Эпоха торможения инновационного процесса и снижения эффективности инженерного труда

“инженерно-технической интеллигенции”
Октябрьская революция 1917 г. сломала хозяйственный уклад старой России. Валовой продукт промышленности сократился в 1917 г. по сравнению с 1916 г. на 36.4%. Только с марта по октябрь 1917 г. в стране было остановлено до 800 предприятий. Резко упали выплавки чугуна, стали, добыча угля и нефти. Осенью 1917 г. на Урале, в Донбассе и других промышленных центрах было закрыто до 50% всех предприятий. Реальная заработная плата рабочих и инженеров упала до 40-50% по сравнению с 1913 г. Началась массовая безработица. Наиболее обеспеченная часть инженеров покинула страну; многие примкнули к буржуазии.

Отношение интеллигенции к октябрьским событиям 1917 г. было двойственным. Как писал академик В.Н. Ипатьев, - “можно было совершенно не соглашаться с многими идеями большевиков. Можно было считать их лозунги за утопию (как это и подтвердил в последствии жизненный опыт), но надо быть беспристрастным и признать, что переход власти в руки пролетариата в октябре 1917 г. ... обусловил собою спасение страны, избавив ее от анархии и сохранив в то время в живых интел­лигенцию и материальные богатства страны” (Ипатьев В.Н. Жизнь одного химика, Нью-Йорк, 1945, с.36).

От революции интеллигенция ожидала политических свобод и демократических порядков, свободы творчества, освобождения народных сил для преображения страны, возможностей для большего развития духовной сферы жизни. Поэтому интеллигенция поддержала в революции то, что соответствовало этим устремлениям. А разрушение старой куль­туры, расчленение ее ценностей и отбрасывание прежних духовных дос­тиже­ний, идеалов принять не могла.

Как показала история, интеллигентов на баррикадах не оказалось. Объясняя эту коллизию, Н. Бердяев писал: “Люди творческого духа совсем не революционеры в социально- механическом смысле этого слова. Для них революция есть реакция против старого, а не творчество нового”.

Революция не оправдала многих надежд инженеров и им пришлось приспособляться. В этом не было “шкурного” интереса. С.Л. Франк объясняет это способностью человеческого духа “загонять в бессоз­нательные глубины все тягостное”. Но сознание инженеров в силу своей определенности и четкости не было в состоянии воспринимать социальные догмы большевиков. Многие считали идею большевиков о строительстве социализма утопией, полагали, что государственное хозяйство менее эф­фективно, чем частное. Не удивительно, что в среде инженеров имела распространение критика советского строя, хотя весь предшествующий опыт политической жизни Российского государства учил, что это небезопасно.

Отношение инженерно-технической интеллигенции к октябрьским событиям и своем месте в новых условиях, хорошо иллюстрируется поста­новлением, принятым на заседании физико-математического отделе­ния Академии наук: “Мы, интеллигенты, представляющие тонкую про­слойку в толще масс, не имея за собой никакой опоры, не должны делать в настоящее время каких-либо выступлений и еще более усложнять и без того тяжелое положение, - в особенности принимая во внимание, что мы находимся в состоянии войны. Что касается отношения каждого из нас к большевистскому правительству, взявшему ныне власть в свои руки, то это наша “святая святых”, и никто не заставляет теперь высказать нашу симпатию или антипатию к новой власти; и при царском режиме многие из нас не сочувствовали самодержавному правлению, но это не мешало нам честно выполнять наш долг перед страной и продуктивно работать” (Ипатьев В.Н. Жизнь одного химика, Нью-Йорк, 1945, с.48). Подавляющее большинство инженеров и техников в силу своего объективного положения в обществе, воспитания и образования не могло стремиться к борьбе с государством, провозгласившим себя государством рабочих и крестьян. Это означало бы открытое противопоставление себя трудящимся массам, которые в большинстве своем отождествляли себя с советским строем.

Политика «военного коммунизма», реализация которой началась после победы октябрьской революции 1917 года, предусматривала:

• 
  ликвидацию частной собственности;
• 
  установление диктатуры пролетариата (рабочего контроля на всех промышленных, транспортных и др. предприятиях, где применялась наемная рабочая сила);
• 
  введение всеобщей трудовой повинности;
• 
  жесткое распределение производственных товаров (продовольствие и товары первого спроса распределялись по карточкам).

Ликвидация частной собственности нарушила один из основных принципов развития инженерного дела - свобода найма рабочей силы. Инженеры; занимавшие в России до 1917 года привилегированное положение в обществе, были сброшены «на дно» ямы экономической и политической чехарды.

Всеобщая трудовая повинность принуждала инженера работать не там, где он может принести наибольший эффект, а там, куда его направят.

Диктатура пролетариата изменила общественную значимость инженерного труда. Деятельность инженера подвергалась жесткому контролю со стороны рабочих, воспринимавших их как представителей буржуазии.

Заработная плата рабочим и служащим на 70-90% выдавалась в виде продовольственных и промтоварных пайков, или производимой продукции. На предприятиях все шире распространялась уравнительная система оплаты труда. Если в 1917 г. заработная плата высококвалифицированного рабочего в 2,3 раза больше чем у чернорабочего, то в 1918 г. –в 1,3 раза, а к 1920 году – всего в 1,04 раза. В стране была запрещена торговля хлебом и другими продуктами питания.

