Читателеведение, искусство книги и книговедение.

Традиционно книговедческими всегда полагались такие области знания как читателеведение, искусство книги. Однако их статус как книговедческих во всей известной литературе не столько обосновывался, сколько декретировался на уровне здравого смысла. Поскольку они имеют дело с книгой, постольку они и являются книговедческими. Однако требование науковедческой корректности заставляет разобраться с правомерностью этого утверждения.

Действительно, исследования читателя начались еще в дореволюционный период и предпринимались чаще всего деятелями книги, учеными — книговедами, историками культуры. Но именно читателя при отсутствии научного интереса к самому процессу чтения. Этот процесс казался очевидным, понятным и не требующим исследования.

Искусство книги — «единство видов художественной, творческой деятельности по задумыванию (проектированию), воплощению (художественному решению) и воспроизведению (полиграфическому тиражированию) книжного издания»[236] — традиционно рассматривается в границах книгоиздательского и в составе книговедения (см. работы А.А. Сидорова, В.Н. Ляхова).

В границах различных областей книжного дела (редакционно-издательского, книготоргового, библиографического, библиотечного) накапливался фактический материал по изучению читателя. Этот материал обобщался в публикациях, появлявшихся по большей части в книговедческих изданиях.

Многолетнее изучение конкретных читателей Н.А. Рубакиным привело его к созданию специальной теории — библиопсихологии, которую как самостоятельную дисциплину многие теоретики 20-30-х гг. ХХ в. включали в состав книговедения.

В «Словарном указателе по книговедению» А.В. Мезьер собран богатейший библиографический материал, отражающий различные направления изучения читателя и чтения в дореволюционные годы и в первые десятилетия советской власти. Здесь зафиксирована специальная литература по вопросам социологии и психологии чтения, истории читателя, методики изучения круга чтения различных социальных читательских слоев, методики руководства чтением.

Рубрику «Читатель — его изучение» предваряет небольшой текст, в котором выражена точка зрения А.В. Мезьер на проблему и ее состояние: «Важнейшая и, несмотря на обилие литературы, мало еще разработанная проблема книговедения; в библиотечной литературе трактовалась обычно как замкнутое изучение «читательских интересов», т. е. читатель изучался не в его классовых борющихся группировках, а как библиотечный „абонент“, лишь с книгой и через книгу, в отрыве от всей конкретики условий и задач классовой борьбы; самая методика изучения читательства обычно страдала при этом резким уклоном в психологизм, с неправильной, немарксистской трактовкой взаимоотношений биологического и социального, с опорой на такие буржуазные теории, как рефлексология, фрейдизм, реактология или эмпириокритическая рубакинская „библиопсихология“; в результате такого изучения читателя создавалась статичная, проникнутая формалистическим методизмом, идеалистическая теория, не могущая овладеть практикой классовой борьбы и разрешить задачу организации через книгу массы; научное освещение проблемы читательства, на основах марксо-ленинской методологии, еще ждет, в сущности, своей разработки»[237].

Из наиболее серьезных исследователей этой проблемы в 20-30-е гг. следует назвать таких книговедов, как М.И. Слуховский, Я.Я. Шафир, Д.А. Балика, Е.И. Хлебцевич, В.А. Невский и др.

Продолжают разработку этой проблемы современное книговедение и смежные с ним научные дисциплины (социология, психология, литературоведение, лингвистика, теория массовых коммуникаций).

В начале 1970-х гг. в статье В.П. Таловова появляется термин «читателеведение»[238], а несколькими годами позже его же обстоятельный аналитический обзор отечественной литературы об изучении читателя и чтения. Целью этого обзора было обоснование читателеведения как относительно самостоятельной области социально-психологических исследований: «В перспективе читателеведение как особая отрасль научного знания должно претерпеть дифференциацию и включать в себя в качестве органических частей такие разделы, как социология читателя, психология читателя и психология чтения, различающиеся между собой спецификой предметов и исследовательских методов»[239].Примечательно, что и в работах В.П.Таловова категория «чтение» не фигурирует.

