Пять стихов об Атмане

Забывание Атмана, ошибочное принятие тела за

Атман,

Опыт бесчисленных рождений и в конце концов

обнаружение и бытие Атмана—

Это в точности напоминает

пробуждение от сна странствования по миру *.

Тот, кто спрашивает: «Кто я?»,

хотя и существует как Я,

Подобен пьянице,

спрашивающему, кто он

и где находится.

Когда в действительности тело находится в

Атмане,

Думать, что Атман — внутри бесчувственного тела, —

Все равно, что считать киноэкран,

на который проецируется изображение,

Лежащим внутри этого изображения.

Может ли украшение как-то существовать

отдельно от золота (из которого оно изготовлено)?

Где тело, отдельное от Атмана?

Невежда ошибочно принимает тело за Атман,

Но джняни,знающий Атман,

воспринимает Атман как Атман.

То единое Я,Реальность,

одно существует вечно.

Если даже изначальный Гуру, Дакшинамурти,

открывал Его в Безмолвии,

Кто еще может выразить Его речью?

Среди работ Шри Бхагавана есть также и несколько переводов, главным образом произведений Шанкара­чарьи. Один из посетителей пещеры Вирупакша од­нажды оставил там экземпляр Вивекачудамани * Шан­кары. Просмотрев книгу, Шри Бхагаван посоветовал Гамбираму Сешайяру прочесть ее. Тот, однако, не знал санскрита и поэтому хотел иметь текст на тамили. Па­ланисвами достал во временное пользование стихо­творный тамильский перевод, и Сешайяр, увидев его, написал издателям, чтобы прислали экземпляр, но по­лучил ответ, что все распродано. Поэтому он попросил Шри Бхагавана сделать простой прозаический перевод на тамили. Шри Бхагаван начал писать его, но прежде чем успел далеко продвинуться, Сешайяр получил сти­хотворное издание, которое заказывал, и поэтому он оставил работу незаконченной. Через несколько лет, по горячей просьбе другого почитателя, Махарши сно­ва взялся за эту работу и закончил ее. Только тогда почитатель сказал, что, настаивая на ее завершении, он имел цель добиться ее публикации. Услышав это, Шри Бхагаван написал предисловие, говоря, что воль­ная прозаическая версия может использоваться, даже несмотря на то, что уже существует стихотворный та­мильский перевод. Само это предисловие содержит конспект книги и сжатое описание доктрины и Пути.

Последней написанной им вещью стал тамильский перевод работы Шанкарачарьи Атма Бодха **.Сан­скритский текст был у Махарши еще с самых ранних дней жизни в Вирупакше, но он никогда не думал о его переводе.

В 1949 году в Ашрам прислали какой-то тамиль­ский перевод, возможно, не самый совершенный, и вскоре после этого Шри Бхагаван сам почувствовал потребность сделать его. В течение нескольких дней он игнорировал ее, но слова перевода вставали перед ним, стих за стихом, словно уже написанные. Поэтому он попросил бумагу, карандаш и записал их. Таким совершенно не стоящим усилий оказалось это занятие, что Махарши сказал, смеясь, будто опасается прихода какого-то другого автора, который предъявит претен­зию, что работа в действительности принадлежит ему и была просто скопирована.

Среди произведений Шри Бхагавана есть также компиляция из сорока двух стихов Бхагавад-Гиты,ко­торые, по просьбе одного из преданных, он отобрал и расположил в такой последовательности, чтобы вы­разить свое учение. Она была переведена на англий­ский под названием «Божественная Песнь» *.

 

Глава 17
Махасамадхи, или смерть тела Мудреца

За несколько лет перед кончиной тела, по крайней мере с 1947 года, здоровье Шри Бхагавана стало вы­зывать тревогу. Ревматизм не только повредил его но­ги, но поразил также спину и плечи. Даже кроме этого создавалось впечатление большой слабости, хотя сам он отказывался замечать ее. Чувствовалось, что он нуждается в более питательной диете, чем пища в Аш­раме, но он никогда не соглашался принимать что-нибудь особое.

Махарши не было еще и семидесяти, но выглядел он гораздо старше. Никакой изможденности, потому что абсолютно отсутствовали признаки озабоченно­сти — он ее не знал совсем. Просто старый и очень болезненный. Почему случилось, что человек, который был сильным и крепким, в жизни мало болел, не знал горя или забот, так состарился и выглядел много стар­ше своих лет? Тот, кто принимает на себя грехи ми­ра, — тот, кто облегчает карму преданных, — сам пьет яд пены Жизни и, словно Шива, может спасти мир от разрушения *. Шри Шанкара писал: «О Шамбху **, Господь жизни! Ты также несешь бремя преходящей жизни Твоих преданных».

Было много знаков, всегда незаметных, как, даже физически, Шри Бхагаван нес это бремя. Некий по­читатель по имени Кришнамурти рассказал в одном тамильском журнале, издаваемом Джанаки Аммой, то­же преданной Бхагавана, как он однажды пришел и сел в Холле, страдая от сильной боли в указательном пальце. Он никому ничего не говорил, но, к своему удивлению, увидел, как Шри Бхагаван взял этот палец, растер собственной рукой, и боль исчезла. Многие дру­гие получили похожее облегчение.

