Договор займа

Наем

Договор купли-продажи являлся с древнейших времен, безу­словно, самым распространенным видом договора в Египте. Вме­сте с тем в надписях эпохи «Старого царства» встречаются со­общения о договорах других видов — например, о найме услуг и найме работы. «Я работник некрополя, который работает за плату...»¹, — говорится в одной из них. «Я поручил изготовить статую скульптору, который был доволен платой»², — сообщает другая. Некоторые сведения о работе по найму в эпоху «Средне­го царства» можно почерпнуть в одном из писем Хеканахта своим домочадцам¹. Практика работы на основании соглашений о найме, безусловно, существовала в указанные эпохи, но ни одно­го текста договора такого рода до нас от них не дошло, что дает основание для вывода о том, что во времена «Старого» и «Сред­него» царств условия найма оформлялись, как правило, устным образом.

Большинство древнеегипетских документов, в которых идет речь о договорах найма работников, относится ко времени «Но­вого царства». Иератический папирус из Берлинского музея, опу­бликованный в 1906 году Элэном Гардинером, зафиксировал не­сколько сообщений о найме рабынь в правление Аменхотепа III и два текста договора, закрепивших на письме его условия. Из них видно, что договор такого рода заключался при свидетелях, сто­роны произносили клятву в том, что будут соблюдать его. При выработке соглашения особо подробно оговаривались размер и способы оплаты работы по найму. В одном из случаев наймо-датель взял на себя обязательство возместить нанимателю каж­дый день, в который рабыня не сможет работать из-за жаркой погоды.

Содержание договоров о найме рабынь показывает, что предметом соглашений были не сами рабыни, а дни их рабо­ты на нанимателей. Причем в текстах договоров отсутствова­ли какие-либо указания на виды работ, для выполнения кото­рых они нанимались. Наем рабынь представлялся в качестве их покупки нанимателем. Так, в одном из контрактов говорилось: «33 год, первый месяц наводнения, 5 день, в правление его ве­личества царя Аменхотепа III, живущего всегда и вечно. В этот день была пастухом Месуа сделана покупка у жительницы го­рода Пихи (?) и ее сына жреца Мени (?) 17 дней (работы) рабы­ни Харит (Hryt) и 4 дней рабыни Хануит (Hnwt). За это им была дана следующая цена: украшение джаит стоимостью 6 рингов², украшение ти стоимостью 4 ринга, 1 бык стоимостью 8 рингов, 8 коз стимостью 4 (?) ринга и (еще какие-то вещи) стоимостью 15 рингов.

После этого они сказали: "Как Аммон существует, так и царь существует! Если дни будут жаркими, то будет дана компенсация, день за день, поскольку я сполна уплатил стоимость этого".

Она произнесла эту клятву перед советом из судей Перусера. Вот их список...». Далее перечислялись имена пяти жрецов. В са­мом конце контракта назывались имена жителей поселения, вы­ступивших в качестве свидетелей при его заключении¹.

Комментируя тексты сообщений и контрактов о найме ра­бынь, Элэн Гардинер заметил: «Из шести сделок, записанных здесь, пять были заключены о найме рабов с их собственника­ми на небольшое число зафиксированных дней. Первое, что за­служивает внимания, — это то, что это очень хорошее и точное свидетельство широкого распространения рабства в правление XVIII династии. Ни один из контрактов такого рода не толь­ко не известен до этой даты, но до времени Тахарки² еще и не обнаружен»³. Однако нельзя не отметить, что плата за наем ра­бынь была, как показывает вышеприведенный текст договора, довольно высокой.

