Общая ситуация в Средней Азии в 30-е гг. XIX в.

Роль Афганистана в планах российского и британского правительств.

Туркманчайский мир 1828 г. резко изменил соотношение сил в Иране в пользу России. Одновременно с мирным договором был подписан торговый трактат, в соответствии с которым русские купцы получили право свободной торговли на всей территории Ирана. Это существенно укрепило позиции России в Закавказье, способствовало усилению влияния России на Среднем Востоке и подрывало позиции Великобритании в Персии. Как писал граф И.О. Симонич, бывший представителем России при дворе иранского шаха в 1832-1838 гг., «победы генерала Паскевича, его беспрецедентное для того времени обращение с побеждёнными породили в восточном воображении некий культ русского имени. Русскую империю считали первой державой мира не только по силе и численности армии, но самой справедливой, великодушной и верной взятым обязательствам и обещанной дружбе»[65].

Этому способствовала и поддержка, оказанная правительством России иранскому принцу Мохаммед-шаху после смерти его отца Фетх Али-шаха в 1834 г. В то время как Англия мало заботилась о создании единого правительства в Персии и «предпочла бы видеть Персию разделённой на столько мелких королевств, сколько было претендентов», граф Симонич был убеждён, что с восшествие на престол Мохаммед-шаха все проблемы будут решены. По его мысли, «став главой государства, Мохаммед-шах создал бы из Персии единое государство, которое ныне по причине своей раздробленности не может гарантировать безопасность представителям иностранных держав в осуществлении торговых и политических связей. Он установил бы навсегда спокойствие в этой стране, где каждый раз со смертью государя возникали междоусобные войны; наконец, Россия обрела бы благодарного союзника, чья вероятная преданность избавила бы её от всяких опасений за свои обширные границы по Араксу»[66]. В конце концов Мохаммед-шаху удалось утвердить власть над всем Ираном, что объективно способствовало дальнейшему креплению влияния России в регионе.

В то же самое время правительство Ирана, убедившись в невозможности расширения границ на западе или севере, обращает свои взоры на восток – в сторону Афганистана, который на тот момент представлял собой не единую державу, а конгломерат владений различных эмиров, появившихся после распада Дурранийской державы в 1823 году. Одним из крупнейших был Гератский эмират, на который и претендовала Персия. В 1829-1832 гг. ряд походов против Герата совершил выдающийся иранский полководец Аббас-Мирза, однако все они оказались неудачными. В 1836 г. попытку решил повторить новый иранский шах Мохаммед. Сопровождал его в походе русский посланник граф И.О. Симонич. Правительство Ирана рассчитывало походом на Герат разрешить многие проблемы: ослабить сопротивление хорасанских ханов, пользующихся поддержкой правителей Герата; покончить с претензиями афганцев на Систан; установить свою власть над Гератом; захватом Герата компенсировать свои неудачи в войнах против России[67]. Однако британские власти видели в этих попытках подготовку к осуществлению плана завоевания Индии. Сам граф Симонич, русский посол в Персии, относился к планам завоевания Герата с одобрением, но не поддерживал их, уговаривая молодого шаха сперва привести в порядок управление страной и её финансы. Его взгляды, равно как и взгляды Петербурга относительно баланса сил в Средней Азии нашли выражение в идее союза «афганских принцев» под верховенством шаха Персии. Данные предложения содержались в письме поручика Виткевича, отправленного к кабульскому эмиру в 1836 году в ответ на его просьбы о помощи против возможных попыток нападения со стороны Британской Индии или государства сикхов. В письме сообщалось, что «отдалённость границ Афганистана и России помешает обеим сторонам быть полезными друг другу, что более естественным для Афганистана будет покровительство персидского шаха, под эгиду которого и должны встать Баракзаи»[68]. Отдельно оговаривалось, что и принц гератский «сможет вступить в этот союз, если оставит свои претензии на Кандагар и Кабул, признает независимость ранее побеждённых правителей этих земель и, по их примеру, подчинится господству Персии»[69]. Нетрудно догадаться, что настоящим руководителем этого союза была бы вовсе не Персия, а Россия, имевшая в то время огромное влияние на иранского шаха. Одновременно с этим шах Мохаммед продолжал осаду Герата, оборону которого возглавлял английский агент Поттинджер.

