Неизбежность сверхмощных взрывов

 

Первый в истории взрыв атомного устройства в США 16 июля 1945 г. и атомная бомбардировка Японии потрясли современников. Человечество вступило в новую эпоху. Ничего подобного мир не знал, и, естественно, эти взрывы уже воспринимались как сверхмощные. В 1946 г. США произвели еще два атомных эксперимента мощностью по 21 кт каждый*. Они должны были ответить на вопрос, как повлияет атомное оружие на планы развития американского военно-морского флота. Но уже тогда Эдвард Теллер ставил условием своей работы в Лос-Аламосе проведение 12 испытательных взрывов в год⁹ (реальность дала 22!).

 

 

## * 1 килотонна (1 кт) равна одной тысяче тонн химического взрывчатого вещества; 1 мегатонна (1 Мт) равна одному миллиону тонн химического взрывчатого вещества.

 

В 1948 г. Соединенные Штаты осуществили три новых эксперимента с атомным оружием. «Создавалось чрезвычайно опасное положение. Советский народ вынужден был мобилизовать все свои материальные и духовные силы, чтобы прорвать ставшую угрозой миру атомную монополию США, и в предельно короткие сроки создать собственное ядерное оружие»¹⁰.

После первого советского атомного взрыва 29 августа 1949 г. США, как бы спохватившись, провели в 1951 г. сразу 16 экспериментов. Безудержная ядерная гонка стала фактом.

Разработчики стремились сделать габариты оружия минимальными, а, с другой стороны, добиться максимального выгорания дорогостоящего ядерного «горючего». Эти противоречивые цели толкали на расширение полигонных экспериментов: они позволяли определить оптимальные параметры нового оружия. И приближали эру водородного оружия.

Таким образом, с первых шагов ядерной гонки в обеих странах акцент был сделан, прежде всего, на программах опытных взрывов. Их проведение открывало путь для совершенствования зарядов применительно к разнообразным носителям и для увеличения их мощности. Разумеется, прежде чем появлялось принципиально новое решение, старались «выжать» максимум из уже известной конструкции: увеличение мощности достигалось обычными усовершенствованиями, а также размещением в изделии возможно большего количества делящегося вещества.

Испытания в США и СССР преследовали и другие цели¹¹, но приоритетной задачей всегда оставалось совершенствование ядерного оружия и его удешевление.

Общая картина ядерных испытаний, проведенных в США и СССР, выглядит следующим образом.

Программа США за 47 лет (первый взрыв состоялся 16 июля 1945 г., последний — 23 сентября 1992 г.) включает 1056 ядерных испытаний (с учетом двух взрывов в 1945 году в Японии, 27 экспериментов в мирных целях и 24 ядерных испытаний, проведенных на Невадском полигоне совместно с Великобританией). Общее число взорванных ядерных зарядов и устройств 1151 (естественно, число взорванных зарядов превосходит число испытаний, т. к. в некоторых испытаниях могло быть задействовано сразу более одного заряда). Из них 1116 было взорвано в военных целях. Полное энерговыделение всех ядерных испытаний США оценивается в 180 Мт.¹²

Программа СССР за 41 год (29 августа 1949 — 24 октября 1990) включает 715 ядерных испытаний (124 из них было проведено в интересах народного хозяйства страны). Таким образом, в среднем СССР ежегодно проводил около 17 испытаний (США — 22). В общей сложности советская программа потребовала 969 ядерных зарядов и устройств, из которых 796 были взорваны в военных целях. Полное энерговыделение ядерных испытаний СССР составило 285,4 Мт.¹³

Таким образом, в ходе всех 1771 испытаний (их распределение по годам дается в Приложении, табл. 2) суммарная мощность ядерных устройств, взорванных двумя странами, превысила 460 Мт. Из них 215 Мт — или более 46% — приходятся на 12 сверхмощных советско-американских взрывов. Эти взрывы (см. в Приложении табл. 3 и 4 для США и СССР) стали вехами технологического продвижения вперед и для каждой из сторон были безусловным актом устрашения потенциального противника.

