Глава 1.

Чёрная роза

 

Одна рука легла сзади на лопатку, вторая – чуть ниже, на талию. Её Руки привычно обхватили его шею, и он сделал шаг вперёд. Она прогнулась назад, плавным медленным движением разведя руки в стороны, подобно нежному цветку, и откинув голову с полуприкрытыми глазами. Сквозь веер пушистых ресниц она увидела, как он улыбнулся одной из своих задумчивых, восхитительных улыбок, так менявших его бесстрастное лицо. Её длинные, тёмные волосы почти коснулись пола, когда он поднял её в воздух и, сделав один оборот вокруг себя, осторожно поставил её на пол. Она наклонилась вправо, падая, вытянувшись в гибкую струну, подняв руки вверх, к потолку, в молящем, порывистом жесте. Она не сомневалась, что он успеет её поймать. И он поймал, снова поднял в воздух, снова закружил. Она откинулась назад, обняв его талию ногами, и чуть касаясь пола кончиками тёмных волос. Чувствуя, как напрягаются его мышцы и чуть дрожат от усилия руки, она сильнее сжала пальцы, чтобы он мог немного расслабить сведённые мышцы. Запястья начало ломить, и она сгруппировалась и мягко, почти бесшумно приземлилась перед ним. Он стремительно упал на колени, сжавшись в комок на полу, пока она быстро перекувыркнулась через него, и села на продольный шпагат. Связки растянулись, причиняя тупую боль – столько лет, а она так и не смогла привыкнуть к ней. Но она нагнулась к левому колену, а потом почувствовала, как прохладные ладони подхватили её и поставили на пол. Спиной она ощутила жар, исходящий от его тела, а потом уловила прикосновение – его руки сомкнулись на её талии. Он прижал её к себе нежно, осторожно, словно она была сделана из тончайшего хрусталя, а потом опустил подбородок на её плечо, зарываясь лицом в изгиб шеи. В его движениях сквозила такая неприкрытая чувственность, такая щемящая нежность, что она отвечала на них с трепетом и почти реальным чувством. Ей нестерпимо захотелось обнять его руки на своей талии, прикоснуться к ним, но она осталась стоять, запрокинув голову назад на его плечо, зажмурив глаза и раскинув руки в стороны. Они замерли так на несколько мгновений, а потом он отпустил её.

Диана ловко спрыгнула с небольшого возвышения сцены, и направилась к своему рюкзаку. «Духота страшная!» - Думала она, отвинчивая пластмассовую крышку с бутылки с минеральной водой и чувствуя, как меж лопаток противно скатываются капельки пота. Она с наслаждением сделала глоток и тут же закашлялась. Вода кусалась и щипалась во рту миллионами мелких пузырьков и ударила в нос. Диана вытерла навернувшиеся слёзы и наткнулась на насмешливый взгляд Жени. Было в серых глазах юноши что-то такое, что всегда заставляло Диану краснеть, как помидор в конце августа. Она одарила его полным возмущения взглядом, на что он наглым образом усмехнулся.

- Ну, господа, это уже кое-что, - сдержанно проговорил Михаил Дмитриевич, неспешно подходя к уставшим ребятам, – но это не значит, что нам не над чем работать.

Девушка спрятала улыбку. Кто-нибудь с обидой посчитал бы такую оценку слишком малой для танца, в который они только что вложили всю душу, но не Диана. Она точно знала, что эти слова – самая большая похвала, какую можно услышать от их руководителя.

Михаил Дмитриевич работал в танцевальной сфере больше 20 лет, и считался одним из самых лучших хореографов города. Это был невысокий, коренастый мужчина, с крепкой фигурой танцора, у которого за плечами тридцатилетний стаж. Небольшая лысина, видневшаяся среди каштановых волос, и седеющие виски ни в коем мере не указывали на его возраст, напротив, придавали ему чисто мужского шарма. Глаза его были похожи на двух чёрных жуков, всегда имели цепкий, внимательный взгляд. Двигался Михаил Дмитриевич резко, порывисто, и имел привычку без конца приглаживать волосы во время объяснения отдельных элементов танца. Быстро выходил из себя, начинал кричать, увлекаясь сценической эмоцией, размахивать руками, возбуждённо ходить по залу, но его ученики уже давно привыкли к такой его манере общения. Зато Михаил Дмитриевич обладал неиссякаемой фантазией, мог поставить танец на любую тему, используя при этом самые простые движения. В нём жило удивительная любовь к своей профессии, которой он отдавал всю свою душу. Она сквозила в его повседневных движениях, и звалась профессиональной грацией, которая не покинет его тело уже никогда. И это было весьма заразительно. Рядом с ним всем хотелось танцевать.

