ПОСЛЕДНИЙ НЕАНДЕРТАЛЕЦ

Неандертальцы исчезли за короткое время (может быть, не превышающее период от пирамиды Хеопса до небоскребов). Изучение французских пещер показывает, что некоторое время (видимо, несколько тысячелетий) неандертальцы и кроманьонцы сосуществовали, но затем Homo sapiens уже главенствуют безраздельно.

Можно уверенно заявить, что среди первых кроманьонцев немало прямых предков читателей этой книги, но неизвестно, остался ли на всей планете хотя бы один прямой потомок более ранних обитателей европейских пещер.

Противоречие это может быть объяснено двояко.

Первое объяснение: кроманьонец миновал неандертальскую стадию, имеет совершенно другую родословную. Понятно, пока котировался пильтдаунский человек, допускалось, что мы все от него свой род ведем. Когда открылись древние и в то же время прогрессивные формы (сванскомб, фонтешевад и другие), в них порой видели представителей этой же. исключительной ветви, идущей к «настоящему человеку» сквозь неандертальские дебри.

Второй выход: кроманьонец все же произошел от неандертальца, но не от классического, европейского, а от какой-то другой ветви.

Долгое время оба объяснения считались несовместимыми, враждебными. Сторонники первого любили противопоставлять современного человека неандертальцам. Сильным аргументом второй партии было несомненное присутствие у людей разумных некоторых неандертальских признаков. Английская газета напечатала фотографии восстановленных по черепам неандертальских лиц, снабдив древних людей современными шляпами и галстуками, после чего запросила мнение читателей о представленных джентльменах. Джентльмены кому-то показались очень знакомыми, другие отмечали, что такие типы ежедневно встречаются на улице, особенно возле пивных...

Шутка не лишена смысла: на многих черепах, современных и древних, можно наблюдать большие или меньшие «неандертальские валики» над глазами, покатые лбы и тому подобное.

Но противников неандертальца такими свидетельствами не сбить: кроманьонцы могли ведь захватить неандертальских женщин и произвести на свет потомство со смешанными чертами. Однако в свое время эта «партия» потерпела немалый урон: пильтдаунская легенда развеялась, тщательные исследования советского антрополога Я. Я. Рогинского показали, что древний сванскомбский (как и фонтешевадский) череп ближе к неандертальцам, чем к современному человеку. Может быть, главная тропа очеловечивания и прошла когда-то через людей такого типа, как сван-скомбец, но это отнюдь не значит, что неандертальская стадия осталась в стороне от нашего пути.

Когда я рассказал обо всем этом некоторым моим друзьям, они были разочарованы.

А как же «люди с Атлантиды»?

А как же «гости из космоса»?

Действительно, как же это я забыл о них всех? Ведь есть книги, где высказываются приблизительно такие теории:

1. Кроманьонец сформировался где-то в стороне от неандертальской Европы и Северной Африки, но не слишком далеко от них. Скорее всего в краю, где не было столь страшных холодов и где более благоприятные условия позволили обогнать замерзших палеоантропов. Лучшего места, чем материк Атлантида, как-то соединявшийся с Юго-Западной Европой и Северо-Западной Африкой, не найти... А потом, когда кроманьонская цивилизация во Франции и Испании пришла в упадок (вероятно, в борьбе с другими пришельцами), атланты вернулись на прародину. В Атлантиде пролегла более прямая дорога прогресса, и на 10—20 тысяч лет раньше, чем в других частях планеты, атланты-кроманьонцы создали высокую культуру, технику, письменность и тому подобное, но погибли от земле-и моретрясения 12 тысяч лет назад.

2. Скачок между неандертальцем и кроманьонцем столь силен, что здесь требуются не менее сильные объяснения: марсиане (венериане) прилетели, оставили на Земле группу колонистов (вариант: «группу своих дикарей»). Пришельцев было мало, они оказались не в силах сохранять высшую технику, перешли на каменную, усовершенствовали ее и ускорили прогресс на чужой планете.

Лично я большой поклонник этих теорий и просто понять не могу, как можно было о них забыть. Но, несколько огорченный недостатком фантазии у авторов, позволю себе предложить хотя бы еще три гипотезы:

3. Атомные взрывы, произведенные пришельцами, изменили климат (ледник!) и привели к таким мутациям, что из неандертальца быстро получился кроманьонец.

4. Специально заброшенные на нашу планету мощные киберсистемы (их остатки — тектиты, гигантские шары в Южной Америке и т. п.) имели задание — вывести из неандертальца лучшую породу человека, что и сделано за сравнительно короткий срок.

5. На земле в ледниковом периоде доживает древняя дочеловеческая разумная цивилизация (ее выродившиеся эпигоны — дельфины). Одна группа палеоантропов (рыбаки!) находит с ними общий язык и принимает историческую эстафету.

Здесь автор просит извинения, что утаивает еще 43 не менее замечательные истории...

В конце концов противоположность двух ученых групп оказалась не столь уж велика. Большинство признает, что кроманьонец не мог произойти от классического неандертальца. Почти все согласны, что предками кроманьонца могла быть какая-то группа современников классического неандертальца, и задача заключается только в том, чтобы эту группу найти.

Если 30 — 40 тысяч лет назад кроманьонец уже распространился по Европе, то события, которые нас интересуют, время недостающего звена — примерно 40 — 60 тысяч лет назад.

Надо было тщательно изучить обстановку на земном шаре, в Старом Свете, 500 веков назад.