Для Шри Бхагавана жизнь на земле не была со­кровищем, которое нужно экономить; ему было без­различно, сколько она продлится. Однажды в Холле обсуждали, как долго он проживет. Некоторые цити­ровали астрологов, говоря, что он будет жить до вось­мидесяти; другие или отрицали точность астрологии, или сомневались в ее применимости к Шри Бхагавану, у которого не было кармы,подлежащей отработке. Он слушал дискуссию улыбаясь, но не принимая в ней уча­стия. Какой-то новоприбывший, озадаченный этим, спросил: «Что Шри Бхагаван думает об этом?» Ма­харши не ответил, но одобрительно улыбнулся, когда Дэвараджа Мудальяр ответил за него: «Бхагаван не ду­мает об этом». Весь последний год его жизни служил иллюстрацией этого. Преданные горевали над страда­нием и страшились угрожающей смерти; он — нет.

В самом начале 1949 года маленькое узелковое утолщение появилось ниже локтя его левой руки. Узе­лок не посчитали серьезным, но в феврале врач Аш­рама удалил его. В течение месяца он возобновился, увеличенный и более болезненный, и тогда его диаг­носцировали как злокачественную опухоль, что вызвало общее смятение. Ближе к концу марта прибыли врачи из Мадраса и провели операцию. Рана как следует не зажила, и опухоль вскоре начала расти снова, в сто­роны и в высоту.

С этого времени в Ашраме установилась атмос­фера трагедии и неизбежности развития событий. Вра­чи общепринятой медицины поставили в известность, что они не могут лечить такую опухоль, а могут лишь оперировать. Но при этом она может вернуться снова, несмотря на лечение радием, и, если это произойдет, в конце концов окажется роковой. Представители дру­гих школ медицины полагали, что могут лечить зло­качественную опухоль, а операция только приведет к ее возврату в худшей форме, как в действительности и случилось, но им не разрешили попробовать свои силы вовремя.

Когда опухоль вернулась после мартовской опера­ции, доктора предложили руку ампутировать. Однако существует традиция, что тело джняни не должно уве­читься. Действительно, его нельзя прокалывать метал­лическим предметом, и даже операция была наруше­нием традиции. Шри Бхагаван подчинился врачам и согласился на операцию, но он отказался от ампута­ции. «Нет причины для волнения. Тело само есть бо­лезнь; пусть оно имеет свой естественный конец. За­чем увечить его? Простой перевязки достаточно».

Его фраза: «Нет причины для волнения» вселяла надежду, что он выздоровеет, несмотря на последую­щие слова и несмотря на мнение медиков. Но для него смерть не была причиной для волнения.

Махарши также сеял семена надежды словами: «Все придет в порядок в должное время». Но в дей­ствительности это нам надо осознавать правильность случившегося; он никогда не сомневался в этом.

Приблизительно в это время он сделал стихотвор­ный перевод на тамили строфы из Шри Бхагаватам (скандха XI, гл. 13, шлока 36):

«Пусть тело, результат плодоносящей кармы,оста­ется спокойным или перемещается с места на место, живет или умирает, Мудрец, реализовавший Атман, не сознает этого, точно так же, как человек в пьяном оцепенении не сознает своей одежды».

Некоторое время спустя он так разъяснил один из стихов Йога-Васиштхи:«Джняни,который признал се­бя бесформенным чистым Сознаванием, не затраги­вается, даже если тело будет рассекаться мечом. Са­харный тростник не утрачивает сладости, хотя он сло­ман или раздавлен».

Страдал ли Шри Бхагаван на самом деле? Он ска­зал одному из преданных: «Они принимают это тело за Бхагавана и приписывают страдание ему. Какая жа­лость!» А одному из служителей он сказал: «Где находится боль, если ума нет?» И все же он проявлял нормальные физические реакции и обыкновенную чув­ствительность к теплу и холоду, и один из преданных, С. С. Коган, записывает сказанное им годами раньше: «Если рука джняни порезана ножом, то боль будет, как и у кого-либо еще, но, поскольку его ум находится в блаженстве, он не чувствует боль так остро, как другие». Это не означает, что тело джняни не страдает от раны, но что он не отождествляет себя с телом.

Врачи и некоторые из служителей были убеж­дены, что на месте опухоли боль была и на более поздних стадиях она была мучительной. Действитель­но, докторов поражало равнодушие Шри Бхагавана к боли, его полная невозмутимость, даже во время опе­рации.

Вопрос о его страдании, подобно вопросу о нашей карме,существует только с точки зрения двойствен­ности; с его точки зрения, точки зрения адвайты,ни то, ни другое не имеет какой-либо реальности. Именно в этом смысле он не раз говорил преданным: «Я болею, только если вы думаете, что я болею; если вы думаете, что я здоров, я буду здоров». Пока преданный верил в реальность собственного тела и его страдания, до тех пор для него тело Учителя было реальным и стра­дало также.

