Элегии Жуковского.

Жуковский является представителем романтизма, а именно его элегического, психологического направления.

Настоящая фамилия – Бунин. Фамилию и отчество получил от крестного, который затем его усыновил. Незаконнорожденный сын, он не имел права на дворянство и не мог получить наследства после смерти отца. Однако в семью он был принят, и госпожа Бунина воспитала его как родного сына. Отец заботился о его образовании и определил в Московский благородный пансион при Московском университете, ректором которого к тому времени был М. М. Херасков – поэт и масон. Возник новый тип воспитания, который заключал в себе акцент на духовную работу над самим собой. Все это находит отражение в его ранних стихах, в которых он пишет о тонкостях душевного мира, что является отличительной чертой сентиментализма.

Начав с сентиментализма, с ходом времени Жуковский все больше переходит в романтизм. Переходной точкой служит элегия «Сельское кладбище», опубликованная в популярном издании и принесшая ему известность. Это перевод английского поэта-сентиментализма Томаса Грея. Это направление в творчестве принято называть «кладбищенская поэзия». Герой гуляет по кладбищу и размышляет о бренности жизни, о соц. несправедливости. (про крестьян).

Более поздняя поэзия Жуковского развивает ту же тему. Стихи «Певец», «Путешественник» последовательно приводят читателя к мысли, что «могила – верный путь к покою». Жуковский делит мир на земной и небесный. И стремится из первого во второй.

Другой, хоть и близкий, жанр творчества Жуковского – «пейзажные элегии». Например, элегия «Вечер». Первая ее половина посвящена пейзажу, динамической смене картин природы. Но название имеет не только прямой, но и метафорический смысл: это вечер жизни. Стихотворение посвящено смерти Тургенева, и автор обещает другу, что они еще встретятся. Здесь же он приходит к мысли, что единственная возможность что-либо увековечить – это «сохранить воспоминания души», извлекать моменты счастья и хранить их. Эта концепция снимает напряженность размышлений Жуковского и решает его внутренний конфликт.

Финалом элегических произведений Жуковского можно считать элегию «Славянка». Возможно, написана под впечатлением от принятия экзамена у Пушкина. У Жуковского – изображение реки в Павловске, другой императорской резиденции. В элегии долго описывается пейзаж, а потом герой приходит в царскую усыпальницу, и в описание врывается призрак, который попадает, наверное, на небеса, в лучший мир, чем здесь.

Жуковский выводит концепцию, по которой поэт – это человек, которому в силу разных причин частично доступен «высший мир» и более глубокое видение мира. Поэт жаждет небесного в земном, и иногда это небесное ему открывается. Однако для этого нужно, чтобы поэт обладал особыми моральными качествами.

2. В начале 1800-х годов Жуковский, под воздействиями европейской элегической поэзии второй половины XVIII в., постепенно создает русскую элегическую поэзию. Элегия Жуковского впитывает в себя самые разные элементы европейского преромантического движения: и оссиановскую туманность, и настроения обреченности, и кладбищенскую меланхолию, и наслаждение таинственным лунным пейзажем, и предчувствия собственной смерти.

В творческой практике Жуковского так называемая медитативная элегия с характерными для нее переходящими настроениями — формулами, кочующими из одного стихотворения в другое, с определенным кругом тех же мотивов: размышлений о смерти, о бренности человеческой жизни, мотивов меланхолического и трогательного любовного томления, пейзажно-пасторальных описаний — прочно завоевывает господство в русской поэзии.

Жуковский разрабатывает принципы «музыкальной» композиции строф и стиховых периодов, сменяющихся лирико-психологических описаний, передающих движение элегического сюжета, и тем самым создает целую систему изобразительных средств для языка психологической лирики. Переход от мотива к мотиву в такой элегии определяется сменой восклицательно-вопросительных интонаций, создающих движение элегической темы, а характер синтаксического членения строк создает особенности мелодической физиономии стиха.

Вот пример: элегия — послание «К Филалету». Она начинается вопросами:

Где ты далекий друг? Когда прервем разлуку?