Европа, как прародина кроманьонца, почти отпадает. Если бы действие происходило еще на 300 — 400 веков раньше, когда здесь обитали менее специализированные, более «человеческие» неандертальцы (Крапина, Эрингсдорф), тогда мы еще могли бы не торопиться с путешествием в экзотические края, но именно в интересующий нас период Европой как будто безраздельно владели племена шапелльцев, не слишком занимающихся, за недостатком времени, рассуждениями о собственной прогрессивности или реакционности.

Африка. Главным представителем неандертальского племени был здесь родезийский человек. Самый южный неандерталец, из бухты Салданья, к родезий-цу очень близок, но оба они так сильно отличаются от европейских неандертальцев, что можно говорить не о различных расах, а о разных видах неандертальского человека (впрочем, об этом — споры). Родезиец выглядел в общем примитивнее, чем европеец: таких мощних надглазничных валиков, такого наклона лба, такого плоского черепа не встречали прежде ни у одного из неандертальцев. Родезийский человек некоторыми чертами скорее приближается к питекантропу, хотя по объему мозга (1325 кубических сантиметров) и толщине костей он выглядел даже «лучше», чем неандертальцы Европы.

Ярко выраженные «сверхнеандертальские» черты его, соединенные с некоторыми прогрессивными особенностями, говорили о сложных, во многом еще непонятных нам путях эволюции. В одном, правда, почти нет сомнения: родезиец — это боковая, специализированная ветвь, тупик, из которого не было возврата на «кроманьонскую дорогу». Золу от древнего костра, который разжигал африканский неандерталец, подвергли радиоуглеродному анализу; получилось, что время родезийского человека — около 30 тысяч лет назад, то есть он жил примерно на 10 тысяч лет позднее появления кроманьонцев в Европе.

Пожалуй, это самый поздний неандерталец, обнаруженный на планете. В несколько более высоких, то есть поздних, слоях археологи находят в тропической Африке уже человека вполне современного типа. По-видимому, он пришел с севера.

Если Центральная и Южная Африка остается одной из главных областей для поисков первого недостающего звена (между обезьяной и обезьяночеловеком), то для звена «неандерталец — кроманьонец» она пока никак не подходит.

Нгандонгский (яванский) неандерталец очень похож на родезийца и одновременно на яванских питекантропов. В свое время Франц Вейденрейх предложил головокружительную гипотезу: от питекантропа произошел яванский неандерталец, а от последнего через несколько переходных форм — современные австралийцы. Но еще в 1949 году Я. Я. Рогинский выдвинул очень серьезные возражения против теории о столь раннем зарождении современных человеческих рас. Чрезмерная специализация яванского неандертальца также исключает его из числа возможных прекроманьонцев.

Область поисков сужается. Задача все проще и тяжелее: найти таких неандертальцев, которые, судя по их физическому строению, могли бы развиться в кроманьонцев.

Важнее всего было бы найти тех древних людей, которые «уже не палеоантропы, но еще не современные люди».

Все пути к последнему недостающему звену вели в район Средиземноморья.

В 1929 году в Палестину, тогда английскую подмандатную территорию, прибыла объединенная англоамериканская экспедиция под руководством археолога Доротеи Гаррод и антрополога Теодора Мак Коуна. Ученых привлекали бесчисленные пещеры, вкрапленные в невысокие палестинские горы. В пещерах можно было ожидать самые неожиданные памятники из прошлого библейской страны. Спустя 18 лет здесь, в кумранских пещерах, начались и ныне продолжаются величайшие археологические открытия современности, необычайно обогатившие наши познания о древнееврейской истории и культуре, а также о происхождении христианства и других событиях двадцативековой давности. Возникла целая новая наука — кумрановедение.

Гаррод и Мак Коуна интересовала, однако, история Палестины, в десятки раз более удаленная от наших дней, чем времена Ветхого Завета. Шестью годами раньше английский археолог Турвиль в Пещере разбойников близ Генисаретского озера (провинция Галилея) открыл фрагмент человеческого черепа, каменные орудия и остатки животных. Галилейский череп был вполне неандертальским, но с более сводчатым, «кроманьонским» обликом. Как всегда, в этих случаях вторая находка важнее первой, потому что говорит и за себя и за предшественницу. Гаррод и Мак Коун как раз надеялись сделать эту находку. После нескольких интересных открытий в горах между Яффой и Иерусалимом исследователи поднялись на знаменитую по библии гору Кармел и забрались в труднодоступные пещеры Схул (Козья) и Табун (Печная). Узкие заваленные входы были постепенно расчищены, и стало ясно, что эти убежища в течение тысячелетий не пустовали. Правда, в пещере Табун культурные отложения составляли гигантскую толщу — 15,5 метра (очаги, каменные орудия, разнообразные кости), а в пещере Схул — всего 2,5 культурного метра и отсутствуют потухшие очаги.

И в Табуне и в Схуле сохранилось много человеческих костей: в первой пещере вместе со скелетом 30-летней женщины (она осталась в науке под именем Табун I) нашлась челюсть взрослого мужчины (Табун II).