Кроме шести взрывов сверхбольшой мощности (больше 10 Мт каждый, табл. 4) СССР провел 22 воздушных испытания мегатонного класса (мощностью между 1,5 Мт и 10 Мт), которые были осуществлены в период 1955—1962 гг.¹⁴ Все они, за исключением взрыва 22 ноября 1955 г. под Семипалатинском, были проведены на полигоне Новая Земля.

Соединенные Штаты, помимо указанных в таблице 3 сверхмощных взрывов, реализовали в период 1954—1962 гг. еще 24 воздушных эксперимента мегатонного класса (мощностью от 1 Мт до 8,5 Мт), используя для этой цели баржи, самолеты, ракеты или же проводя взрывы на поверхности земли¹⁵.

Сверхмощные американские испытания были проведены в 1950-е годы. Советские супервзрывы пришлись на начало 1960-х, чему, естественно, есть свое объяснение. Ниже мы коснемся этой темы.

В США не скрывалась политическая подоплека подобного рода испытаний: «Единственно возможный путь для Америки гарантировать собственную безопасность состоял в том, чтобы создать намного более мощную бомбу, чем имели русские»¹⁶.

31 октября 1952 года американские физики осуществили эксперимент Mike — первый термоядерный супервзрыв в современном понимании этого термина. Хотя этот взрыв и был промежуточным экспериментом в интересах создания термоядерного оружия (оно появилось в США только 28 февраля 1954 г.), мощность взрыва (10,4 Мт) поражала воображение.

Супериспытания (кроме взрыва советской 50-мегатонной бомбы и, возможно, эксперимента Mike), приведенные в таблицах 3 и 4, сопровождались значительным радиационным загрязнением окружающей среды. Трагедия, разыгравшаяся с японскими рыбаками после взрыва Bravo, вызвала острый резонанс и протесты в мире. Таковы были реальности холодной войны, главной составляющей которой являлось противостояние двух ядерных гигантов.

Подобные взрывы проводились, чтобы снарядить мощными зарядами существовавшие тогда средства доставки и чтобы одновременно произвести должное впечатление на потенциального противника. «Атому предстояло стать универсальной сдерживающей силой. Сверхбомбы, или стратегическое оружие, должны были предотвратить мировую войну»¹⁷.

Большие мощности зарядов рассматривались в те годы как необходимость, чтобы преодолеть неточности доставки заряда к цели. Сказывалась и психология ядерной гонки: чем мощнее заряд — тем сильнее впечатление на людей, тем весомее претензия на предполагаемое «превосходство» и тем выше шансы получить финансирование.

Появлению сверхмощных зарядов способствовали также их относительная дешевизна, политический расчет и профессиональный энтузиазм разработчиков. Наивно полагать, что, скажем, Н. С. Хрущев сам навязал советским ядерщикам идею создать 100-мегатонную бомбу. Все случилось на встрече в Кремле 10 июля 1961 года, когда руководители Арзамаса-16 доложили о возможности разработать подобную конструкцию. Другое дело, что Хрущев немедленно «ухватился» за нее: «Пусть 100-мегатонная бомба висит над капиталистами, как дамоклов меч!»

Со стороны наших разработчиков интерес к сверхмощным зарядам носил характер именно увлечения, которое не было продиктовано глубоко продуманными стратегическими соображениями: преобладало стремление дойти в том или ином техническом направлении до предельных характеристик.

Однако состязательность с Западом являлась важным стимулом. Свое влияние оказывали и взаимоотношения между двумя ядерными центрами страны (в Сарове и Снежинске). Это особенно проявилось в серии испытаний 1961—1962 годов. Cоперничество между двумя отечественными ядерными центрами вызывало даже большее эмоциональное напряжение, чем ощущавшееся абстрактно соревнование с заокеанскими конкурентами. Ведь выигравшая сторона получала «приз»: ее заряд принимался в серию для оснащения того или иного носителя. Оба конкурирующие института работали в высшей степени профессионально, и создаваемые заряды отличались высокими характеристиками.