Другими крупными эмиратами в Афганистане были Кабул и Кандагар. После длительной войны власть в Кабуле в 1826 г. захватил Дост-Мухаммед из рода Баракзай, а его главный соперник Шах-Шуджа, представитель династии Седдозеев, скрылся в Британской Индии. В 1834 г. Шах Шуджа, поддержанный англичанами, попытался вернуть себе кабульский престол, однако был разбит Дост Мохаммедом, что ещё более возвысило значение «сердаря Кабула»[70]. Тогда же В.А. Перовский, уже ставший оренбургским губернатором, писал в Министерство иностранных дел: «Если мы не поддержим Доста, то англичане подчинят себе Афганистан, а затем и другие народности Средней Азии, которые будут снабжены оружием, порохом и деньгами и превратятся в опасных врагов наших»[71]. Кабульский эмир, опасаясь вторжения со стороны своих южных соседей, отправил в 1835 г. на Кавказ, в Тифлис, через Иран посольство в составе Гуссейна Али-ахана, Мирза Махмуда и других, чтобы «снискать покровительство России и просить русского царя о признании их российскими союзниками и утверждении их владетелями тех стран, коими они в то время управляли». В намерения посланников входила просьба у русского правительства помощи против угрожающей им опасности от англичан[72].

Но почему Дост Мохаммед так опасался вмешательства британских властей во внутренние дела Афганистана? Чем интересна была эта страна для английского правительства? После присоединения Индии взоры британских колонизаторов обратились на север от Ирана и Афганистана – в сторону Бухарского эмирата, Хивинского и Кокандского ханств. Выгодное географическое положение обеспечивало им важные торговые, политические и стратегические позиции, они являлись связующим звеном в отношениях Ирана, Афганистана, Китая и России. Во-первых, как было сказано ещё во введении, этого требовало экономическое развитие Англии. В условиях острой торговой конкуренции в Европе обладание новыми гарантированными рынками превращалось для Англии в задачу первостепенной важности. Решение проблемы деловые и правительственные круги Британской империи видели в новых колониальных приобретениях в Азии, превращении средневосточного региона в монопольную зону английских политических и экономических интересов[73]. Во-вторых, из среднеазиатских государств можно было создать своего рода буфер против России, снабдив их армии современным оружием и подчинив их английскому влиянию. Тогда российское правительство было бы вынуждено существенно увеличить расходы на содержание войск в пограничном с регионом Оренбургском краю; также можно было бы, бряцая оружием в Средней Азии, заставить Россию пойти на уступки Англии в решении политических вопросов как в Европе, так и на Востоке. Наконец, Англия приобрела бы выгодный плацдарм для дальнейшего наступательного движения к Каспийскому морю и Закавказью[74].

Для детального изучения политической, военно-стратегической и экономической обстановки в среднеазиатских ханствах, сбора географических сведений и укрепления позиций Англии в данном регионе Ост-Индская компания не раз отправляла своих агентов в этот регион, снабжая их соответствующими инструкциями. В 1812 г. в Бухару был послан агент Ост-Индской компании Мир-Иззатулла, в 1825 г. по этому же маршруту прошли агенты Ост-Индской компании В. Муркрофт, Дж. Требек и Гитри. Судьба путешественников закончилась трагически: на обратном пути из Бухары Муркрофт и Требек были отравлены бухарцами[75]. В 1830-1831 гг. путешествие в Среднюю Азию совершил Артур Конолли. Он пытался дойти до Хивы, и хотя его попытка оказалась неудачной, он изучил пути, которые, по его мнению, могла бы избрать русская армия в случае наступления в сторону Индии. В 1834 г. он издал книгу о своих приключениях и скитаниях в Средней Азии, где в обширном приложении он детально исследовал возможности, открывающиеся перед планирующими вторжение в Индию русскими генералами, и вероятность их успеха[76]. В 1835-1840 гг. в Бухаре действовал английский агент Абдус-Самад, который реорганизовал бухарскую армию по европейскому образцу, создал мастерские для литья пушек по английскому образцу, подчинил власти бухарского хана Ходжент, Ура-Тюбу, Ком и Махрам. В 1840 г. была раскрыта его связь со Стоддартом, и он, захватив артиллерию, бежал из Бухары, но был схвачен и казнён[77]. Уже во время англо-афганской войны капитан Ролло Берслем вёл съёмку местности для прокладки дороги, чтобы обеспечить движение войск на левый берег Амударьи и далее в Туркестан[78]. Архивные материалы свидетельствуют, что английская агентура широко практиковала подкуп и вербовку лиц из числа местных жителей. Действия английских колонизаторов и их агентов были направлены на подрыв политического и экономического влияния России в Средней Азии, Хорасане, на создание базы, с помощью которой можно было бы утвердиться на обширной территории Туркестана и в Закавказье[79]. Отметим, что де-факто главной резиденцией английской разведки в Средней Азии к концу 1830-х гг. стал именно афганский город Герат.

