АРИСТОТЕЛЬ

Философия есть наука о первых причинах и началах

Так как мы ищем именно эту науку, то следует рассмотреть, каковы ее причины[1] и начала, наука о которых есть мудрость[2]. Если рассмотреть те мнения, какие мы имеем о мудром, то, может быть, достигнем здесь большей ясности. Во-первых, мы предполагаем, что мудрый, насколько это возможно, знает все, хотя он и не имеет знания о каждом предмете в отдельности. Во- вторых, мысчитаем мудрым того, кто способен познать трудное и нелегко постижимое для человека (ведь воспринимать чувствами свойственно всем, а потому и ничего мудрого в этом нет). В-третьих, мы считаем, что более мудр во всякой науке тот, кто более точен и более способен научить выявле­нию причин, и, в-четвертых, что из наук в большей мере мудрость та, кото­рая желательна ради нее самой и для познания, нежели та, которая желатель­на ради извлекаемой из нее пользы, а в-пятых, та, которая главенствует, - в большей мере, чем вспомогательная, ибо мудрому надлежит не получать наставления, а наставлять, и он не должен повиноваться другому, а ему - тот, кто менее мудр.

Вот каковы мнения и вот сколько мы их имеем о мудрости и мудрых. Из указанного здесь знание обо всем необходимо имеет тот, кто в наибольшей мере обладает знанием общего, ибо в некотором смысле он знает все, подпа­дающее под общее. Но, пожалуй, труднее всего для человека познать именно это, наиболее общее, ибо оно дальше всего от чувственных восприятий. А наиболее строги те науки, которые больше всего занимаются первыми нача­лами: ведь, те, которые исходят из меньшего числа предпосылок, более строги, нежели те, которые приобретаются на основе прибавления (например, арифметика более строга, чем геометрия). Но и научить более способна та наука, которая исследует причины, ибо научают те, кто указывает причины каждой вещи. А знание и понимание ради самого знания и понимания более всего присущи науке о том, что наиболее достойно познания, ибо тот, кто предпочитает знание ради знания больше всегопредпочтет науку наиболее совершенную, а такова наука о наиболее достойном познания. А наиболее достойны познания первоначала и причины, ибо через них и на их основе познается все остальное, а не они через то, что им подчинено. И наука, в наибольшей мере главенствующая и главнее вспомогательной, - та, которая по­знает цель, ради которой надлежит действовать в каждом отдельном случае; эта цель есть в каждом отдельном случае то или иное благо, а во всей природе вообще - наилучшее.

Итак, из всего сказанного следует, что имя мудрости необходимо отнести к одной и той же науке: это должна быть наука, исследующая первые начала и причины: ведь и благо, и «то, ради чего» есть один из видов причин. А что это не искусство творения[3], объяснили уже первые философы. Ибо и теперь и прежде удивление побуждает людей философствовать, причем вна­чале они удивлялись тому, что непосредственно вызывало удивление, а за­тем, мало-помалу продвигаясь таким образом далее, они задавались вопросом о более значительном, например о смене положения Луны, Солнца и звезд, а также о происхождении Вселенной. Но недоумевающий и удивляющийся считает себя незнающим (поэтому и тот, кто любит мифы, есть в некотором смысле философ, ибо миф создается на основе удивительного). Если, таким образом, начали философствовать, чтобы избавиться от незнания, то, очевид­но, к знанию стали стремиться ради понимания, а не ради какой-нибудь поль­зы. Сам ход вещей подтверждает это; а именно: когда оказалось в наличии почти все необходимое, равно как и то, что облегчает жизнь и доставляет удовольствие, тогда стали искать такого рода разумение. Ясно поэтому, что мы не ищем его ни для какой другой надобности. И так же как свободным называем того человека, который живет ради самого себя, а не для другого, точно так же и эта наука единственно свободная, ибо она существует ради самой себя

Аристотель. Метафизика

Людвиг Фейербах.

Начало философского и эмпирического знания одно и то же

Как раз ближайшее для человека (как воздух, которым мы дышим[4]) оказывается для него наиболее отдаленным; именно потому, что ближайшее не составляет тайны, оно остается для него загадкой; именно потому , что оно всегда оставляет для него некий предмет, оно для него никогда предметом не оказывается.

Делать беспредментное предметным, непостижимое – постижимым, другими словами, объект жизненных интересов превращать в мысленный пред­мет, в предмет знания, - таков абсолютный философский акт - тот акт, кото­рому философия, вообще знание обязано своему существованием А непосредственным следствием этого является то обстоятельство, что начало фило­софии составляет начало науки вообще, а вовсе не начало ее как специального знания, отличного от знания реальных наук Это подтверждается даже исто­рией. Философия – мать наук. Первые естествоиспытатели, как древнего, так и нового времени, были философами. В самом деле, если начало философского и эмпирического знания непосредственно совпадает как тождественный акт, то, очевидно, задача философии в том. чтобы с самого начала помнить об этом общем происхождении и, следовательно, начинать не с отличия от на­учного опыта, но, скорее, исходить из тождества с этим опытом. По мере развитая пусть философия отмежуется, но если она начнет с обособления, то никогда в конце надлежащим образом с опытом не объединится, как это все же желательно, - ведь благодаря самостоятельному началу она никогда не выйдет за пределы точки зрения отдельной науки; она неизменно сохранит надуманное поведение щепетильной особы, которая боится потерять свое достоинство от одного прикосновения с эмпирическими орудиями; словно одно только гусиное перо было органом откровения и орудием истины, а астрономический телескоп, не минералогическая паяльная трубка, не геологический молоточек и не лупа ботаника. Разумеется, это очень ограниченный, жалкий опыт, если он не достигает философского мышления или так или иначе, не хочет подняться да него; но столь же ограниченной оказывается такая философия, которая не опирается на опыт. А каким образом философия доходит до опыта? Тем, что она только усваивает его результаты? Нет. Только тем, что она в эмпирической деятельности усматривает также дея­тельность философскую, признавая, что и зрение есть мышление; что чувст­венные органы являются органами философии. Новейшая философия именно тем и отличалась от философии схоластической, что она снова соединила эмпирическую деятельность с мыслительной, что она в противоположность мышлению, оторванному от реальных вещей, выставила тезис: философ­ствовать следует, руководствуясь чувством. Поэтому если мы обратимся к началу новейшей философии, то мы будем иметь перед собою подлинное начало философии. Не в конце своего пути приходит философия к реальности, скорее с реальности она начинает, Только этот путь есть единственно единст­венный, то есть целесообразный и верный путь. Дух следует за чувством, а не чувство за духом: дух есть конец, а не начало вещей. Переход от опыта к философии составляет нечто неизбежное, переход же от философии к опыту - произвольный каприз. Философия, начинающая с опыта, остается вечно юной, философия же, опытом кончающая в конце концов дряхлеет, пресыщается и становится самой себе в тягость…

Л.Фейербах. О «начале философии»

***

Метод которого я придерживаюсь как в жизни, так и в своих сочинениях заключается в том, чтобы понять каждое существо в его роде, то есть в роде, соответствующем его природе и, следовательно, учить его философии только тем способом, который подходит для этого определенного существа. Истинный философ - это врач, но такой, который не позволяет своим пациентам догадаться, что он их врач, он при этом пользует их в соответствии с их природой, то есть лечит их, исходя из них самих и через них самих. ''

Действительно гуманный метод обучения, по крайней мере в отношении вещей, живо затрагивающих человека, заключается в том, чтобы привести только предпосылки и предоставить выводить следствия собственному уму читателя или слушателя.

Л Фейербах. Фрагменты и характеристики
Вильгельм Виндельбанд