Через неделю или две после мартовской операции одному из деревенских травников разрешили попро­бовать свое лечение, но оно не привело к исцелению. Шри Бхагаван сказал другому кандидату в целители, который был оставлен без внимания: «Я надеюсь, что вы не обиделись, ведь вы так много хлопотали со сво­ими лекарствами». Никогда никакой мысли о собст­венных обстоятельствах, а только предупредительность к тем, кто хотел лечить его, и лояльность к любым командам врача. Изредка он протестовал против того громадного внимания, которым награждалось его тело.

Несколько раз, когда появлялись признаки улучшения, он заявлял, что больше лечения не хочет.

Опухоль, теперь диагносцированная как саркома, подтачивала маленький остаток его жизненности. И все же, даже хотя Шри Бхагаван слабел, его лицо ста­новилось более мягким, более милостивым, более лу­чезарно прекрасным. Временами было почти мучи­тельно смотреть на его красоту.

Рука была тяжелой, воспаленной, и опухоль росла. Время от времени он допускал признание: «Есть боль», но никогда не говорил: «У меня боль». В августе вы­полнили третью операцию и рану облучали радием, надеясь уничтожить пораженные ткани и предотвра­тить возвращение опухоли. В тот же день после по­лудня, через несколько часов после операции, Шри Бхагаван был настолько милостив, что сел на веранду аптеки, где она проходила, так, чтобы преданные мог­ли пройти гуськом и иметь даршан.Можно было ви­деть, что он истощен, но признака страдания на его лице не было. Я приехал на день из Мадраса и, когда стоял перед ним, в сиянии его улыбки даже истощение не замечалось. В полдень следующего дня он возвра­тился в Холл, чтобы не создавать неудобств другим пациентам, занимая аптеку.

Присутствовало также глубокое чувство неизбежно­сти, выходящее далеко за пределы какого-либо меди­цинского понимания: что Шри Бхагаван знал пред­назначенное себе и старался дать нам силу стойко пе­ренести смерть его физического тела. Действительно, эта длительная, мучительная болезнь появилась как средство подготовки нас к неизбежному расставанию, которое многие, и они это впервые почувствовали, бы­ли не в состоянии выдержать. Китти, которая тогда училась в пансионе, рассказали об этом в письме, и она написала в Тируваннамалай: «Мне очень жалко слышать такое, но Бхагаван знает, что лучше всего для нас». Ее письмо показали Махарши. Лицо Шри Бха­гавана сияло от удовольствия, когда он хвалил муд­рость Китти за то, что она сказала: «Что лучше всего для нас», а не «Что лучше всего для него».

Он питал безграничную жалость к тем, кто уби­вался его страданием, и старался облегчить их горе, но не легким способом — удалением страдания и от­срочкой смерти еще на несколько лет, а фундамен­тально — побуждая их осознать, что тело не было Бха­гаваном. «Они принимают это тело за Бхагавана и приписывают страдание ему. Какая жалость! Они пали духом из-за того, что Бхагаван собирается оставить их и уйти. Куда может он уйти и как?»

В течение нескольких недель после августовской операции казалось, что наступает улучшение, но в но­ябре опухоль появилась на руке снова, теперь выше, около плеча. В декабре провели четвертую, и послед­нюю, операцию. Рана от нее уже не заживала. Врачи признали теперь, что больше ничего не могут сделать. Случай был безнадежным, и если опухоль вновь вер­нется, то они смогут только назначить временно об­легчающие болезнь препараты.

Джаянти пришелся на 15 января 1950 года. Пе­чальные толпы собрались на этот его семидесятый день рождения, который, большинство сейчас чувст­вовало, был последним. Он дал даршан и выслушал множество новых стихотворений, сочиненных в его честь. Некоторые он прочел от начала и до конца. Из города пришел храмовый слон, простерся перед Ма­харши и коснулся хоботом его ног. Некоему Рани из Северной Индии разрешили снять эту сцену кинока­мерой. Состоялось празднество, но с подтекстом пе­чали от ожидания несчастья.

Многие уже чувствовали, что оно было делом дней или недель. Теперь, когда положение было объявлено безнадежным, Шри Бхагавана попросили самому ска­зать, какое лечение следует попробовать. Он ответил: «Разве я когда-либо просил о каком-нибудь лечении? Это вы хотели для меня того и этого, так что вам и надо согласовать все между собой. Если меня спра­шивают, я всегда отвечаю, как и говорил с самого на­чала, что ни в каком лечении нет необходимости. Пусть все развивается своим чередом».

Только после этого попробовали гомеопатию, а за­тем и аюрведу,но было уже слишком поздно.