Социологическое изучение советского читателя активно велось в Государственной библиотеке СССР им. В.И. Ленина (ныне РГБ). Здесь был подготовлен ряд фундаментальных трудов[240]. В последние годы подобные исследования практически не проводяться.

Одним из первых современных книговедов-теоретиков историческую и теоретическую разработку читателеведения начал И.Е. Баренбаум[241]. Обоснование читателеведения как книговедческой дисциплины базировалось на функциональной трактовке состава объекта книговедения: «книжное дело — книга — читатель». При этом читателеведение соответственно выступает третьей, относительно самостоятельной составляющей книговедческого знания. И.Е. Баренбаум пишет: «Как известно, книговедческий подход требует изучения книги в связи с реальным или предполагаемым читателем. Акцентируя вторую часть формулы книга — читатель, мы тем самым подчеркиваем своеобразие и специфику читателеведения как одной из органических ветвей книговедческого знания».[242]

Вместе с тем автору этой работы приходится признать, что «читателеведение складывается как комплексная наука, тесно связанная с социологией, психологией, библиопсихологией, философией и другими общественными науками. Изучением читателя занимаются сегодня социологи и теоретики журналистики, библиотековеды и литературоведы. Исследуя закономерности и специфику восприятия читателем произведений печати — книг, газет, журналов, характер их воздействия на массового и индивидуального читателя, читателеведение является, таким образом, частью „печатеведения“, а в более специальном плане — книговедения»[243].

На деле эта комплексность выражается в том, что чтение и «читательское поведение» изучаются на периферии многих традиционных дисциплин, в том числе и книговедческих — истории книги[244], библиотековедения и библиографоведения, в меньшей степени — теории и практики редактирования, библиополистики.

Актуальность разработок и вместе с тем отсутствие непротиворечивой и целостной теории читателеведения как книговедческой дисциплины оказались одинаково очевидными и вызвали дискуссию теоретического плана, отражением которой стала обстоятельная рецензия на сборник «История русского читателя» (Вып. I. Л.: ЛГИК им. Н.К. Крупской 1973). Автор рецензии не разделяет точку зрения, согласно которой комплексная наука о читателе (читателеведение) полностью входит в книговедение: «Ведь есть целый ряд направлений в изучении читателя и его чтения, не имеющих непосредственной связи с проблематикой книговедения. Назовем для примера такие динамичные, требующие перманентного исследования проблемы, как определение места чтения в структуре досуга и духовных потребностей современного человека, взаимосвязь между его аудиовизуальными и читательскими интересами, особенности чтения газет и журналов, эффективность методов пропаганды литературы в библиотеке и др.»[245]. А кроме того, считает, что «нельзя каждую из множества социальных ролей современного человека превращать в „ведение“ (тот факт, что человек бывает, например, зрителем, покупателем, пассажиром и изучается в этих ролях, не обязывает соответствующее изучение называть „зрителеведением“, „покупателеведением“ или „пассажироведением“)»[246]. Возможно «пассажироведение» пока преждевременно, но «покупателеведение» хотя и не обозначается этим термином, уже существует в форме изучения покупательского спроса, социологии спроса, маркетинговых исследований, торговой рекламы.

return false">ссылка скрыта

Примечательно также, что в других формах способа массовой коммуникации — прессе, радио, кино, телевидении и в границах таких социальных коммуникационных систем, как литература, музыка, изобразительное искусство, театр, также ведутся исследования читателя, зрителя, слушателя[247], хотя попыток конструирования соответствующих научных дисциплин пока нет.

