ФЕРМЕРША

Ораторы сидели за столом, застывшие под своими ментальными щитами.Словно все они сговорились спрятать свои мысли, чтобы избежать непоправимогооскорбления Первого Оратора после его заявления относительно Тревиза. Ониисподтишка поглядывали на Деларме, и это выдавало многое. Она была большевсех известна своей непочтительностью -- даже Джиндибел, и тот большеобращал внимание на обычаи. Деларме чувствовала эти взгляды и знала, что у нее нет другого выбора,кроме как выступить против. В сущности, она не хотела искать выхода. За всюисторию Второго Основания ни одного Первого Оратора не обвиняли внеправильном анализе (за этим выражением, которое она употребила какприкрытие, скрывалось невысказанное "некомпетентность"). Теперь такоеобвинение стало возможным, и она его обязательно выскажет -- Первый Оратор, -- сказала она мягко, ее тонкие бесцветные губы сталиеще более незаметными на бледном лице. -- Вы сами сказали, что не имеетеобоснования вашего мнения, что психоисторическая математика ничего непоказала. И вы просите нас основывать ключевое решение на мистическихощущениях? Первый Оратор поднял глаза. Его лоб сморщился. Он ощущал всеобщий щитСовета. Он знал, что это значит и холодно заявил: -- Я не скрываю нехватку очевидности. Я не представляю вам никакойфальши. Я лишь предложил вам сильное интуитивное ощущение Первого Оратора,человека с многолетним опытом, потратившего всю свою сознательную жизнь натщательный анализ Плана Селдона. -- Он огляделся вокруг с суровойгорделивостью, которую редко показывал, и ментальные щиты стали один задругим смягчаться и падать Щит Деларме, когда Шандисс повернулся и взглянулна нее, упал последним. Она сказала с обезоруживающей искренностью, заполнившей ее мозг: -- Конечно, я принимаю ваше утверждение, Первый Оратор. Тем не менее, ядумаю, вы, возможно, захотите пересмотреть его. Что вы думаете о нем теперь,уже устыдившись того, что опирались на интуицию? Не захотите ли вы, чтобываши замечания были вычеркнуты из записи -- если, по вашему суждению, онидолжны быть... -- Какие замечания должны быть вычеркнуты из записи? Все глаза одновременно повернулись на звук голоса Джиндибела Если бы ихщиты не были подняты перед решающим моментом, они знали бы о его приближениираньше, чем он оказался в дверях -- Все щиты были подняты минуту назад Никто не знал, что я вхожу?--ядовито спросил Джиндибел -- Какое же банальное заседание Совета у насздесь! И никто не опасался моего появления? Или все были абсолютно уверены,что я приду позже? Эта вспышка была вопиющим насилием над всеми традициями. ОпозданиеДжиндибела было уже само по себе достаточно вызывающим, он вошел безразрешения -- это было еще хуже, и заговорил раньше, чем Первый Оратор признал его присутствие -- а это было уже изряда вон выходящим. Первый Оратор повернулся к нему. Все остальное было отложено: вопрос одостойном поведении стал главным. -- Оратор Джиндибел, -- спокойно сказал он, -- вы опоздали. Вы вошлибез разрешения. Вы заговорили первым. У вас есть уважительные причины, иначевы будете отстранены от своего места на тридцать дней? -- Конечно, есть. Дело о временном отстранении не должнорассматриваться до тех пор, пока не рассмотрим, кто заставил меня опоздать ипочему. -- Джиндибел говорил холодно и размеренно, но мысли его были окутаныяростью, и он плевал на то, что все это чувствуют. Конечно, Деларме не удержалась. Она убежденно заявила: -- Этот человек -- безумен. -- Безумен? Безумна женщина, которая сказала это. Или же она чувствуетсвою вину. Первый Оратор, я сам обращаюсь к вам и выдвигаю пункт личнойпривилегии, -- сказал Джиндибел. -- Какого рода личной привилегии, Оратор? -- Первый Оратор, я обвиняю кое-кого в попытке убийства. Все Ораторывскочили с мест, и комната взорвалась одновременным бормотанием слов,экспрессией мыслей. Первый Оратор поднял руку и крикнул: -- Оратор должен иметь возможность выразить свой пункт личнойпривилегии!