- Диана, твоя героиня приземляется как бегемот, у которого проблемы с пищеварением, - громко сказал он, запуская руку в волосы, - а твой герой, Женя, таскает её по всей сцене так натужно, будто она бегемотом и является. Отставить, бегемотов! Дайте мне больше изящества и грации!

Пока Диана на пару с Женей давились сдерживаемым смехом, у них пропало всякое желание обидеться. Михаил Дмитриевич покачал головой, а потом неожиданно тепло улыбнулся.

- Ладно, молодёжь, отдыхайте. Завтра ровно в семь утра жду вас на репетицию, и без опозданий!

- До свидания, Михаил Дмитриевич. – Послышались два голоса.

Девушка проводила высокую, статную фигуру руководителя глазами до выхода из актового зала. Настроение у неё было отличное, как всегда, после отлично выполненной работы. Но потом она обречённо вздохнула: подниматься каждый день в пять часов утра – это не то, что обычно делаешь с удовольствием. А опаздывать на репетицию действительно не стоило – поездка в Москву совсем скоро. Девушка засунула наполовину полную водой бутылку в рюкзак, закинула его на спину и пошла за Женей, который уже направлялся к выходу из зала.

- Что это сегодня с тобой? – Поинтересовалась она, догнав его у входной двери, - Обычно, когда ты танцуешь, у тебя такое сосредоточенное лицо, будто ты обдумываешь детали чьего-то убийства, а сегодня ты улыбался…

Женя откинул с лица порядочно длинную светлую прядь волос, и Диана увидела, что его губы изогнуты в насмешливой улыбке.

- Знаешь, когда ты наклоняешься, мне открывается великолепный вид, на твои… - он сделал паузу, во время которой Диана немедленно покраснела до корней волос, и великодушно исправился, - …на твоё декольте.

Девушка сузила по-кошачьи зелёные глаза.

- Порядочные мужчины, не стали бы пользоваться случаем и заглядывать девушке за воротник. – Прошипела она.

Женя в ответ только шире ухмыльнулся.

- А где ты видела здесь порядочного мужчину?

Диана сердито пихнула его локтём в бок и зашла в женскую раздевалку.

Она взглянула в большое зеркало, которое отразило раскрасневшуюся, невысокую девушку с хмурым выражением лица, в чёрном эластичном гимнастическом купальнике, и, подумав, нагнулась вперёд. Купальник надёжно прилегал к телу, и ничего личного не открывал.

- Вот нахал! – процедила Диана с возмущением и принялась сердито натягивать шерстяную кофту.

Они с Женей танцевали уже больше пяти лет, и всё это время он не уставал её дразнить. Казалось, ему доставляет огромное удовольствие смущать и ставить её в неловкое положение. Но, как ни странно, они сдружились очень быстро, и реагировать на его шпильки Диана стала реже. Несмотря на ершистость и неприступность, Женя был умным и понимающим человеком, и никогда не переходил грань между подшучиванием и издевательством. Диана как-то случайно услышала после выступления, как восхищённые девушки назвали его «Ледяным Принцем». Поразмышляв, она пришла к выводу, что он этого звания достоин. Он обладал какой-то фантастической способностью приковывать к себе взгляд. Во время выступления Диана ни раз слышала возбуждённый шёпот девушек с первого ряда, обсуждающих его стройную, сильную фигуру и кошачью грацию. Женя обладал яркой внешностью и прекрасно знал об этом.