Октябрьская революция сломала хозяйственный уклад старой России. Из уважаемой, авторитетной группы профессионалов инженеры превратились в бурспецов - чуждых делу революции личностей. Они и рань­ше воспринимались рабочими как сторонники капиталистов, т.к. выступали от их имени. Теперь же извечная неприязнь рабочего к работодателю получила возможность реализоваться не только вербально, но и в действии. Рабочие выносят вотум недоверия старым специалистам, подвергают из политическому гонению. Дело заходит и дальше: в ожес­точении классовой борьбы происходят жестокие расправы, убийства инженеров рабочими.

Отдавая себе отчет, что без специалистов социализма не построишь, новое государственное руководство принимает меры по привлечению инженеров на свою сторону, преодолению недоверия масс. Однако первые директивные меры трудовой мобилизации вызывают у бурспецов реакцию протеста, начинается саботаж. В штыки воспринимается декрет о рабочем контроле, лишающий полноты власти не только фабрикантов и заводчиков, но и управляющих, инженеров.

Уже в декабре 1917 г. В.И. Ленин отмечал, что лучшие представители интеллигенции, образованные люди отходят от буржуазии и саботажников и переходят на сторону трудящихся. В 1918 г. были национализированы крупнейшие промышленные предприятия, а весь технический и адми­нистра­тивный аппарат объявлен на службе у молодой республики. К саботажникам принимались суровые меры принуждения. И уже через год был сделан вывод, что период резкой борьбы со старыми специалистами закончен.

Имеется немало свидетельств тому, что значительная часть инжене­ров признавала персонально В.И. Ленина потому, что, во-первых, он повернул страну на путь новой экономической жизни, во-вторых, фана­тично верил в возможности культуры, в-третьих, вел неустанную борьбу с невежественным чванством коммунистических вождей. Привлекала и его твердая вера в возможности культурного преобразования России, и его постоянные призывы к практикам - “упростителям” из народа начинать везде с поддержки культуры, уважения к интеллигенции. А статья председателя СНК “О едином хозяйственном плане”, где рассматривались задачи развития топливно-энергетического комплекса, водного транс­порта, промышленности и сельского хозяйства в связи с планом электри­фикации, а также программа реорганизации аппарата управления, вве­дения отчетности, позволяла думать о близком переходе к ра­циональ­ной организации хозяйства. Тем более, что в указанной статье выдвигалось категорическое требование - чтобы научиться управлять, нужно научиться уважению к деловой работе специалистов науки и техники.

Ленинская политика в отношении “старых” специалистов сводилась к следующим основным тезисам:

- беспощадное подавление их контрреволюционных поползновений;

- бережное отношение к тем, кто работает добросовестно;

- воспитание у рабочих терпимого отношения к специалистам и пре­одоления “невежественного самомнения”, что построить социализм можно не учась у них.

С целью привлечения инженеров и техников к активной деятельности на благо нового общества, несмотря на разруху и голод правительство принимает решение о переводе специалистов на особое положение. Вводятся пайки - “простой”, “усиленный”, “академический”. Наиболее крупные ученые освобождаются от всякого рода общественных повин­ностей. Улучшаются их жилищные условия.

Конечно, нельзя забывать, в каких условиях находились инженерно-технические работники в то время. Известный социолог того времени Е. Кабо писал о ситуации 20-х гг. : “В эти годы бюджет совработника, в том числе и служащего промышленности, был сведен к тому минимуму, за пределами которого начинается голод” (Предисловие к : Гумилевский Н. Бюджет служащих в 1922-25 гг. М., 1928). По данным Г.С. Поляка, средне­годовой доход в семье служащего к началу 1923 г. составлял 10.4 рублей, кроме того, он получал натурой продуктов на 3 рубля. Многие, чтобы про­кормить семью, вынуждены были подрабатывать продажей вещей.

В Москве 90% служащих (в том числе инженеров) жили в ком­мунальных квартирах, а 2% из них имели лишь угол, т.е. часть комнаты.

Политика “военного коммунизма”, проводившаяся государством в годы гражданской войны, и хозяйственная разруха нарушили экономические связи промышленности с сельским хозяйством, подрывали материальные стимулы развития крестьянского хозяйства. Отсутствие свободной торговли и тяжелые условия продразверстки вызывали недовольство крестьянства и выливались в контрреволюционные выступления (Антоновщина, Махновщина, Кронштадский мятеж).

20-е годы нашего столетия вошли в историю России как период реализации новой экономической политики (НЭП), позволившей, благодаря использованию элементов рыночной экономики под контролем госу­дарства, восстановить разрушенное империалистической и граж­данской войнами народное хозяйство. Разрешение свободной торговли в условиях мелкотоварного производства вызвало некоторое оживление в сфере производства. Уже в 1922 г. в города и промышленные центры усилился приток сельскохозяйственных продуктов и промышленного сырья, началось восстановление промышленных предприятий. Наряду с легкой промышленностью начала постепенно оживать и тяжелая.