Для проникновения в Хиву, Бухару или Коканд англичанам был необходим некоторый плацдарм, и для этой роли как нельзя лучше подходил именно соседний Афганистан. Демезон, отправленный по приказанию В.А. Перовского в 1833 г. в Бухару, писал о войне 1834 года между Дост Мохаммедом и Шахом Шуджей, что «англичане встревожены распространившимися в Индии слухами о планах завоевания Хивы и Бухары Россией совместно с принцем Аббасом-Мирзой, который, поддерживаемый значительными силами русского корпуса, должен завладеть Гератом; и опасаясь союза двух сильных врагов, что обещало бы большие возможности для расширения торговли этих государств, англичане решились на шаг, на какой раньше пошли бы не без опасений, а именно – восстановить на троне принца, который был бы обязан им короной и в связи с этим находился бы в зависимости от них»[80]. Стоит задаться вопросом: а были ли действительной причиной растущего интереса Англии к Афганистану именно опасения перед угрозой российского проникновения в эту страну и далее в саму Индию? Или же англичане преследовали свои собственные интересы?

Как отмечает М.С. Каландарова, у царского правительства в отношении Афганистана были свои план. Россия, так же как и Великобритания, стремилась, во-первых, к развитию торговых отношений с Афганистаном и северной частью Индии, а во-вторых, русское влияние на афганский двор могло бы оказывать давление на английскую дипломатию в решении важных вопросов в Европе и на Ближнем Востоке[81]. Однако уже в силу удалённости от афганской границы Россия не могла реализовать свои интересы касательно этой страны. Что же касается Англии, то для неё Афганистан представлял интерес прежде всего как опорный пункт, который был бы близок к среднеазиатским ханствам географически, имел бы непосредственные пути сообщения к ним и играл бы значительную роль в их экономической жизни. Как уже было сказано выше, сплочённые и вооружённые по английскому плану ханства могли бы действительно стать непреодолимым барьером между Россией и Индией. Вторым таким барьером должен был быть Афганистан, прикрывающий Индию и со стороны Туркестана и со стороны Ирана, но для этого «надо было восстановить афганскую державу, простиравшуюся от Каспия до Ганга и от Окса до океана»[82]. Английская политика действительно задались этими идеями; она стремилась сплотить и вооружить весь Туркестан в антирусской коалиции, восстановить единство и силу Афганского государства, обеспечить его державу; и ослабить русское влияние в Тегеране. Британский премьер-министр лорд Пальмерстон заявлял вполне откровенно: «Достаточно ясно, что рано или поздно казак и сипай встретятся друг с другом в центре Азии. Необходимо позаботиться о том, чтобы эта встреча произошла настолько далеко от наших владений, насколько это выгодно и удобно для нас»[83].

Кроме того, аннексия Афганистана позволила бы улучшить торговое положение Англии в регионе. А. Бёрнс, обследовавший в 1831 г. долину Инда, в своих выводах писал: «Если русские пользуются судоходством Волги, самой большой реки в Европе, то Великобритания найдёт такие же удобства на двух реках Азии – Ганге и Инде, более значительных и столь же судоходных» [84]. У Англии было немало препятствий, тормозивших развитие её торговли в Афганистане и Средней Азии: во-первых, отправка товаров с берегов Инда через индийские княжества, которые ещё не были аннексированы Ост-Индской компанией, и через земли кочевых племён, что увеличивало риск подвергнуться ограблению; далее провоз по владениям, где взимались произвольные пошлины, подарки правителям. Во-вторых, торговлю в ханствах осуществляли либо через индийских, либо через афганских купцов, что также было невыгодно. В-третьих, отдалённость от Средней Азии (океан, снежные хребты) затрудняла ввоз тяжеловесных товаров. Но подчинив своему влиянию все земли вдоль рек Инд и Ганг, англичане смогли бы удешевить провоз товаров, а, следовательно, и снизить их цену, сделав их покупку более выгодной для жителей Афганистана и среднеазиатских ханств, благодаря чему Россия могла бы быть вытеснена с местного рынка.

