Беспредпосылочной гносеология

Имея такое рефлексивное переживание мышления как реального процесса (а не просто как философской категории), развернем на этом основании новую теорию познания. Ее особенностью будет то, что в ее основании будут лежать не какие-либо теоретические предпосылки, а реальное восприятие мыслительного процесса, которое укореняет нас в реальности, а не отчуждает от нее. И затем мы и дальше будем работать не с выводимыми новыми терминами, логическими посылками-выводами, а с реальными объектами и процессами в нашем мышлении. Иначе говоря, в любой точке такого познания мы не опираемся на какие-либо предпосылки, которые могут оказаться ложными, а строго на реальность, безупречную в своей достоверности. Поэтому таковое наукоучение – а фактически, мыследеятельность – может быть названо беспредпосылочной(12) теорией познания (гносеологией).

Очевидно, что уникальность такой теории познания в том, что она дает возможность не воздвигать трансцендентальную пропасть между объектом и субъектом, между человеком и миром. А, значит, действительно возникает вожделенная возможность совершенно нового соотношения между теорией и практикой, а именно: практика может математически непрерывно проистекать из теории, не теряя по дороге всей духовной и моральной подоплеки самой теории. Практика тогда перестанет служить лишь «критерием истинности», но будет опираться на безупречно достоверное познание, черпающее свою достоверность уже не из практики (что в конечном итоге и приводит к манипуляциям), а из самого себя.

* * *

Один из главных вопросов теории познания – это каковы критерии достоверности познания? Легко понять, что, не ответив на этот вопрос (или ответив на него "недостоверно"), мы лишаем саму теорию познания строгости, а через это и все научное познание будет лишено надежного фундамента. И, как самый лучший, прочный и обустроенный дом, обеспеченный всем, кроме хорошего фундамента, ждет печальная судьба, – такая же судьба ждет и лишенное гносеологического фундамента научное познание.

Нельзя сказать, что гносеология является слабо разработанной наукой; со времен Канта она прошла огромный путь и создала обманчивое впечатление, что под всем научным мировоззрением есть надежный фундамент. Но это, на самом деле, не фундамент, а рыхлая пестрая песчаная масса гносеологических соображений, нередко противоречащих друг другу. И теперь, когда научное здание превратилось в небоскреб, фундамент не вынес нагрузки и уже погребает под собой всю основанную на научном знании цивилизацию. Только истинные "вечные" ценности, коренящиеся в человеческой совести, пока еще с трудом могут устоять. Но трудно надеяться, что и они еще долго продержатся, поскольку стоящая на том же ложном фундамента педагогика и основанная на ней система образования быстро и эффективно выкорчевывают эти ценности из человеческого сознания с самого раннего детства.

Но в чем самая глубинная причина того, что все теории познания дали трещины? Как раз том, что они начинались с каких-либо предпосылок, то есть, неких теоретических положений (которые их авторам казались предельно простыми и убедительными), а затем из них логически выводились все остальные категории и, в частности, категория мышления. Но при этом фатально упускался из виду тот факт, что все это уже делалось как раз при помощи того же мышления.

Во всех других случаях научного познания, перед тем, как пользоваться каким-либо инструментом, обязательным требованием является детальное описание этого инструмента. Но для теории познания таким инструментом как раз является мышление. И она была вынуждена применять непознанный инструмент, – значит, любые результаты такого применения были обречены на недостоверность.

По-видимому, гносеологи всех направлений прощали себе этот "маленький" недостаток своего подхода (если вообще его замечали!). Довольствовались тем, что мыслительный процесс уже вроде бы достаточно подробно описан: начиная с аристотелевской логики, затем в метафизике и философии, и, наконец, в новейших открытиях психологии, эпистемологии, лингвистики – вплоть до нейрофизиологии. Возникла иллюзия, что в общем и целом феномен мышления понятен; что вполне доказано как оно возникает из лежащих в его основе психологических механизмов или деятельности головного мозга. Однако здесь и лежит главный гносеологический подвох. Науки, взявшиеся познавать и описывать мышление, ведь сами лишены теоретико-познавательного фундамента (т.е. при их разработке прежде не было дано принципиального ответа на вопрос о сущности познания), а значит они лишены необходимой научной достоверности. И теперь результаты этих, очевидно, недостоверных наук уже выдаются за что-то безупречное и кладутся… (какая нелепость!) в теорию познания как обоснование сущности мышления. Заколдованный круг! Но он игнорируется, и в отличие от Мюнхгаузена, вытаскивающего себя из болота за собственный парик, науку здесь ждет ужасный конфуз.

Впрочем, до определенного момента у науки и не было другого выхода, поскольку способность рефлектировать реальный мыслительный процесс развилась в ходе естественной эволюции сознания только относительно недавно (в конце 19-го века). Так что у Канта (а ведь, если отвлечься от частностей, то именно кантианство по сей день лежит в основе современной научной парадигмы), несмотря на всю мощь этого ума, еще не было такой возможности. И, кроме того, до середины 19-го века научное здание еще не было такое высокое (оно, как Вавилонская Башня тогда еще не доросло до небес), так что имеющихся достижений теории познания пока хватало. Но, когда во второй половине этого столетия начался резкий рост научных достижений, а в 20-м столетии он стал просто лавинообразным, то это требовало эквивалентного гносеологического прорыва. Однако такового не произошло, и сейчас уже не будет большой натяжкой сказать, что человечество расплатилось за это двумя мировыми войнами – потоками крови, которых оно не видело за всю свою многотысячелетнюю воинственную и кровожадную историю.

* * *

Только с такой обостренной социальной чувствительностью мы смеем в тот момент, когда вся цивилизация уже вплотную подошла к своей гибели, осмелиться задать, казалось бы, самый отвлеченный и не имеющий никакого практического значения вопрос: если отставить все неполноценные достижения научного познания и с сознанием "табула раса" воспринимать внешний мир, то что можно признать абсолютно достоверным?

Переживая этот вопрос и ответ на него экзистенциально, я не могу признать абсолютно достоверным то, что передо мной раскинулся мир материальных предметов, – хотя бы на том основании, что в случае сновидений или гипноза человек бывает абсолютно уверен, что он соприкасается с материальной реальностью, которая затем «благополучно» рассеивается. Таким образом, материальный мир – этот вовсе не реальность, а способ нашего мировосприятия,условно принятый нами для упорядочивания восприятий. Однако сам факт потока зрительных, слуховых, тактильных и пр. восприятий (без того, чтобы вдаваться в их природу) является абсолютно достоверным.

Важно обозначить, что это некая данность, встающая передо мной без моей деятельности. В первый момент я не знаю ее природы: это реальный мир, сновидение или галлюцинация, – но факт, что я получаю восприятия, безукоризнен.