Простор для увеличения мощности термоядерного оружия открывался и по другой причине: суперзаряды не становились супердорогими. Высокую стоимость имеют в основном уран-235, плутоний-239 и тритий. Другие компоненты, например уран-238 и дейтерий, которые обеспечивают основное наращивание мощности, относительно дешевы. Не возрастают заметно и расходы на изготовление заряда. Поэтому затратный механизм, который обычно сдерживает стремление к неумеренному росту характеристик технических изделий, здесь отсутствовал.

Наконец, воодушевляло «встречное движение»: советское руководство видело в ядерной мощи страны козырную карту, сильнейший аргумент в политике противостояния Западу. Это особенно проявилось в 1961—1962 гг.

Советское руководство в лице Хрущева считало полезным продемонстрировать могущество СССР в период Берлинского и назревавшего Карибского кризисов. Хрущев лично нацелил разработчиков ядерного оружия на проведение серии испытаний, чтобы подчеркнуть жесткость позиции Советского Союза в сложившейся напряженной международной обстановке. Подразумевалось также (и об этом говорилось), что супервзрывы в атмосфере, сопровождаемые рядом эффектов, которые не останутся без внимания многих наблюдательных станций в мире, увеличат всеобщее ощущение опасности и страха перед ядерным оружием и усилят движение за его запрещение.

Для эпохи сверхмощных взрывов было характерно какое-то чудовищное смещение акцентов во взаимоотношениях двух великих держав — лидеров противостоящих блоков. Господствовало извращенное представление: борьба между ними важнее общечеловеческих интересов. Как-то забывался обоюдоострый характер ядерного оружия: радиоактивные осадки, распространяясь повсеместно, не щадят ни жертву, ни агрессора. Обе противостоящие стороны очень медленно «выздоравливали» от такого подхода. Небывалые по количеству взрывов испытания 1961—1962 годов, когда СССР провел 138 испытаний, а США — 106, казалось, перешли все допустимые границы.

Аргументируя в 1961 г. свой отказ от моратория и необходимость проведения ядерных взрывов, правительство СССР заявляло: «Советский народ, Советское правительство не могут не считаться с тем, что снова, как и двадцать лет назад, на подступах к рубежам нашей Родины клубятся зловещие тучи войны, что Западную Германию и нынешних союзников германских милитаристов трясет лихорадка военных приготовлений… Советское правительство не выполнило бы своего священного долга перед народами своей страны, перед народами социалистических стран, перед всеми народами, стремящимися к мирной жизни, если бы перед лицом угроз и военных приготовлений, охвативших США и некоторые другие страны НАТО, оно не использовало бы имеющихся у него возможностей для совершенствования наиболее эффективных видов оружия, cпособных охладить горячие головы в столицах некоторых держав НАТО»¹⁸.

Испытание 30 октября 1961 г. над Новой Землей 100-мегатонной термоядерной бомбы (в варианте половинной мощности) стало знаковым событием не только для прошедших 12 лет после первого советского атомного взрыва в августе 1949 г., но и для всей последующей программы испытаний ядерного оружия в СССР¹⁹. Появление такой бомбы было спровоцировано не только несколькими уже проведенными мощными американскими термоядерными взрывами (см. табл. 3), но и тем, что в начале 1960 г. в иностранной печати появились публикации о возможности создания супербомбы мощностью в 1000 мегатонн²⁰.

Произведенный взрыв оказался рекордным по своей силе и занял место в Книге рекордов Гиннесса²¹. Он стал одной из кульминаций эпохи холодной войны и одним из ее символов. Его мощность в десять раз превысила суммарную мощность всех взрывчатых веществ, использованных всеми воюющими странами за годы Второй мировой войны, включая американские атомные взрывы над городами Японии. Cтоль ужасающий взрыв в боевых условиях мгновенно породил бы гигантский огненный смерч, который охватил бы территорию, близкую по площади, к примеру, всей Владимирской области России.