Население пещеры Схул было более обильным: 5 неполных и 5 полных скелетов, лежавших на разной глубине. Ученым нелегко понять, отчего в Схуле, где не было очагов и, возможно, не жили, сохранилось столько древних обитателей. Мак Коун заметил, что 9 скелетов из 10 лежат скорчившись, а в руке у человека, наименованного Схул V, — нижняя челюсть кабана. Решили, что пещера использовалась, как склеп, где оставляли умерших, снабжая их на дорогу оружием и едой. Однако немецкий антрополог Гизелер (тот, который исследовал «первого неандертальца») предположил, что скорее тут не хоронили, а съедали, потому что многих костей недостает (впрочем, возможно, похороны и поедание ближнего друг другу не противоречили: молодежь древнего племени массагетов имела, например, обычай съедать родителей. Считалось, что нет лучшего погребения, чем в желудках детей).

Главная научная ценность открытия на горе Кармел заключалась не в количестве найденных людей, а в их необыкновенных качествах.

В пещере Табун не было как будто ничего поражающего. Женщина Табун I (конечно, при жизни она имела имя, которое нам никогда не узнать) — типичная неандерталка (малорослая, всего 151 сантиметр). Однако ее современник, может быть родственник, представленный мощной неандертальской челюстью, привлекал внимание четким подбородочным выступом, то есть такой особенностью, которая, как правило, отсутствовала у неандертальцев, но присутствует у нас. Подбородочный выступ наводил .на размышления, которые, как и большинство антропологических мечтаний, были бы развеяны недостатком материалов, если бы на расстоянии 200 метров от пещеры Табун не существовала Козья пещера, Схул.

Чем бы она ни служила древним — гробницей или залом пиров, — для современной науки это великая сокровищница.

Научные имена людей Схул: Схул I, Схул II, Схул III и так далее — до Схул X. Три человека — Схул I, VIII и Х — умерли детьми, в возрасте от 4 до 10 лет, пополнив значительную группу ископаемых детских скелетов: печальное свидетельство невероятно тяжелой борьбы за существование и потерь в этой борьбе. (Судя по прорезыванию зубов, неандертальские дети, возможно, созревали раньше нынешних. Краткость детства помогала скорее приспособиться к нелегкой жизни.) и Четыре человека (Схул II, V, VI, VII) прожили 30—40 лет, Схул IV — больше сорока, и только один мужчина, Схул IX, умер в возрасте 50 лет. Средний возраст девяти людей Схул (длительность жизни человека Схул III выяснить не удалось), гаким образом, не превышал 30 лет. На самом деле средний возраст древних людей еще ниже, потому что детская смертность была громадна. Длительность жизни, кроме всего прочего, была ограничена трудностью добывания еды, частыми голодовками. Еще в недавнее время некоторые племена просто оставляли беспомощных стариков (вспомним рассказ Джека Лондона «Костер») или убивали их (на Огненной Земле, по свидетельству Дарвина).

Если так было несколько десятилетий назад, то что же происходило в глубинах каменного века!

Удлинение средней человеческой жизни, хорошо заметное за последние столетия, один из самых безусловных признаков прогресса. Даже гигантские мировые бойни XX века, унесшие десятки миллионов жизней, не смогли перевесить успехов медицины и результатов улучшения жизненных условий, сохранивших миллиарды человеко-лет. В каменном веке жизнь человека была в среднем на 30—40 лет короче, чем теперь. Можно сказать, что древний человек проживал жизнь лишь наполовину. В каждом поколении были миллионы непрожитых, «убитых» жизней.

10 людей Схул жили в разные времена. Хорошо сохранившиеся скелеты СхулVII и IX лежат намного глубже, чем Схул IV и V: их разделяет, вероятно, несколько столетий. Но у каждого из десяти, без исключения, сочетается множество безусловных неандертальских признаков со многими чертами современного человека, причем именно кроманьонского человека. У всех надглазничный валик, и у всех сравнительно прямой лоб и округлый затылок. Рост почти что кроманьонский (в среднем 175 сантиметров).

У старика Схул IX, лежавшего поглубже, неандертальских признаков побольше, зато у Схул IV и V преобладают кроманьонские особенности.

Составлены большие сравнительные таблицы, где подсчитаны признаки, по каким древние обитатели горы Кармел могут считаться современными людьми, а по каким — неандертальскими. Обрадованные и потрясенные сделанными находками, Мак Коун и участвовавший в научном описании скелетов Артур Кизс сначала резко разделили обитателей двух пещер: в Табуне — неандертальцы, в Схуле — переходные формы, недостающее звено. Однако приходилось считаться и с тем, что каменные, мустьерские орудия в обеих пещерах примерно одинаковы. Кроме того, существовал «прогрессивный подбородок» у мужчины Табун II. В конце концов специалисты решили, что в двух пещерах жила одна группа, может быть, одно сообщество, где неандертальские и кроманьонские черты причудливо перемешивались.

Пришлось, однако, от этого суждения отказаться и вернуться на старые рубежи. Выяснилось, что охотничья добыча людей Схул состояла в основном из крупных быков, а у людей Табун — из мелких, более древних газелей. Археологи и зоологи настаивали, что люди Табун жили раньше; по некоторым расчетам, примерно на 10 тысяч лет раньше людей Схул, по другим — на 2500 лет...

10 тысяч лет — слишком мало для антропологов, и до сих пор не совсем ясно — в одно время или на стовековой дистанции жили соседи на горе Кармел.

Четвертое десятилетие уж пылает дискуссия вокруг палестинских находок, и в дыму незатухающих огней рождаются и исчезают причудливые гипотезы. Цель споров — выяснить, что же происходило в пещерах горы Кармел несколько сот веков назад?