-- Он сам заметил, что мысленно усиливает свой авторитет в самойчто ни на есть неподходящей к обстоятельствам манере, но выбора у него небыло. Бормотание стихло. Джиндибел неподвижно стоял и ждал, когда наступит полная тишина, затемон заговорил: -- Направляясь сюда, я шел по дороге хэмиш с такой скоростью, котораябы обеспечила мое прибытие на Совет вовремя. Меня остановили несколькохэмиш, и я был близок к тому, чтобы меня избили, а то и попросту убили.Из-за этого я и опоздал, и прибыл только сейчас Я должен указать с самогоначала: я не помню примера, чтобы после Великого Разграбления кто-то изнарода хэмиш разговаривал бы непочтительно -- не говоря уж о прямом насилии-- с членом Второго Основания. -- И я не помню, -- подтвердил Первый Оратор. Деларме закричала. -- Люди Второго Основания обычно не ходят в одиночку по территориихэмиш! Вы сами спровоцировали нападение своими действиями! -- Правильно, -- сказал Джиндибел, -- я обычно хожу по территориихэмиш. Я сотни раз проходил там в разных направлениях, однако ко мне никтоникогда не приставал. Другие ходят свободно, как я, но никто не изгоняетсебя из мира и не запирается в университете, и ни к кому не пристают. Явспоминаю случаи, когда Деларме, -- тут он, как бы запоздало вспомнив овежливости, сознательно превратил ее в страшное оскорбление, -- я хотелсказать, я вспомнил, когда ораторша Деларме бывала на территории хэмиш,однако к ней не приставали! -- Возможно, потому, -- сказала Деларме, -- что я не заговаривала сними первой и держалась на расстоянии. Я вела себя как заслуживающаяуважения, и мне его оказывали. -- Интересно, -- сказал Джиндибел, -- а я хотел сказать, причина в том,что вы представляли куда более грозное зрелище, чем я. В конце концов, дажездесь очень немногие рискуют подойти к вам. Но скажите, почему хэмиш выбрали для вмешательства именно тот день, когда меняждало важное собрание в Совете? -- Если тому причиной нe ваше поведение, -- сказала Деларме, -- тогдаэто произошло случайно. Я не слышала чтобы математика Селдона исключала рольслучая -- конечно, не в индивидуальных событиях. Или вы тоже говорите повнушению интуиции?-- Тут один из Ораторов издал слабый мысленный вздох. -- Это произошло не из-за моего поведения и не случайно. Это былонамеренное вмешательство, -- возразил Джиндибел. -- Откуда вы это знаете?-- мягко спросил Первый Оратор. Он не могпомочь, но смягчил для Джиндибела последний выпад Деларме. -- Мой мозг открыт вам, Первый Оратор. Я передаю вам -- и всему Совету-- мои воспоминания о событиях. Передача заняла несколько минут. Первый Оратор сказал: -- Ужасно! Вы вели себя очень хорошо, Оратор, в обстоятельствахбольшого давления. Я согласен, что поведение хэмиш аномально и требуетрасследования. А пока, пожалуйста, присоединитесь к нашему заседанию... -- Минуточку!-- прервала Деларме. -- Какая у нас гарантия, чтообъяснение Оратора правдиво? Ноздри Джиндибела раздулись от нанесенного оскорбления, но он сохранилхладнокровие. -- Мой мозг открыт. -- Я знавала открытый мозг, который не был таковым. -- Не сомневаюсь в этом, Оратор, -- сказал Джиндибел, -- поскольку вы,как впрочем, и все мы, держите свой мозг под постоянным контролем. Мой мозгесли открыт, то открыт. -- Давайте не будем... -- начал Первый Оратор. -- Пункт личной привилегии, Первый Оратор, извините, что прерываю вас,-- заявила Деларме. -- Какого рода личная привилегия, Оратор? -- Оратор Джиндибел обвинил одного из нас в подстрекательстве кубийству, предположительно при помощи фермеров, совершивших нападение нанего. Поскольку обвинение не отведено, я должна считать себя потенциальнойубийцей, как и все в этой комнате, включая и вас, Первый Оратор. -- Вы отведете обвинение, Оратор Джиндибел?