Взорванная бомба никогда не являлась оружием и военного значения не имела. Это был акт разовой силовой демонстрации, сопутствовавшей конкретным обстоятельствам политической кухни, «большой игре» на устрашение между сверхдержавами. Наши соотечественники узнали о намеченном эксперименте только 17 октября 1961 года — в первый день работы XXII съезда КПСС, когда Хрущев в отчетном докладе, отступив от текста, заявил: «...Хочу сказать, что очень успешно идут у нас испытания и нового ядерного оружия. Скоро мы завершим эти испытания. Очевидно, в конце октября. В заключение, вероятно, взорвем водородную бомбу мощностью в 50 миллионов тонн тротила. (Аплодисменты.) Мы говорили, что имеем бомбу в 100 миллионов тонн тротила. И это верно. Но взрывать такую бомбу мы не будем, потому что если взорвем ее даже в самых отдаленных местах, то и тогда можем окна у себя выбить. (Бурные аплодисменты.) Поэтому мы пока воздержимся и не будем взрывать эту бомбу. Но, взорвав 50-миллионную бомбу, мы тем самым испытаем устройство и для взрыва 100-миллионной бомбы. Однако, как говорили прежде, дай Бог, чтобы эти бомбы нам никогда не пришлось взрывать ни над какой территорией. Это самая большая мечта нашей жизни! (Бурные аплодисменты.)» И добавил, сказав о тех, кто работает над совершенствованием ядерного оружия и ракетной техники: «Мы гордимся этими товарищами, воздаем им должное, радуемся их творческим успехам, которые способствуют укреплению оборонной мощи нашей Родины, укреплению мира во всем мире. (Бурные аплодисменты.)»²²

Взрыв невероятной мощи показал всеразрушительность и бесчеловечность созданного оружия массового уничтожения, достигшего апогея в своем развитии. Человечество, политики должны были осознать, что в случае трагического просчета победителей не будет. Как бы ни был изощрен противник, у другой стороны найдется сокрушительный ответ. В то же время созданный 50-мегатонный заряд демонстрировал могущество человека: взрыв по своей мощи был явлением уже почти космического масштаба²³.

Огромная мощность взорванной в СССР бомбы должна была вызвать и вызвала тревогу во всем мире. Возникало понимание того, что это оружие должно быть взято под международный контроль, формы которого хотя еще и не найдены, но их надо искать и реализовывать.

Действительно, не сразу, но постепенно был заключен ряд соглашений. Первым прорывом на пути к обузданию гонки вооружений стал знаменитый Договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах, подписанный 5 августа 1963 года в Москве (см. Приложение).

 

 

На пути к благоразумию

Со дня заключения Московского договора о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космосе и под водой прошло уже почти 40 лет. Но до сих пор некоторые ключевые страницы многолетней эпопеи, приведшей к этому важнейшему результату, остаются неизвестными для широкой публики²⁴.

Что касается нашей страны, то важно обратить внимание на следующий факт. К 1 апреля 1954 г. И. В. Курчатов вместе со своими коллегами по атомному проекту академиками А. И. Алихановым, А. П. Виноградовым и И. К. Кикоиным, а также министром атомной отрасли В. А. Малышевым подготовили закрытый материал в виде рукописи статьи для будущей публикации. Для принятия решения экземпляр документа был направлен Малышевым Н. С. Хрущеву. Авторы статьи писали: «Темпы роста производства атомных взрывчатых веществ таковы, что уже через несколько лет накопленных запасов атомных взрывчатых веществ будет достаточно для того, чтобы создать невозможные для жизни условия на всем земном шаре. Взрыв около ста больших водородных бомб приведет к тому же… Таким образом, нельзя не признать, что над человечеством нависла огромная угроза прекращения всей жизни на Земле»²⁵ В рукописи особо подчеркивалось, что «помимо разрушающего действия атомных и водородных бомб, человечеству... угрожает и еще одна опасность — отравление атмосферы и поверхности земного шара радиоактивными веществами, образующимися при ядерных взрывах... Уже теперь, когда на земле произведено всего несколько десятков опытных взрывов атомных и водородных бомб, общая радиоактивность верхних слоев земли ощутимо повысилась. Происходит заражение и водных бассейнов».