Развитие промышленности потребовало привлечения квали­фи­ци­рованных инженерных кадров для решения технологических вопросов и восстановления промышленного оборудования. Сократилась безработица. С развитием НЭПа стало улучшаться и материальное положение инже­неров. Только в 1923 г. заработная плата специалистов возросла на 52% ( хотя рост цен на продукты питания “съел” значительную часть этой прибавки). Если к началу НЭПа страна производила всего 2% чугуна, 3% сахара, 5-6% хлопчатобумажных тканей по сравнению с 1913 г., то уже в 1925-1926 гг. было заготовлено 89 млн. центнеров хлеба, валовая продукция промышленности возросла в 2 раза.

Условия НЭПа потребовали перестройки управления народным хо­зяйством. В мае 1921 г. в составе Высшего Совета Народного хозяйства (ВСНХ) были созданы 16 главных управлений по отраслям промыш­лен­нос­ти. Они руководили промышленными предприятиями через област­ные (гу­бернские) совнархозы - местные органы ВСНХ. Для управления на­иболее крупными предприятиями создавались тресты, которых 1921-1922гг. было около 430. Важнейшими из них были Югосталь, Донуголь, Азнефть и др.

Сотни старых специалистов-инженеров были назначены членами Госплана ВСНХ. Заместителем председателя Госплана стал бывший министр Временного правительства профессор П. Осадчий. Бывший товарищ министра Временного правительства Н. Кондратьев возглавил конъюнктурный институт Наркомфина. В 1922 г. из 3200 руководителей народных комиссариатов 83.4% - специалисты с дореволюционным стажем. В коллегиях и главках ВСНХ 54% сотрудников также были старыми специалистами. В своем решении идти на службу к Советской власти они руководствовались прежде всего патриотическим стремлением принести пользу Отечеству. Е.О. Патон вспоминал: “Советская власть относилась ко мне с недоверием, не раз мне приходилось это чувствовать. Со своей стороны я считал нежизненными начинания новой власти. Однако я продолжал честно трудиться, так как в труде видел смысл жизни”.

Новая экономическая политика получила поддержку и среди зна­чительной части инженерно-технической интеллигенции, эмигрировавшей за границу. В 1921 г. в Праге группа эмигрантов издала сборник “Смена вех”, в котором предлагала признать революцию свершившимся фактом, отказаться от борьбы с Советской властью, признать ее в качестве единственной законной власти и перейти к творческому, деловому сотруд­ничеству с ней. Сменовеховство - пестрое течение, но преобладающей была точка зрения тех, кто считал, что большевизм отказался от утопий мировой революции и превратился в национальную власть. Эта власть ставит задачей экономическое развитие государства на базе возрождения государственной дисциплины, она стремиться превратить Россию в великую державу. Эта власть опирается на массы, которые не требуют ничего сверх того, что они уже получили, и сбросят любую другую власть. Дело интеллигенции - способствовать реализации программы по созданию Великой России.

Первым искушением для инженерно-технической интеллигенции стала программа новой власти по электрификации страны. Электри­фикация России - мечта целых поколений русских инженеров и ученых. С огромным интересом более 200 специалистов (почти все без исключения - противники советской власти) работали над этим планом. Научные принципы, положенные в основу этой работы, были мечтой русских инженеров-электротехников, еще в дореволюционной России являвшихся пионерами развития электротехнической промышленности. Главной идеей плана, была электрификация всей страны как базы для создания самых передовых производительных сил; планомерная электрификация всех областей народного хозяйства, культуры и быта как одного из условий создания изобилия материальных и духовных благ; строительство районных электростанций на базе местных видов топлива; теплофикация и газификация; широкая комбинация производств на базе энергетики; строительство комплексных электростанций с учетом комплексного решения задач энергетики, транспорта, орошения земель; создания энер­гетических систем, постепенно вырастающих в единую высоковольтную сеть страны; равномерное и рациональное размещение энергетического хозяйства и производительных сил в стране с учетом подъема отсталых районов и интересов новых промышленных комплексов. Электро­технический отдел Российского Технического общества обсуждал его на своем 8 съезде.

План ГОЭЛРО стал программой электрификации всей страны. Однако впоследствии роль его далеко вышла из этих рамок, так как он послужил основой коренной реконструкции всех отраслей народного хозяйства на базе электрификации. Грандиозный план электрификации увлек миллионы людей. Это было немыслимо: разрушенные города и села, голодные, полуграмотные люди приступили к реализации проектов преобразования природы. Плотины должны были перекрыть бурные реки, энергия падающей воды - вращать турбины электростанций, водо­хра­нилища - дать живительную влагу огромным пространствам засушливых земель, судоходные каналы - закольцевать русла рек. Оценивая с инженерной точки зрения этот план, можно заключить, что речь шла не только о создании новых энергетических мощностей, но и о переводе страны на современные технические рельсы, на всемерное внедрение передовой техники, что открывало большие перспективы для инженерного творчества.

Реализуя план электрификации России, инженеры-электротехники продемонстрировали всему миру образцы решения сложнейших техни­ческих, а подчас и научных, задач.

