ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ГЛАВНОМУ РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «TEMPS» »

Господин редактор,

Я прочел помещенную в Вашей газете 19 марта статью, в которой часто упоминается мое имя. В ней г-н Лало искусно и ловко, как всегда, стремится, уже в который раз, доказать, что я, как музыкант, лишен какой бы то ни было индивидуальности.

Что ж, пусть так.

Но, что гораздо хуже, он приписывает «некоторым композито­рам» более чем странные высказывания относительно гениально­го художника — Клода Дебюсси.

Господин Лало (как это теперь принято) не называет имен «молодых композиторов», которым он бросает столь необосно­ванные обвинения. Но так как мое имя не раз упоминается на протяжении этой статьи, то у неосведомленных читателей может создаться впечатление, что речь идет именно обо мне. Необходи­мо внести в это дело ясность. Я допустил бы ошибку, если бы потребовал без достаточных оснований от г-на Лало формального опровержения или настаивал бы на том, чтобы он указал хоть одного свидетеля, могущего подтвердить, что я в его присутст­вии, действительно, говорил подобный вздор.

Пусть люди, знакомые с моими произведениями только по отзывам критиков, считают меня бессовестным плагиатором, это мне безразлично; но и перед ними мне не хотелось бы выступать в роли дурака.

Рассчитывая на Вашу любезность, я обращаюсь к Вам, гос­подин редактор, с просьбой напечатать это письмо в Вашей га­зете на том же месте и таким же шрифтом, как заметку г-на Пьера Лало.

Заранее благодарю Вас и прошу принять уверения в глубо­ком уважении к Вам.

Морис Равель

¹ Это письмо было направлено Равелем главному редактору газеты «Temps» в связи с появлением в газете статей Пьера Лало, неоднократно неблагожелательно отзывавшегося о композиторе. Письмо Равеля было опубликовано 9 апреля 1907 г.

ОТРЫВОК ИЗ ПИСЬМА К Г-ЖЕ БЕКЛЯР Д'АРКУР ¹

27 июля 1911 г. Сен-Жан-де-Люз

...Что касается «Женитьбы» [Гоголя], мне кажется, мы уже говорили об этом. Мои намерения не изменились, т. е. я охотно принялся бы за эту интересную работу. Дело за издателем (Бес­селем). Как только мы придем с ним к соглашению, я займусь . ею вплотную². Затрудняюсь сказать, сколько времени мне мо­жет понадобиться, чтобы выполнить ее. В данный момент у меня множество начатых работ, которые я заканчиваю одновременно. К счастью, в этих чудесных местах мне легко работается: жара хоть и сильная, но не изнурительная...

 

¹ Заимствовано из публикации: М. Béclard d'Harconrt. Quelques so­uvenirs sur Ravel. // La Revue musicale, 1938, № 187. V.II. P. 229.

² Неясно, по каким причинам Равель и издатель Бессель не пришли к соглашению. Намерение Равеля оркестровать «Женитьбу» Мусоргского осталось неосуществленным.

ЛИГЕ ЗАЩИТЫ ФРАНЦУЗСКОЙ МУЗЫКИ ¹

7 июня 1916 г.

Военная зона

В КОМИТЕТ НАЦИОНАЛЬНОЙ ЛИГИ ЗАЩИТЫ ФРАНЦУЗСКОЙ МУЗЫКИ

Милостивые государи,

Вынужденный отдых позволяет мне, наконец, ответить вам на полученное с большим опозданием письмо, содержащее Устав «Национальной лиги защиты французской музыки» и пояс­нительную записку к нему. Прошу извинить меня за то, что я не написал вам раньше: переезды с места на место и беспокой­ная служба поглощали до сих пор все мое время.

Простите мне и то, что я не могу признать ваш Устав при­емлемым для себя. К этому убеждению я пришел после внима­тельного ознакомления с ним и приложенной к нему запиской. Само собой разумеется, что я вполне разделяю вашу «неотступ­ную мысль о победе нашей родины». Я тоже живу этой мыслью с самого начала военных действий. Следовательно, я полностью одобряю «потребность активного участия», которая вызвала к жизни Национальную лигу. Эта потребность активного участия была так сильна у меня, что я отказался от мирной жизни в тылу, хотя ничто меня к этому не принуждало.

