ПРИЛОЖЕНИЯ

 

К ПЕРВОЙ ЧАСТИ

 

 

<ПРЕДИСЛОВИЕ>

 

В октябре месяце нынешнего года Герст и Блякет издали английский

перевод моих "Записок". Успех был полнейший; не только все .свободомыслящие

журналы и ревю поместили большие отрывки с самыми лестными отзывами (с

особенной благодарностью вспоминаю я о статьях "The Athenaeum", "The Critic"

и "Weekly Times"), но даже тайнобрачный орган пальмерстоновского и

бонапартовского союза "Morning Post" забранил меня и советовал закрыть

русскую типографию, если я хочу пользоваться уважением (кого? - их, -

нисколько не хочу) "

Этот успех вместе с разбором немецкого перевода в нью-йоркских и

немецких журналах решил мое сомнение - печатать или нет часть,

предшествующую "Тюрьме и ссылке". В этой части мне приходилось больше

говорить о себе, нежели в напечатанных, и не только о себе, но и о семейных

делах. Это вещь трудная, - не сама по себе, а потому, что по дороге невольно

наталкиваешься на предрассудки, окружающие забором семейный очаг. Я не

коснулся грубо ни одного воспоминания, не оскорбил ни одного истинного

чувства, но я не хотел пожертвовать интересом, который имеет жизнь, искренно

рассказанная, - целомудренной лжи и коварному умалчиванию, (390)

Не знаю, стоит ли говорить о гнусных нападках, которым меня подвергла

неосторожная проделка издателей, но чтоб не подумали, что я умолчал о них,

скажу несколько слов. Издатели переводов, не имевшие никакого сношения со

мной, смело поставили слово "Сибирь" в заглавии, Я протестовал. Это не

помешало одному журналу напасть на меня. Я отвечал, рассказав дело. Он

продолжал клевету - я не мог нагнуться до ответа. По счастью, я знаю, что в

России не только между нашими друзьями, но между нашими врагами не найдется

ни один человек, который бы заподозрил меня в намеренном обмане a la Barnum

или подумал бы, что ссылка на чернильную работу была для меня добровольной

службой.

И - р.