Когда прострешь ко мне ласкающую руку?

Когда мне встретить твой душе понятный взгляд

И сердцем отвечать на дружбы глас священный?

В продолжении стихотворения ряд новых вопросов; в стихах, заключительных для этой части послания, — опять вопрос, имеющий риторический характер:

Или веселие навеки отцвело,

И счастие мое с протекшим протекло?

Следующая часть послания начинается восклицанием:

Как часто о часах минувших я мечтаю!

и так далее и так далее. Эту систему вопросительно-восклицательных элегических интонаций мы найдем и у молодого Пушкина. См., например, у Пушкина типическую элегию медитативного стиля «Певец» («Слыхали ль вы за рощей глас ночной?»).

Разработка элегических жанров, характерных для европейской поэзии второй половины XVIII в., к концу 1800-х годов уступает в творчестве Жуковского место интересу к народным легендам, к народным лирико-повествовательным песням, к балладам.

3.Главная эстетическая тональность баллад Жуковского - романтика ужасов. Сохраняется меланхолическая прелесть стихов, но она существует теперь на почве сюжетов фантастических, трагических, странных. «Смертный, берегись!» - тот призыв, который прозвучал в ранней лирической публицистике поэта, теперь художественно реализуется. Жуковский развертывает перед читателем одну за другой ситуации нравственного падения человека и показывает ужасные результаты аморализма. Теперь поэт-романтик борется за моральную чистоту личности не путем изображения положительно-прекрасного (элегического) человека, а представляет читателю преступную личность или совершившую какой-либо нравственный проступок.

Жуковский создавал свои страшные баллады, когда в России развивался реалистический тип художественного мышления. А. С.Грибоедов, оценивая с позиций реализма содержание, да и поэтику баллады «Людмила», смеялся над поэтом-романтиком, над несообразностями (с точки зрения здравого смысла) в поведении героев. Жених-мертвец давно уже признавался своей невесте в том, что они скачут в могилу, а она все обнимает его нежной рукой, и они «воркуют», будто аркадские пастушки. И за что столь жестоко наказывал поэт любящую Людмилу?! В. Г. Белинский тоже насмешливо писал об ужасах баллад Жуковского, которым просвещенный человек не верит и которого не запугать детскими сказками. Баллады Жуковского должны быть объяснены с исторической точки зрения, с учетом тех задач, которые решал поэт.

Жуковским владело настроение разочарования в жизни, которая с ранних лет дала ему почувствовать горечь социального неравенства, сделала несбывшимися молодые мечты о счастье с любимой девушкой и с другом. С социальными коллизиями он сталкивался постоянно: это и события западноевропейской истории, последствия французской революции, о которых систематически сообщал редактируемый им «Вестник Европы», это и декабристское движение.

Социальные коллизии и кризисные положения, которыми ознаменовался новый век, побудили Жуковского встать на путь этического решения острых проблем.

Жуковский с самого начала своего балладного творчества боролся за нравственно чистую личность.

Основная тема его баллад - преступление и наказание. Жуковский обличал различные проявления эгоцентризма. Постоянный герой его баллад - сильная личность, сбросившая с себя нравственные ограничения и выполняющая личную волю, направленную на достижение сугубо эгоистической цели. Варвик (из одноименной баллады) захватил престол, погубив своего племянника, законного престолонаследника, ведь Варвик хочет царствовать. Жадный епископ Гаттон («Божий суд над епископом») не делится хлебом с голодающим народом. Рыцарь Адельстан, как новый Фауст, связывается с дьяволом, страшной ценой покупая у него личную красоту, рыцарскую доблесть и любовь красавицы. Разбойники убивают безоружного поэта Ивика в лесу. Поэт указал и на аморальность в семейных отношениях: когда муж-барон участвует в сражениях, жена изменяет ему с тем, кто тоже называется рыцарем. Но он убивает своего соперника не в честном поединке, не по-рыцарски, из-за угла, тайно, трусливо, оберегая себя самого от опасности. Каждый думает только о себе, только о своем благе.