Так, под руководством Александра Васильевиче Винтера была по­стро­­ена и в 1925 г. сдана в эксплуатацию крупнейшая в мире электро­стан­ция на торфе в Шатуре. В дальнейшем на службу энергетике были по­став­лены низкосортное минеральное топливо - бурый уголь и торф, на которых работали электростанции Каширы, Петербурга, Донбасса, Урала и др.

В январе 1921 г. началось строительство первенца русской гидроэнергетики - Волховской ГЭС, спроектированной и построенной под руководством талантливого русского инженера-путейца Генриха Оси­повича Графтио. Выпускник Петербургского института инженеров путей сообщения, он уже в 1896 г. назвал тему своего диплома “Электрификация железных дорог”. В России того времени было чудовищное бездорожье. Большинство населения ни разу не видело паровоза. Железные дороги вообще можно было пересчитать по пальцам. А тут какая-то несбыточная мечта об электрической тяге. То, что предлагал молодой инженер, грани­чило с воздушными замками, с мистикой, было на уровне фантастических романов Жюля Верна. Однако его замыслы были реальны и выполнимы. Уже в 1910-1911 гг. Г.О. Графтио разработал проект электростанции на р. Волхов, но воплотить свой проект в жизнь он смог только спустя десятилетия. В 1927 г. Волховская ГЭС вступила в строй.

Вторым искушением для инженеров-специалистов стало принятие новой экономической политики (НЭП). Появилась перспектива раституции промышленности. Новая экономическая политика давала возможности выхода на:

- расширение экономических связей города и деревни;

- расширение промышленного производства на базе электрификации;

- внедрение хозрасчета и повышение личной заинтересованности в результатах труда (особенно технических работников);

- повышение культуры во всех сферах деятельности.

К 1925 г. страна была поднята их руин благодаря расширившейся сфере рыночных отношений. Однако страна находилась в состоянии значительной технико-экономической отсталости и зависимости от импорта оборудования в условиях далеко не дружественного окружения. Чтобы преодолеть технико-экономическую отсталость, нужно было развивать машиностроение, металлургию, автомобильный и желез­нодорожный транспорт и т.д. Страна стояла на пороге индустриализации, реализация планов которой во многом зависела от инженерно-технических кадров.

Индустриализация промышленности превратила Россию в гран­диозную строительную площадку. В это время строились Турксиб (протяженностью около 1500 км), Днепрогэс, Сталинградский тракторный завод, Магнитогорский металлургический комбинат и ряд других.

Развитие промышленности выдвинуло на первый план развитие транспорта. Получили возможность воплотиться в реальность разработки и мечты инженеров-путейцев, автомобилистов и др. Зарождение нового вида транспорта - автомобильного, создавало реальные перспективы связать глубинку России с индустриально развивающимися районами. Они с большим энтузиазмом взялись за восстановление автомобилей, выведенных из строя в годы войны, а начиная с 1924 г. приступили к выпуску отечественных автомашин АМО и НАМИ. В числе крупнейших строек страны в то время были Нижегородский (ныне ГАЗ), Московский (АМО) - ныне ЗИЛ, Ярославский моторостроительный заводы.

Таким образом, инженерная деятельность в этот период, казалось бы, должна была быть самой популярной в стране, тем не менее, престиж этой деятельности в стране постоянно падал.

Экономические трудности реализации планов индустриализации потянули за собой цепь мероприятий, сущность которых сводилась к усилению административно-командной системы управления экономикой и страной в целом.

В это время на предприятиях страны начала внедряться дуалистическая система управления производством. На предприятиях вводились должности технического директора, так как 2/3 “красных директоров” имели в 20-е годы лишь начальное образование и были выходцами (выдвиженцами) из рабочих и 1/3 из крестьян. Разделение власти в промышленности на техническую и политическую еще более усугубляло положение дел в производстве. “Красный директор” должен был управлять, но не знал - чем, и не знал - как. Специалист все это знал, но не допускался к принятию решения. “Красный директор” в беседе с техническим ощущал себя человеком, попавшим в чужую страну и не знакомым с ее языком. Таким образом насаждалась неприязнь людей руководящего звена, ведь люди не любят то, чего не знают, да и тех, кто знает больше их самих, т.е. постепенно распространялась подозрительность к людям эрудированным, образованным, профессионально подго­тов­ленным.

Серьезным испытанием для специалистов-инженеров стала развер­нувшаяся в 20-е годы в условиях поворота к диктатуре борьба за возвращение демократических порядков, за обретение прав на достоинство и честь. “Великий перелом” был действительно великим сокрушением экономических методов и форм хозяйствования. Путем насилия над производством достигались высокие темпы строительства и выпуска продукции. Но срывы, ошибки, провалы в промышленности, строи­тельстве, не говоря уже о сельском хозяйстве, стали постоянным грозным элементом экономической жизни страны. Авторы всех этих дел были вне критики. Попытки противостоять разрушению экономики привели к тому, что инженеры стали главным объектом нападок, обвинений и преследований.

