ПОЭТИКА ПРОЗЫ ЛЮДМИЛЫ ПЕТРУШЕВСКОЙ

ПЕРСОНАЛИИ

Читаем. Анализируем. Рассуждаем

1. Почему конец XX – начало XXI веков войдет в историю русской литературы как особый период?

2. Охарактеризуйте основные черты прозы конца XX века.

3. Чем можно объяснить интерес к публицистическим жанрам?

4. Что такое "эссеизм" новейшей русской литературы?

5. Какие формы используют авторы для поиска современного героя?

6. Какие новые жанры возникли в результате объединения нескольких жанровых моделей?

7. Раскройте содержание термина "женская проза".

8. Почему тема детства – одна из ведущих тем в женской прозе?

9. Какие приемы используют женщины-писательницы в своем творчестве? Для чего они служат?

10. В чем проявляется разнообразие форм "женской прозы"?

11. В чем состоит предназначение новейшей литературы? Можно ли говорить о великой миссии русской женской прозы?

Разнообразие жанров, к которым обращается Людмила Петрушевская (1938), сочетается с единством основ­ной творческой задачи: Петрушевская прослеживает, как происходит деформация личности под влиянием среды, пытается дать "срез внутреннего мира" современного человека, показав его на пороге жизни и смерти; она видит его в самом разном обличье – от привычного до невероятного, вплоть до "превращения в насекомое".

Один из ключевых рассказов Л. Петрушевской – "Смотровая площадка". В названии отражено место дейст­вия и принципы авторского наблюдения за героями: возможность неоднократно возвращаться к одной и той же ситуации, рассматривать персонажей, переставлять, менять их местами, как на смотровой площадке, которая вы­ступает в роли наблюдательного пункта и своеобразного подиума.

Речь в "Смотровой площадке" идет о взаимоотношениях молодых людей. Герой один, а девушки сменяют друг друга. Пикантность ситуации в том, что все они – сотрудники одной организации, поэтому все сближения и расставания происходят как бы на глазах у всех. Читателю почти ничего не сообщается о самих встречах, о сте­пени близости героев. В рассказе не происходит никаких значительных событий, но один из эпизодов оказывает­ся в фокусе наблюдения, затем к нему подключаются подобные. И все они раскрывают отношение персонажей к жизни, их ожидания, их намерения, связи с близкими. Автор обыгрывает позицию "стороннего наблюдателя", отказывается от писательского "всеведения".

Первый сюжетный эпизод дается в пересказе. Он оказывается важен не сам по себе, а тем, что о нем говорят герои, и еще важнее – чего они "не говорят". И в дальнейшем автор будет прибегать к такой форме опосредован­ных характеристик центральных персонажей: "Раз так – то так, думали за Андрея окружающие, а что он сам ду­мал, нам неизвестно". При подчеркнутом отказе от прямых характеристик героя, нарочито отвлеченных рассуж­дениях повествователя просматриваются достаточно жесткие оценки: "Чего они от него все хотели, чем он дол­жен был служить им и миру, если мир так нуждался в нем... Только единственно он не мог, как мы догадываемся, поставить жаждущему миру эмоций".

Автор отказывается от возможности заинтриговать читателя, заставить его ожидать развязки: "Известно, чем это дело кончилось". Сознательное "топтание на месте", "пережевывание" не факта, но его истолкования, подчер­кивает отсутствие определенности в герое, несоответствие внешних впечатлений о нем и его внутренней сути. Лишь в настойчивых повторах подчеркивается истинный смысл поступков Андрея и их оценка, прорывающаяся сквозь видимую наивность, обиду персонажа: "Вот так, так постыдно все оказалось, так нелепо, и Андрюша даже иногда закидывал голову и тряс ею, как бы не понимая, в каком мире он живет". Завершая рассказ, автор замыка­ет круг в характеристике (она строго выдержана в стиле не разоблачения, а обнаружения), дает возможность ка­ждому поставить себя на место кого-то из героев и общую нашу судьбу спроецировать на те частные эпизоды, о которых говорилось в рассказе.