-- спросил Первый Оратор. Джиндибел сел в кресло, крепко вцепился в подлокотники и сказал: -- Я сделаю это, как только кто-нибудь объяснит мне, почемуфермер-хэмиш намеренно вынудил меня опоздать на это заседание. -- Ну, тут может быть тысяча причин, -- сказал Первый Оратор. -- Яповторяю, что это происшествие будет расследовано. А теперь ОраторДжиндибел, в интересах продолжения дискуссии возьмите обратно вашеобвинение? -- Не могу, Первый Оратор. Я потратил долгие минуты на попытки самымделикатным образом обыскать мозг хэмиш, чтобы, не нанося ущерба, заставитьфермера изменить поведение, но не смог. Его мозгу не хватало эластичности,какую он должен был иметь. Эмоции были как бы навязаны извне. Деларме сказала с неожиданной легкой улыбкой: -- И вы думаете, их навязал кто-то из нас? Может, это сделала вашатаинственная организация, состязающаяся с нами и более мощная, чем мы? -- Возможно, -- согласился Джиндибел. -- В таком случае, мы не члены этой организации, о которой знаететолько вы, и не виноваты, поэтому вы должны забрать свое обвинение. А может,вы обвиняете кого-то из нас в том, что он находится под контролем этойстранной организации? Может, один из нас не тот, кем кажется? -- Возможно, -- флегматично согласился Джиндибел, отлично понимая, чтоДеларме накидывает на него веревку с петлей. -- Похоже, -- сказала Деларме, готовая затянуть петлю, -- что ваш сон отайной, скрытой организации есть кошмар паранойи. И это вполне соответствуетвашим параноидальным фантазиям, что фермеры-хэмиш под влиянием и что Ораторыпод тайным контролем. Я хотела бы, тем не менее, проследить дальше эту вашусвоеобразную мысль. Кто же из нас, Оратор, по вашему мнению, под контролем?Не я ли? -- Не думаю, Оратор, -- сказал Джиндибел. -- Если бы вы хотели взятьнадо мной верх таким сложным способом, вы бы не извещали открыто о своейнеприязни ко мне. -- Двойная хитрость, может быть?-- спросила Деларме, прямо-такимурлыкая. Это, вероятно, обычный полет параноидальной фантазии. -- Вполне может быть. Вы более опытны в таких делах, нежели я. ОраторЛестим Джайни горячо вмешался: -- Послушайте, Оратор Джиндибел, если вы реабилитируете ОратораДеларме, то направите свое обвинение против всех остальных. Какие основаниямогли быть у любого из нас желать вашего опоздания на это заседание, неговоря уже о вашей смерти? Джиндибел словно бы ожидал этого вопроса: -- Когда я вошел, речь шла о том, чтобы вычеркнуть из записи замечанияПервого Оратора Я -- единственный Оратор, не слышавший этих замечаний,ознакомьте меня с ними, и я, по всей вероятности, объясню присутствующим, покаким мотивам меня не хотели здесь видеть! -- Я утверждал, -- сказал Первый Оратор, и Оратор Деларме и другиеприняли это с серьезными поправками, -- основываясь на интуиции и используяметоды психоисторической математики, что все будущее плана, возможно,зависит от высылки из Первого Основания Голана Тревиза. -- Другие Ораторы могут думать, как хотят, а что касается меня, то ясогласен с этой гипотезой. Тревиз -- ключ. Я нахожу, что его внезапноеизгнание из Первого Основания слишком любопытно, чтобы быть невинным. -- Не хотите ли вы этим сказать, Оратор Джиндибел, -- проговорилаДеларме, -- что Тревиз в когтях этой таинственной организации, или в ней телюди, что изгнали его? Может, все и вся под контролем, кроме вас, ПервогоОратора и меня -- раз уж вы объявили, что я неподконтрольна? Джиндибел ответил: -- Этот бред не требует даже ответа. Лучше позвольте мне спросить, естьли какой-нибудь Оратор, кто выразил бы согласие с Первым Оратором и со мнойв этом