Предметом договора найма могли быть и животные. «Наем жи­вотных, особенно ослов, был всеобщим»⁴, — отмечает Ричард Яс-нов. Очевидно, что при заключении договоров такого рода долж­ны были специально оговариваться условия содержания живот­ных нанимателем, его обращение с ними. Но как было на самом деле, трудно сказать: большинство договоров о найме животных заключалось в устной форме. Не менее важной частью подобных договоров были и гарантии возврата животных Хозяину в надле­жащем состоянии и в срок. Из документов, в которых нашли от­ражение в той или иной мере случаи передачи животных в наем, видно, что собственники животных стремились заручиться при этом гарантиями, которые могли бы защитить четвероногих ра­ботников от притязаний третьих лиц. Такой гарантией выступа­ла иногда клятва нанимателя не допустить нарушения интересов наймодателя.

Договор займа, так же как обмен, купля-продажа и наем, принадлежит к древнейшим видам договоров. Он существовал в Египте уже в самые ранние эпохи его истории. Однако первые письменные контракты, составленные для юридического оформ­ления условий займа, относятся только к эпохе «Нового царства». От предшествовавших же ей времен сохранились некоторые над­писи, которые содержат всего лишь сообщения о сделках такого рода¹.

Так, в произведении, известном под названием «Предостере­жение египетского мудреца» и датируемом 2002 годом до н.э., го­ворилось следующее: «Смотри, тот, кто не имел зерна, теперь об­ладатель зернохранилищ, а тот, кто добивался, чтобы ему дали в долг зерно, теперь сам дает в долг»².

Первоначальная письменная форма контракта займа была до­вольно простой. Она была призвана зафиксировать самые глав­ные условия этого соглашения, а именно: количество передавае­мых в долг денег или зерна, срок возвращения взятого взаймы с указанием его количества, которое всегда было больше взятого, причем намного. В качестве гарантии исполнения обязательств по долгу применялась клятва.

Образец такого контракта дает иератическая запись на остра-коне, обнаруженная в местности Дейр-эль-Медина. Начинает­ся она с обозначения даты совершения сделки. Затем называют­ся имена лиц, ее заключивших. Далее приводятся следующие сло­ва должника: «Как существует Аммон, как существует правитель! Если я не верну эти 1¹Л шат Пауадж... (имя кредитора со стертыми последними знаками в нем) до истечения месяца, я буду дол­жен ему вдвойне»¹.

Должник мог дать клятву не только в том, что возвратит долг вовремя, а в случае просрочки отдаст его в двойном размере. Он мог объявить своей клятвой, что в случае нарушения обязательств по возврату долга готов нести наказание, например, в виде ста ударов палкой.

Помимо клятвы гарантией соблюдения договора займа были свидетели. Их имена обыкновенно перечислялись в тексте кон­тракта. В качестве дополнительной гарантии могли быть исполь­зованы третьи лица, пользовавшиеся авторитетом в местности, в которой проживал должник.

От эпохи «Нового царства» сохранилось немало записей су­дебных процессов, возбужденных по искам кредиторов к долж­никам о возврате долга. Из них видно, что ответственность за не­исполнение обязательств по договору займа была имуществен­ной, однако в случаях, когда должник не признавался в том, что брал в долг, и не желал возвращать его, несмотря на представлен­ные суду кредитором убедительные доказательства существова­ния такого долга, то ему могло быть назначено наказание палка­ми. Например, в одном деле, которое рассматривалось в период правления XIX династии, должник по имени Хаэмдуа был приго­ворен судом к ста ударам палкой за то, что не признавался в дол­ге, а когда признался, то еще и выплатил долг — вещами из своего имущества².

Один из иератических папирусов из Берлинского музея, дати­руемый временем правления XXII династии, зафиксировал следу­ющий текст договора займа: «Год 13, 1-й месяц шему, день 11. Пе-дихонсу, сын Джедхонсуифанха, сказал жрецу Аммона, начальни­ку сокровищницы фараона Анхефенхонсу, сыну Натаифнахта: "Ты ссужаешь мне 5 дебен серебра из [сокро]вищницы (бога) Херше-фи; я верну тебе их 10 (в) 14 году, первого месяца шему, дня 11-го, не споря с тобой ни одним словом"». Ниже этой записи было помечено, что она учинена писцом Горсаиси, а за пометкой шел пе­речень имен шести свидетелей этой сделки¹.