Вот как выглядит одна из самых стройных теорий-гипотез.

Жители пещеры Табун — неандертальцы, но не «классические», зашедшие в тупик, а более гибкие, не специализированные. У женщины Табун I обнаружилось сходство с древними неандертальцами из Германии (Эрингсдорф) и Югославии (Крапина), о которых уже говорилось. Правда, люди из Эрингсдорфа и Крапины жили 80—100 тысяч лет назад, они намного древнее людей Табун, но это обстоятельство лишь подкрепляет гипотезу: за десятки тысячелетий «немецкие» и «югославские» неандертальцы успели сильно измениться и немало попутешествовать. Может быть, уходя от ледника или проигрывая сражения шапелльским атлетам, эти группы перекочевали через Балканы на восток, в Азию, и заселили, в частности, палестинскую пещеру Табун.

Проходит еще несколько тысяч лет. Люди Табун и им подобные становятся все больше похожи на кроманьонцев, во-первых, потому, что, смешиваясь с другими прогрессивными группами, они суммировали все лучшее, разумное; во-вторых, благодаря собственным заслугам — работе рук и мозга.

Не проходит и сотни веков, а неандертальские черты оттесняются кроманьонскими. Люди Схул, впрочем, и не догадываются, какие интереснейшие, всемирной важности перемены в них происходят... Еще немного, и здесь, в Передней Азии, будет достигнут тот биологический уровень, дальше которого нет надобности двигаться, и непобедимые кроманьонцы начнут не торопясь вытеснять неандертальскую родню.

Очень возможно, что в действительности все примерно так и было. Однако существуют и другие мнения, во многом между собою сходные, которые выглядят (разумеется, в несколько упрощенном виде) примерно так: кармельские находки очень ценны, но с них только начинается, а не кончается кроманьонская проблема. Может быть, здесь жили неандертальцы, и откуда-то, скорее всего с востока, появились уже сложившиеся кроманьонцы. Дальнейшее понятно: «битва при Кармеле», истребление неандертальских мужчин, захват женщин, рождение гибридов.

Доказать, что в пещере Схул не гибриды, а переходные формы между кроманьонцами и неандертальцами, нелегко; для этого необходим более высокий уровень науки о наследственности, чем тот, который существует в настоящее время. Один из первооткрывателей Схул, Теодор Мак Коун, представил |вместе с Артуром Кизсом гипотезу, которая на схеме |выглядит примерно так.

Неандертальцы, Шапелль и люди с горы Кармел скорее всего только боковые ветви, родня, происходящая от той же группы, что и кроманьонцы... Понятно, у сторонников этой теории имеются свои сильные аргументы. Датировать радиоуглеродным методом людей Схул невозможно, потому что в пещере не было очага. Зато древняя зола из пещеры Табун поддавалась анализу довольно хорошо: 41 тысяча лет. Отсюда следовало, что более молодая пещера Схул лишь немного старше 30 тысяч лет.

Маловато.

Около 40 тысяч лет назад, как известно, кроманьонцы уже «оккупировали» Францию. Значит, возраст переходных форм должен быть не меньше 50—70 тысяч лет.

Но как бы ни оценивать место людей Табун и Схул в человеческой истории, их существование доказывает, что где-то поблизости от пещер, именно в Передней Азии, шло формирование человека современного типа, Ното 5ар{епз. Находились ли обитатели горы Кармел в центре или на окраине этого процесса, в любом случае их участие в нем несомненно.

Надо сказать, что противники теории, будто кар-мельцы недостающее звено, не могут пока предъявить каких-либо более убедительных находок из другого района. Впрочем, все возлагают надежды на будущие раскопки в Средиземноморье.

За прошедшие десятилетия искали немало. Конечно, еще искали в Палестине. На горе Кафзех, близ Назарета, в тридцатых годах нашли останки шести неандертальцев с такими кроманьонскими отличиями, как высокий свод черепа, округлый затылок и другие. По самым последним сведениям, профессор Оклей определил возраст кафзехцев в 70 тысяч лет. Эта дата очень хороша: ее вполне достаточно для того, чтобы из этих людей 30 тысяч лет спустя мог вырасти кроманьонец!

Японская экспедиция, работавшая на территории Израиля, нашла в 1963 году целого неандертальца. Сопровождавшие его кости газели указывали на ту же эпоху, в которой жили люди Табун, но кроманьонский рост найденного (170 сантиметров) еще раз подтверждал, что где-то тут «все происходило».

Одна из фантастических загадок Передней Азии, осознанная (но не расшифрованная!) за последние годы, — это последовательность каменных орудий в некоторых первобытных пещерах. Древних людей Табун, Схул и других сопровождали мустьерские, даже раннемустьерские рубила, скребла, остроконечники. Это было нормально: орудия мустье обычно сопутствуют неандертальцу. Если копать в глубину, можно ожидать под Мустье еще более примитивную каменную индустрию — ашелльскую, шелльскую. Кроманьонская же культура Ориньяк по всем правилам должна размещаться в слоях поздних, более высоких, чем Мустье...

Но вот находят мощные «мустьерские толщи» в сирийской пещере Ябруд. Правда, костей древнего человека там не открыли, но его присутствие в пещере было очевидно.

Ученые пробирались в глубины сквозь 14 слоев Мустье, то есть сквозь десятки неандертальских тысячелетий. А под четырнадцатью слоями лежал... Ориньяк. Каменные резцы и другие совершенные орудия, сопровождающие первых Homo sapiens.