деле? Вы читали, я полагаю, математические выкладки, которые я, сразрешения Первого Оратора, передал вам? Молчание. -- Я повторяю свой вопрос: есть ли кто-нибудь? Молчание. -- Первый Оратор, -- сказал Джиндибел, -- вот вам и мотив, чтобызаставить меня опоздать. -- Объясните. -- Вы выразили необходимость иметь дело с Тревизом. Это важнейшаяинициатива в политике, и если бы Ораторы прочитали мои выкладки, они бызнали, в основном, Что носится в воздухе. Однако, если бы они единогласно несогласились с вами -- тогда, по традиционному самоограничению, вы не смоглибы идти дальше. При поддержке хотя бы одного Оратора, вы имеете возможностьосуществить эту новую политику. Я -- единственный Оратор, который поддержалвас, как всем известно, кто читал мои расчеты, поэтому было необходимо любойценой удалить меня из Совета. Этот трюк почти удался, но я все-таки здесь, ия поддерживаю Первого Оратора. Я согласен с ним, и он может, в соответствиис традициями, не обращать внимания на несогласие остальных одиннадцатиОраторов. Деларме ударила кулаком по столу. -- Предполагается, что кто-то заранее знал о поддержке ОратораДжиндибела, а остальные -- нет. Этот кто-то знал то, чего не мог знать. Втаком случае, остается допустить, что эта инициатива не нравилась некойсозданной болезненным воображением Оратора Джиндибела группе, и онапостаралась предотвратить такой поворот событий, и, следовательно, кто-то изнас находится под ее контролем. -- Предположение существует, -- согласился Джиндибел. -- Ваш анализсделан мастерски. -- Кого вы обвиняете?-- выкрикнула Деларме. -- Никого. Я призываю Первого Оратора заняться этим делом. Совершенноясно, что в нашей организации есть кто-то, работающий против нас. Япредлагаю, чтобы все работающие на Второе Основание прошли ментальныйанализ. Все, включая Ораторов, даже меня и Первого Оратора. Совет взорвался в беспорядке и возбуждении сильнее, чем когда-либо. Икогда Первый Оратор, наконец, объявил перерыв, Джиндибел, никому не говоря,отправился к себе домой. Он хорошо знал, что у него нет ни одного другасреди ораторов, и даже поддержка Первого Оратора может дать ему неохотноесогласие, не больше. Он даже не мог сказать, боится ли он за себя лично или за все ВтороеОснование, но чувствовал во рту привкус беды Джиндибел спал плохо, его мысли, как его сны, были одинаковы занятыссорой с Долорей Деларме. В одном сне была даже смесь Деларме и фермераРеферента, так что Джиндибел встретился с непропорционально огромнойДеларме, которая наступала на него с гигантскими кулаками и сладкой улыбкой,обнажавшей, острые, как иголки зубы. Наконец он проснулся, позднее, чем обычно, с ощущением, что нискольконе отдохнул. Его разбудил приглушенный зуммер на ночном столике. Он протянулруку и включил контакт. -- Да? -- Оратор!-- прозвучал голос этажного проктора, менее почтительный, чемполагалось бы. -- К вам посетитель. -- Посетитель?-- Джиндибел включил свой график встреч, но экран непоказал никого раньше полудня. Он нажал кнопку часов: 8. 32 и раздраженноспросил: -- Кто это в такое время? -- Не говорит имени, Оратор, -- сказал проктор и с явным неодобрениемдобавил: -- Из этих хэмиш, Оратор. По вашему приглашению. -- Последняя фразабыла произнесена с еще большим неодобрением. 88 -- Пусть подождет в приемной, пока я спущусь. Это займет некотороевремя. Джиндибел не спешил. Во время утреннего омовения он терялся в догадках.