Шри Бхагаван придерживался своего обычного ежедневного распорядка, пока это не стало физически невозможным. За час до восхода солнца он принимал утреннюю ванну, в установленные часы, утром и ве­чером, садился в постели и давал даршан,просмат­ривал переписку Ашрама и читал оттиски публикаций Ашрама, часто высказывая мысли. После января он стал слишком слаб, чтобы сидеть в Холле и давать даршан.Через дорогу, как раз к востоку от Холла, по­строили небольшую ванную комнату с прихожей, и по­следние дни он оставался там. Здесь была маленькая тесная веранда на открытом воздухе, где установили его кушетку, и вплоть до самого конца почитатели, ко­торых его болезнь сотнями привела в Тируваннамалай, все еще имели даршан.Махарши не допускал никакого перерыва в давании даршана,пока это было еще воз­можно. Обычно утром и после полудня преданные си­дели перед верандой, глядя ему в лицо. Позже, когда Шри Бхагаван стал слишком слаб для этого, они гусь­ком проходили мимо открытой двери его комнаты, ут­ром и вечером. Однажды состояние Махарши вызвало тревогу и даршан прекратили, но как только он смог заметить это, то выразил неудовольствие и приказал возобновить его.

Группа почитателей ежедневно пела молитвы и песни преданности за его выздоровление. Шри Бха­гавана спросили об их действенности, и он ответил, улыбаясь: «Конечно, желательно заниматься добрыми делами. Пусть они продолжают».

Опухоль вернулась как раз над незажившей раной. Теперь она была вверху, около плеча, и весь организм был отравлен, так что наступила жестокая анемия. Врачи говорили, что боль должна быть страшной. Лю­бую пищу Шри Бхагаван мог принимать только с тру­дом. Изредка он стонал во сне, но не подавал других признаков боли. Время от времени из Мадраса при­езжали врачи осмотреть его, и он был вежлив и го­степриимен как всегда. До самого конца его первым вопросом был, получили ли они пищу и хорошо ли о них заботились.

Его чувство юмора также сохранилось. Махарши, бывало, подшучивал над опухолью, словно она была чем-то, что к нему отношения не имеет. Какая-то жен­щина, в горе, билась головой о столб недалеко от его комнаты. Он взглянул удивленно и сказал: «О, я думал, что она пытается расколоть кокос».

Разговаривая со служителями и Т. Н. Кришнасвами, врачом и преданным, он объяснил: «Тело подобно ба­нановому листу, на котором поданы все виды восхи­тительной пищи. После того как мы съели с него всю пищу, разве мы берем лист с собой и сохраняем его? Разве мы не выбрасываем его, поскольку он сослужил свою службу?»

По другому поводу он сказал служителям: «Кто дол­жен нести это бремя тела даже после того, как оно требует помощи во всем? Разве вы предполагаете, что я понесу этот груз, для переноски которого нужны че­тыре человека?»

А некоторым из преданных Шри Бхагаван сказал: «Предположим, вы идете на дровяной склад, покупаете вязанку дров и нанимаете слугу донести ее до вашего дома. Когда вы идете с ним, он будет озабоченно ожи­дать своего места назначения, чтобы можно было сбросить свою ношу и получить облегчение. Точно так же джняни стремится сбросить свое смертное тело». И затем он уточнил разъяснение: «Это толкование пра­вильно настолько, насколько оно работает, но, строго говоря, даже оно не является совершенно точным. Джняни даже и не жаждет потерять свое тело; он оди­наково безразличен к существованию или несущест­вованию тела, так как почти не сознает его».

Однажды он сам, не будучи спрошенным, дал оп­ределение мокши (Освобождения) одному из служите­лей. «Вы знаете, что такое мокша?Оставление несу­ществующего несчастья и достижение Блаженства, ко­торое всегда здесь, это и есть мокша».

Было трудно отказаться от надежды, что, даже если доктора потерпели неудачу, он еще сможет устранить болезнь своей собственной силой. Один из преданных умолял его хотя бы раз подумать о желательности вы­здоровления, так как этого было бы достаточно, но он ответил почти презрительно: «Кто может иметь та­кую мысль?»

И другим, просившим его просто повелеть себе вы­здороветь, Махарши сказал: «Кто здесь есть, чтобы ве­леть это?»

«Другой», или индивидуальность, что могла проти­востоять ходу судьбы, больше не существовала в нем. Она была «несуществующим несчастьем», от которого Шри Бхагаван избавился.

Некоторые из преданных считали его выздоровле­ние основой их собственного благоденствия. «Что ста­нет с нами без Бхагавана? Мы слишком слабы, чтобы присматривать за собой, мы во всем зависим от его Милости». И он отвечал: «Вы придаете слишком боль­шое значение телу», ясно намекая, что смерть его тела не прервет Милости и руководства.

В том же настрое Махарши сказал: «Они говорят, что я умираю, но я не ухожу. Куда я ухожу? Я здесь».

Миссис Тальяркхан, почитательница из парсов, взмолилась ему: «Бхагаван! Отдайте мне эту болезнь. Позвольте мне нести ее!» И он ответил: «А кто дал ее мне?»

Тогда кто же дал ему эту болезнь? Не был ли это яд нашей кармы?

Одному садху,из Швеции, приснился сон, в кото­ром пораженная рука Махарши вскрылась, и он увидел там голову женщины с взъерошенными седыми воло­сами. Это было истолковано как карма его матери, ко-

Последний даршан (фото А. Картье-Брессона)

торую Шри Бхагаван принял на себя, когда дал ей мок­шу.Но другие подумали, что женщина означает все человечество или саму майю.