Если бы это «нарушение археологических правил» наблюдалось только в Ябруде, можно было бы воздержаться от обобщений. Но тот же необычный Ориньяк найден и в глубине пещеры Табун и в других местах: ему никак не меньше 60 тысяч лет.

Было ли тут неандертальское завоевание, гибель зачатков великой цивилизации или нечто другое, не знаем пока.

Новые находки, расположившиеся на близких радиусах от кармельских пещер, дополняют и в то же время, как всегда бывает, усложняют, затемняют проблему.

Северо-восточная Ливия, пещера Хауа-Фтеах близ Средиземного моря. В 1947 и 1952 годах здесь открывают каменные орудия и неандертальские кости, весьма близкие к находкам в пещере Табун.

Марокко. 1962—1963 годы. Необыкновенные черепа в руднике Джебел-Ирхуд. По многим чертам эти люди сходны с классическими неандертальцами, но объем мозга, как у «прогрессистов» из Эрингсдорфа и Схула, наклон лба, как у женщины Табун I.

Люди обитали в пещере Шанидар (северо-восточный Ирак) от 50 до 64 тысяч лет назад, то есть на 10—20 тысяч лет раньше первых жителей пещеры Табун. Все семь шанидарцев — типичные неандертальцы, но со сравнительно прямым лбом и небольшими надглазничными валиками.

Тешик-Таш. Неандертальский мальчик в западных отрогах Памира, близ границы Узбекистана и Афганистана, был открыт в 1938 году, но лишь несколько лет назад крупные советские и западные антропологи пришли к окончательному выводу, что это не классический неандерталец (как думали раньше), а прогрессивный, способный к дальнейшей эволюции тип, вроде людей с горы Кармел.

Староселье. В Крымской пещере под этим названием (близ Бахчисарая) А. А. Формозов открыл в 1953 году мустьерские орудия, а также фрагменты черепа и скелета полуторагодовалого ребенка: это был очень древний Ногпо зар{еп5, с некоторыми неандертальскими чертами.

По североафриканскому берегу Средиземного моря, через Палестину, Ирак, до отрогов Памира и Крыма — вот линия, на которой сегодня прослеживаются поздние прогрессивные неандертальцы, наши вероятные прямые предки.

Где-то здесь: между 25-м и 40-м градусами северной широты, Средиземноморье, Передняя Азия и прилегающие районы.

Большего сказать невозможно. Находок не хватает.

От первого англичанина, сванскомбского человека — через немецких и югославских «неклассических» неандертальцев — к переднеазиатским формам (Табун, Схул и другие) и далее — к современному человеку. Эта цепочка, весьма еще гипотетическая, но вполне возможная, обоими концами заходит в самые таинственные исторические дебри. Древний конец исчезает в веках питекантропа, синантропа и им подобных.

Откуда появилась странная группа древних людей, еще до предпоследнего оледенения сочетавшая очень примитивные обезьяньи черты с такими особенностями, в которых угадывался кроманьонец? На каком материке, в каком древнем тысячелетии впервые проявились эти особенности и началась тоненькая, все расширяющаяся дорожка к человеку разумному?

Не знаем, не знаем, не знаем...

А ближний конец цепочки приводит нас к более чем неясному вопросу о происхождении человеческих рас.

Пещера Схул сохранила много удивительного, но одна из замечательнейших загадок — облик ее обитателей. При всех кроманьонских и неандертальских чертах, свойственных каждому из 10 людей Схул, они все же поразительно отличаются друг от друга. Два человека — Схул IV и Схул V — обнаружены в одном слое и, вероятно, жили в одно время, в одном месте. Но так называемый лицевой угол черепа Схул IV равен 97 градусам, а у его партнера — 73,5!

Эти громадные расовые отличия не случайность: и другие признаки словно подобраны для демонстрации того, как сильно могут различаться люди в пределах одного неандертало-кроманьонского типа. Лицевые углы, размеры голов, формы носов у всех десяти находятся в самых причудливых сочетаниях. Между бушменом и скандинавом, японцем и арабом значительно меньше разницы, чем между людьми пещеры Схул. Одни признаки их как будто тяготеют к белой расе, но тут же рядом — негроидные, монголо-идные и совершенно неизвестные черты.

Какое странное «вавилонское смешение» происходило здесь! (Кстати, неподалеку от Вавилона, но за 25 тысяч лет до основания этого города.)

Видимо, в это время природа, «лепившая» нового человека, здесь еще не разделила его четко на разные расы, и в пещере Схул нам удается подсмотреть ее модели, пробы.

Все перемешано, ничего не определилось, но уже все начато — вот что происходило с людьми Схул. Может быть, той же «мягкостью глины», незавершенностью образа объясняются и причудливые сочетания разных черт у марокканских неандертальцев из Дже-бел-Ирхуд.

Эти примеры могут служить еще одним доказательством того, что все люди современного типа составляют один биологический вид и что расовые отличия четко определились, разграничились после, а сначала даже столь непохожие существа, как Схул IV и Схул V, встречались в одной пещере.

Здесь возникает злободневная расовая проблема.

Мы очень плохо знаем о том, почему негры черные, а у монголоидов раскосые глаза. В общем ясно, что эти особенности — приспособление к среде (черная кожа лучше подходит к тропическому солнцу; череп белого и череп негра, подвергнутые одинаковому нагреванию, накаляются по-разному: негритянский череп остается значительно прохладнее).