Кто-то воспользовался фермером, чтобы помешать ему, Джиндибелу, двигаться --это имело смысл, и Джиндибел очень хотел бы знать, кто это сделал. Но к чемуэто вторжение хэмиш в его квартиру? Какая-нибудь ловушка? Но как, черт побери, фермер-хэмиш попал в университет? Какой предлог онвысказал? И какова его истинная цель? На мгновение Джиндибел подумал, не взять ли ему оружие, но тут жерешил, что не нужно, поскольку он был уверен, что способен контролироватьлюбого фермера на территории университета без всякой опасности для себя ибез каких-либо неизгладимых меток в мозгу хэмиш. Джиндибел решил, что он был чересчур взволнован инцидентом сКэролом-Референтом. Кстати, настоящий ли он фермер? Не находясь более подвлиянием кого бы то ни было, он, возможно, пришел извиниться за то, чтохотел сделать, опасаясь возмездия. Но откуда Референту знать, куда идти? И ккому? Джиндибел решительно прошел по коридору, вошел в приемную и ошеломленноповернулся к проктору, который делал вид, что работает за своей стекляннойперегородкой. -- Проктор, вы не сказали, что посетитель-- женщина. -- Оратор, я сказал-- хэмиш. А вы больше ничего не спрашивали, --спокойно ответил проктор. -- Минимальная информация, проктор? Я забыл, что это одна из вашиххарактеристик. -- (Ему следовало проверить, не был ли проктор ставленникомДеларме, и следовало отныне помнить, что надо замечать окружающих егослужащих, а не игнорировать с высоты его еще совсем недавнего "ораторства".)-- Есть какая-нибудь подходящая комната для беседы? -- Только одна, Оратор, -- ответил проктор, -- N 4. Она будет свободнав течение трех часов. -- Он быстро взглянул на женщину-хэмиш, а затем наДжиндибела с полнейшим простодушием. -- Мы воспользуемся ею, проктор, и я бы советовал вам следить за своимимыслями. Джиндибел невежливо ударил, и щит проктора запоздало закрылся.Джиндибел хорошо знал, что управлять низшим мозгом было ниже егодостоинства, но личность, не умеющая скрывать неуместные предположения отвысшего, должна знать, что снисхождения не будет. У проктора будет несколькочасов побаливать голова. Он это заслужил. Джиндибел не сразу вспомнил ее имя и не был в настроении вспоминать. Вовсяком случае, она вряд ли могла надеяться, что он вспомнит. -- Я быть Нови, мистер Грамотей, -- сказала она на одном дыхании -- Моеимя быть Сара, но меня называть просто Нови. -- Да, Нови. Мы встретились вчера, я помню. Я не забыл, что ты защищаламеня. Как ты попала сюда? -- Мастер, вы сказать, что я могу написать письмо. Вы сказать, что нанем написать "Спикер-Хауз, квартира 27". Я сама принесла его и показатьписьмо, мое собственное писание, Мастер -- Она сказала это с застенчивойгордостью. -- Они спросить: "Для кого это писание?". Я слышала ваше имя, выего говорить этому дураку Референту, и я сказать, письмо для Мастера СтораДжиндибела. 89 -- И они пропустили тебя, Нови? Они не просили показать письмо? -- Я была очень напугана. Я думаю, они пожалели. Я сказала: "ГрамотейДжиндибел обещал показать мне Место Грамотеев", и они улыбнулись. Один уворот сказал другому: "Он покажет ей не только это". И они сказали мне, кудаидти, и сказать-- никуда в другое место не идти, иначе меня тут же вытолкатьвон. Джиндибел слегка покраснел, Черт побери, если бы он хотел поразвлечьсяс хэмиш, он не делал бы это столь открыто и выбирал бы более тщательно. Онсмотрел на транторианку, мысленно покачивая головой. Она была совсем молода, несмотря на то что тяжелая работа наложила свойотпечаток. Ей было никак не больше двадцати пяти, а в этом возрастеженщины-хэмиш обычно уже замужем. Темные волосы были заплетены в косы, и этоозначало, что она незамужняя -- фактически девственница. Он не удивился. Еевчерашние действия доказывали, наличие громадных задатков сварливой бабы, иДжиндибел сомневался, что легко найти хэмиш-мужчину, который стал бы терпетьее язык и всегда готовые к действию когти. Да и внешность у нее была неслишком привлекательная. Хотя она и постаралась выглядеть болеереспектабельной, лицо ее было угловатым и плоским, руки и ноги узловаты.