Согласно Жуковскому, преступление вызвано индивидуалистическими страстями - честолюбием, жадностью, ревностью, эгоистическим самоутверждением. Человек не сумел обуздать себя, поддался страстям, и его нравственное сознание оказалось ослабленным. Под влиянием страстей человек забывает свой нравственный долг. Но главное в балладах - все же не сам акт преступления, а его последствия - наказание человека.

Природа в балладах Жуковского справедлива, и она сама берет на себя функцию мести за преступление: река Авон, в которой был потоплен маленький престолонаследник, вышла из своих берегов, разлилась, и в яростных волнах потонул преступный Вар-вик; мыши открыли войнупротив епископа Гаттона и загрызли его; журавли одним своим видом дали знак об убийцах Ивика, а к преступному Адельстану, который ценой жизни сына покупал успех и любовь богатой и знатной красавицы, наказание пришло из самой воды, из нее высунулись страшные лапы, в которые он упал. В балладном мире природа не хочет вбирать в себя зло, сохранять его, она выбрасывает его из жизни и поглощает, как бы пожирает. У Жуковского получается: преступление совершается, никто не сумел остановить преступника или помешать ему, да и некому было это сделать. Никто часто и не знает о черных его замыслах. Зло будто бы торжествует, и все говорит за то, что оно остается безнаказанным.

Но это иллюзорная надежда преступника. Злой, бесчеловечный, эгоистический поступок тянет за собой зловещую цепь последствий, какое-то из ее звеньев явится наказанием преступника. Балладный мир Жуковского утверждал: в жизни совершается поединок добра со злом. В нем в конечном счете побеждает добро - нравственное начало. В балладах развернута идея не всепрощения, а справедливого возмездия. Поэт верит, что порочный поступок обязательно будет наказан. Ничто злодейское не остается безнаказанным. Таков закон мирового порядка, нравственный закон, которому, по мысли поэта, подчинено все бытие. Главная идея баллад Жуковского с темой преступления и наказания - идея торжества нравственного закона.

4. Константин Николаевич Батюшков родился 18(29) мая 1787 г. в Вологде в небогатой дворянской семье. Мальчик рано лишился матери. Близкими ему людьми были сестры. В письмах к ним, в особенности к старшей сестре А. Н. Батюшковой, на протяжении многих лет раскрывается душа доверчивая и ранимая. Душевная хрупкость была особенностью Батюшкова не только в юные годы.

После окончания в Петербурге двух частных пансионов, где он изучал французский и итальянский языки, Батюшков поступил на службу в министерство народного просвещения. Подружившись с Н. И. Гнедичем, именно ему, тоже поэту, поверял он самые сокровенные свои переживания. Письма Батюшкова Гнедичу долгие годы — исповедь души, которая ищет понимания. «...Писать тебе есть нужда сердца, которому скучно быть одному, оно хочет излиться...» (1 апреля 1809 г.);

Как естественное продолжение писем друзьям, часто в контексте писем возникали стихотворные «дружеские послания». Этот жанр, распространенный в русской поэзии начала XIX в. (вообще традиционный для мировой литературы начиная с античности), был исключительно органичен для Батюшкова.

Тема «дружества» — одна из наиболее вдохновенных в поэзии Батюшкова. В общении с друзьями была для него радость жизни. В посланиях к понимавшим его людям говорил он чаще всего и о своем поэтическом творчестве. К ним обращался поэт в стихотворении 1815 г.: «Вот список мой стихов, // Который дружеству быть может драгоценен... ...Дружество найдет мои в замену чувства — // Историю моих страстей, // Ума и сердца заблужденья... И, словом, весь журнал // Здесь дружество найдет беспечного поэта...» Именно это обращение «К друзьям» Батюшков предпослал «Опытам в стихах» — второму тому своих сочинений. Произведения отражали пережитое поэтом за многие годы.

