АЙТЕН ЮРАН
«Ожог смыслом», или Касание мыслью сексуального
«Ожог смыслом» – это сочетание слов появляется в ткани дискурса Нанси. Заимствовано оно у Пауля Целана. Пожалуй, трудно найти более точное выражение тому эффекту, которое производит письмо Нанси. Это письмо предстает неким оплотненным присутствием в этом мире, своего рода препятствием: натыкаешься на герметичную ткань текста, настоятельно требующего дешифровки. Но эта языковая ткань не находится в застывшем состоянии, она провоцирует дальнейшее движение в готовности к порождению новых смыслов, к производству новых эффектов. Это как высказывание, вибрации которого сохраняются бесконечно долго после его выброса в этот мир, и в эффекте от миновавшего присутствия которого, как об этом говорит психоаналитический опыт, и происходит само конституирование субъекта. Впрочем, быть может, и само письмо Нанси предстает как виртуозный отклик на вопрошание Поля Валери: «может ли опыт боли быть переведен в опыт мысли?»1. Это вопрос о возможности схватывания в слове опыта тела- опыта сексуального... Или, быть может, это
письмо – эффект (от) одного высказывания Фрейда, которое для Нанси предстает самым чарующим и самым решающим высказыванием, – а именно: «психика протяженна: но ничего не знает об этом»2?!
Письмо Нанси необычно. Во многом Нанси предстает изобретателем нового кода, суть которого хорошо схватываема его же неологизмом -excrire, своего рода выписыванием или записью во внешнем, записью, приходящей извне, выписыванием того, что носит характер овнешненного. Парадоксальным образом это выписывание во внешнем становится письмом в движении к телу, которое экспонируется, бытийствует на границе. Самим актом выписывания в риторике повторяющихся фигур оно доходит до пределов. Письмо Нанси и предстает письмом в повторяющемся касании к пределам. Касание – важнейшее понятие словаря Нанси. В тексте Corpus это понятие претерпевает грамматические поломки, застывая, например, в возвратной форме в отношении к другому «se toucher toi» или отливаясь в существительную форму «le toucher» или в само-себя-касание «ип se toucher soi-meme». При этом Нанси настойчив в том, что этот акт касания в письме отнюдь не предстает как наделение значением, это не акт означивания, точно также как это не констатация невозможности этого означивания и схватывания в слове опыта сексуального, своего рода смирения перед пределом. Напротив, Нанси
настойчив в этом столкновении с границей, само признание которой иногда оборачивается запретом на мысль. Жест касания подразумевает какой-то бесконечный процесс раздвигания (ecartement) пределов. Письмо становится «жестом прикосновения к смыслу3». Но этот жест прикосновения, по мысли Нанси, не имеет целью экстаз смысла или экстаз плоти. Касание границы, границы смысла, границ чувственности... – это бесконечное повторяющееся касание другого, как в телах любовников, которые «...не пресуществляются, но соприкасаются, возобновляют без конца свое опространствование, удаляются, адресуются друг (к) другу». Говоримое Нанси предстает не просто как способ концептуализации наслаждения, при всем том, что он остается верным тому сексуальному, которое усматривает во всех языках. Вопрос чрезвычайно важный для него – как предохраниться от наслаждения, того наслаждения, которое, например, прошивает текст Джойса4, проходит насквозь?! В этом касании «ничто не проходит насквозь»5. Нанси говорит, что само утверждение о невозможности наслаждения становится своего рода контрацептивом «...в порядке предохранения от концептуализации наслаждения, то есть призыва постигать его немыслимым, постигать его в некопцептуальной, непонятийной форме». Необходимо предохраниться и от самой идеи немыслимое наслаждения...
В одной из бесед Нанси заговорил о своем страхе, вызываемом как самой невозможностью письма, так и возможностью писать километры текста. Нейтрализовать этот страх ему позволил момент, когда он, по его словам, смог обрести «зацепку», имеющую отношение к чему-то другому, нежели язык. Послушаем Нанси: «говорить начинаешь только при контакте с произведением искусства, а не находясь перед ним. Находиться перед чем бы то ни было – то же самое, что строить дискурс «о»...»6. Это чрезвычайно важная мысль. Нанси не пытается строить дискурс «о», находясь перед тему о чем говорит, для него невозможен дискурс вне контакта, вне касания, вне отношений...