Рассказ "Смотровая площадка" позволяет выявить характерные особенности стиля, организации сюжета, ма­неры представления героев в творчестве Петрушевской. Обращает на себя внимание многозначность заглавия рассказа.

Сочетание вполне конкретного смысла с более обобщенным, может быть, и не совпадающим с тем, который предполагался при первом прочтении, характерно для повествования Петрушевской. Возьмем для примера те на­звания рассказов, которые использованы автором и для циклов: "Тайна дома", "Бессмертная любовь". В рассказе "Тайна дома" раскрытие "тайны" происходит достаточно быстро – обнаруживается семейство шершней, изда­вавших неприятные и непонятные звуки. Очевидно, что кроме прямого смысла названия, есть и другой, не столь конкретный. Само слово "тайна" теряет привычный смысл, подразумевающий загадочность, необходимость рас­крытия. В данном и других рассказах цикла суть не столько в тайне, сколько в неопределенности, неясности от­ношений, несоответствии прочного старого дома и рушащихся человеческих связей.

В названии "Бессмертная любовь" звучит патетика. Ей соответствуют и некоторые имена, тоже вынесенные в заглавие (например, "Кларисса"), или установка на обобщенный смысл ("Темная судьба", "Горе", "Слезы", "По­эзия в жизни"). Однако в рассказах речь идет совсем не о бессмертной любви, а о любовных связях, приключени­ях и похождениях персонажей.

Читатель в рассказах Петрушевской сталкивается с необходимостью отделять "я" повествователя от автор­ского "я". Так, к примеру, в рассказе "Свой круг" жестокая позиция, заявленная от первого лица, явно не совпада­ет с подходом писателя, но важна как ключ при интерпретации текста: "Я человек жесткий, жестокий... Я очень умная. То, чего не понимаю, того не существует вообще". У Петрушевской соединяется в тексте бытовая деталь и жизненный итог, указание точного времени и осмысление времени жизни: "Маришин отец выпил, безрезуль­татно наговорил Бог знает чего и безрезультатно погиб под машиной тут же у порога дочернего дома на самой улице Ступиной, в тихое вечернее время в полдесятого".

Соединение несоединимого – один из художественных принципов Петрушевской. В рассказе "Я люблю те­бя" перечисляется то, что, с точки зрения героя, имеет отношение к настоящей жизни: "рестораны, гостиницы, прогулки и покупки, симпозиумы и экскурсии". За счет таких соединений достигается емкость фразы, объяс­няющей его отношение к жизни. К примеру, в финале рассказа "Мистика" объединены вера в "свою долю сча­стья" и в "свою пластичность по Алексеевой". А необходимость веры и выдержки как бы подкрепляется ссылкой на мнение других: "как говорили соседи по даче". Самой формой этой ссылки снимается глубина смысла.

Уход от неповторимости, единичности судьбы и характера обнаруживается в форме начала рассказа о нем или о ней: "Одна девушка вдруг оказалась..." ("Черное пальто"); "Одна женщина ненавидела свою соседку" ("Месть").

Порой рассказ о событии, ставшем основой сюжета, отодвинут за счет внимания к восприятию, оценке этого события. Так рассказ "Дитя" строится не как анализ преступления (молодая женщина заложила камнями своего новорожденного ребенка недалеко от роддома). Не делается попытка объяснить психологическое состояние пре­ступницы, чтобы оправдать или обвинить ее. Развитие сюжета определяется восприятием происходящего всеми, кто оказался свидетелем: "И получалось..."; "Передавали также из уст в уста..."; "Весь родильный дом буквально бушевал..."; "Видно было..."; "По поводу этих детей рассказывали..."; "Из всего этого следует...". Но за катего­ричностью некоторых утверждений явно проскальзывает тень сомнения: "...Как будто боясь – и кого, малого младенца, которому и нужно-то сорок граммов молока и больше ничего".