В 1807 г. Батюшков принимает участие в войне, которую Россия вела с Францией. Позже в войне со Швецией он совершит поход в Финляндию. Увиденное и пережитое на полях сражений отразилось — часто в романтическом преломлении — в его стихах. «Воспоминание» (1807—1809) воскрешает «бурю дней», перенесенную юным мечтателем, когда война предстала перед ним со всеми ужасами:

...О Гейльсбергски поля! в то время я не знал,

Что трупы ратников устелют ваши нивы,

Что медной челюстью гром грянет с сих холмов,

Что я, мечтатель ваш счастливый,

На смерть летя против врагов,

Рукой закрыв тяжелу рану,

Едва ли на заре сей жизни не увяну...

И буря дней моих исчезла, как мечта!

Осталось мрачно воспоминанье...

На фоне тягостной картины войны возникает образ Эмилии, проявившей трогательную заботу о раненном под Гейльсбергом Батюшкове. Об этом он говорит в стихотворении «Выздоровление» (1807). Этот мотив есть и в одной из редакций «Воспоминания»:

 

Ужели я тебя, красавица, забыл,

Тебя, которую я зрел перед собою

Как утешителя! Как ангела добра!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Какое счастие с весной воскреснуть ясной!

(В глазах любви еще прелестнее весна!)

Эти стихи поэт опустил при публикации «Воспоминания» в «Опытах», но они были уже напечатаны в 1809 г. в «Вестнике Европы» под названием «Воспоминания 1807 года».

Благозвучие батюшковского стиха — замечательное достижение художника. В последних строках ощутима аллитерация — повторение согласного «с»: «счастие с весной воскреснуть ясной... прелестнее весна». Во многих строках — ассонансы, преобладание, в частности, гласного «в» («я»): «Я тебя, красавица, забыл, тебя, я как утешителя, как ангела добра».

В 1809 г. Батюшков написал острополемичную по тону, шутливо-сатирическую поэму «Видение на берегах Леты». Произведение не было напечатано при жизни автора, но распространилось в списках, и именно эти списки стали источником позднейших публикаций. Под сатирическое перо писателя попали в «Видении» многие известные в те годы имена.

«Вот мой Густав, герой влюбленный...»

—«Ага! —судья певице сей,

Названья этого довольно:

Сударыня! мне очень больно,

Что вы, забыв последний стыд,

Убили драмою Густава.

В реку, в реку!»

 

О, жалкий вид!О, тщетная поэтов слава!

Исчезла Сафо наших дней

С печальной драмою своей;

Потом и две другие дамы,

На дам живые эпиграммы,

Нырнули в глубь туманных вод.

Приведенные стихи полны сатирического блеска. Иронично отнесенное к незадачливой писательнице имя прекрасной древнегреческой поэтессы Сафо (Сапфо). Ассоциация возникала не только по контрасту: по преданию, Сафо из-за несчастной любви бросилась в море; «Сафо наших дней» поглощала «река забвения».

Карикатурны и две другие пишущие дамы, которые выглядят как «на дам живые эпиграммы». В письме А. Н. Оленину 23 ноября 1809 г. Батюшков говорил об изображенных им в поэме «трех Сафах». «Имя «Сафо» приобретало еще более обобщенный смысл: «Тут Сафы русские печальны...» Стихи отличаются изяществом. Легкость придает им классический ямб, музыкальность — найденные рифмы и особенно аллитерации: улавливаемое повторение «м» («драмою», «дамы», «дам», «эпиграммы»), в некоторых строках — «и» («нырнули, «туманных»). Батюшков искусно играет словами — в его стихах они звучат как музыка.

Наступил «бурный и славный 1812 год», как сказал о нем Батюшков. Отечественная война была поворотным этапом в жизни русского общества, временем пробуждения гражданского самосознания. Тема Отечественной войны в стихах и прозе — особая тема русской литературы. Как живой отклик на события дня, входит она и в поэзию Батюшкова.Москва предстала перед Батюшковым, «дымящаяся в развалинах».