Дело в том, что 20-е годы в истории России ознаменованы неуклонным процессом смены руководящего курса партии. В этот период происходило выделение из партии ее верхушки и формирования могучей бюрократической системы, в которой соединялись партаппарат, госу­дарство и сыск. Функционеры новой системы власти вырабатывали идеологические догмы для обоснования своих волюнтаристских действий.

Недовольство рабочих, непопулярная техническая политика, некомпетентность руководства, попытки ускорить развитие производства в условиях низкого уровня квалификации рабочих и изношенности оборудования неизбежно должны были привести к социальному и политическому кризисам. Хитрость политической верхушки состояла в том, чтобы столкнуть недовольных, отвести удар от себя и избавиться от постоянных критиков своей политики. Кампания пошла под знаком борьбы с вредительством инженерно-технической интеллигенции.

В то же время противоречие между политическим режимом диктатуры большевизма и относительным экономическим плюрал измом отрицательно сказывалось на социально-экономическом развитии страны, провоцировало периодические кризисы, волнения крестьянства, недо­вольство инженерно-технической интеллигенции, раздражение рабочего класса. С одной стороны, в правящих структурах развивался бюрократизм, коррупция чиновничества, выделение большевистской элиты в обо­собленное сословие управляющих, с другой стороны, - безработица, спеку­ляция, инфляция, товарный дефицит и другие последствия функ­ци­онирования неразвитой рыночной экономики. Все это усиливало соци­альную напряженность в обществе и требовало от властей нового политического курса. Зимой 1927-1928 гг. разразился острый кризис хлебозаготовок. Городское население и армия оказались перед угрозой голода, был сорван экспортно-импортный план. Сталинский режим был вынужден прибегнуть к чрезвычайным мерам для изъятия хлеба у крестьян, не желавших сдавать его по низким ценам. Сталин и его окружение делают вывод, что НЭП себя в целом исчерпал, нужны иные методы руководства страной для перевода ее на рельсы ускоренной индустриализации - глав­ного условия строительства социализма и сохранения Россией влиятельных позиций в мировой политике. Формировалось представление о перво­очередной необходимости концентрации всех сил на магистральном направлении - тяжелой индустрии с последующим перевооружением всего народного хозяйства. Для обеспечения промышленности ресурсами и сырьем предполагалось использовать колхозную систему как механизм “перекачки” средств из сельского хозяйства.

Альтернативу сталинскому плану развития экономики России выдви­гал Н.И. Бухарин, обосновывая перспективы развития НЭПа, и высту­пал за сбалансированное развитие тяжелой и легкой промышленности, посте­пенное преобразование сельского хозяйства с использованием инди­видуальных форм хозяйствования, развитие экономики более естественным путем без принудительного ускорения.

Недовольство сталинской группировки позицией технической интеллигенции усиливалось озабоченностью в связи с формированием в руководстве партии умеренной группировки Н.И. Бухарина. Соратники этого виднейшего деятеля большевизма, потомственного интеллигента, крупного теоретика-экономиста и философа, не только симпатизировали технической интеллигенции, но выступали за сохранение ее роли в обществе. Для обоснования в борьбе с ними перехода к ускорению индустриализации на основе внеэкономического принуждения, к ликви­дации НЭПа в ее традиционных формах Сталин и его соратники нуждались в убедительном оправдании политики “чрезвычайщины”, которую они начали вводить явочным путем. Неоспоримым дока­зательством необхо­димости ужесточения режима могло стать выявление нового классового врага и закрепление в общественном сознании его образа. В распоряжении политиков уже имелись приевшиеся образы кулаков и нэпманов. Теперь надо было показать бухаринцам и всем трудящимся массам новый, якобы реальный объект классовой ненависти - “инженера-вредителя”.

В стране развернулась кампания под знаком борьбы с вредительством инженерно-технической интеллигенции. Было спровоцировано несколько судебных процессов с публичными заседаниями. Одним из первых был процесс над “инженерами-вредителями”, известный в истории как Шах­тинский процесс.

По Шахтинскому делу было арестовано и допрошено 58 специ­алистов. По результатам следствия было подготовлено обвинительное заключение, в соответствии с которым в Донецко-Грушевском, Власовском, Несветаевском, Щербиновском и Горловском рудоуправлениях, в прав­лении треста “Донуголь” и ВСНХ СССР функционировали контр­революционные вредительские группы, которые вели достаточно мас­штабную вредительскую деятельность, включавшую в себя:

- саботаж и вредительство на шахтах в составе рудоуправлений;

- срыв руководящей деятельности треста “Донуголь” и его центрального аппарата в Харькове;

- подрыв планового руководства угольной промышленностью ВСНХ в Москве.

Таким образом, была сфабрикована целая схема фантастической организации вредителей: низовая - на шахтах и рудоуправлениях в Шах­тин­ском районе Донбасса; среднее звено - директорат треста “Донуголь” в Харькове; высшее звено - руководящие работники угольной промыш­ленности в ВСНХ; политическое руководство - “Торгпром”, находившийся в Париже, Берлине, Варшаве.