Однако сконструировать читателе-, зрителе-, слушателеведение как относительно самостоятельную дисциплину или дисциплины пока не удается. Это невозможно, во-первых, потому, что объединенных, комплексных исследований не ведется, а во-вторых, потому, что содержание категории «читатель» («зритель», «слушатель») не вмещается полностью в каждую из названных форм способа массовой коммуникации и социальных коммуникационных систем, а должно стать объектом или составной частью, подсистемой объекта общей теории социальной массовой коммуникации, а также входить в систему объекта социологии, психологии, социальной психолингвистики, социолингвистики, а может быть, и некоторых других.

Таким образом, единой и относительно самостоятельной дисциплины, имеющей объектом изучения чтение, читателя, зрителя, слушателя, пока не существует, хотя для каждой области практики книжного дела читателеведческое знание, т. е. научно обоснованное представление о читателе, покупателе, абоненте библиотеки, потребителе библиографической информации, является необходимым. Без этого невозможно предвидеть и прогнозировать социальную эффективность книги, управлять практикой книжного дела.

Сконструировать же книговедческую дисциплину «читателеведение», т. е. развернуть ее объект, предмет, раскрыть сущность основных читателеведческих категорий «читатель», «чтение», «читателеведение», обосновать структуру и систему читателеведческого метода пока не удается потому, что содержание категории «читатель» лежит в предмете не только книговедения, но и психологии, социологии, социальной психологии, даже физиологии (ибо и в медицине есть понятие и исследования в области «библиотерапии»[248], «физиологии и гигиены чтения»), литературоведения, истории и др. Из-за отсутствия фундаментальных разработок этой проблемы в названных науках и по причинам объективной необходимости иметь готовое знание о читателе книговедению и пришлось заниматься читателеведческими исследованиями в своих границах, но методами других наук — социологии, психологии, социальной психологии, статистики, литературоведения, истории.

Вероятно, читателеведение, равно как и «слушателеведение» и «зрителеведение», пока следует квалифицировать как насущную, но слабо осознанную методологическую междисциплинарную проблему. В ее разработке должны принять участие и специалисты названных наук, и медиа-специалисты. Последнее особенно актуально в нынешнее время, когда человечество перемещается в «третью реальность» — в киберпространство, где дружелюбно сосуществуют все ранее освоенные человечеством формы и уровни (индивидуальный, групповой, общественный) способа семиотической социальной коммуникации, гдеразвивается и постепенно структурируется новая форма способа коммуникации — компьюникация, обеспечивающая органичное существование, движение, развитие интегрального семиотического произведения (вербально-аудиально-визуального), где формируются новые технологии и формы отражения (чтения) такого произведения человеком.

И на ум приходит мудрое высказывание известного отечественного философа М.К. Мамардашвили: «Меня как читателя, как философа затронуло прежде всего одно: акт чтения как жизненный акт и уравнение этого интеллектуального акта с чтением смысла любой другой судьбоносной встречи, будь то встреча с цветами боярышника или с несчастной любовью»[249].

Междисциплинарные разработки обогатят и расширят предмет каждой из дисциплин, выявят сущность, формы и степень взаимопроникновения объектов нескольких наук, выражая объективно необходимую интеграцию научного знания.

Результат междисциплинарных исследований видится в обосновании читателеведения («зрителеведения», «слушателеведения») в качестве самостоятельной дисциплины или составной части науки о социальной и массовой коммуникации. Готовое знание, полученное этой интегральной дисциплиной, должно быть активно и разносторонне использовано книговедением и практикой книжного дела.

Для конструирования читателеведениякак книговедческой дисциплины необходимо прежде всего наполнить книговедческим содержанием само понятие «читатель», т. е.обосновать теоретическую модель объекта читателеведения.Читатель — это не индивид, а тип читательского восприятия книгина всю глубину этой системы по уровням всеобщего, особенного и единичного;тип восприятия,не зависящийот принадлежности ксоциальной группе, от культурного уровня,пола, возраста, профессии национальности пр.,т. е. от тех характеристик, которые выступают в качестве критериев идентификации читателя в большинстве специальных исследований.