В 1813 г. Батюшков оказывается в гуще военных действий. Он участвует в сражении под Лейпцигом. В этой битве Батюшков потерял «доброго, милого товарища трех походов, истинного друга» И. А. Петина (письмо Гнедичу» октября 1813 г.). Памяти Петина посвящено стихотворение «Тень друга» (1814), написанное во время морского плавания. «Я берег покидал туманный Альбиона: // Казалось, он в волнах свинцовых утопал„.» — так начинается это произведение, воссоздавая те реальные обстоятельства, при которых происходит невероятное: появляется тень погибшего товарища. О Обращение к тени погибшего — прием, характерный для романтической поэзии. Вызванное глубоким жизненным переживанием, произведение это овеяно дымкой романтической поэтики.

Теме войны посвящено стихотворение «Пленный» (1814), исполненное высоких чувств, прекрасных душевных порывов. «Какие радости в чужбине? // Они в родных краях...» — скорбит попавший в плен русский воин. Стихотворение построено как горькое обращение пленного к реке, напоминающей ему родной Дон.

«Шуми,— он пел,— волнами, Рона,

И жатвы орошай,

Но плеском волн — родного Дона

Мне шум напоминай!»

 

Жизнь поэта не должна противоречить духу его поэзии, жизнь и творчество неотделимы — в этом пафос статьи Батюшкова «Нечто о поэте и поэзии». «...Живи, как пишешь, и пиши, как живешь...»; «Я желаю... чтобы поэту предписали особенный образ жизни, пиитическую диэтику...» Возвышенный строй мыслей и чувств Батюшкова определял душевный настрой его поэзии, придавая окрыленность поэтической мечте. Романтический дух поэзии Батюшкова не противоречил устремленности его в жизни к идеалу, незащищенности от уколов грубой действительности.

Характерным для Батюшкова в юные годы было воспевание радости жизни, иногда эпикурейское упоение жизнью. Но в стихах Батюшкова с самого начала звучали и элегические и трагические ноты. Батюшков писал элегии, хотя не всегда это были элегии в традиционном понимании жанра, какими были элегические произведения Жуковского или переведенные Жуковским элегии европейских поэтов. Особенно усилились элегические мотивы в стихотворениях Батюшкова в последние годы его поэтической деятельности.

Батюшков чувствовал родственность своей поэзии творчеству Жуковского: как и мечтательная поэзия Жуковского, она была устремлена к идеалу. В шутку называя Жуковского своим «собратом по Аполлону», Батюшков считал его «исполненным счастливейших качеств ума и сердца».

Еще одно разочарование в жизни пережил Батюшков. Не ответила взаимностью на его чувство А. Ф. Фурман, которой поэт хотел предложить руку. Именно этим переживанием навеяна элегия 1815 г. «Я чувствую, мой дар в поэзии погас, // И муза пламенник небесный потушила...» — одно из самых эмоционально напряженных и совершенных по форме лирических произведений Батюшкова. Произведение это имеет, несомненно, обобщающий смысл. Пленительный женский образ олицетворяет для поэта все самое дорогое в жизни: «Твой образ я таил в душе моей залогом // Всего прекрасного». Этот образ сопровождал поэта «и в мире и в войне», был для него источником вдохновения. «Что в жизни без тебя? Что в ней без упованья, // Без Дружбы, без любви — без идолов моих?.. // И муза, сетуя, без них // Светильник гасит дарованья». Горечь разочарования, душевная опустошенность гасят «светильник... дарованья» — столь характерная для Батюшкова, выстраданная им и всем его творчеством метафора.

Глубокий интерес проявляет Батюшков к итальянской поэзии нового Времени. «Подобно Тассу, любить и страдать всем сердцем»—было девизом жизни самого Батюшкова.

Трагической судьбе Тассо Батюшков посвятил два произведения. Еще в 1808 г. переведенным им главам «Освобожденного Иерусалима» Батюшков хотел предпослать обращение «К Тассу». Одно из ранних произведений Батюшкова - быть может, местами сентиментальное по тону — тем не менее проникнуто глубоким ощущением несправедливости судьбы, преследовавшей Тассо.