Но с чем я никак не могу согласиться, это с провозглашен­ным вами принципом: «музыкальное искусство выполняет эко­номическую и социальную функцию». Я никогда не рас­сматривал ни музыку, ни другие искусства с подобной точки зрения.

Охотно предоставляю вам все эти «кинематографические фильмы», «граммофонные пластинки» и «авторов песенок»: они имеют лишь отдаленное отношение к музыкальному искусству. Уступаю вам даже «венские оперетки», хотя они более музы­кальны и лучше сделаны, чем отечественная продукция подобно-

¹ Письмо заимствовано из публикации Жоржетты Марно (дочери Жа­на Марно) : Quelques lettres de Maurice Ravel // La Revue musicale. 1938, № 187. V.II. P. 70.

го рода. Все это, действительно, относится скорее к области «эко­номики».

Но я не думаю, чтобы для «охраны» нашего национального художественного наследия нужно было «запретить публичное ис­полнение во Франции современных немецких и австрийских про­изведений, еще не ставших всеобщим достоянием».

Если «речь идет не о том, чтобы мы и наше молодое поко­ление отказались от классики, которая является одним из бес­смертных памятников человечества», то тем менее можно гово­рить «об изъятии у нас надолго» произведений, которым пред­стоит, быть может, в свою очередь стать памятниками; тем временем они могли бы послужить нам полезным уроком.

Систематический отказ от знакомства с творчеством иностран­ных собратьев был бы даже опасен для французских композито­ров и привел бы к национальной ограниченности: французское искусство, столь богатое в настоящее время, очень скоро выроди­лось бы и закоснело в штампах.

Для меня, например, неважно, что г-н Шёнберг австриец по национальности. Это не умаляет его выдающегося значения как музыканта, чьи чрезвычайно интересные искания оказали благо­творное влияние на некоторых композиторов из стран Антанты, в том числе и Франции. Более того, я восхищен тем, что г-да Барток, Кодаи и их последователи — венгры и что они так ярко выражают в музыке свою национальную самобытность.

В Германии, за исключением Рихарда Штрауса, мы видим сейчас лишь второстепенных композиторов; легко найти равно­ценных им музыкантов, не выходя за пределы нашей страны. Од­нако возможно, что и у них вскоре появятся молодые таланты, с которыми нам было бы интересно познакомиться.

С другой стороны, я не вижу необходимости культивировать во Франции и пропагандировать за границей всякую французскую музыку, независимо от ее ценности.

Как видите, милостивые государи, мое мнение во многих пунктах значительно расходится с вашим, в силу чего я вынуж­ден отказаться от чести быть в ваших рядах.

Тем не менее, я надеюсь, что по-прежнему останусь «настоя­щим французом» и буду «в числе тех, кто не хочет забывать».

Благоволите, милостивые государи, принять выражения моего глубокого к вам почтения.

Морис Равель

ЖАНУ МАРНО ¹

24 июня 1916 г.

Дорогой друг,

Не успел я отправить Вам открытку, как мне подали Ваше письмо. Отвечаю не медля. Вот это называется аккуратно вести переписку.

Итак, я вижу, что наши мнения совпадают. Вы окончатель­но утвердитесь в решении написать статью, когда подробно по­знакомитесь со всеми планами этой Лиги. Я облегчу Вам задачу: посылаю документы, можете оставить их у себя. Мне тут с ними делать нечего, хотя они имеют целью защиту родины.

return false">ссылка скрыта

Я говорю совершенно серьезно: это «патриотическое» произ­ведение заключает в себе опасность не только для нашего здра­вого смысла, но и для нашей свободы. Об этом можно судить по угрожающему тону господина Тенрока, с позволения сказать, председателя:

«Я очень рад, что Вы оценили „выдающееся значение" ком­позитора Шёнберга и самобытность г-д Бартока, Кодаи и их по­следователей. Национальная лига сумеет в нужный момент на­дежно защитить Вашу собственную музыку».

Представляете себе, что после этого означает «обращение к авторитету властей», обещанное нам такими известными и влия­тельными людьми, как господа Сен-Сане, Д'Энди, Шарпантье, Поль Менье и т. п.?