В четверг, 13 апреля, врач в качестве полумеры предложил Шри Бхагавану уменьшить перегружен­ность легких кровью, но он отказался от этого. «Здесь нет никакой необходимости; все будет в порядке в те­чение двух дней».

Той ночью он приказал своим служителям уйти и спать или медитировать, а его оставить одного.

В пятницу врачи и служители уже знали, что это был последний день. Утром он снова приказал им идти и медитировать. Около полудня, когда ему принесли жидкую пищу, он спросил, пунктуальный как всегда, который час, и затем добавил: «Но впредь время не имеет значения».

Деликатно выражая признательность за долгие го­ды их служения, Шри Бхагаван сказал служителям: «У англичан есть слово „благодарю”, но мы только го­ворим сантошам (мне очень приятно)».

Утром огромная толпа колонной проходила мимо открытого дверного проема, безмолвно, в печали и с мрачным предчувствием, и вечером час снова, от че­тырех до пяти. Все видели, что измученное болезнью тело сократилось, ребра выдавались, кожа почернела: это был жалкий след боли. И, однако, в то же время в течение тех последних немногих дней каждый пре­данный получил прямой, светящийся, проникающий взгляд узнавания, который переживался каждым как прощальный дар Милости.

В тот вечер после даршана почитатели не разо­шлись по домам. Горестное предчувствие удерживало их здесь. Незадолго перед заходом солнца Шри Бха­гаван приказал служителям посадить его. Они уже зна­ли, что каждое движение, каждое прикосновение при­чиняло боль, но Махарши просил их не беспокоиться об этом. Он сидел, а один из служителей поддерживал его голову. Врач начал давать ему кислород, но знаком правой руки Шри Бхагаван предложил убрать его. В маленькой комнатке собралось около двенадцати че­ловек, включая служителей и врачей.

Двое из служителей веерами обмахивали его, а сна­ружи почитатели, как зачарованные, пристально смот­рели через окно на движение вееров — знак того, что там еще было живое тело. Репортер одного известного американского журнала безостановочно переходил с места на место, встревоженный пережитым, несмотря на все свои усилия, и решивший не писать ни строчки своего рассказа, пока не вернется из Тируваннамалая к обычным для него условиям. С ним был один из­вестный французский фотокорреспондент *.

Неожиданно одна из групп почитателей, сидящих на веранде снаружи комнаты, начала пение «Аруна­чала-Шива». Услышав это, Шри Бхагаван открыл гла­за, и они засияли. Он на мгновение улыбнулся с не­описуемой нежностью. Из наружных уголков его глаз покатились слезы блаженства. Еще один глубокий вздох, и больше ничего. Не было ни борьбы, ни спазма, ни другого признака смерти: только следующее дыха­ние не появилось.

В течение нескольких мгновений люди стояли сби­тые с толку. Пение продолжалось. Французский фото­корреспондент подошел ко мне и спросил, когда точно это случилось. Негодуя на него за журналистскую бес­сердечность, я грубо ответил, что не знаю, но затем вдруг вспомнил неизменную вежливость Шри Бхагава­на и совершенно верно ответил, что в 8.47 вечера. Он рассказал, и я мог теперь почувствовать, что фотограф возбужден, как шел по дороге, и точно в указанное время громадная звезда медленно пересекла небо. Ее видели многие, даже на таком большом расстоянии, как Мад­рас, и чувствовали в ней Предвестие. Звезда ушла на северо-восток, по направлению к пику Аруначалы.

 

После начального оцепенения разразился исступ­ленный взрыв горя. Тело, в сидячей позе, вынесли на веранду. Мужчины и женщины столпились перед ог­радой веранды, чтобы видеть. Какая-то женщина упала в обморок. Другие громко рыдали.

Тело, украшенное гирляндами цветов, поставили на кушетку Нового Холла, и почитатели столпились там и сели вокруг него. Ожидалось, что в самадхи лицо будет подобным скале, но оно оказалось настолько от­меченным болью, что это сжимало человеческое сер­дце. Только постепенно в течение ночи атмосфера не­постижимого спокойствия возвращалась к нему.

Всю эту ночь преданные сидели в большом зале и горожане проходили через него в благоговейном молчании. Процессии текли из города и обратно, рас­певая «Аруначала-Шива». В зале некоторые из почи­тателей пели песни восхваления и печали; остальные сидели молча. Самым достойным внимания было то, что в основе всего этого лежало не горе, а спокойствие, ибо присутствующие лишились Его — чья Милость со­ставляла самый смысл их жизни. Уже той первой ночью и много позднее, в последующие дни, стало яс­но, какими жизненными были слова Шри Бхагавана: «Я не ухожу. Куда я ухожу? Я здесь». Слово «здесь» не заключает в себе какого-либо ограничения, но, ско­рее, оно есть Атман, и нет ни ухода, ни изменения для Того, которое является Всеобщим. Тем не менее, когда преданные почувствовали внутреннее Присутст­вие Бхагавана и когда они почувствовали продолжение Божественного Присутствия в Тируваннамалае, они начали рассматривать эту фразу обещанием, полным Любви и Заботы.