Насколько он мог судить, ее тело было создано скорее для выносливости, чемдля грации. Она смутилась под внимательным взором Оратора, нижняя губа бедняжкизадрожала. Он отчетливо почувствовал ее смущение и страх, и ему стало жальдевушку. Ведь она в самом деле помогла ему вчера, и это следовало учесть. Он сказал, стараясь говорить добрым и мягким тоном: -- Значит, ты хочешь посмотреть... э... Место Ученых? Она широкораскрыла темные глаза (они, пожалуй, были красивые) и сказала: -- Мастер, не сердитесь, но я пришла быть грамотеем сама. -- Ты хочешь быть ученой?-- Джиндибела как громом ударило. -- Дорогаямоя женщина... Он замолчал. Как можно объяснить бесхитростной фермерше уровеньинтеллигентности, обучения и ментальной силы, требуемой для того, чтобыстать, как говорят на Транторе, "грамотеем"? Но Сара Нови горячо продолжала говорить: -- Я быть писатель и читатель. Я читать кучу книг до конца и сначалатоже. И я хотеть быть грамотеем. Я не желаю быть женой фермера, я не бытьособа для фермы. Я не выйти за фермера или иметь детей от фермера. -- Онаподняла голову и гордо добавила: -- Меня просить. Много раз. Я всегдаговорить -- нет. Вежливо, но -- нет. Джиндибел ясно видел, что она лжет. Ей никто не делал предложения. Ноон не подал виду и спросил: -- Как же ты будешь жить, если не выйдешь замуж? Нови положила ладонина стол: -- Я хочу быть грамотеем. Я не быть фермершей. -- А если я не смогу сделать тебя ученой? -- Тогда я быть никто и ждать смерти. Я быть никто в жизни, если небыть грамотеем. У него был импульс обыскать ее мозг и найти мотивацию. Но поступить такбыло неправильно. Оратор не должен развлекаться просмотром беспомощногомозга. Наука и техника ментального контроля, как и всякая другая профессия, имела свой кодекс. Или должна былаиметь. Он вдруг пожалел, что ударил мозг проктора. -- А почему тебе не быть фермершей, Нови? Небольшими манипуляциями, вероятно, можно было добиться ее согласия, апотом внушить какому-нибудь вшивому хэмиш желание жениться на ней. Можетбыть, это было бы даже и доброе дело. Но это было противопоказано исовершенно немыслимо. -- Нет, -- сказала она. -- Фермер -- ком земли. Он работать с глыбамиземли и сам стать глыбой. Если бы я быть фермершей, я тоже стать глыбойземли. У меня не быть времени читать и писать, и я все забыть. Моя голова,-- она прижала руки к вискам, -- прокиснуть, протухнуть. Нет. Грамотей бытьдругим. Думающим! Грамотей жить с книгами и с... я забыть, как называть, --она сделала жест, которого Джиндибел не понял бы, если бы ему не подсказалоизлучение ее мозга. -- Микрофильмы, -- сказал он. -- Откуда ты знаешь омикрофильмах? -- В книгах я читать про многие вещи, -- гордо сказала она. Джиндибел больше не мог бороться с желанием узнать больше. Она не былаобычной хэмиш; но он и подумать не мог о том, что такие бывают. Хэмишникогда не вербовали, но будь Нови моложе -- скажем, лет десяти... Ерунда! Он не встревожит ее. Он ни в коем случае не должен беспокоитьее, но что толку быть Оратором, если не можешь понаблюдать необычный мозг иувидеть, что в нем. И он сказал: -- Нови, я хочу, чтобы ты посидела минуту спокойно Ничего не говори ине думай о каком-нибудь разговоре. Просто думай, что хочешь спать. Тыпоняла? Ее страх вернулся. -- Зачем я должна так делать, Мастер? -- Потому что я должен подумать, как ты можешь стать ученой. В конце концов, что бы она там ни читала, она все равно не может знать,что в действительности означает слово "ученый". Следовательно, нужно узнать,что она думает об ученом. Очень осторожно и бесконечно деликатно он зондировал ее мозг. Онпо-настоящему и не прикасался к нему-- так человек кладет руку наполированный металл, не оставляя отпечатков пальцев. Для нее ученый был человеком, всегда читающим книги. Она не имела нималейшего