Однако эти черты складывались тысячелетиями, они весьма устойчивы и почти не меняются в течение таких кратких периодов, как поколение, век. (Впрочем, при резкой перемене условий зафиксированы и небольшие перемены за короткий срок: негры, переселившиеся в Северную Америку, за 100 лет несколько посветлели.)

Проще говоря, мы очень слабо представляем «механизм», время, место, условия образования рас. Во всяком случае, в те тысячелетия, когда кроманьонцы осваивали Европу и Северную Африку, расы уже существовали. Около 40 тысяч лет назад в гротах Гримальди (в Италии) обитали типичные кроманьонцы — европеоиды, но в одном из гротов нашли два негритянских скелета. Примерно 30 тысяч лет назад негры жили, видимо, и близ нынешнего Воронежа (вместе с другой, вероятно белокожей, но отличавшейся от кроманьонцев расовой группой).

Негры в приледниковых областях — близ Воронежа и в Италии — это неожиданно с точки зрения наших сегодняшних представлений, но ведь наши знания основаны на опыте всего нескольких тысячелетий, а тут величина на целый порядок большая.

К сожалению, находя древнейших людей современного типа, антропологи, как правило, имеют дело далеко не с первыми поколениями человека разумного. Обитатели пещер Ориньяк, Гримальди или древних стоянок под Воронежем имели позади прошлое, составлявшее 10—20, а может, и больше тысячелетий, причем именно а ?ти тысячелетия расы и формировались. Все, что мы знаем на сегодня об этом процессе, сводится к итогу, когда расы уже сложились, и к самому началу, когда расы еще не сформированы (Схул).

Еще несколько веков назад начался великий спор между полигенистами и моногенистами. Последние в согласии со священным писанием доказывали, что человек появился в одном месте. Полигенисты же издевались над «единичным актом творения» и были убеждены, что природа создавала человека в разное время и в разных местах. Среди полигенистов были Джордано Бруно, Вольтер, французские энциклопедисты и многие другие выдающиеся ученые и публицисты.

Но если человек возник не в одном, а в разных центрах, следовательно, разные расы могли появиться независимо друг от друга, и нет ничего удивительного, что одни расы выше других: просто в одном центре человек появился раньше, а в другом задержался и отстал; в одном месте он приобрел определенные качества, в другом не приобрел.

Получалось так: если вы утверждаете, что человек образовался в одном месте, вы рискуете подыграть церкви. Если же вы отстаиваете независимость появления человека в разных местах, вы, может п сами того не желая, склоняетесь к расизму.

В истории остались имена нескольких антропологов XIX века (Мортон, Глиддон, Нотт и другие), снабжавших политиков и дипломатов Америки и других стран аргументами против отмены рабства. Независимые и оттого неравные ветви рода человеческого очень нравились фашистским философам, немало на эту тему писавшим.

Настоящему честному исследователю — не фальсификатору, не человеконенавистнику — приходится порой очень тяжко. Он не должен исходить из прин|1 ципа «это полезно и потому правильно». Он должен вслед за Гейне повторять: «Я не согласен на пуды блаженства, если за них надо заплатить хотя бы золотником лжи». Но как быть честному антропологу, если он вдруг обнаружил доводы, которые могут использовать расисты? Как ему быть? Умолчать об этих фактах? Но ведь этика ученого... Особенно трудно приходится потому, что наука о расах еще мало разработана, потому, что мы еще многого тут не знаем. Известно, что некоторые крупные западные антропологи сознательно отошли от разработки расовой проблемы: не желают, хотя бы нечаянно, сыграть на руку расистам, боятся встретить в ходе своих исследований такие доводы, которые при нынешнем состоянии науки трудно истолковать однозначно, а куклуксклановцы, почитатели Фервурда, Яна Смита воспользуются...

Действительно, деятельность некоторых ученых, не робеющих перед расовыми проблемами, не слишком вдохновляет. Крупнейший американский генетик Р. Гейтс и несколько других спеди-алистов занимаются, например, сравнением умственных способностей у представителей разных рас. Для этого белым, негритянским, эскимосским и другим детям задается определенное число вопросов, предлагаются тщательно разработанные тесты, составленные непредвзято, без всякого расистского умысла. Результаты опросов публикуются.

В большинстве случаев белые дети выполняют тесты лучшие черных. Отсюда порой делается вывод примерно такого свойства: «Более высокая цивилизация, более богатые навыки, знания, ситуации, с которыми встречается в течение многих столетий белый человек, в конце концов сделали его более способным. Знания и умение понемногу передались по наследству».

Группы живых существ, получающие более богатую информацию и опыт, в конце концов, вероятно, могут приобрести какие-то дополнительные наследственные качества. Но основной вопрос: сколько времени для этого требуется? Достаточно ли 10—20 веков (40—80 поколений), в течение которых европейская цивилизация обгоняла африканскую, чтобы европеец, «среднестатистический европеец», сделался бы от рождения способнее, чем «среднестатистический негр»? Ведь тысяча, две тысячи лет — это не более чем 2—5 процентов истории человека современного типа. Что мы знаем о жизни разных племен и рас за предшествующие 95—98 процентов? Перекрывают ли успехи, скажем, белой расы крупнейшие достижения древних и средневековых «цветных» цивилизаций? И наоборот. (Не забудем, что расисты попадаются в любой расе.) Может быть, успехи какого-нибудь первобытного азиатского или австралийского племени — скажем, 7—10 тысяч лет назад — более отложились в сознании и способностях потомков этого племени, чем столетия европейской культуры у ее носителей? К тому же современная генетика вообще сомневается в только что представленной схеме.