Ключевым вопросом в регионе стал т.н. «Гератский вопрос». Герат являлся одним из важнейших стратегических пунктов Среднего Востока. В силу своего расположения на перекрёстке магистральных путей из передней Азии и Западного Ирана к Индии, из Хивы и Бухары на юг, этот город с незапамятных времён играл крупную роль и в торговле, и в военных предприятиях. Во многих английских сочинениях и в работах русских дворянско-буржуазных историков, посвящённых англо-русским отношениям на Среднем Востоке, фигурировала крылатая метафора «Герат – ключ к Индии». Но, как замечает Е.Л. Штейнберг, при этом упускалась из вида другая сторона вопроса: значение Гератского оазиса как «ключа к Каспийскому морю»[85].

В своей работе Е.Л. Штейнберг убедительно доказала, что обладание Гератом действительно чрезвычайно важно и выгодно для всякой армии, наступающей не только на Индию с запада, со стороны Ирана и Туркестана, но, в ещё большей степени, и для наступления в обратном направлении, т.е. из Индии на запад, к берегам Каспия. Это легко объяснить географически: второе направление предусматривает наступление с гор в равнину, что позволяет наступающим избежать тяжёлых условий пустыни. Герат отстоял от Индии (река Инд) на 1124 версты, а от Каспийского моря (Астрабад) всего на 878 вёрст. Таким образом, подчинение Герата англичанам, бесспорно, создавало серьёзную угрозу важнейшим позициям России в Каспийском бассейне. Отсюда и вывод Е.Л. Штейнберг, что и активное участие России в походе иранского шаха на Герат, и миссия Виткевича в Бухаре и Кабуле, и неудачная хивинская экспедиция В.А. Перовского в 1839 г. являли собой попытку российского правительства защитить свои дальние рубежи от возможной британской угрозы[86].

В 1838 г. в ставку персидского шаха под Гератом прибыл британский посланник полковник Стоддарт. Он сообщил шаху, что «лондонский кабинет рассматривает поход против афганцев, осуществляемый в настоящее время шахом, как враждебный акт в отношении Британской Индии; что, следовательно, дружеские отношения, так счастливо существовавшие до сих пор между Англией и Персией, временно прерваны; что Великобритания должна будет принять меры, которые она сочтёт необходимыми, дабы гарантировать безопасность владений британской короны; что, следовательно, вышеупомянутый полномочный посланник надеется, что его величество, заключив справедливое соглашение с афганцами и вернув без промедления шахскую армию на персидскую территорию, избегнет риска, который существует в этой обстановке враждебности по отношению к Англии»[87]. Вместе с тем Стоддарт добавил, что отряд английских войск и эскадра из пяти военных кораблей прибыли в Персидский залив и что на о-ве Карек уже высадились британские войска. Данный шаг англичан являл собой не что иное, как «дипломатию канонерок». Шах был вынужден смириться: он отвёл войска от Герата и освободил уже занятый город Гуриан. Одновременно с этим А. Бёрнс, бывший в это время посланником в Кабуле, писал губернатору Индии лорду Окленду, что для того чтобы предотвратить занятие Кабула русскими, англичанам следует поддержать не Камран Шаха, а Дост Мухаммеда[88]. При этом он сообщал о посольстве поручика Виткевича к кабульскому эмиру, который, по его мнению, предлагал союз кабульскому эмиру. Хотя Симонич сообщает нам, что инструкции предписывали Виткевичу лишь сбор сведений о торговых выгодах, которые могла бы извлечь Россия, завязав отношения с этой страной[89], мы можем предположить, что Виткевич всё-таки превысил свои полномочия в силу сложившейся благоприятной обстановки. Ввиду того, что англичане в случае заключения союза не были готовы идти на значительные уступки в пользу кабульского эмира (лорд Окленд обещал лишь посодействовать в улаживании отношений Кабула с Лахором), Дост Мохаммед обратил своё внимание на русского посланника, который склонил эмира искать союза и протектората России. Впрочем, если некие договорённости между Виткевичем и эмиром и были подписаны, то никаких свидетельств на сей счёт мы не имеем: вернувшись в Петербург, Виткевич застрелился (или был застрелен), а его бумаги оказались сожжены[90].