представления, для чего человек их читает, для нее самой бытьученым -- это делать знакомую ей работу: прислуживать, стряпать, выполнятьприказания, но на почве университета, где книги доступны, можно иметь времядля их чтения и -- очень неопределенно-- стать "ученой". Иначе говоря, онахотела быть служанкой -- его служанкой. Джиндибел нахмурился. Служанка-хэмиш, некрасивая, неграциозная,невоспитанная, едва грамотная-- немыслимо! Он должен отвлечь ее. Каким-то способом удалить желания, заставить еесогласиться стать фермершей, способом, не оставляющим следов, способом, скоторым согласилась бы даже Деларме. А не подослала ли ее Деларме? Может, это сложный план соблазнить его навмешательство, чтобы поймать его на этом и потом обвинить? , Нет, вздор! Ему и в самом деле угрожает паранойя. Где-то в одномусике ее мозга струйка ментального потока нуждалась в отклонении. Нужен лишькрошечный толчок. Правда, это против буквы закона, но вреда не принесет, и никто незаметит. Он сделал паузу. Дальше. Дальше. Дальше. Черт возьми, он почти упустил это! Неужели он, Джиндибел, жертва иллюзии? Нет! Когда он сосредоточил свое внимание, он ясно увидел. Тончайшийусик был в беспорядке -- аномальное состояние. Но он был такой слабый, такойсвободно разветвляющийся. Джиндибел вышел из ее мозга и сказал: -- Нови. Ее глаза сфокусировались. -- Да, Мастер? -- Ты можешь работать со мной. Я сделаю тебя ученой. Ее глаза радостнозаблестели. -- Мастер... Он определил сразу: она собиралась упасть ему в ноги. Он положил рукуей на плечо и удержал. -- Не двигайся, Нови. Сиди. Сиди! Он говорил с ней, как с плохо выдрессированным животным. Увидев, чтоприказ дошел до нее, он разжал руки и почувствовал твердые мускулы ее плеч. -- Если ты хочешь стать ученой, ты должна вести себя соответственно.Это значит -- ты всегда будешь спокойной, всегда будешь говорить мягко,всегда будешь делать то, что я скажу, и ты должна учиться говорить так, какя. Ты встретишься также с другими учеными. Будешь бояться? -- Я не бояться, Мастер, если вы быть со мной. -- Я буду с тобой. Но первым делом я должен найти тебе комнату,устроить, чтобы тебя обеспечили ванной, местом в столовой и одеждой. Тыбудешь носить одежду, более подходящую ученому, Нови. -- Но это единственное, что у меня есть... -- начала она жалобно. -- Мы достанем другое. Ясно, что ему придется обратиться к женщине, чтобы достать Нови другуюодежду. И нужно, чтобы кто-нибудь научил хэмиш зачаткам личной гигиены. Вконце концов, она, хоть вероятно, и надела лучшее свое платье и явноприхорашивалась, от нее все равно шел ощутимый и довольно неприятный запах. И он должен постараться, чтобы отношения между ними были понятны всем.Ни для кого не было секретом, что мужчины Второго Основания (да и женщинытоже) иной раз делали набеги на хэмиш в поисках развлечения. Если при этомотсутствовало вмешательство в мозг хэмиш, то на такие развлечения никто необращал внимания. Сам Джиндибел никогда не позволял себе подобныхвольностей, и всегда считал, что не чувствует склонности к сексу, болеегрубому и прямому, чем принято в университете. Женщины Второго Основания,может быть, и уступали в этом отношении по сравнению с хэмиш, но они, покрайней мере, были чистыми и с гладкой кожей. Но даже если дело будет понято превратно и пойдут смешки насчетОратора, который не просто побаловался с хэмиш, но и привел ее в своюквартиру, ему придется терпеть. Дело стоит того: эта фермерша, Сара Нови--его ключ к победе в предстоящей неизбежной дуэли с Оратором Деларме иостальными. Джиндибел снова увидел Нови только после обеда, когда ее привела к немуженщина, которой он долго объяснял ситуацию. Та поняла или, во всякомслучае, не показала недостатка понимания, что немного утешало. Нови