Позиция и аргументы главного атомного эксперта страны И. В. Курчатова и его коллег не могли не произвести впечатления на высшее советское руководство. Однако по неизвестным причинам статья так не была разрешена для публикации. Только через 4 года наступила пора первых зондирующих международных переговоров относительно возможности заключения договора о прекращении ядерных испытаний²⁶.

С 1 июля по 21 августа 1958 г. в Женеве прошло совещание научных экспертов, в котором приняли участие такие известные ученые, как Е. К. Федоров, Н. Н. Семенов, И. Е. Тамм, М. А. Садовский (СССР), Дж. Фиск, Х. Бете, Э. Лоуренс (США), Дж. Кокрофт, У. Пенни (Англия) и др. В итоговом докладе своим правительствам эксперты выступили с согласованной точкой зрения: контроль за прекращением взрывов, если такое соглашение будет достигнуто, возможен. Для этого рекомендовалось создать сеть из 160—170 контрольных постов и предусмотреть возможность проведения инспекций на месте явлений, подозреваемых как ядерный взрыв²⁷. 31 октября 1958 г. начались переговоры уже правительственных делегаций СССР, США и Великобритании о «приостановке»²⁸ испытаний ядерного оружия. Последовавшие затем изнурительные переговоры между СССР, США и Англией о полном прекращении испытаний продолжались свыше 4 лет и, казалось, окончательно «споткнулись» на проблеме установления контроля. Об этом драматическом этапе на переговорах написано немало, как и о том, что сами переговоры, по существу, зашли в тупик. Он был преодолен самым неожиданным образом — спасение пришло именно от создателей оружия, работавших в советском ядерном центре — Сарове.

Весной 1963 года Виктор Борисович Адамский, один из разработчиков 50-мегатонной бомбы, как-то зашел к своему руководителю Андрею Дмитриевичу Сахарову и завел с ним разговор о том, что возникла ситуация, при которой соглашение о запрещении испытаний ядерного оружия может стать реальностью.

Необходимость в этом назрела. Небывалое число ядерных взрывов в атмосфере в начале 60-х гг., включая сверхмощные, повсеместно усилило волну протестов. Всколыхнул мировую общественность и ракетный Карибский кризис, чуть не ввергнувший осенью 1962 г. весь мир в термоядерную катастрофу. Развернул работы над созданием своего ядерного оружия Китай, отношения с которым у Советского Союза становились все напряженнее.

Окончательный провал переговоров о запрещении ядерных испытаний поставил бы США и СССР перед опаснейшей чертой. Наступил, таким образом, критический момент, когда из огромного «переговорного» багажа, уже накопленного дипломатами в поисках соглашения, можно было попытаться найти оптимальный вариант договора, который в создавшихся условиях устроил бы все стороны.

Адамский добавил, что на этот счет у него есть не только аргументированное предложение, но и подготовленный проект обращения к премьеру Н. С. Хрущеву. И он протянул несколько страничек с рукописным текстом Сахарову:

 

«Дорогой Никита Сергеевич!

Мы, ученые, работающие в КБ-11, т. е. в организации, занимающейся разработкой и конструированием атомных и водородных зарядов, хотим поделиться с Вами некоторыми нашими соображениями об одном из возможных путей достижения соглашения о прекращении ядерных испытаний.

Переговоры о полном запрещении испытаний столкнулись с большими трудностями.