Между тем обстановка вокруг Афганистана продолжала накаляться. В конце июня 1838 г. был подписан трёхсторонний договор между генерал-губернатором Индии, Раджит Сингом и шахом Шуджа о военном союзе. Английское правительство и сикхский магараджа обязались содействовать реставрации шаха Шуджи в Кабуле, а тот, в свою очередь, дал обязательство не вступать в сношения ни с одним иностранным государством без ведома и согласия английского правительства и оказывать вооружённое сопротивление всяким попыткам иностранных держав напасть на владения англичан и сикхов. Такой договор означал не что иное, как установление английского протектората над Кабулом, а поскольку Герат уже находился в руках англичан, - над всем Афганистаном[91]. Лорд Пальмерстон сообщал английскому послу в Санкт-Петербурге: «Окленду было велено овладеть Афганистаном и сделать его зависящим от Англии… Мы долгое время отказывались вмешиваться в дела Афганистана, но сейчас, когда русские пытаются сделать афганцев русскими, мы должны позаботиться о том, чтобы они стали британцами» [92]. Газета «The Times» активно поддерживала в британском обществе антирусские настроения: «От границ Венгрии до сердца Бирмы и Непала… русский дьявол неотступно преследует и терзает весь человеческий род и неустанно совершает свои злобные аферы… раздражая нашу трудолюбивую и исключительно мирную империю»[93]. 1 октября 1838 г. Окленд опубликовал манифест в Симле, в котором сделал достоянием общественности намерение Британии силой свергнуть Дост Мохаммеда с трона и заменить его Шуджем. Для оправдания этого Дост Мохаммед был представлен вероломным негодяем, вынудившим британское правительство на подобный шаг, а Шуджа – лояльным другом и законным наследником трона[94]. В тот же день англо-индийские войска перешли границу Афганистана. Началась первая англо-афганская война 1838-1842 гг., закончившаяся бесславным поражением английских войск.

Таким образом, мы видим, что тезис об оборонительном характере британской внешней политики надуман: Британия в лице Ост-Индской компании явно преследовала собственные цели по расширению своего экономического и военного присутствия в регионе, используя лозунг защиты от «русской угрозы» для оправдания своих экспансионистских планов. Данный факт признаёт и современная английская историография[95]. Англо-индийская интервенция в Афганистан 1838-1842 гг. была предпринята, по официальному сообщению, для утверждения «законного влияния британской нации в Средней Азии», «для противодействия иноземным интригам» и «для установления постоянной преграды наступательным планам против нашей северо-западной границы»[96]. На самом же деле Британия преследовала свои собственные интересы, которые заключались в усилении своего положения в Афганистане и Иране, расширении влияния в среднеазиатских ханствах и в постепенном вытеснении России из данного региона, как политически, так и экономически. Следует отметить, что все описываемые события имеют место после заключения в 1833 г. Ункяр-Искелесийского договора между Россией и Турцией, который серьёзно укрепил положение России на Ближнем Востоке, одновременно ухудшив позиции Британии. Утратив позиции в Турции и Иране, английское правительство решило создать буфер для политического давления на Россию в Афганистане[97]. Россия, в свою очередь, также стремилась к распространению своей торговли в Средней Азии и закреплению достигнутых позиций в вышеупомянутых странах, однако её действия носили скорее оборонительный характер, т.к. русское правительство понимало, что если Средняя Азия окажется в руках англичан, то внешнеполитическое положение России будет серьёзно ослаблено. Более того, это означало бы удар по развитию текстильной промышленности России, которая вряд ли смогла бы найти новый рынок сбыта и была бы вынуждена свернуть объёмы производства. В силу этих причин российскому правительству ничего не оставалось, как принять контрмеры против английской интервенции в Афганистан. Такой контрмерой и стал хивинский поход В.А. Перовского в 1839 г. Но прежде чем мы приступим к изучению самого похода, мы должны разобраться в отношениях России и Хивы в первой трети XIX в., чему и будет посвящена следующая глава.