В 1817 г. был написан «Умирающий Тасс», в примечании к которому автор говорил: «Фортуна, коварная до конца, приготовляя решительный удар, осыпала цветами свою жертву».

 

Какое торжество готовит древний Рим?

текут народа шумны волны?

К чему сих аромати мирры сладкий дым,

Душистых трав кругом кошницы полны?

Так эмоционально напряженно — вопрос за вопросом — начинается это скорбное повествование о чествовании погибающего поэта.

Стихи пленяют и своей «плавностью», как любил говорить об этом свойстве поэзии сам Батюшков. Он назвал свое произведение элегией. Однако по своему построению, включавшему элементы сюжета, Это была скорее не элегия как жанр лирической поэзии и даже не историческая элегия, как иногда считается, а маленькая поэма.

 

Критическое отношение Батюшкова к общественному устройству России проявилось в ряде его высказываний — в этом смысле он был сыном своего времени, разделяя образ мыслей и па-строение передового русского дворянства после Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов. Существует предположение, что Батюшков знал о возникновении в России тайных политических обществ.

Обычно тяготившийся службой, Батюшков начинает усиленно добиваться назначения на дипломатическую службу в Италии, надеясь, что поездка на родину любимых им поэтов принесет его душе обновление, а климат благотворно скажется на здоровье. Но Здоровье его «ветшает беспрестанно». Батюшков начинает болезненно воспринимать происходящее и сжигает все, что было им написано в Италии. Потрясенный известием о душевном заболевании Батюшкова, Пушкин пишет брату 21 июля 1822 г.; «Быть нельзя; уничтожь это вранье». Более двадцати лет неизлечимо больной поэт провел в Вологде, окруженный заботой родных. Умер Батюшков в 1855 г.

В истории русской поэзии творчество Батюшкова ближе всего романтическому миру Жуковского. «Имена их всегда как-то вместе ложатся под перо критика и историка русской литературы»,—. писал Белинский. Со свойственным критику умением определить неповторимость каждого поэтического дарования Белинский говорил об отличии этих поэтов: «Если неопределенность и туманность составляют отличительный характер романтизма в духе средних веков,— то Батюшков столько же классик, сколько Жуковский романтик; ибо определенность и ясность — первые и главные свойства его поэзии».

Современного читателя, любящего поэзию, привлекает лирическая проникновенность лучших произведений Батюшкова, исполненных «истины в чувствах», романтическая устремленность автора к идеалу, поэтизация им мечты. Пленяет музыка стиха и слова Батюшкова, «златострунность» его поэзии. Несмотря на трагизм личной судьбы Батюшкова, его имя в ряду самых светлых имен русской классической поэзии: в стихах Батюшкова много

света.

5.Поэты пушкинской плеяды: Вяземский, Дельвиг, Давыдов, Баратынский, Языков (краткий анализ творчества одного из поэтов по выбору с разбором одного-двух его стихотворений).

 

Пушкинская плеяда - Дельвиг, Боратынский, Вяземский, Языков, Веневитинов, Кюхельбекер, Давыдов.

Пушкин в этом кружке - первый среди равных. Остальные признают его первенство, но это именно дружба, а не подчинение. Остальные стремились ему подражать, а Пушкин заимствовал у них идеи для переосмысления.

Дельвиг - самый близкий друг Пушкина. Основные жанры – народная идиллия и романс. Жанр восходит к фольклору. Нейтральный литературный язык, выбор сюжетов и грамотная композиция - то, что отличает дельвиговскую "русскую песню" от настоящей. Ощущение античного мира идиллии.

Боратынский - философская лирика. Философия - французский рационализм 18 века. Политическая поэзия ограничивается одной эпиграммой на Аракчеева (когда совсем нельзя было молчать), автобиографической нет вообще. Начал с эпикурейских эротических стихов, потом занял нишу поэта-философа с поэзией мысли. Жизненный идеал Боратынского - "высокое равнодушие": не принцип "моя хата с краю", а "возгонка страсти до творческого состояния". На Боратынском закончилась пушкинская эпоха и началась лермонтовская.