Слова должника «не споря с тобой ни одним словом» пред­ставляют собой формулу. На эту мысль наводит присутствие точ­но такой же фразы и в других текстах контракта о займе. Это ука­зывает на то, что с X века письменная форма для договора такого рода стала в некоторых своих частях типовой.

Приведенный контракт позволил Ричарду Яснову сделать вы­вод о том, что «Ясно сформулированные долговые документы впервые появились в Египте во время первого тысячелетия [до н.э.]»².

Следует отметить, что в Месопотамии такие контракты поя­вились на тысячу лет раньше. А во времена «Законов Хаммурапи», то есть в XVIII столетии до н.э., здесь существовало доволь­но большое количество различных типов письменных договоров займа³. В качестве предмета договорных отношений у жителей Ва­вилона и других стран Междуречья преобладал заем денег, тогда как египтяне чаще брали в долг не деньги, а зерно или другие про­дукты.

Явным признаком слабого развития в Древнем Египте право­вого регулирования кредитования является высокий процент за пользованием кредитом. Вышеприведенный контракт показыва­ет, что он доходил до ста процентов годовых. Между тем в Месо­потамии он был на уровне 20%.

Основной причиной такого положения было отсутствие в Древнем Египте самостоятельного сословия торговцев. Оно не появилось здесь и в первом тысячелетии до н.э. Поэтому древ­неегипетский договор займа так и не принял развитых правовых форм.

Реформа долговых отношений, произведенная фараоном Бок-хорисом, носила, кажется, весьма ограниченный характер. Об этом можно судить по тому, что сообщает о ней Диодор Сицилий­ский.

Согласно его рассказу, Бокхорис издал законы о сделках част­ных лиц. Они предписали, например, что «взявший взаймы сере­бро (деньги) без письменного контракта освобождался от выпла­ты долга, если подтверждал клятвой, что ничего не должен; ибо египтяне прежде всего уважали и опасались клятв. Кроме того, было очевидно, что тот, кто часто прибегал к клятве, заканчи­вал утратой всякого доверия к себе; и чтобы не лишать себя это­го преимущества, все в мире заинтересованы не злоупотреблять клятвой. Далее, законодатель полагал, что, имея основанием всего доверия чувство достоинства, все люди будут честными в своих нравах, дабы не быть опороченными в качестве недостойных до­верия. Наконец, он рассудил, что несправедливо отказывать в до­верии клятве в коммерческих сделках, в то время когда согласие на кредит дают, не требуя клятвы» (Diodor. I, 79)¹.

Кроме того, Бокхорис, по сообщению Диодора, установил, чтобы «кредиторы, которые требуют уплаты долга, могли обра­щать взыскание только на имущество должника, и не позволял ни в коем случае порабощать его тело. Ибо законодатель предусмо­трел, что как вещи принадлежат тому, кто их приобрел или сво­им трудом, или посредством трансмиссии, или путем дарения; так и личность гражданина принадлежит государству, которое в лю­бой момент может призвать его на свою службу как во время вой­ны, так и во время мира. И действительно, было бы абсурдным позволять кредитору уводить воина в момент сражения за роди­ну, чтобы спасение всех зависело от жадности отдельных лиц. И, кажется, Солон также привез этот закон в Афины, где ему было дано название сисахфии, и он освободил всех граждан от долгов, по которым договоры заключались под условием ограничения или утраты индивидуальной свободы»².

Предписания Бокхориса если и действовали в Египте, то лишь до прихода персов. В условиях персидского владычества были приняты меры по усилению ответственности должников за не­отдачу долга. Очевидно, что в данном случае персов больше все-го заботила выплата долгов по налогам. В частности, кредитору было разрешено при неуплате долга забирать у должника детей на срок, пока они не отработают сумму долга.

Вместе с тем было установлено также правило, по которому контракт о займе должен был храниться у кредитора. Данное пра­вило проистекало из утвердившегося в это время взгляда на этот документ как на письменное требование кредитора, обращенное к должнику.