Несколько лет назад американская сторона предлагала достигнуть соглашения о прекращении испытаний в атмосфере и космосе с сохранением права производить подземные испытания небольшой мощности. Мы хотим обратить Ваше внимание на то, что, если не удастся достигнуть соглашения о полном прекращении ядерных испытаний, то, возможно, имеет смысл выдвинуть это предложение от имени Советского Правительства.

Наши аргументы в пользу такого предложения заключаются в следующем:

1. Непосредственный вред, приносимый испытаниями в виде заражения атмосферы, выпадения радиоактивных осадков и т. п. вызывается именно воздушными испытаниями. В случае подземных испытаний все радиоактивные продукты локализованы в месте взрыва и не выбрасываются в атмосферу, и не уносятся подпочвенными водами, если место взрыва выбрано удачно.

2. Военное значение воздушных и подземных взрывов совершенно различно. Воздушные взрывы служат для совершенствования атомного и водородного оружия во всем диапазоне мощностей от тактического до сверхмощного. Кроме того (а на данном этапе развития атомного оружия это выходит на первый план), воздушные взрывы используются для практических стрельб и других видов обучения войск обращению с ядерным оружием, а также для комплексных отработок ракет вместе с зарядами, систем ПРО и прорыва ПРО. Подземные взрывы небольшой мощности могут быть использованы лишь для совершенствования оружия малой мощности и для различного рода модельных экспериментов, военная ценность которых весьма ограничена. Нам кажется, что, не имея возможности проводить воздушные испытания, страна, не обладающая ядерным оружием, не сможет создавать современную систему ядерного вооружения.

3. Возможности мирного применения ядерных взрывов связаны как раз с подземными взрывами и не нуждаются в проведении воздушных испытаний. Полное прекращение всяких испытаний, в том числе подземных, не позволило бы вести работу над мирным использованием ядерных взрывов. Мы думаем, что мирное применение ядерных взрывов имеет широкие перспективы во многих направлениях, таких, как энергетика, вовлечение в промышленный оборот ториевых руд для их переработки в делящиеся вещества, получение трансурановых элементов, омоложение нефтяных месторождений, перемещение больших масс породы при строительстве каналов и аналогичных сооружений, вскрытие рудных и угольных пластов.

Такое предложение, как нам кажется, имеет хорошие шансы быть принятым западными державами и является вместе с тем приемлемым для нас. Заключение соглашения о прекращении испытаний в атмосфере и космосе и ограничение испытаний под землей небольшой мощностью прекратило бы заражение атмосферы радиоактивными продуктами, затормозило бы гонку вооружений и, вероятно, предотвратило бы дальнейшее распространение атомного оружия среди стран, им не располагающих, и вместе с тем не помешало бы разработке способов мирного применения ядерных взрывов. Наличие соглашения по вопросу об испытаниях в воздухе и космосе создало бы благоприятный прецедент для решения более сложных международных проблем»²⁹.

Адамский напомнил также о давнем предложении Эйзенхауэра заключить соглашение о прекращении испытаний в атмосфере и высказал мысль, что сейчас, быть может, наиболее подходящее время, чтобы оживить эту мысль. Американцы, естественно, не смогут ей противиться. Фактически Адамский синтезировал в проекте письма рациональные идеи, содержавшиеся в более ранних предложениях Эйзенхауэра, Кеннеди и Хрущева, освободив их от спорного вопроса о подземных взрывах и необходимости инспекции на местах, а также от увязывания соглашения о запрещении испытаний в трех средах — в атмосфере, космосе и под водой — с обязательством (на чем особенно настаивал Хрущев), что «в отношении подземных испытаний будут продолжены переговоры». В качестве своеобразной компенсации для Хрущева в проекте письма особо подчеркивалось, что договор о запрещении ядерных взрывов в трех средах не позволит стране, не обладающей ядерным оружием, создать «современную систему ядерного оружия», которой СССР, естественно, уже располагал. Кроме того, «полное прекращение всяких испытаний, в том числе подземных, не позволило бы вести работу над мирным использованием ядерных взрывов» — направление, которое, как тогда полагали советские специалисты, «имеет широкие перспективы».