Вяземский - поэт мыслей (множественное число, в отличие от Боратынского). Вначале именно он цементировал круг поэтов-новаторов. Единой философской идеи у него нет, но есть множество остроумных мыслей. Один из первых русских либералов. Критично относился к немецкой литературе и философии, зато очень чутко реагировал на новые веяния романтизма. Критик, автор "народной" поэзии, создатель первых историко-биографических очерков, после 1825 сохранил свою оппозиционность лучше Пушкина.

Языков - один из лучших мастеров поэтического слова. Звукопись, неологизмы, интересные поэтические формы. Учился в Дерпте (ныне Тарту), писал стихи об унылой рабской России. Потом прошёл "путь из кабака в церковь". Кабак здесь - это не только пьянка, но и политический трёп. Писал молитвенные стихотворения, стал правым славянофилом, начал пользоваться штампами из публицистики и в итоге деградировал.

Этот пушкинский круг составлял так называемую "литературную аристократию". Проповедовали искусство для избранных, презирали чернь и сетовали на "железный век", жестокий к поэтам. Им противостояли журналисты и массовые коммерческие писатели типа Булгарина, сплотившиеся вокруг журнала "Московский телеграф" и его главреда Полевого (который, собственно, и провозгласил роман Булгарина лучшей заменой устаревшей прозе Карамзина. Принцип Пушкина, провозглашённый им в 1822 в критической статье о прозе, - "изящная простота" в противовес "важной простоте" архаистов и изысканности карамзинистов: вместо "рано поутру" те писали "едва первые лучи восходящего солнца

озарили восточные края лазурного неба".

В общем, говоря о полемике о «литературной аристократии», надо сказать, что одни были за элитарную литературу, другие - за массовую, и одним беллетрическое творчество Булгарина нравилось, а другим – нет).

Булгарин писал массовые нравоучительные романы для мещан и грамотных крестьян (которых считал "средним классом" и опорой российской власти). Дидактическое бытописательство, разделение персонажей на положительных и отрицательных (с говорящими именами), авантюрная интрига и минимум психологизма. Образец - роман "Иван Выжигин". Прообраз массовой культуры, по определению враждебной аристократической литературе пушкинского круга писателей. Булгарин ссылался на то, что его книжки покупают, и предсказывал смерть литературной аристократии. Он сходится с "Московским телеграфом" Полевого, и этот журнал начинает проводить антиаристократическую политику в своих рецензиях. Полемика была довольно бурная, не выступал только ленивый, но что-то серьёзное и принципиальное написал только Пушкин, споривший с Полевым об особенностях русского исторического процесса. АСП не хотел переносить на русскую почву выводы французских историков о закономерностях процесса и ставил вопрос об особенностях национальной истории и судьбах социальных групп, в первую очередь дворянства. Этот последний вопрос, собственно, и был центральным в полемике о литературном аристократизме: “Литературная газета”, где печатался Пушкин, последовательно отводила обвинения в сословных пристрастиях, подчеркивая в то же время, что именно просвещенное дворянство является прежде всего хранителем исторической и культурной традиции и тех норм социальной этики, которые позволяют ему сохранять относительную независимость от правящих верхов. В этих спорах вырабатывалась историческая и социальная концепция Пушкина, получившая отражение в набросках критических статей и повестей 1829—1830-х гг.; следы ее есть и в “Медном всаднике”.

 

Как поэт Давыдов пришел в литературу со своим лирическим героем, со своим жанром, со своим стилем. Основная его тема - военная - была далеко не новой в русской поэзии. Но Давыдов подошел к этой традиционной теме с иной стороны. Он поэтически раскрыл быт и психологию воина. В эмоциональной поэзии Давыдова, опирающейся на жизненный опыт автора, возникает оригинальный образ «гусара», лихого наездника и удалого рубаки, скрывающего, однако, под этой молодеческой внешностью благородные свойства воина-патриота, сознание воинского долга и воинской чести, мужество и бесстрашие, отрицание светских условностей и своеобразное вольнолюбие.