Публиковать ли мое письмо? Сам не знаю... но думаю, что Вы правы. Совершенно очевидно, что эти господа не напечатают его; сомневаюсь даже, будет ли оно оглашено на собрании; как Вы и предвидите, они назовут своих сторонников, но скроют от общественности имена и доводы тех, кто высказывается против них. Согласен с Вами, что я могу говорить от лица французской музыки с тем же основанием, что и другие. Пусть я и не сидел в траншеях на передовой, все же я участвовал в обороне уж во

¹ Письмо заимствовано из публикации Жоржетты Марно: Quelques lettres de Maurice Ravel//La Revue musicale. 1938, № 187. V. II. P. 71.

всяком случае не меньше тех, кто окопался на улице д'Асса. Разница в степени опасности, только и всего.

Но не следует забывать, что я солдат и не имею права вы­ступать в печати, тем более что эти разногласия легко могут вылиться в полемику... Это весьма досадно, так как по возвраще­нии с фронта уже будет поздно, и мы будем поставлены перед свершившимся фактом. Вот что: напечатайте это письмо, но без подписи; несколько намеков — и читатели поймут, в чем дело. Эффект получится тот же.

Обидно, конечно, что эти господа могут вести пропаганду своих идей без всяких помех: «Mercure» рассчитан на узкий круг избранных, а читатели больших ежедневных газет легко могут оказаться на стороне Лиги. Тем не менее хочу обратить Ваше внимание на небольшую заметку Тобби, напечатанную в газете «Matin» 4 или 5 дней назад,— моя хозяйка употребила ее на растопку, не зная, что я хотел сохранить этот номер.

Содержание заметки сводится в основном к тому, что, поми­мо увлечения медленными вальсами (которое пришло к нам из Вены), во Франции всегда хватало любителей хорошей француз­ской музыки и что никакой авторитет властей не может изме­нить того факта, что есть только два рода музыки: одна достав­ляет удовольствие, другая нагоняет скуку.

Было бы прискорбно, если бы, победив милитаризм современ­ной Германии, мы допустили, чтобы у нас во Франции нам ста­ли приказывать, чем мы должны восхищаться и что отвергать.

Сколько траншей нам придется очистить по возвращении с фронта!

Что касается меня, я намерен, вернувшись в Париж, въехать верхом на двенадцати лошадях ¹ прямо на заседание на улице д'Асса.

Не можете ли Вы послать мне литературный налет бомбарди­ровщика Пуэйга и Ваш ответ ему?

Искренне Ваш Морис Равель

¹ По-видимому, Равель намекает на свой поенный грузовик.

Из интервью корреспонденту «Daily Telegraph» по по­воду двух концертов для фортепиано Равеля ¹.

«Это был интересный для меня опыт — оба концерта были задуманы и написаны одновременно.

Первый, который я сам буду исполнять, представляет собой концерт в точном смысле этого слова; он написан в духе кон­цертов Моцарта или Сен-Санса. Я действительно считаю, что музыка концерта может быть веселой и блестящей; не обязатель­но, чтобы она претендовала на глубину или драматизм. О кон­цертах некоторых великих композиторов-классиков говорят, что они созданы не для рояля, а вопреки роялю. Я, со своей сторо­ны, считаю это суждение вполне обоснованным.

Вначале у меня было намерение дать этому произведению название „Дивертисмент", но потом я решил, что в этом нет необходимости, поскольку само слово „Концерт" достаточно опре­деляет характер музыки. В некоторых отношениях мой „Концерт" имеет нечто общее с Сонатой для скрипки: в нем есть элементы джазовой музыки, но их немного.

Концерт же для одной левой руки совсем другого характера; он одночастный, содержит много джазовых эффектов, и факту­ра его не так проста.

В произведениях такого рода важно, чтобы музыкальная ткань не казалась облегченной, но, напротив, звучала бы как исполняемая двумя руками. Поэтому я и приблизился в нем к импозантному и патетичному стилю музыки традиционного кон­церта.

Вслед за первым разделом, написанным в этом духе, следует эпизод импровизационного характера в стиле джаза. Слушатели не сразу замечают, что этот эпизод построен на теме первого раздела».

¹ Заимствовано из книги: Cortot Alfred. La musique française de piano (deuxième série). Paris, 1932. P. 46.