А. Д. Сахаров посчитал, что направлять столь важное письмо Хрущеву по почте не следует: уйдет время, да и письмо может попасть в другие руки. В то же время, нельзя было оставлять в неведении и Е. П. Славского, возглавлявшего Министерство среднего машиностроения.

Андрей Дмитриевич вспоминал: «Его (Адамского) слова произвели на меня очень большое впечатление, и я решил тут же поехать к Славскому. Славский находился тогда в правительственном санатории в Барвихе. Я доехал на министерской машине до ворот санатория, отпустил водителя и по прекрасному цветущему саду прошел в тот домик, где жил Ефим Павлович. Он встретил меня очень радушно… Я изложил Славскому идею частичного запрещения, не упоминая ни Эйзенхауэра, ни Адамского; я сказал только, что это — выход из тупика, в который зашли Женевские переговоры, который может быть очень своевременным политически. Если с таким предложением выступим мы, то почти наверняка США за это ухватятся. Славский слушал очень внимательно и сочувственно. В конце беседы он сказал: «Здесь сейчас Малик (заместитель министра иностранных дел). Я поговорю с ним сегодня же и передам ему вашу идею. Решать, конечно, будет «сам» (т. е. Н. С. Хрущев)». Славский проводил меня до двери». Через какое-то время министр позвонил Сахарову и сказал: «Я звоню вам, чтобы сообщить, что ваше предложение вызвало очень большой интерес наверху, и, вероятно, вскоре будут предприняты какие-то шаги с нашей стороны»³⁰.

Настоящая сенсация, истоки и причины которой мы теперь хорошо понимаем, разразилась 2 июля 1963 года, когда Н. С. Хрущев, выступая на митинге германо-советской дружбы в Берлине и как бы подводя почти пятилетние беспросветные переговоры о запрещении ядерных испытаний к быстрому и положительному финалу, неожиданно заявил:

«Советское правительство убие беспросветные переговоры о запрещении ядерных испытаний к быстрому и положительному финалу, неожиданно заявил:

«Советское правительство убеждено в том, что интересам народов отвечает быстрейшее заключение соглашения о прекращении всех испытаний ядерного оружия — в атмосфере, в космическом пространстве, под водой и под землей. Но сейчас это, очевидно, невозможно ввиду позиции западных держав.

Тщательно взвесив создавшееся положение, советское правительство, движимое чувством высокой ответственности за судьбы народов, заявляет, что, поскольку западные державы препятствуют заключению соглашения о запрещении всех ядерных испытаний, Советское правительство выражает готовность заключить соглашение о прекращении ядерных испытаний в атмосфере, космическом пространстве и под водой. Мы и раньше выступали с этим предложением, но западные державы сорвали достижение соглашения, выдвинув дополнительные условия, которые предусматривали осуществление широкой инспекции нашей территории.

Если теперь западные державы согласны с этим предложением, то вопрос об инспекции полностью отпадает. Ведь западные державы заявляли, что для проверки выполнения государствами своих обязательств по прекращению ядерных испытаний в атмосфере, космосе и под водой не нужно никаких инспекций³¹. Стало быть, дорога к решению вопроса открыта»³².

И действительно, уже 5 августа 1963 г. Договор о запрещении ядерных испытаний в атмосфере, под водой и в космическом пространстве был подписан от имени правительств Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании.

Инициатива, проявленная В. Б. Адамским, оказалась, таким образом, и к месту, и ко времени. Как представляется, она сыграла решающую роль в изменении позиции Хрущева, который до последнего отстаивал идею соглашения о полном прекращении испытаний в атмосфере, космосе, под водой и под землей, но теперь (с учетом ситуации, сложившейся на переговорах) уже не мог не согласиться с доводами своих экспертов-ядерщиков.