Высокий, светловолосый, с тёмно-серыми, как клочья вечернего тумана глазами, он привлекал к себе наиболее впечатлительных барышень без малейшего труда. Женское внимание ему льстило, он принимал восторженные вздохи с насмешливой улыбкой и изрядной долей иронии. Однако, он никогда не хвастал своей популярностью, она была для него привычной и обыденной, и не воспринималась им, как что-то особенное, достойное внимания. Он мог влюбить в себя кого угодно и тут же заставить себя ненавидеть. Такая власть над чужими эмоциями одновременно пугала и восхищала. Диана гадала, сколько разбитых девичьих сердец на его совести? Не меньше тысячи, думалось ей. Вообще со всеми он общался с вежливой отстранённостью, почти не улыбался искренне, сдержанно отвечал на вопросы и о себе разговаривал неохотно. Диана не знала никого столь же самоуверенного и упрямого. В нём жило ужасное высокомерие, блестящая язвительность, изящная и рискованная. Он умел поставить на место такими витиеватыми и убийственными фразочками, что ссориться с ним никто не решался, как впрочем, и дружить тоже. Казалось, его невозможно в чём-то переубедить или переспорить, и окружающие часто спрашивали, как она общается с человеком настолько дурного нрава. Диана только улыбалась в ответ. Людям, которые ему не нравились, она сочувствовала, ведь они, даже не сказав ему ни слова, могли напороться на язвительное замечание, насмешливый комментарий или гаденькую ухмылочку, которая была способна вывести из себя святого. И его совершенно не трогал поток ругательств, который частенько выливали доведённые им до белого каления люди. Наоборот, он, похоже, считал это своей победой. В этом был определённый смысл: не льстить, не подлизываться, не прогибаться под ситуацию или чьё-то мнение, не подстраиваться – быть честным и сильным. Всё это характеризовало его больше с хорошей стороны, и Диана её видела. Она знала, какой мягкой иногда была его улыбка, каким искренним звучал смех, видела теплоту в его глазах, а не только полнейшее презрительное равнодушие. Диана знала, что в школе его частенько колотили в старших классах, потому что иногда он приходил на репетиции в синяках и ссадинах. И это было ожидаемо – поведение Жени порой приводило в бешенство, и не удивительно, что его подкарауливали в тёмных углах.

- Напали шестеро на одного, - презрительно рассказывал он, когда Диана в ужасе увидела огромный припухший синяк под глазом, - в меньшем количестве, по-видимому, не решились.

Девушка тогда робко предложила ему больше не задираться, а он только насмешливо приподнял брови. Именно тогда Диана поняла, что Женя на самом деле достоин не презрения, а уважения за силу характера, хотя и не всегда одобряла его поведение. Он не говорил о своей жизни, не рассказывал о своей семье. То, что отец бросил его с матерью в три года, она узнала совершенно случайно. И так же случайно проговорилась ему об этом. Диана поняла, что этой темы касаться не стоит и уже собиралась извиняться, но Женя неожиданно улыбнулся, и попросил её никому не рассказывать об этом. Просьба «не жалеть» осталась невысказанной, но настолько понятной, что догадался бы и питекантроп. Она тогда очень удивилась, что он не одарил её своей язвительностью.

Девушка чувствовала то необъяснимое духовное родство с этим невозможным человеком, какое бывает только между лучшими друзьями, и считала его своим другом. Постепенно она привязалась к нему, к его метким, кусачим шуточкам, насмешливой манере выражаться, к его сильным рукам и мелодичному голосу. Она знала, что у него есть девушка, которую он не выносит, но по каким-то причинам не может её оставить. В общении со всеми он держался расслабленно и непринуждённо, но в нём непременно чувствовалась какая-то напряжённость. С ней эта напряжённость постепенно ушла. Он говорил с ней открыто, искренне, и Диана была тронута, когда впервые почувствовала эту разницу.

В Жене было столько жестокости, что иногда он наводил ужас, но в следующее мгновение он мог помочь кому-то встать на улице, вежливо объяснить дорогу, улыбнуться какому-нибудь плачущему малышу, и было совершенно не понятно чего от него ждать в следующую секунду. Что до любви… Диана глубоко сомневалась, что «Ледяной Принц» вообще способен кого-то полюбить, кроме собственного отражения в зеркале. Она просто не могла представить его, пишущим любовное послание, или преданно заглядывающим кому-то в глаза. Как-то она высказала ему мысль о том, что он по какому-то чудовищному недоразумению уродился юношей. Судя по тому, как щепетильно он относится к своему гардеробу и внешнему виду, она предположила, что он, должно быть, проводит много времени перед зеркалом, совсем, как какая-нибудь жеманная барышня. Женя тогда рассмеялся и ответил, что она недалека от истины.