Ясно одно: вошедшие «в мозг и кровь» новые навыки столь трудноуловимы, так нивелированы смешением разных цивилизаций, что об этом и говорить нечего.

Задача более чем неопределенная и не решается.

А как же тесты? Даже лучшие тесты, по наблюдениям самих же американских специалистов, дело крайне ненадежное. Негритянские дети в Нью-Йорке показывали значительно лучшие результаты, чем в глухих уголках Теннесси. Вывод: дело в социальных, а не расовых условиях. Кто определит, каково влияние бедности, тесной квартиры, семьи в том, что какой-нибудь ребенок ответил хуже другого. О тестах, проводившихся среди алеутов и эскимосов, сообщалось, что их вообще нельзя принимать во внимание: невозможно, например, учесть, как влияет на опрашиваемого тот простой факт, что его помещают в непривычные условия, сажают перед белым человеком, заставляют зачем-то отвечать на странные вопросы, а ответы зачем-то записывают.

Совсем необязательно (хотя и не исключается), чтобы среди ученых, занимающихся такими тестами, были расисты. Но некоторые серьезные исследователи думают: мы бы не стали заниматься этим и публиковать такие выводы. Из них пока трудно извлечь какую-нибудь существенную пользу, зато куда легче получить изрядную долю вреда.

Молчание, уход от расовой темы, боязнь получить «нехороший» результат, конечно, нельзя приветствовать. Это отказ от борьбы за истину. Но к одной стороне таких отказов все же нельзя не отнестись с уважением: ученые задумываются. Задумываются о результатах, значении своих работ. Задумываться — это, вероятно, максимум требований, которые можно предъявить к современному ученому. Среди специалистов, создававших первую атомную бомбу, были те, кого волновал «проклятый вопрос»: не принесет ли вреда человечеству изобретение такого страшного оружия? Были и люди, полагавшие, что такие размышления только мешают работе.

У последних — своя правда, заключавшаяся в том, что бомбу делать надо: шла война с фашизмом, и неясно было, не выступит ли с подобным же оружием Адольф Гитлер. И все-таки высшая правда — за теми, кто беспокоился и переживал. Только «беспокойные люди» приобретают драгоценное свойство — находить максимум правильных ответов.

Очень легко прикрыться формулой: «ученый не может отвечать за результаты своих открытий». Если вслед за этой формулой прекращается размышление, можно сказать, что именно так расцветает ученое самодовольство.

Действительно, мирная химическая реакция может быть использована для изготовления жутких ядовитых газов, а грозная ядерная энергия — содействовать мирному производству.

Действительно, такое великое изобретение, как типографский станок, принесло людям вместе с громадной пользой такое массовое производство лжи, что ущерб, возможно, не уступит атомным» разрушениям.

Действительно, от самого ученого не много зависит.

Но именно поэтому он должен больше задумываться. Задумываться, чтобы оставаться Ното 5ар{еп5, человеком; чтобы хоть то немногое, что от него зависит, было использовано полностью; чтобы он не стал бессловесным механизмом, производящим открытия.

Тот, кто задумывается и делает, пусть то же самое, что другой делает не задумываясь, все же решительно отличается от этого «другого». Задумывающийся готов к неожиданностям. Он не может всего сделать, но сможет сделать больше, чем полагают сторонники легких мыслей и тяжелых работ...

Снова возвращаемся к расовым проблемам.

Слишком много доводов против расизма, чтобы бояться внезапных выводов науки.

Расизм стал уже не тот: откровенный, грубый, как у гитлеровцев, почти исчез из книг и теорий (Ян Смит, губернатор Уоллес не в счет, да они, кстати, практики, и теориями им увлекаться некогда). Тысячи примеров блестящих успехов людей разных рас достаточно известны. Не менее популярны и примеры того, как отсталые прежде народы делали исторические рывки: отсталая Греция, превзошедшая передовой Египет, или бедуины Аравии, создавшие высочайшую культуру.

Но главный научный довод против расизма заключается в том, что все современное человечество, эез сомнения, — один вид. По-видимому, тот самый зид, который сформировался в Средиземноморье и Передней Азии несколько десятков тысяч лет назад.

В свое время крупнейший антрополог Франц Вейденрейх предполагал, что расы появились еще на стадии обезьянолюдей: от синантропов — монголоиды, от питекантропа и яванского неандертальца — австралийцы, от людей Схул и Табун — белые.

Эта теория не подтверждается.

Правда, мы почти не можем ответить на вопрос, не появились ли хотя бы некоторые расовые признаки современного человека еще на неандертальской стадии.

Таким образом, старый спор между моногенистами и полигенистами решается сегодня скорее в пользу одного центра, из которого развился человек современного типа. Под одним центром имеется в виду, конечно, не точка или кружок на карте, а обширный район в несколько миллионов квадратных километров.

Справедливости ради надо сказать, что полигенисты не сложили оружия, их взгляды нельзя считать окончательно отвергнутыми. Они ищут и все время находят доводы в пользу своей теории.