Шахтинский судебный процесс проходил с 18 мая по 6 июля 1928 года. Перед специальным присутствием Верховного суда СССР предстали 53 подсудимых, преимущественно инженеры и техники. Среди подсудимых ока­зались: А.И. Колодуб, заведующий проходной шахты “Аюта”; С.А. Ба­бенко - помощник заведующего горными работами; В.Н. Самойлов - заведующий шахтой им. Октябрьской революции; Л.Б. Кузьма - один из руководителей Несветай-рудоуправления; Н.Е. Калганов - райинспектор по рудоуправлению “Донуголь”; А.В. Деттер - горный инженер; Н.Н. Бе­резовский - заведующий плановым отделом “Донуголь”; П.И. Антонов - заместитель начальника отдела управления горного округа; Н.Г. Горлов - заведующий шахтой им. Артема; В.И. Беленко - заведующий проходной шахты “Красненькая”; А.Б. Бошкин - главный механик госрудников; В.Н. Ношивочкин - заведующий шахтой № 1; Н.Н. Горлецкий - один из руководителей Донецко-Грушевского рудоуправления; А.И. Казаринов - один из руководителей “Донугля” и др.

По итогам следствия было сделано заявление Прокурора при Верховном суде СССР П. Красикова, указывавшее, что якобы “совершенно объективными данными следствия установлено, что всюду, где членам организации удалось в качестве инженеров и служащих подчинить своему влиянию хозяйственный аппарат предприятий, неизменно повторялись нижеследующие явления: мощные пласты и доходные шахты, которые могли давать десятки миллионов пудов хорошего угля, выводились из строя, затоплялись, умышленно взрывались и заваливались. Наоборот, разрабатывались убыточные шахты с плохим углем, который был явно негоден и при употреблении “портил паровозы”. Прокурор счел нужным рассказать о ряде технических подробностей. Например, сообщалось, что в Америке были закуплены врубовые машины, пригодные лишь для твердых пластов, и пущены в работу на мягких пластах Южного угольного бассейна. Часто выписывались совершенно ненужные механизмы. Переоборудование шахт проводилось злостно-халатно, что приводило к несчастным случаям и разрушениям. Причины этого распространенного явления в условиях низкого технического уровня основной массы шахтеров прокурор видел в деятельности инженеров-вредителей. В сообщении прямо проводилась сомнительная параллель: “там, где организация саботажников сумела поставить своих людей, состояние продукции и финансовая мощь предприятия катастрофически падала”. Следовательно, делался и обратный вывод: “ там, где имеются срывы, налицо вредительство” (Правда, 1928, 12 мар­та).

Инженеры не сомневались в надуманности выдвигаемых обвинений. Профессор П. Осадчий, общественный обвинитель на Шахтинском про­цессе, никаких обвинений не выдвигал. Он сказал: “Одного, однако, не позволял себе инженер - он никогда не изменял своей профессии - всегда был творцом и никогда не был разрушителем” (Экономическая контр­еволюция в Донбассе. М., 1928., с. 179).

Руководители ведомств, инженеры, профсоюзные работники, про­еряющие инструкторы ЦК ВКП(б) - все утверждали, что обвиняемые хорошие инженеры, честные люди, а причины аварий и катастроф - в устарелом оборудовании, несоблюдении техники безопасности, расхля­ан­ости персонала. По приговору суда 5 человек (Н.Н. Горлецкий, Н.К. Кржи­ановский, В.Я. Юсевич, С.З. Будный, Н.А. Бояринов) были приговорены к расстрелу, 40 - к заключению от 1 года до 10 лет, 4 подсудимых были приговорены к условному наказанию и 4 оправданы. Сталин призвал искать шахтинцев повсюду. Поиски увенчались успехом. В 1929 г. уже 60% горного персонала имели судимости. А тем временем добыча угля в Донбассе упала на 8.5%, механизированная добыча - на 10%, произ­одительность труда - на 7.9%, а зарплата возросла на 8%.

В это время во всех отраслях народного хозяйства, на предприятиях и учреждениях среди инженеров и техников, специалистов искали вредителей. Суды были перегружены. ОГПУ производило аресты по своему усмот­ению. На заводе “Электросила” (С.-Петербург) “вредителями” оказались техни­еский директор, его помощник, заведующий лабораторией. В Кузбассе все техники поголовно были связаны подпиской о невыезде.

По стране прокатилась серия судебных дел, связанных с вре­ительством инженерно-технической интеллигенции. На всю страну прак­ически одновременно с Шахтинским делом прозвучало Сочинское дело. В июле 1929 г. было выискано дело “О контрреволюционной вредительской организации в военной промышленности СССР”. В ноябре - декабре 1930 г. громким было так называемое дело “Промпартии”, параллельно с ним бы­о сфабриковано дело “Трудовая крестьянская партия” во главе с А.В. Чаяновым и Н.Д. Кондратьевым. Во всех отраслях народного хозяйства началась охота на инженера-вредителя. Получили известность дело фирмы “Лена - Гольдфигельд”, завода “Коммунар”, треста “Вахшстрой” и др.