Такой принцип организации сюжета встречается достаточно часто. Какая-то история, случай с персонажем преподносится в восприятии нескольких участников. Автор, рискуя утомить читателей повторами, возвращается к одному и тому же несколько раз. К примеру, в рассказе "Н" (цикл "Бессмертная любовь") дается как бы схема эволюции восприятия эпизода – с точки зрения: "Первый раз..."; "Во второй раз..."; "И видно было..."; "Другое дело...". В чем же смысл такого хождения по кругу? Скорее всего не в поиске истины, а в выяснении того, как естественные человеческие отношения заменяются отношениями ролевыми, эмоции – масками, вместо искрен­них чувств – "как бы чувства": "Внешне это проявлялось выражением как бы скуки, рассеянности и равнодушия".

Для произведений Петрушевской характерны сложные конструкции предложений, отягощенные многими придаточными: "И самый важный факт его биографии, что он взял долгими годами осады такую крепость, что эта крепость рухнула к ногам своего победителя и теперь клубилась пылью у его ног, плакала и умоляла верить и любить, и кричала, что любит его, – этот факт мог себя не оправдать" ("Поэзия в жизни").

Авторские характеристики героев включают пересказы общепринятых требований, лозунгов и цитат, по ко­торым данный персонаж "выстраивает" свою линию поведения. Насмешка прячется в обстоятельности изложе­ния и вкрапленных в него кратких образных сравнениях: "Честность и правдивость без ночевок были лозунгом этой Милиной подруги, из-за чего она и сидела одна, как еловый пень, ждала настоящего в жизни и отмахивалась от временного, находясь под сильным воздействием литературы, не давала ни одного поцелуя без любви, по сло­вам еще одного автора".

Имитация интонаций разговорной речи в рассказе о герое создает эффект присутствия читателя при проис­ходящем, его соучастие в процессе узнавания. Авторская ирония и насмешка как бы скрыта, не должна ощущать­ся в сравнениях и сопоставлениях: "...и в этом виде была похожа на небесного ангела, на какое-то дивное белое надгробие, увидим, чье". Накапливаются детали, уточняются особенности жестов, позы, улыбки персонажей.

Исследователи творчества Петрушевской справедливо отмечают, что ее интересует не быт обывателя, а его сознание. Частные ситуации в рассказах становятся притчей, приобретают обобщенный смысл. Общее ощущение тревоги за человека от писателя передается читателю.

Даже из кратких характеристик особенностей произведений современных писательниц видно разнообразие сюжетов и типов героев, конфликтных ситуаций и путей их разрешения. Естественно, что чаще всего в основе сюжетов – любовь. Любовь как смысл жизни – и трагедия отсутствия любви; любовь духовная, самоотверженная – и любовь плотская; любовь вне зависимости от брака – и проблема семейных отношений. Бытовые неурядицы, заботы, проблемы в произведениях Петрушевской, как и Улицкой, Палей, Горлановой интересны не сами по се­бе, но они выявляют жизнестойкость героев, силу или слабость их характеров.

Произведения Петрушевской требуют от читателя напряжения, порой вызывают боль и отчаяние, даже ее "веселые" сказки представляют собой острый анализ деградации человека.

По словам писательницы, сказки - ее любимый жанр. Перу Л. Улицкой принадлежит ряд сборников сказок, среди которых "Сказки для взрослых" (1990), "Сказки для всей семьи" (1903), "Настоящие сказки" (1999), "Сча­стливые кошки" (2001). Сказки Петрушевской о счастье, которого так не хватает всем. И значит, читать их могут все: и самые маленькие, и умудренные жизнью. Герои этих сказок - принцессы и волшебники, пенсионеры, кукла Барби - наши современники.

Характеризуя этот пласт творчества писательницы, критики видят в сказочном жанре стремление автора подняться над бытом, напомнить о прекрасном, о высоком. ("Новые приключения Елены прекрасной", "Дуська и гадкий утенок").¹ В сказочном ключе Л. Улицкая пытается решить проблемы абсурдного мира, рисуя в чеховских традициях "маленького человека" в нем, а также проблему "положительной героини". Ею, например, становится кукла Барби - Барби Маша, поднятая с помойки нищим слепым умельцем дедом Иваном. Барби Маша творит добро, согревает старость приютившего и вернувшего ее к жизни человека, терпит подлости Крысы Вальки, спа­сает других, но себя защитить не может.