В течение ночи бодрствования нужно было решить, как произвести захоронение. Считалось, что тело мо­жет быть захоронено в Новом Холле, но многие пре­данные противились этой идее. Они чувствовали, что Новый Холл был, в известном смысле, приложением к Храму (Матери), и создание здесь святыни Шри Бха­гавана казалось им подчинением ее святыне Матери, изменяющим истинный порядок вещей. На следующий день, по общему соглашению, в пространстве между Старым Холлом и Храмом выкопали яму и тело за­хоронили с божественными почестями. Толпа, в ко­торой от тесноты было не повернуться, наблюдала в безмолвном горе. Нет больше любимого лица, нет больше звука его голоса... С этого времени лингам из полированного черного камня — символ Шивы — над его могилой стал внешним знаком Присутствия, а внутренним — его следы в сердце.

 

Глава 18
Продолжающееся Присутствие

Толпы рассеялись, и Ашрам казался покинутым местом, словно камин с погаснувшим огнем. И тем не менее здесь не было исступленного горя и отчаяния, которые часто следуют за уходом духовного Учителя с земли. Обычное состояние жизни, как и объявил ра­нее Махарши, все еще продолжалось. Стало очевид­ным, что забота и сострадание Шри Бхагавана под­готовили его преданных к этому. Несмотря на это, в течение тех первых дней и недель тяжелой утраты не­многие имели желание оставаться в Тируваннамалае, а некоторые, имевшие его, просто не могли этого сде­лать.

Несколько человек из тех, чья преданность искала выражения в действии, образовали комиссию для уп­равления Ашрамом. Ниранджянананда Свами согла­сился работать с ними, а они, со своей стороны, со­гласились считать его постоянным президентом этой комиссии. Другие почитатели формировали группы, или сабхи,в различных городах, где они жили, проводя регулярные встречи.

К несчастью, нельзя сказать, что не было тех, кто мутил воду или пытался завоевать выдающееся поло­жение для себя. Так всегда случается, когда духовный Учитель покидает тело, но, по крайней мере, таких здесь оказалось мало, и большая часть преданных ос­тавалась непоколебимой.

Завещание, формулирующее, как Ашрам должен действовать, когда Учителя больше не будет в теле, было составлено заранее, за много лет до этого. Группа почитателей принесла текст Шри Бхагавану, он очень внимательно прочитал и одобрил, после чего все при­сутствующие подписались как свидетели. Вкратце, за­вещание оговаривало, что пуджа (ритуальное почи­тание) должна выполняться над его могилой и матери, что следует содержать семью сына Ниранджянананды Свами и что духовный центр в Тируваннамалае должен поддерживаться. Позднее были попытки составить не­сколько отличное от этого завещание, но Шри Бха­гаван никогда его не рассматривал.

Есть еще один важный пункт — большое духовное наследство и обязательство по нему. Почитатели вно­сят сюда свою лепту соответственно их природе и спо­собности. Некоторые только сидят в безмолвной ме­дитации или просто приходят, когда обстоятельства позволяют, получить утешение и излить преданность и благодарность своих сердец. Они — ученики того Учителя, который сказал: «Лекции могут часами за­нимать людей, не улучшая их; Безмолвие, с другой сто­роны, постоянно и помогает человечеству в целом». Даже хотя их медитация и не достигает по силе гро­мадной духовной Тишины Бхагавана, она не только получает, но и передает его Милость, и ее результат обеспечен. А если несколько человек поклоняются или медитируют вместе, то результат накапливается.

Другие почитатели словесно или пером помогают зарождению духовного интереса, который может со­зреть в более глубокое понимание.

Те, кто больше склоняется к внешней активности, берут на себя ношу организации, которая также есть садхана и приемлема для Шри Бхагавана, только ког­да выполняется как таковая. Они надеются в конце концов построить зал для медитации. В настоящее вре­мя * между Храмом и Старым Холлом находится про­стое каменное надгробие, увенчанное лингамом и по­крытое сверху крышей из пальмовых листьев.

Его Присутствие чувствуется всюду, и все же есть различия в духовной атмосфере. Утром и вечером пе­ред надгробием проводится парайяна (пение Вед),как обычно делалось перед ним, и в те же часы. Поскольку преданные сидят здесь в медитации, то результат такой же, как если бы они сидели перед ним в Холле — та же сила, та же тонкость руководства. В течение па­райяны на лингаме совершается пуджа и повторяются 108 имен * Бхагавана. Но в Старом Холле атмосфера мягче, сочнее, дышит интимностью его длительного пребывания. Через несколько месяцев после махаса­мадхи (оставления тела) этот холл был поврежден по­жаром, но, к счастью, не уничтожен.

Сохраняется также маленькая комната, где прошли последние дни и часы. Большой портрет, висящий здесь, казалось бы, живет и отвечает на преданность. Здесь же находятся различные предметы, которыми пользо­вался или которых касался Шри Бхагаван — его посох и сосуд для воды, веер из перьев павлина, вращающийся книжный шкаф, множество мелких вещей. А кушетка теперь навсегда пуста. В этой комнате есть нечто бес­конечно волнующее, невыразимо милостивое **.