В 1930 г. были расстреляны 48 руководящих работников-снабженцев. В 1931 г. по официальным данным по линии ОГПУ было осуждено 39 828 человек. В том числе секретный отдел подготовил 13 992 дела, Эконом­правление - 4 458 дел, особый отдел - 7 991 дело, Транспортный - 4 228 дел. (Для сравнения погранохрана возбудила реальных дел нарушителей границы только 846). Коллегия ОГПУ рассмотрела в течение этого года 2 490 дел, в том числе 85 дел профессоров, 1 152 - инженеров и техников, 249 - экономистов, 310 - агрономов и 666 служащих. Приговоры ОГПУ не отличались гуманизмом: к расстрелу были приговорены 920 человек, к 10 годам лишения свободы - 2 660.

Борьба с вредителями становится непременной чертой политической системы, методом управления, контроля, подавления. “Континент” ГУЛАГа врос в экономику, обеспечивая дешевой рабочей силой стройки социализма. Он олицетворял собой складывающиеся отношения между властью и обществом. По официальным данным, в 1930-1953 гг. по обвинению в контрреволюционных, государственных преступлениях судебными и внесудебными органами были вынесены приговоры и постановления в отношении 3 778 234 человек, из них 786 098 человек рас­треляно. Количество заключенных в лагерях и колониях с 1934 по 1940 гг. возросло с 510 000 до 1 668 200 человек. Львиную долю в этой массе заключенных составляли инженерно-технические работники. Удельный вес осужденных за “контрреволюционные выступления” неуклонно рос и если 1936 г. он составлял 12.6%, то в 1939 г. он уже достиг 34.5% . К началу Великой Отечественной войны общее количество заключенных составляло более 2 300 тыс. человек.

Подводя итоги охоты за противниками тоталитарной системы наркомтяжпрома С. Орджоникидзе писал: “Старых инженеров старого по­оления вообще осталось очень мало, часть из них умерла, часть бежала, а третья часть, довольно значительная, довольно солидная, самая ква­ифицированная часть, оказалась во вредителях. Мы вынуждены были их арестовать и посадить”. В 1931 г. И.В. Сталин формулирует свое “видение” политической позиции бурспецов: “Одни вредили, другие покрывали вредителей, третьи умывали руки и соблюдали нейтралитет, четвертые колебались между Советской властью и вредителями” (Сталин И.В. Соч. М., т.13 с.69). Результаты такой политики не заставили себя ждать. Начались бесконечные провалы в угольной, металлургической, нефтяной промышленности, постоянно происходили аварии на электростанциях, железных дорогах, шахтах. Сталинградский тракторный завод, например, вместо 130 тракторов смог выпускать в сутки лишь 16.

Политика “спецеедства” поставила экономику страны в очень тяжелое положение. Осознавая свой очередной перегиб во внутренней политике, руководство партии ВКП(б) вынуждено было принимать экстренные меры для исправления положения дел в экономике. Власти начали выпускать из тюрем и концлагерей инженеров и техников и направлять их на предприятия и стройки. В 1931 г. на ленинградские заводы прибыли 94 инженера-арестанта. Бывшие “вредители” занимали руководящие должности на Ярославском резино- асбестовом комбинате. Инженер Спицын был назначен техническим директором Керченского металлургического завода, куда был доставлен из концлагеря. На территории знаменитого завода № 39 в бараке содержались 20 арестованных старых специалистов, которые продолжали работать в конструкторских бюро завода. Среди них: Д.П. Григорович (создатель пер­вых летающих лодок), Н.Н. Поликарпов (выдающийся авиа­конструктор), А.В. Надашкевич, П.М. Крейсон, Тиссон, Вознесенский, Щербаков, Днепров, Некрасов, Сидельников.

ОГПУ организовывало “технические бюро” в тюрьмах, где использовался труд заключенных ученых и инженеров, которые выполняли заказы на разработку технологий и оборудования. Такое бюро было и в Бу­тырской тюрьме. В ней заключенный по делу Промпартии инженер Л. Ра­мзин создал прямоточный котел.

А в это время русские инженеры, покинувшие страну, трудились за рубежом. На заводе Шкода во всех отделениях служили русские инженеры. В.И. Юркевич вместе с другими русскими инженерами построил во Франции величайший в мире пароход “Нормандия”. И.И. Сикорский создавал в США самолеты и вертолеты. Инженер И. Махотин сконструировал во Франции самолет с изменяющейся площадью крыльев. В Мичиганском университете читал лекции по вибрации сооружений С.П. Тимошенко. Горный инженер Л.И. Баскаков в Белграде разработал теорию миграции нефти. В Питсбургском университете работал один из создателей телевидения В.К. Зворыкин. Катализом нефти, утилизацией природных газов занимался в США академик В.Н. Ипатьев. Учение о локомотивах создал в Белградском университете профессор В.В. Фармаковский. Здесь же Г.Н. Пио-Ульский писал труды о паровых турбинах. Исследованием атомного ядра в Праге занимался В.Е. Вольшин. Мост через Влтаву строился при участии М. Ковалевского. И это лишь небольшая часть длиннейшего списка русских инженеров, творцов новой цивилизации Запада в довоенные годы. По неполным данным, за рубежом в 1931 г. активно работало 472 русских ученых, среди них - 5 академиков, 140 профессоров. Они написали 13 371 научную работу.