Часто сказки Л. Улицкой носят притчевый характер, поднимают общечеловеческие нравственные проблемы добра и зла, равнодушия и самопожертвования ("Девушка Нос", "Две сестры", "Сказка о часах"). В них все, на первый взгляд, просто и даже по-детски наивно. "Жила-была одна бедная женщина...Дочка у нее росла красивая и умная... Начала дочка искать наряды в шкафу и нашла коробочку, а в той коробочке часики", - так начинается "Сказка о часах". Но затем постепенно автор подводит нас к выводу: пока идут часы, жизнь продолжается, и тот, кто заводит их, спасает от смерти своих близких, спасает мир. И мир этот будет жив до тех пор, пока есть люди, способные пожертвовать собой и заводить часы через час, через каждые пять минут... "Я не просплю свою жизнь, - говорит повзрослевшая дочь, для которой главным стала забота о собственном ребенке и о матери.

Улицкая Л. справедливо считает, что настоящая сказка может быть веселой или немного грустной, но не­пременно с хорошим концом, чтобы каждый, кто ее прочитает, почувствовал себя счастливее и добрей.²

Творчество Л. Петрушевской вобрало в себя опыт литературы реалистической и модернистской, русской и мировой. Оно значимо как яркое самостоятельное литературное явление.

Ш Л. Петрушевская " Сказка о часах "

Жила-была одна бедная женщина. Муж у нее давно умер, и она еле-еле сводила концы с концами. А дочка у нее росла красивая и умная и все вокруг себя замечала: кто во что одет да кто что носит.

Вот приходит дочка из школы домой и давай наряжаться в материны наряды, а мать бедная: одно хорошее платье, да и то заштопано, одна шляпка с цветочками, да и то старая.

Вот дочка наденет платье и шляпу - и ну вертеться, да все не то получается, не так одета, как подруги. Нача­ла дочка искать в шкафу и нашла коробочку, а в той коробочке часики.

Обрадовалась девочка, надела часики на руку и пошла гулять. Гуляет, на часики смотрит. Тут подошла ка­кая-то старушка и спрашивает:

- Девочка, сколько времени? А девочка отвечает:

- Без пяти минут пять.

- Спасибо, - говорит старушка.

Девочка опять гуляет, на часы поглядывает. Опять подходит старушка.

- Сколько времени, девочка? Она и отвечает:

- Без пяти пять, бабушка.

- Твои часы стоят, - говорит старушка. - Из-за тебя я чуть не пропустила время!

Тут старушка убежала, и сразу стемнело. Девочка захотела завести часы, но она не знала, как это делается. Вечером она спросила у матери:

- Скажи, а как часы заводятся?

- А что, у тебя появились часики? - спросила мама.

- Нет, просто у моей подруги есть часы, и она хочет дать их мне поносить.

- Никогда не заводи часы, которые ты найдешь случайно, - сказала мать. - Может произойти большое не­счастье, запомни это.

Ночью мать нашла в шкафу коробочку с часами и спрятала их в большой кастрюле, куда девочка никогда не заглядывала.

А девочка не спала и все видела.

На следующий день она снова надела часики и вышла на улицу.

- Ну, сколько времени? - спросила, появившись опять, ста- рушка.

Славникова, О. Петрушевская и пустота / О. Славникова // Вопросы литературы. – 2000. Март-апрель. – С. 47 – 61. Петрушевская, Л. Счастливые кошки : сказки / Л. Петрушевская. – М., 2001. – С. 39 – 47.

– Без пяти пять, – ответила девочка.

– Опять без пяти пять? – засмеялась старушка. – Покажи мне свои часы.

Девочка спрятала руку за спину.

– Я и так вижу, что это тонкая работа, – сказала старушка. – Но если они не ходят, это ненастоящие часы.

– Настоящие! – сказала девочка и побежала домой.