Диана, размышляя, вышла из раздевалки и направилась к выходу из дворца культуры. На обширном крыльце её привычно ждал Женя, одетый в чёрную осеннюю куртку и тёмные джинсы. На плечо он небрежно закинул рюкзак с абстрактным ярким рисунком. Он стоял на «своей» ступеньке. Диана уже давно заметила, что он с самого первого дня, как их поставили в пару, ждёт её после репетиции на крыльце дворца, на второй ступеньке снизу. Ни на третьей, ни на первой, а именно на второй. Она, помнится, даже спросила его об этом, но тот только пожал плечами. Девушка сначала удивлялась, когда видела его, выходя из дворца культуры, ведь вместе они могли пройти лишь до трамвайной остановки, но потом привыкла, и старалась собраться быстрее, чтобы не заставлять его ждать.

Женя взял её рюкзак, и перекинул через свободное плечо. Потом взглянул на неё чуть устало:

- Что с тобой? Ты какая-то тихая.

Диана покачала головой.

- Ничего, просто устала сегодня смертельно.

Они неспешно побрели к трамвайной остановке. К железной дороге вела узкая аллея, по бокам которой летом зеленели аккуратные коротко постриженные кусты и ряды высоких тополей. Осенним вечером аллейка окрашивалась в буйные пурпурные и оранжевые тона, тополя выстилали мокрый асфальт пёстрой листвой. Это был один из крошечных живописных уголков, среди шумного, бетонного города, и Диана любила это место. За ним раскинулся необъятный рынок, который всегда ассоциировался у девушки с запахом сырой рыбы, руганью и суетой, поэтому идти по тёмной, тихой, засыпанной жухлой листвой, аллее было особенно приятно.

- Темы наших танцев всегда любовные, - внезапно проговорил Женя, и Диана недоумённо подняла голову.

- Что?

Он посмотрел на неё сверху вниз, чуть повернув голову, отчего его светлые волосы, скользнув по щекам, упали на глаза. Он нетерпеливо их сдул.

- Темы наших танцев – любовные. Всегда. Ты не замечала? – повторил он.

Девушка пожала плечами.

- Действительно. Ты против?

- Нет, но это странно. У других тематические танцы. Есть даже танцы-сценки, а у нас всё одно и то же. То она в него влюбляется, то он пылает к ней страстью.

- Мы танцуем в паре, Женя, - ответила Диана, наслаждаясь вечерней прохладой. Она даже шапку сняла, и выпустила на свободу длинные, пушистые, тёмные локоны. – И не участвуем в сценках. Что можно сделать с парой?

Женя отнял шапку из её рук и преградил ей путь.

- Эй! – воскликнула она, когда он натянул шапку обратно ей на голову.

- Опять хочешь с соплями ходить? Или горло давно не лечила?

Девушка заворчала, но шапку больше не сняла. Они медленно шагали по аллейке. Домой не хотелось совершенно.

- И потом, любовь тоже может быть многогранной. – Продолжила свою мысль девушка, - любовь – нежность, любовь – страсть, любовь – безумие, любовь-мечта, любовь – ревность, даже любовь-смерть. Смотри, какой простор для фантазии.

Женя сорвал жёлтый лист с куста и повертел его в руках.

- А по-моему всё это попросту банально. – Заметив вопросительный взгляд Дианы, он пояснил, - Сейчас всё про любовь: книги, фильмы, картины. Как только эту несчастную любовь уже не трактовали. Даже в открытках тебе непременно желают счастливой и чистой любви.

Диана внимательно посмотрела на ленивые движения его пальцев, крутящих листок. Ей казалось странным, что её друг не понимает таких очевидных вещей.

