узники подавали прошение о помиловании и месяцами ждали ответа на него, при этом будучи не в состоянии общаться с другими узниками, так что тем казалось, будто казни проводятся по прихоти начальства[905]; где часто проводились селекции узников, исчезавших затем из памяти остальных узников. И если при этом некоторые из этих узников страдали от кошмарных галлюцинаций, вызванных тифом, — галлюцинаций, которые они, выздоровев, с трудом могли отличить от реальности или и вовсе не могли отличить, — то какие же тогда «воспоминания» должны были остаться у этих узников после их освобождения из лагерей?

С: Вы хотите сказать, что рассказы свидетелей о массовых убийствах были галлюцинациями?

Р: Ну, я бы не стал это обобщать. Существует много причин для дачи ложных показаний, и нужно учитывать каждую из них. Не все ложные показания, естественно, можно объяснить бредом, вызванным тифом, но, на мой взгляд, у некоторых из тысяч узников, прикованных тифом к постели, уж точно были галлюцинации, походившие на те жуткие истории, которые мы постоянно слышим об Освенциме. Кроме того, узники немецких концлагерей вряд ли получали медицинский и психиатрический уход, необходимый для предотвращения долгосрочных физических и психических последствий тифа. Вышеприведённая цитата из книги Киллиана свидетельствует о том, что эту эпидемию вообще не могли правильно понять.

Как бы то ни было, галлюцинации больных узников ещё сильнее усугубляли слухи, ходившие по лагерям.