Вечером она спросила у матери:

– Мамочка, у нас есть часы?

– У нас? – сказала мать. – У нас настоящих часов нет. Если бы были, я бы их давно продала и купила бы тебе платье да туфельки.

– А ненастоящие часы у нас есть?

– Таких часов у нас тоже нет, – сказала мать.

– И никаких-никаких нет?

– Когда-то были часы у моей мамы, – ответила мать. – Но они остановились, когда она умерла, без пяти пять. Больше я их не видела.

– О, как бы мне их хотелось иметь! – вздохнула девочка.

– На них слишком печально смотреть, – ответила мать.

– Мне нисколько! – воскликнула девочка.

И они легли спать. Ночью мать перепрятала коробочку с часами в чемодан, а дочь опять не спала и все виде­ла.

На следующий день девочка вышла гулять и все смотрела на часы.

– Скажи, пожалуйста, сколько времени? – откуда ни возьмись, спросила старушка.

– Они не ходят, а как завести их, я не понимаю, – ответила девочка. – Это часы моей бабушки.

– Да, я знаю, – ответила старушка. – Она умерла без пяти минут пять. Ну, мне пора, а то я опять опоздаю.

Тут она удалилась, и на дворе стемнело. А девочка не успела спрятать часы в чемодан и просто положила их под подушку.

На следующий день, проснувшись, девочка увидела часы у матери на руке.

– Вот, – закричала девочка, – ты обманывала меня, у нас есть часы, дай их сейчас же мне!

– Не дам! – сказала мать.

Тогда девочка горько заплакала. Она сказала матери, что скоро уйдет от нее, что у всех есть туфли, платья, велосипеды, а у нее нет ничего. И девочка начала собирать свои вещи и закричала, что уйдет жить к одной ста­рушке, та ее приглашала.

Не говоря ни слова, мать сняла часы с руки и отдала их дочери.

Девочка выбежала на улицу с часами на руке и, очень довольная, стала прохаживаться взад-вперед.

– Здравствуй! – сказала, появившись, старушка. – Ну, сколько времени?

– Сейчас половина шестого, – ответила девочка. Тут старушка вся как-то передернулась и закричала:

– Кто завел часы?!

– Не знаю, – удивилась девочка, а сама держала руку в кармане.

– Может быть, их завела ты?

– Нет, часы лежали у меня дома под подушкой.

– Ой, ой, ой, кто же завел часы?! – закричала старушка. – Ой, ой, что же делать?! Может быть, они пошли сами собой?

– Может быть, – сказала девочка и побежала, испуганная, домой.

– Стой! – закричала еще громче старушка. – Не разбей их, не урони. Это ведь не простые часы. Их надо за­водить каждый час! Иначе случится большое несчастье! Лучше отдай их сразу мне!

– Не отдам, – сказала девочка и хотела убежать, но старушка ее задержала:

– Погоди. Тот, кто завел эти часы, тот завел время своей жизни. Поняла? Допустим, если их завела твоя мать, то они будут отмерять время ее жизни, и ей придется каждый час заводить эти часы, а то они остановятся и твоя мать умрет. Но это еще полбеды. Потому что если они пошли сами собой, то они начали считать время моей жизни.

– А мне какое дело? – сказала девочка. – Это не ваши часы, а мои.

– Если я умру, то умрет день, ты что! – закричала старушка. – Это ведь я каждый вечер выпускаю ночь и даю отдохнуть белому свету! Если мое время остановится, то всему конец!

И старушка заплакала, не выпуская девочку.

– Я дам тебе все, что пожелаешь, – говорила она. – Счастье, богатого мужа, все! Но только узнай, кто завел часы.

– Мне нужен принц, – сказала девочка.

– Беги, беги скорей к матери и узнай, кто завел часы! Будет тебе принц! – закричала старушка и подтолкнула девочку к двери.

Девочка нехотя поплелась домой. Ее мама лежала на кровати, закрыв глаза и крепко вцепившись в одеяло.

– Мамуля! – сказала девочка. – Дорогая, миленькая, ну скажи мне, кто завел часы?