В Новом Холле установили статую Шри Бхагавана. Установка статуи была одним из пунктов Завещания, но долго не могли найти скульптора, чтобы произве­дение удовлетворяло всем требованиям. Он должен был чувствовать тайну Шри Бхагавана, быть вдохнов­ленным им, так как дело состояло не в передаче че­ловеческих черт, а Божественной силы и красоты, что сияли через него.

Старый Холл сегодня: продолжающееся Присутствие

Освящены не только помещения Ашрама, но и всё по соседству кругом. Пребывающий здесь Мир окру­жает и распространяется: не инертное спокойствие, а вибрирующая радость. Сам воздух благоухает его При­сутствием.

Верно, его Присутствие не ограничивается только Тируваннамалаем. Такого никогда не было. Предан­ные, где бы они ни были, находят его Милость и под­держку, его внутреннее Присутствие не просто сильно действующими, но даже более могущественными, чем раньше. И все же сейчас, как и до махасамадхи,уте­шение, получаемое от приезда в Тируваннамалай, за­падает в душу, а красоту пребывания здесь трудно опи­сать.

Известны святые, обещавшие вернуться на землю и возобновить руководство учениками в жизни после жизни, но Шри Бхагаван являлся совершенным джня­ни,в котором не было даже того следа эго, что могло требовать перерождения. И почитатели понимали это. Его обещание было совершенно иным. «Я не ухожу. Куда я ухожу? Я здесь». Даже не «Я буду здесь», а «Я здесь», так как для джняни нет изменения, нет вре­мени, нет различия между прошлым и будущим, нет ухода, только вечное «Теперь», в котором уравновешено все время, и всеобщее, не имеющее протяженности, «Здесь». Он утверждал свое продолжающееся, непре­рываемое Присутствие, свое непрерывное руководство. Много лет назад он сказал Шивапракашаму Пиллаю: «Тот, кто завоевал Милость Гуру, несомненно будет спасен и никогда не будет покинут». И когда во время последней болезни преданные говорили, будто он по­кидает их, и ссылались на свою слабость и продол­жающуюся потребность в нем, Махарши, как уже от­мечалось, резко возразил: «Вы придаете слишком боль­шое значение телу».

Они быстро обнаружили, насколько это соответст­вовало истине. Более чем когда-либо он стал Внут­ренним Гуру. Те, кто положились на него, теперь чув­ствовали его руководство более действенно, более убе­дительно. Их мысли прикованы к нему более посто­янно. Вичара,ведущая к Внутреннему Гуру, более по­датлива и растет легче. Медитация приносит более не­посредственный поток Милости. Влияние действий, хороших и скверных, одинаково, более мягкое и силь­ное.

После первого шока тяжелой утраты преданные снова начали тянуться в Тируваннамалай. Продолжа­ющееся Присутствие чувствовали не только люди ин­троспективного типа, практики вичары,пути Само-ис­следования. Один из почитателей, Т. Н. Кришнасвами, считал себя связанным с Шри Бхагаваном только лич­ной любовью и преданностью. После махасамадхи он, полный скорби, сказал: «Для людей, подобных мне, все кончено». Через несколько месяцев, возвращаясь из по­ездки в Тируваннамалай, он говорил: «Даже в прежнее время там никогда не было такого Мира и красоты, как теперь». И не только искатели на Пути Знания чувствовали продолжение внутреннего руководства. Оно есть немедленный ответ на преданность.

Почитатели всегда напоминали большую семью, но сейчас чувство взаимного братства созрело. Они со­бирались в Старом Холле и обсуждали наставления Шри Бхагавана, обменивались воспоминаниями, дели­лись своими переживаниями и высказываниями Шри Бхагавана, говорить о которых никто не чувствовал по­требности прежде.

Тайна Горы Аруначалы тоже стала более доступ­ной. Прежде многие не чувствовали ее силы, для них она оставалась просто кучей скал, земли и кустарников, словно любая другая. Миссис Тальяркхан, почитатель­ница, уже упоминавшаяся в предыдущих главах, од­нажды сидела на Горе со своим гостем, беседуя о Шри Бхагаване. Она сказала: «Бхагаван — это живой Бог, и на все наши молитвы приходит ответ. Таков мой опыт. Бхагаван говорит, что эта Гора — Бог Сам. Я не могу все это понять, но так говорит Бхагаван, и поэтому я верю этому». Ее друг, мусульманин, в котором еще сохранились изысканные традиции персидской культу­ры, ответил: «Согласно нашим персидским верованиям я соглашусь, если будет знак — пойдет дождь». Почти сразу прошел ливень, и они спустились с Горы про­мокшие и рассказали эту историю.

Но со времени, когда Дух оставил тело и яркая звезда медленно проследовала в направлении Горы, преданные почувствовали более непосредственно, что здесь — святая земля. Они признали в этом таинство Бхагавана.