Еще несколько десятилетий назад вопрос о том, составляют ли один биологический вид белые, негры, готтентоты и другие расы, считался неясным. Теперь найдено много доказательств, это подтверждающих. Кроме свидетельства из палестинских пещер, надо помнить о том, какое устойчивое «перспективное» потомство получается при смешении человеческих рас (в то время как у разных животных видов потомство хотя и возможно, но, как правило, неустойчиво и бесперспективно).

Одним из самых блестящих и убедительных доказательств была опубликованная еще в 1927 году работа французского анатома и антрополога Анри Вал-луа. (Хотя, защищая единство человеческого вида, Валлуа вполне допускал, что разные расы сложились в разных местах и австралийцы, например, могли произойти от своих питекантропов, а белые — от своих.) Ученый выделил у человека две группы признаков: первая группа, например цвет кожи, форма глаз, может быть объяснена приспособлением большого числа людей к определенной среде, другие же признаки трудно или невозможно объяснить приспособлением.

Оказалось, что как раз по второй группе признаков все расы одинаковы: у всех, например, одно и то же число грудных, поясничных и крестцовых позвонков. Трудно сторонникам теории — «разные расы — разные виды» — объяснить, почему у всех людей одинаковое строение борозд мозга, одинаковое число долей легкого и печени. Зато, предположив, что все расы — один вид, мы сможем все легко понять. К тому же особенности разных человеческих рас у человекообразных обезьян отсутствуют, то есть от общих предков не унаследованы.

Даже максимально отличающиеся друг от друга современные люди все же куда более сходны, чем разные виды обезьян, чем различные ветви неандертальцев и даже, как уже отмечалось, разные обитатели пещеры Схул.

Доводы, доказательства, наука... А расовые предрассудки живы и крепки.

И самый распространенный их вид — скрытый, мягкий, стыдливый.

Те или иные расовые предрассудки имеются у многих милых, честных, добродетельных людей любой расы, даже у тех", кто полагает, что чужд расизму. В декларации о расах и расовых предрассудках, единогласно принятой ЮНЕСКО в 1963 году, сказано: «Расизм препятствует развитию тех, кто от него страдает, развращает тех, кто его исповедует... Многие из проблем, вызываемых расизмом в современном мире, вытекают не только из открытых его проявлений, но также из деятельности тех, кто проводит дискриминацию на расовой основе, но не желает в этом признаться».

Сколько хороших людей дрогнет, спасует перед одним из шести вопросов, которые им следовало бы задать:

1. Известны ли вам доказательства того, что люди всех рас — белые, негры, монголоиды и другие — принадлежат к одному биологическому виду, происходят от одних предков и не отличаются друг от друга более, чем (извиняемся за сравнение) рыжие,

черные, серые, сибирские коты?.. Если же вы этого не знаете, если вы сомневаетесь в этом, то почему вы не стремитесь узнать, понять? Понимаете ли вы, что о равенстве рас говорят не потому, что это хорошо, а потому, что они равны на самом деле?

2. Понимаете ли вы, что с большой долей вероятности в ваших жилах течет кровь нескольких рас, потому что перемещение и смешение племен с древнейших времен было сложным и причудливым, да и вообще предки у всех общие. Если так, не кажется ли вам, что расизм есть неуважение к своим собственным предкам и, стало быть, к самому себе?

3. Хватит ли у вас (внутренне, перед собою) того чувства абсолютного равенства и .уважения к людям другой кожи, которое, как рассказывают, позволило Эйнштейну достойно проучить одну американскую даму?

— Господин Эйнштейн, как бы вы реагировали на желание вашей дочери выйти замуж за негра?

— Я сказал бы — приведи мужа, чтобы познакомиться. Но я бы никогда не разрешил моему сыну жениться на вас.

4. Понимаете ли вы, что различия, существующие между расами, значит не больше, чем различия между нациями, между отдельными людьми: разница, а не преимущество, тот типичный случай, когда абсолютно невозможно сказать: «Этот лучше, а этот хуже»?

Они различаются по некоторым второстепенным признакам, и все тут.

5. Понимаете ли вы, что разница в обычаях, обрядах, большая отсталость некоторых племен и народов — временное историческое явление, что всего несколько сот, от силы тысяч, лет назад все человечество было на примерно одинаковом уровне?

6. Если вы все поняли уже, но испытываете некоторое напряжение, сами стесняетесь неловкости, стихийно возникающей у вас при контактах с людьми другой кожи (лучше об этом прямо сказать, чем утаить), то не известно ли вам, что это характерное проявление чувства непривычного, принципиально не отличающегося от того, что с вами происходит в чужом доме, в чужом городе (отчего, надеюсь, вы не станете утверждать, что чужой дом и чужой город вообще плохи)? Что это чувство естественно заменяется чувством привычки, как это бывает у всех разумных людей, подолгу живущих среди чужих? Что, если другая группа людей вызывает у вас какие-то отрицательные эмоции, — самое ужасное, что можно сделать, это сделать отсюда большие выводы и начать культивировать свои чувства?

Расовые предрассудки — очень стойкая, заразная, но излечимая болезнь.

Книга, строго говоря, закончена, но автор полагает, что не обойтись без приложения. Во-первых, читатель, возможно, не совсем убежден, насколько таинственны даже сравнительно близкие тысячелетия... Во-вторых, не из одних же кострищ, камней и костей складывается первобытная история: как же не поговорить о духовной жизни, об искусстве? Наконец, очень хочется еще попутешествовать в прошлом и пофантазировать о будущем...

 

Приложение