Новым в правовом регулировании долговых отношений в дан­ный период было разделение суммы долга на основную и на про­цент по долгу. Прежде эти суммы египтянами не разделялись. Должник, например, клялся возвратить кредитору сумму, в кото­рой воедино были слиты размер долга и процент за пользование кредитом.

Один из хранящихся ныне в Берлинском музее папирусов со­держит демотическую запись договора займа, которая датируется 498 годом до н.э. В ней зафиксировано, что в случае невыполнения должником договорных условий кредитор предъявит к должнику требование отдать ему: «Зерно, землю, раба, рабыню, корову, осла, серебро, медь, одежду, масло и все в этом мире, что принадлежит» должнику. «И он возьмет их в счет долга до тех пор, пока он не возвратит ему его деньги вместе с установленным выше накопив­шимся процентом»¹.

Дополнительным способом обеспечения возврата долга была возможность для кредитора увести к себе в дом жену и детей должника. Эта варварская мера уживалась в древнеегипетском праве вместе с другими, вполне цивилизованными способами обеспечения долговых обязательств, предполагавшими, напри­мер, передачу третьим лицам прав на имущество должника, с тем чтобы в случае неуплаты им долга эти лица передавали эти права кредитору.

Указанный варварский способ обеспечения исполнения дол­говых обязательств продолжал применяться в Египте и в первые десятилетия правления династии Птолемеев. И повод для его ис­пользования давали сами цари этой династии, введя в практику налоговой политики аресты свободных и не совершивших ника­ких преступлений людей за долги по налоговым выплатам. Толь­ко в 118 году до н.э. диаграммата Эвергета II, его сестры Клео­патры II и жены Клеопатры III освободила всех должников по рентным выплатам за аренду и по денежным и зерновым налогам от арестов¹.

Среди папирусов собрания Зенона сохранилось датируемое 245 годом до н.э. письмо жителя Филадельфии Антипатора в адрес Птолемея III Эвергета I с жалобой на кредитора по имени Никон. Оно показывает, как в действительности обстояло дело с регули­рованием отношений между должниками и кредиторами в Птоле-меевском Египте.

Жена Антипатора Симона взяла в долг у Никона 70 драхм под 6% ежемесячных выплат от долговой суммы. Спустя некото­рое время кредитор обманом заманил Симону и ее сына к себе в дом. Поместив их в охраняемое помещение, он объявил, что бу­дет держать их здесь в качестве обеспечения выплаты долга. Си­мона каким-то образом сбежала и возвратилась к мужу. Узнав от нее о происходящем, Антипатор потребовал от Никона освобо­дить сына, но тот ответил, что сделает это лишь после того, как получит свой долг с процентами.

В данном случае Никон нарушил одновременно несколько правовых норм. Во-первых, он не имел права самолично аресто­вывать и задерживать кого-либо в качестве обеспечения испол­нения частноправового договора. Это мог сделать по его заявле­нию лишь чиновник, занимавший должность практора (praetor). Во-вторых, царской диаграмматой, изданной в 246 или 245 году до н.э., — во всяком случае, до заключения Симоной с Никоном договора займа, предполагавшего ежемесячную выплату за кре­дит в размере 6%, — было установлено, что такие выплаты не мо­гут превышать 2% в месяц².

Антипатор обратился к Птолемею со следующей просьбой: «Прошу вас поэтому, о царь, послать мою жалобу хрематисту и, если я докажу, что доводы, изложенные в жалобе, соответству­ют истине, я прошу, чтобы Никон мог подвергнуться надлежа­щему наказанию, как по вопросу о проценте, в котором он про­тиворечит закону, так и потому, что своей собственной властью поместил в заключение и держит (мальчика), свободного челове­ка; и я прошу, чтобы мальчик был возвращен мне для того, что­бы я, обратившись к вам за помощью, о царь, мог встретиться со справедливостью»¹.