КРАСНОКАМЕНКА

У озера
после дождя
немота.
С тобой хорошо так в посёлке забытом.
Пусть ночь,
как отживший свой век
минотавр
скребет облака
исполинским копытом.
На просеке преет холодный кизил.
Как в фильмах Тарковского –
блеклые краски.
Нас утренний шум тишины поразил.
Был ветер, как скрип инвалидной коляски.

Что значит для вечности твой сарафан?
Что знают о верности старые брюки
мои,
когда осени Левиафан
готов поглотить нас
и взять на поруки?

Вдруг солнце ужалит сильнее пчелы…
Мы слушаем
музыку хвойных иголок
о птице, мелькнувшей быстрее стрелы,
о нас, погруженных
в забытый посёлок…

 

 

ПИСЬМО ХУДОЖНИКА

Я тебе письмо дописал из Крыма.

Я стою как будто завороженный.

Небеса с заливками ala-prima

И гравюры просеки обнаженной.

Я смотрю на небо – оно сине́е.

Я начинаю работать цветом.

Я по осени чувствую всё сильнее,

Чем тягучим и бесконечным летом.

Сверх надежд – надежды ещё питаю,

В предложенья вклиниваю слово «очень».

И уже ни точка, ни запятая

Отделить не могут от сердца осень.

ОСТАЛОСЬ

 

Испить от плодов виноградной лозы,

Тебе позвонить без особой корысти,

Найти по дороге крыло стрекозы

И желтые листья...

31. 08

Облака почти, как материки...

— Погляди на небо,

оно, как плазма.

Сумасшедших чаек кормлю с руки...

От морского ветра — под кожей спазмы.

 

Дорогая, знаешь, сегодня я

ото сна очнулся, как от круиза...

Запечатан август в моих краях.

Даль — светлее помыслов Элоизы.

 

Электронных писем несметный клин

исчезает в сумерках где-то в Сочи.

Присмотрись, раскачивается трамплин

предосенней ночи...

ПРЕОБРАЖЕНИЕ

(стихи из «Частной тетради»)

IV

СУМЕРКИ

Ты молчишь и щуришься по привычке,

Уловив, как медленно по полям

«Скоростные» сизые электрички

Разрезают сумерки пополам.

Мы увязнем в липком, густом суглинке,

Где скользнул соседский велосипед…

В синем небе, с птицами Метерлинка

Растеряем поводы для бесед.

И запомним горлицы ликованье,

Нашу жизнь, похожую на эскиз,

Да ещё несбывшееся желанье:

Вместе съездить в августе в Симеиз…

ПАМЯТИ ИЕРЕЯ ДАНИИЛА СЫСОЕВА

 

Semen est sanguis Christianorum
Tertullian

В московские дворы тревожный липкий снег

приносит ветер смерти из пустыни.

Но светлый херувим, почти как человек,

глядит задумчиво на русские святыни,

где новая зима, как Новая Земля,

становится то постригом, то пухом.

И теплится свеча у церкви-корабля

юродивых, святых и нищих духом.

Свидетели Христа уже спешат к Отцу,

И ангелы блуждают по столице.

Они готовят нас к свободному венцу,

спасая тех, кто может оступиться.