Методологически важно еще раз повторить, чточитатель — это не индивид, а тип читательского восприятия книги. В одном и том же индивиде в большинстве случаев мирно сосуществует сразу несколько типов читательского восприятия,потому что каждый из нас разные книжки читает по-разному. И одну и ту же книжку в разные периоды читает по-разному. А вот выявить критерии «типа читательского восприятия» можно только объединенными усилиями нескольких смежных с книговедением дисциплин. Эти типы опосредованнопроявляются в «читательском поведении», единственно по которому книговедение до сих пор и пытается идентифицировать и классифицировать читателя.

Процесс, в котором читатель реализуется именно как читатель, т. е. чтение как таковое, как подсистема категории книга, в принципе раскрыт в пятой главе учебника. Последовательное схематическое изображение этого процесса подтверждает необходимость междисциплинарных исследований.

В несколько иной ситуации оказываются искусство книги как практическая деятельность в процессах книгоиздательского дела и искусствоведение книги как знание, в развитии которого больше заинтересовано книговедение и книгоиздательское дело, чем собственно искусствоведение. Искусству книги легче, чем читателеведению, в том смысле, что есть исторически, теоретически, методически и методологически сложившееся искусствоведение и есть художник-дизайнер книжного издания, вооруженный искусствоведческим знанием. Читателеведов пока нет, и специальность или специализациятакая отсутствует.

Наряду с обширной литературой по истории оформления книжных изданий[250] появились и продолжают появляться теоретические работы. Один из видных советских книговедов и искусствоведов В.Н. Ляхов (1925- 1975) в 1971 г. написал первую отечественную монографию по теории искусства книги, а в 1975 г. защитил диссертацию «Теоретические проблемы искусства книги», правда, на степень доктора искусствоведения, что точно соответствовалопредмету его исследования.

И именно в предмете искусствоведения, но с опорой на накопленное историческим развитием книговедческое знание с использованием современных ему достижений функциональной книговедческой концепции В.Н. Ляхов конструирует теорию, историю и методику книжного искусства как целостную и относительно самостоятельную дисциплину искусствоведческого цикла, «теснейшим образом связанную с книговедением».

Соглашаясь с характерным для теории книговедения 1960-х — начала 1970-х гг. отождествлением категории «книга» с книжным изданием, т. е. материально-предметной, точнее материально-конструктивной, формой существования книги, В.Н. Ляхов сначала предлагает свою модель книги, представляя ее как ряд перечисляемых признаков:

· книга как средство общения между людьми, как орудие массовой информации;

· книга как синоним произведения литературы, плод авторской работы;

· книга как произведение искусства;

· книга как издание — продукт издательско-полиграфической деятельности;

· книга как особая форма издания, отличная от газеты, журнала;

· книга как определенная конструктивная форма организации листов (например, конторская книга);

· книга как форма организации письменного сообщения[251].

Два признака из предлагаемой В.Н. Ляховым модели книги взяты им в качестве основы для конструирования книги и объекта этой дисциплины: книга как произведение искусства и книга как форма организации письменного сообщения, а точнее — книжное издание как то и другое.

Книжное издание как объект деятельности художника-конструктора, художника-графика и художника-технолога представлено в виде более конкретной модели, которая состоит из «ядра книги» — текстового сообщения и пяти «служб» (смысловой организации, материально-конструктивной организации, зрительной ориентации, наглядной информации и рекламно-пропагандистской службы)[252].

В качестве объекта научной дисциплины (история, теория, методика книжного искусства) В.Н. Ляхов обосновывает художественно-конструктивную и материально-полиграфическую модель книжного издания как эстетически осознанную целостность. Основной задачей дисциплины выступает теоретическое осмысление книжного издания как объекта книжного искусства, а предмет формируется через познание эстетических закономерностей создания и совершенствования «книжной формы» (т. е. художественно-графической и материально-конструктивной формы книжного издания).

