Шопенгауэр Артур

 

Шопенгауэр Артур(1788-1860) считал, что мир - разрозненный хаос, не имеющий целости и внутренних закономерностей, подчиняющийся не разуму, но воле, которая является главной движущей силой бытия (волюнтаризм). Слепая и не имеющая оснований ни в чем «воля к жизни» реализуется в бесчисленном множестве форм или объективаций, ведущих бесконечную войну «всех против всех» за господство. В результате образуется иерархия: внизу находятся «жизненные силы» природы, высшая ступень принадлежит человеку, способному к познанию. Воля присуща не только живым организмам, но и неживой природе в виде «бессознательности», «дремлющей воли». Мир явлений всего лишь мир наших представлений; внутренняя сущность вещей для нас неразрешимая загадка. Воля лежит вне пространства и времени, вне причинно-следственных связей, она не имеет ни основания, ни цели, она беспричинна и непознаваема. Единственная сущность воли в стремлении, которое не ставит никакой конечной цели, и поэтому не способно к конечному удовлетворению (счастью). Мир, следовательно, полон страданий.

Жизни каждого человека есть трагедия, ибо она бесцельна и бессмысленна как и сама воля; это – «бесконечное стремление», а мир – «вечное становление, бесконечный поток». В мире нет свободы, поэтому он чужд человеку. Эгоизм – естественное состояние людей. Счастье иллюзорно, страдание неотвратимо, наш мир – «наихудший из возможных». Глупец гонится за наслаждениями и приходит к разочарованию, мудрец осознает неизбежность бед и ограничивает свои страсти, держит в узде желания, т.е. гасит волю к жизни (в этом аспекте философия Шопенгауэра близка к идеалам буддизма о свободном выборе человека, ведущем к нирване, т.е. «растворению», «угасанию»). Пессимизм Шопенгауэра проявляется в том, что он не верит в возможность человека господствовать не только над природой, но и над собственной судьбой. Воля отдельного человека слабее совокупной воли окружающего мира и подавляется ей. В принципе жизнь может приобрести смысл, когда человек освободится от забот о себе, эгоизма, проникнется состраданием к другим, став альтруистом (альтруизм – от лат. alter – другой; бескорыстная забота о благе других, готовность жертвовать для других личными интересами).

Начальная ступень освобождения – созерцание прекрасного, которое обеспечивает отказ от бесконечного потока желаний, рабского служения воле. Мысль человека обращена не на мотивы хотений, она воспринимает вещи объективно, независимо от их связей с волей, то есть бескорыстно. Следующий шаг к свободе – неутилитарная (не приносящая выгоды) заинтересованность человека во внешнем мире осуществляется через феномен возвышенного. При встрече с ним, человек понимает, что он не центр Вселенной, есть природные силы стихии, неподвластные ему, несоизмеримые с его физическими способностями и возможностями познания. Осознание зависимости от слепых и чуждых сил, пробуждает особую духовную мощь, позволяющую видеть мир по другому. Художественный гений обладает «избыточной способностью видеть в вещах не то, что природа действительна создала, а то, что она пыталась создать, но чего не достигла». Он способен очеловечить мир, воплотив в жизнь свою творческую фантазию. Однако, «духовная чернь» каждой эпохи агрессивно относится к создателям прекрасного, оценивая произведения искусства как вещи негодные к употреблению. Люди тем самым предают свою свободу от природной необходимости, загоняя себя в узкие рамки наиболее близкого и удобного.

Вторая возможность освободиться от «воли к жизни» – нравственный опыт, на который способны не только гении. Не смотря на неподлинную мораль, имеющую девиз «будь как все», человек может сострадать, т.е. поставить себя на место другого, отказаться от собственной злой воли, неэффективной и бесперспективной. Безволие, неучастие в жизни открывает путь к свободе. Человек изживает иллюзии о внутренней самостоятельности, автономности, осознает, что не только его жизнь значима, значима жизнь вообще.

Идеи Шопенгауэра, хотя и не были поняты многими современниками, оказали влияние на развитие идеалистической философии (иррационализма, символизма, «философии жизни») и позитивизма.

Высказывания:

«В каждом, даже самом благородном и высоком человеке есть в задатке совершенно низкие и подлые черты человеческой, даже зверской натуры».

«Подобно тому, как наш дух облечен в ложь, наши слова, поступки, все наше существо проникнуто ложью, и лишь сквозь эту оболочку можно иногда отгадать наш истинный образ мыслей, как одежда позволяет иной раз уловить формы тела».

«Человек, в сущности, дикое страшное животное. Мы знаем его лишь в состоянии укрощенности, называемом цивилизацией, поэтому и пугают нас случайные выпады его природы. Но где когда-либо падают замок и цепи законного порядка и водворяется анархия, там он показывает себя таким, каков он есть».

«Люди подобны часовым механизмам, которые заводятся и идут, не зная зачем».

«Мы знаем, что смерть неизбежна, и все равно ставим перед собой какие-то цели, стараясь выдуть мыльный пузырь как можно больше, хотя отлично знаем, что он лопнет».

«Религии подобны светлячкам: для того, чтобы светить, им нужна темнота».

«Многие люди слишком много живут настоящим: это – люди ветреные; другие живут слишком много будущим: это – люди боязливые и беспокойные. Редко кто сохраняет в этом случае должную меру».

«Каждое ограничение способствует счастью. Чем уже круг нашего зрения, наших действий и сомнений, тем мы счастливее; чем шире он, тем чаще мы страдаем или тревожимся. Ведь вместе с ним растут и множатся заботы, желания и тревоги».

«Все прекрасно лишь до тех пор, пока оно не коснется нас лично. Жизнь никогда не бывает прекрасна: прекрасны только картины ее в очищенном зеркале искусства».

«Есть только одна врожденная всем ошибка – это есть ни на чем не основанное предположение о том, что мы имеем право на ничем не нарушаемое счастье, что мы рождены для такого счастья».

«Смерть – это освобождение от односторонности личности. От этого-то, по-видимому, и зависит выражение мира и успокоения на лице большинства покойников».