Мама сказала:

– Это я завела часы.

Девочка высунулась в окно и закричала старушке:

– Это мама сама завела часы, успокойтесь! Старушка кивнула и исчезла. Стало темнеть. Мать сказала девоч­ке:

– Дай мне часики, я заведу их. А то ведь я умру через несколько минут, я чувствую.

Девочка протянула ей руку, мать завела часы. Девочка сказала:

– Что же теперь, ты каждый час будешь у меня просить мои часы?

– Что же делать, дочка. Эти часы должен заводить тот, кто их пустил.

Девочка сказала:

– Значит, я не смогу пойти с этими часиками в школу?

– Сможешь, но тогда я умру, – ответила мать.

– Вот ты вечно так, дашь мне что-нибудь, а потом отбираешь! – воскликнула дочь. – А как же я буду теперь спать? Ты начнешь каждый час меня будить?

– Что делать, дочка, иначе я умру. И кто же тогда будет тебя кормить? Кто будет за тобой ухаживать?

Девочка сказала:

– Лучше бы я сама завела эти часы. Мои часы, я бы с ними всюду ходила и сама бы их заводила. А то теперь придется тебе всюду ходить за мной.

Мать ответила:

– Если бы ты сама завела эти часы, ты бы не смогла просыпаться ночью каждый час. Ты бы наверняка про­спала и умерла. А я бы не смогла тебя добудиться, ты всегда так не любишь просыпаться. Поэтому я и прятала от тебя эти часы. Но я заметила, что ты их находишь, и мне пришлось самой завести эти часы. Иначе бы ты меня опередила. А я уж постараюсь теперь не проспать. Да и ничего страшного, если я когда-нибудь просплю. Лишь бы ты была жива. Я живу только для тебя. А пока ты маленькая, я должна точно заводить часы. Поэтому отдай-ка их мне.

И она отобрала часы у девочки. Девочка долго плакала, злилась, но делать было нечего.

С тех пор прошло много лет. Девочка выросла, вышла замуж за принца. У нее теперь было все, что она хоте­ла: много платьев, шляпок и красивые часы. А мама ее жила как прежде.

Однажды мать вызвала дочь по телефону и, когда та приехала, сказала ей:

– Время моей жизни кончается. Часы идут все быстрее, и наступит момент, когда они остановятся сразу по­сле того, как я их заведу. Когда-то вот так же умерла моя мама. Я ничего про них не знала, но пришла одна ста­рушка и рассказала мне про них. Старушка умоляла меня не выкидывать часы, а то произойдет ужасное несча­стье. Продать часы я тоже не имела права. Но я сумела спасти тебя, и за это спасибо. Теперь я умираю. Похорони эти часы вместе со мной, и пусть больше никто, в том числе и твоя доченька, никогда не узнает про них.

– Хорошо, – сказала дочь. – А ты не пробовала их завести?

– Я это делаю каждые пять минут, теперь уже каждые четыре минуты.

– Дай я попробую, – сказала дочь.

– Что ты, не прикасайся к ним! – закричала мать. – Иначе они начнут отмерять время твоей жизни. А у тебя маленькая девочка, подумай о ней!

Прошло три минуты, и мать стала умирать. Она крепко сжимала одной рукой пальцы своей дочери, а другую руку, с часами, спрятала за голову. И вот дочь почувствовала, что рука матери ослабла. Тогда дочь нашла часы, сняла их с руки матери и быстро завела.

Мать глубоко вздохнула и открыла глаза. Она увидела свою дочь, увидела часы на ее руке и заплакала.

– Зачем? Зачем ты снова завела эти часы? Что будет теперь с твоей дочерью?

– Ничего, мама, я научилась теперь не спать. Ребенок плачет по ночам, я привыкла просыпаться. Я не про­сплю свою жизнь. Ты жива, и это главное.

Они долго сидели вместе, за окном промелькнула старушка. Она выпустила на землю ночь, помахала рукой и, довольная, удалилась. И никто не слышал, как она сказала:

– Ну что же, пока что мир остался жив.