Таким образом, страсть к творчеству была у наших инженеров неодолимой, жили ли они в эмиграции, или дома, но на родине многие из них стали заложниками в политической игре. При этом произошли невосполнимые потери в научно-техническом процессе, не состоялись многие открытия, заглохли технические научные школы.

В то же время велась борьба за новую, народную интеллигенцию. Стране нужны были кадры специалистов, корнями связанные с народом. Для достижения этой цели была намечена целая программа, которую И. Ильф шутливо назвал “выдвиженщина”. По разверстке в вузы направлялись рабочие и крестьяне, партийные и профсоюзные активисты. В 1928 г. постановлением ЦК ВКП(б) ежегодно во втузы направляется “партийная и профсоюзная тысяча”. В целях быстрейшего удовлетворения потребности экономики в кадрах специалистов срок обучения во втузах нового типа был сокращен до 3-4 лет. В 1928-1929 гг. в вузы было принято 43 тыс. человек, в средние учебные заведения - более 56 тыс. человек. В целях пролетаризации вузов были расширены рабфаки. С 1929 по 1934 гг. проводятся спецнаборы в вузы из рабочей и крестьянской среды, что значительно повышало в среде студенчества выходцев из народа. В 1921 г. число студентов из рабочих семей составляло 17%, в 1928 г. - 33%, в 1932-1933 гг. - более 60% .

Эти меры быстро начали давать свои плоды: заметно возросла численность выпуска технических специалистов. Коренным образом изменилась социально-классовая структура студенчества. Но в то же время резко упал профессиональный уровень подготовки инженеров. По сви­детельству современников, “специалисты, которых в эти годы выпускала тех­ни­ческая школа ( вузы и техникумы), серьезной ценности не пред­став­ляли, в лучшем случае они требовали основательной “переплавки” в заводском котле, а в связи с техническим перевооружением всего народного хозяйства и академической переквалификации”.

Тем не менее, процесс восстановления специалистов-техников не мог сгладить результатов политики “спецеедства”. На должности инженеров высокими темпами шло выдвижение практиков. В 1928 г. доля практиков на инженерных должностях составляла 39%, а через два года она составляла уже 48.4% .

Учитывая сложившуюся ситуацию, что в сфере производства ощущается острый дефицит в специалистах среднего и низшего звена, правительство дает новые установки высшей школе. Меняются цели: ин­женер универсального типа, с хорошей общеобразовательной подготовкой уступает место инженеру-эксплуатационнику, подготовленному специально для какой-то отрасли.

Новые инженеры, подготовленные в 20-30 гг. составляли уже профессиональную группу с совершенно новыми чертами. Конкуренция, предприимчивость, стремление к удешевлению товаров - эти катализаторы мысли изобретателя были потеснены командой, приказом, тотальным контролем. С этих лет в жизнь и быт инженера внедряется лозунг: “Инициатива наказуема”. Если в 1931-1934 гг. руководство страны пыталось стабилизировать положение в экономике с помощью хозрасчета в цехах и бригадах, поиска форм материального стимулирования, то позже главенствующим в экономике становится административно-командный натиск. Однако, “психология штурма”, проявившая себя при строительстве Магнитки, Комсомольска-на-Амуре, Турксиба, Днепрогэса, мало спо­собствовала росту специальных профессиональных знаний, вела к стрем­лению “натиском” освоить новую технику. Отсутствие специальных знаний прямо сказывалось на культуре производства. Для повышения квали­фикации стали срочным порядком изменять систему обучения. Если для строительства гигантов индустрии в основном достаточен был мало­квалифицированный труд рабочих, то для освоения оборудования, техники нужны были знающие квалифицированные инженеры.

И все же престиж нового инженера растет. Во-первых, из-за острой нехватки высококвалифицированных кадров в годы первых пятилеток. Во-вторых, вследствие изменения социального облика инженеров, прев­ра­щения их в выходцев из народа. В-третьих, немаловажный фактор - доступность высшего образования для рабочих и крестьян. Нельзя снимать со счета и то, что индустриализация экономики, вызвавшая к жизни ряд новых инженерных специальностей, способствовала их романтизации в глазах масс. Со специалистов снимается ярлык врагов и саботажников, проводится политика дифференцированного отношения к ним в зависимости, в основном, от социального происхождения.

Несмотря на многие жизненные трудности, на колоссальные жертвы репрессий, возникало ощущение, что жизнь меняется к лучшему. Все это умело подкреплялось пропагандистскими акциями. Здесь и апелляция к традициям революционной борьбы, к чувству пролетарского интер­национализма (кампания солидарности с республикой Испания), и опора на патриотические чувства. Здесь и героизация, культ человеческого труда (широкая пропаганда стахановцев, чкаловцев, папанинцев), но здесь же и призывы к разоблачению “врагов народа”. Вначале во всем оказываются виноваты “кулаки”, затем “буржуазные спецы”, затем представители эксплуататорских классов, “пробравшиеся” в партию, в государственные органы, на руководящие должности на заводах и фабриках, завербованные “иностранными разведками”. Идея тернистого пути к светлому будущему обладала огромной мобилизующей силой.