Древняя традиция свидетельствует, что Гора Ару­начала исполняет желания, и паломники столетиями приходили сюда, молясь о получении благ. Но те, кто чувствовал ее Мир более глубоко, ничего не просили, ибо Путь Аруначалы есть Путь Бхагавана, освобож­дающий человека от желаний. И в этом состоит ве­ликое исполнение.

«Когда я подошел ближе, глядя на Тебя, как имеющего форму, Ты стоишь как Гора на земле. Тот, кто ищет Твою форму как бесформенность, напоминает человека, путешествующего по земле в поисках бесформенного пространства. Пребы­вать без мысли о Твоей природе значит утратить свою индивидуальность подобно кукле из сахара, погруженной в океан. Когда я пришел осознать, кто я, то что еще (кроме Тебя) есть моя суть, о Ты, стоящий как вздымающаяся Гора Аруны?» (из «Восьми строф Шри Аруначале»).

Такое притяжение чувствовали не только те, кто был здесь до махасамадхи и видел красоту Шри Бха­гавана в его телесной форме. Для них это неоценимое Счастье, но и остальные тоже притягиваются к нему, к Аруначале. Будет достаточно упомянуть два таких случая. Мисс Хоувс после прочтения книги «Поиски в скрытой Индии» Поля Брантона четырнадцать лет ждала возможности отъезда. Обстоятельства сложи­лись благоприятно лишь после махасамадхи.Она бро­сила работу и продала свои пожитки, чтобы собрать требуемые деньги. В Ашраме она смогла оставаться только несколько недель, но, чувствуя Милость его Присутствия, рассказывала: «Я думала, что разочару­юсь, когда узнала, что он умер. Но этого не случилось. Ради одного мгновения пребывания здесь стоило пре­одолеть все препятствия. Сейчас я только жду того дня, когда вернусь снова».

Возвращение — в руках Бхагавана. Теперь, как и раньше, он притягивает к себе в Тируваннамалай тех, кого пожелает. После переживаний первого посещения мисс Хоувс была уверена, что дома она легко найдет новую работу, но в то время так не получилось. Неделя шла за неделей, а ничего подходящего не подвора­чивалось. Затем она узнала о хорошей вакансии, прошла собеседование и ей сказали, что она мо­жет оформляться, если захочет, но работать придется в Индии. Таким образом ее возвращение оказалось легким.

Доктор Д. Д. Ачарья оставил работу врача после длительной и успешной практики в Центральной Ин­дии и решил посвятить вечер жизни духовному поиску. Он путешествовал по Индии, посещая один храм или ашрам за другим, не находя внутреннего Мира, ко­торый искал, пока не прибыл в Тируваннамалай. Он сразу почувствовал: «Это — дом» и поселился здесь как врач Ашрама.

Через некоторое время он, не видя в себе никакого улучшения, впал в отчаяние, как раньше делали и дру­гие, и стал плакать перед Надгробием. «Зачем ты при­вел меня сюда, Бхагаван, если не собираешься дать Мир, который я ищу».

В ту же ночь он увидел во сне Бхагавана, сидящего на своей кушетке, и, приблизившись, стал на колени перед ним. Шри Бхагаван взял склоненную голову в руки и спросил, о чем он горюет. Затем, отвечая на жалобу, он сказал почти так же, как говорил другим почитателям при жизни:

«Неправда, что у вас нет прогресса; я знаю это, а не вы».

Доктор Ачарья страстно взмолился: «Но я должен достичь Реализации теперь, в этой жизни! Почему я должен ждать? Почему я должен идти так медленно?»

И Шри Бхагаван рассмеялся: «Такова ваша судьба (прарабдха-карма)».

В этом сне, сне человека, который никогда не видел Шри Бхагавана при его жизни, ответы были такими, какие он обычно тогда давал. Совсем как прежде, слов повторного утешения было меньше, чем неописуемого обаяния его заботы.

Другие тоже придут. Анандамайя Ма, известная святая Северной Индии, пришла к Надгробию и, от­казываясь от почетного сиденья, приготовленного для нее, сказала: «Зачем вся эта суета? Я пришла оказать почтение моему Отцу и могу сидеть вместе с осталь­ными». Миссис Тальяркхан спросила одну южноиндий­скую святую о ней и о других святых, еще живущих в теле, и получила ответ: «Он — солнце, а мы — лучи этого солнца». История Шри Раманы Махарши закон­чилась не в большей степени, чем история Христа по­сле распятия. В самом деле, Шри Бхагаван принес на землю не новую религию, а новую надежду, новый Путь для тех, кто понимает и устремлен, из каждой страны и религии, в этот век духовной темноты. Это было не только при жизни его тела. Тем, кто боялся, что руководство может закончиться со смертью, он ко­ротко отвечал: «Вы придаете слишком большое зна­чение телу». Сейчас, как и тогда, он ведет каждого, кто приближается к нему, и каждого, кто подчиняется ему, он поддерживает. Для тех, кто ищет, Бхагаван Шри Рамана Махарши здесь.

Часть вторая
СУЩНОСТЬ ПРАКТИКИ

КНИГА I
Кто я?