«Гусарство» Давыдова определило и особые формы его поэзии. Вместо героической эпопеи и хвалебной оды, этих основных жанров батальной поэзии классицизма, поэт создает жанр «гусарской» песни, свободной от ставшей трафаретом официальной героики, от декламационно-патетического стиля («Гусарский пир», 1804; «Песня», 1815; «Песня старого гусара», 1817). Нарочитая простота в трактовке военной тематики открывала в его песни доступ просторечию, военным профессионализмам, элементам солдатского фольклора. Этот демократический стиль сближал произведения Давыдова и Крылова. Гусарские песни Давыдова широко расходились в списках, но были напечатаны только в 1832 г.

Поэзия героя-партизана отразила патриотический подъем антинаполеоновских войн. В этом был секрет большой ее популярности в свое время.

Широкую известность получило одно из последних стихотворений Давыдова - «Современная песня» (1836). Автор выступил против либеральных общественных настроений, но направил основной удар против тех, кто на словах «корчит либерала», а на деле «мужиков под пресс кладет вместе с свекловицей». Он дал в руки демократов ряд острых сатирических формул для борьбы с либерализмом.

Жанром песни не исчерпывается творчество Давыдова. Но и на традиционные жанры элегии, дружеского послания он наложил печать своей творческой индивидуальности, сообщив им характер своеобразного «гусарства». Оригинальны военно-мемуарные очерки Давыдова: «Опыт теории партизанского действия» (1821), «Дневник партизанских действий 1812 г.» (опубл. 1860). И здесь он в противовес официальной историографии стремится дать картину войны в ее будничной правде. А. С. Пушкин усматривал в этих очерках «резкие черты неподражаемого слога», а В. Г. Белинский ставил Давыдова в ряд с лучшими прозаиками русской литературы.

 

Успешные партизанские действия в войну 1812 прославили его, и с тех пор он создает себе репутацию «певца-воина», действующего в поэзии «наскоком», как на войне. Эта репутация поддерживалась и друзьями Давыдова, в том числе и Пушкиным. Однако «военная» поэзия Давыдова ни в какой мере не отражает войны: он воспевает быт тогдашнего гусарства. Вино, любовные интриги, буйный разгул, удалая жизнь — вот содержание их. В таком духе написано и стихотворение «ПЕСНЯ СТАРОГО ГУСАРА» (1817 год).

 

 

1) Тема стихотворения. В этом произведении Денис Давыдов показывает различие между гусарами разного времени. Так он описывает гусаров, которые были раньше:

 

Ни полслова... Дым столбом…

Ни полслова...Все мертвецки

Пьют и, преклонясь челом,

Засыпают молодецки.

Но едва проглянет день,

Каждый по полю порхает;

Кивер зверски набекрень,

Ментик с вихрями играет.

 

И тех, что ведут службу в настоящее время:

 

А теперь что вижу?- Страх!

И гусары в модном свете,

В вицмундирах, в башмаках,

Вальсируют на паркете!

Говорят умней они...

Но что слышим от любого?

Жомини да Жомини!

А об водке - ни полслова!

 

Надо заметить, что Жомини — это генерал Анри Жомини (1779—1869), военный теоретик, по происхождению швейцарец. Служил во французской армии, с 1813-го — военный советник Александра I. Основатель русской Академии генерального штаба

 

2) Идея стихотворения заключается в словах:

 

Где друзья минувших лет?

Где гусары коренные,

Председатели бесед,

Собутыльники седые?

 

3) Настроение печальное, автор скучает по прежним временам…

4)Проблематика – личностная, так как в стихотворении описаны личные переживания автора.

5) Рифма: перекрестная – первая строчка рифмуется с третьей, а вторая с четвертой

6) Поэтика:

«дым гуляет» - метафора

«проглянет день» - олицетворение

«Конь кипит под седоком» - гипербола

«гусары коренные» - эпитет

7) Двухсложный размер стиха:Ямб