- Это вечная тема, Женя, - наконец сказала она, - любовь всегда будет присутствовать в жизнях и сердцах людей. Без неё никак нельзя, мы тогда уже сожрали бы друг друга живьём, как богомолы.

Женя усмехнулся и бросил листок под ноги. А потом лукаво взглянул на неё.

- А может Михаил Дмитриевич просто находит нас с тобой хорошей парой, а? Как считаешь?

- Я считаю, что кто-то сейчас получит в глаз. – Спокойно предупредила девушка, и Женя фыркнул.

«Да уж, хороша пара. – Подумала Диана, - Женя определённо не тот, кого стоит рассматривать в качестве второй половинки, если только ты не законченный мазохист».

- Твой трамвай! – вскричал он, дёрнув её за руку.

Они добежали до остановки. Женька впихнул ей её рюкзак в самый последний момент, когда двери трамвая уже начали закрываться, и Диана весело помахала ему из окна.

Доехав до своей остановки, Диана привычно ощутила усталость и голод. Так бывало всегда в конце среды. После репетиции она чувствовала, что до дома не дойдёт – рухнет где-нибудь под кустом, и уснёт недельки на две.

Вспомнив, что дома её ждут четыре задачи по «Гармонии» и конспект по «Народному творчеству», девушка чуть не расплакалась. «Лето хочу!» - мысленно простонала она и прибавила шаг.

Домофон заныл уже порядком надоевшую всем мелодию. «Многоуважаемый господин Бетховен бы застрелился, услыхав, в каких формах применяют его знаменитое «К Элизе»», - подумалось Диане, и в этот момент из динамика послышался мамин голос:

- Диана, ты?

Хотелось ляпнуть какую-нибудь глупость, наподобие: «Нет, не я, а твоя давно умершая прабабушка!», но девушка сдержалась. Её мать была строгой женщиной и не терпела таких вольностей.

- Угу. – Буркнула она, и домофон пискнул.

Войдя в подъезд, Диана недоверчиво покосилась на лифт. После того, как она застряла здесь в прошлом месяце, желание лениться у неё отпало, и она стала подниматься по лестнице пешком на седьмой этаж.

Дверь ей открыла младшая сестра.

- Привет, Ди! – Звонко выкрикнула она, - А мне сегодня пять по русскому поставили!

Лиза явно была горда собой, и теперь вертелась на месте, как молодая козочка. Её более светлые, чем у Дианы, волосы выбились из пышной косы и разметались по плечам, как у дикой лесной нимфы.

- Великое достижение, - фыркнула Диана, открывая створку шкафа и вешая в него куртку, - Почему уроки не делаешь?

- Я уже всё сделала! Это только ты по танцулькам ходишь, - сестрёнка показала ей язык и удалилась в комнату.

Диана не стала тратить время на то, чтобы поставить Лизу на место, та итак знала, что то, куда она ходит вовсе не «танцульки», а тяжёлый труд. Вместо этого, она прошла на кухню и накинулась на ужин, как волк.

Тремя часами позже, провозившись в задачами по «Гармонии» и конспектом, Диана лежала в кровати и думала о нём…

Она вызвала в памяти его лицо, слегка вытянутое, с квадратным подбородком и ярко-зелёными, озорными глазами, всегда такими хитрыми, как у молодого, полного сил лиса. Почему-то рядом с этим образом выплыл образ Жени, у которого всего было больше: и красоты, и характера, и ума…

Диана уже ни раз думала, почему именно он, а не Женя так понравился ей. Почему запал в душу и обосновался там именно он, а не блистательный Евгений Крылов, которого пожелала бы каждая?

Диана глубоко вздохнула и закрыла глаза, а потом снова открыла:

- Лиза! Это ещё что такое? Ты уже не маленькая!

Сестрёнка, прошлёпав по полу босыми ногами, проворно залезла к ней в постель и теперь требовала свою долю одеяла.

- Ну, пожалуйста, Ди, - Лиза посмотрела на неё тем самым взглядом, который считался нечестным приёмом. После него Диана соглашалась на что угодно.

С победоносным выражением на лице, сестра поудобнее устроилась на подушке и засопела.

Диана улыбнулась и тоже провалилась в сон.