Концепция В.Н. Ляхова отличается целостностью, разрабатывалась им на теоретическом, историческом и методическом уровне, т. е. методологически корректно. Художественно-конструкторская, художественно-техническая деятельность протекает целиком в границах книгоиздательского дела и представляет собой часть единого процесса организации произведения в книжное издание.

Благодаря исследованиям В.Н. Ляхова теорию, историю и методику книжного искусства можно квалифицировать как специфическую искусствоведческую дисциплину, настолько тесно связанную с книговедческими дисциплинами, что ее правомерно традиционно уифицировать как специфическую искусствоведческую дисциплину, настолько тесно связанную с книговедческими дисциплинами, что ее правомерно традиционно упоминают, рассматривают если и не в границах книговедения, то в непосредственной близости к науке о книге. Это одна из ближайших смежных с книговедением дисциплин.

Объект искусствоведения книги представляет собой часть объекта книговедения — теоретическую модель книжного издания в книгоиздательском деле. Методологической базой специальной искусствоведческой дисциплины должно стать общекниговедческое представление о книге как объективном явлении социальной действительности, ее сущности, способах и формах существования, ибо книжное искусство как практика имеет дело с книжным изданием.

Но вот предметами и методами искусствоведение книги и книговедение (в частности, книгоиздательское и редакционно-издательское знание) различаются, потому что это разные дисциплины, хотя обойтись друг без друга в познании книги и в практике книжного (в частности, книгоиздательского и редакционно-издательского) дела они не могут. Эти дисциплины взаимодействуют, частично совпадая в объекте и методах и различаясь в предмете.

Правомерно и искусствоведение книги квалифицировать как смежную дисциплину, взаимодействующую с книговедением уже на внутридисциплинарном уровне, т. е. на внутренних уровнях книгоиздательского дела и книговедческого знания. На этих же уровнях в качестве смежных выступают такие относительно самостоятельные филологические дисциплины, как текстология, теория стилей, практическая стилистика, история языка, теория литературных жанров, а также психология восприятия текста, издательская статистика, экономика и организация книгоиздательского дела, общая полиграфия. Готовое знание в этих областях ассимилируется книгоиздательским знанием при разработке теории, истории и методики редактирования.

На внутренних уровнях книготоргового книговедческого знания смежными дисциплинами являются экономика и организация книжной торговли, социология, психология, социология торговли, палеография и текстология (при исследовании букинистической книги и букинистической торговли), реклама книги, статистика книжной торговли. Этот ряд, очевидно, будет продолжен, когда библиополистика обретет статус книговедческой области знания с книготорговой теорией.

На внутренних уровнях библиотечного знания с библиотековедением взаимодействуют педагогика, психология чтения, статистика книги (печати).

Проблема взаимодействия библиотековедения со смежными дисциплинами стала объектом рассмотрения в теоретических библиотековедческих исследованиях. Правда, во многих библиотековедение выведено из системы книговедения и делаются попытки выявить отношение библиотековедения к книговедению.

Библиографоведение на своих внутренних уровнях взаимодействует с информатикой, статистикой книги (печати), экономикой научно-информационной деятельности и, очевидно, с другими, пока не названными библиографоведением дисциплинами.

Исследование взаимодействия книговедения на всех уровнях его структуры со смежными дисциплинами должно выявить и теоретически обосновать содержание и формы ассимиляции средствами книговедческих методов готового «чужого» знания в своем объекте и предмете.

Подобное исследование — одно из перспективных направлений дальнейшего развития науки о книге.

Вопросы для само проверки

1. Смысл и объективная необходимость взаимодействия книговедения со смеженными дисциплинами.

2. Отношение современной практики книжного дела к проблеме взаимодействия книговедения со смежными дисцамлинами.

3. Статус смежной дисциплины.

4. Критерии рационального набора смежных с книговедением дисциплин.

5. Статус читателеведения по отношению к книговедению.

6. Статус книги по отношению к книговедению.