стояла перед ним робкая, гордая, смущенная, торжествующая -- и всеэто вместе в невообразимой смеси. -- Ты выглядишь очень мило, Нови, -- заметил он ей. Одежда, которую ей подобрали, удивительно шла ей, и она ничуть невыглядела в ней смешной. Ее сузили в талии? Подняли груди? Или просто всеэто было незаметно в ее прежней грубой одежде? Зад заметно выдавался, нововсе не неприятно. Лицо, конечно, оставалось плоским, но когда загар жизнина задворках сойдет, и она научится соответственным образом ухаживать заним, оно уже не будет казаться откровенно безобразным. В старой Империи женщина вроде Нови была бы его любовницей. Она ипыталась сделать себя красивой для него. Впрочем, почему бы и нет, подумал он. Нови должна предстать передСоветом Ораторов, и чем привлекательнее она будет казаться, тем большепреимуществ будет на его стороне. Он был занят этими мыслями, когда его достигло послание ПервогоОратора. Этот способ был обычен и уместен в ментальном обществе. Его болееили менее неофициально называли "Эффект Совпадения". Если человек смутнодумает о ком-то и этот кто-то смутно думает о нем, то появляется взаимноусиливающаяся стимуляция, которая делает обе мысли резкими и, по всейвероятности, одновременными. Это могло испугать даже тех, кто понимал лишь рассудком, особенно еслипредварительные смутные мысли были настолько тусклыми -- с одной или обеихсторон -- что проходили совершенно незамеченными для сознания. -- Я не могу быть с тобой сегодня вечером, Нови, -- сказал Джиндибел.-- Мне нужно делать ученую работу. Я отведу тебя в твою комнату. Там должнобыть несколько книг, можешь попрактиковаться в чтении. Я покажу тебе, какпользоваться сигналами, если тебе понадобится какая-то помощь, а завтра мыувидимся. -- Здравствуйте, Первый Оратор, -- вежливо поздоровался Джиндибел. Первый Оратор ограничился легким кивком. Он выглядел суровым и старым.После долгой паузы, он, наконец, сказал: -- Я "позвал" вас. -- Без посланца. По непосредственному "зову" и я предположил, что этоочень важно. -- Так и есть. Ваша добыча -- член Первого Основания Тревиз... --Да? -- Не прибыл на Трантор. Джиндибел не выглядел удивленным. -- Почему? Информация, которую мы получили, говорила, что он уехал спрофессором древней истории, который ищет Землю. -- Да, легендарную Первоначальную Планету. Поэтому он и должен былприбыть на Трантор. В конце концов, разве профессор знает, где находитсяЗемля? Вы знаете? А я? Можем мы с уверенностью сказать, что она вообщесуществует или когда-нибудь существовала? Конечно, они должны были прилететьсюда, в Библиотеку, и получить необходимую информацию -- если ее можнополучить. До этого часа я чувствовал, что ситуация не на уровне кризиса, чточлен Первого Основания прибудет сюда, и через него мы узнаем, что нам нужно. -- Может быть это стало причиной, из-за которой он решил не лететь кнам. -- Но куда же он тогда собирается? -- Похоже, мы этого еще не знаем. -- Вас, кажется, это не слишком тревожит?-- с раздражением заметилПервый Оратор. -- Я подумал, не лучше ли это. Вы хотели привести его на Трантор,беречь его, использовать как источник информации. А не станет ли онисточником более важной информации, включая сведения о других, еще болееважных, чем он сам, если он поедет, куда хочет, и будет делать, что хочет --при условии, что мы не выпустим его из поля зрения. -- Пожалуй, -- согласился Первый Оратор. -- Вы убедили меня всуществовании этого нашего нового врага, и я уже не смогу отступить. Болеетого, я сам убежден, что мы должны оберегать Тревиза, иначе потеряем все. Яне могу отделаться от ощущения, что ключ -- он, и никто другой. Джиндибел возбужденно откликнулся: -- Чтобы ни произошло, мы не пропадем, Первый Оратор. Это могло быпроизойти лишь в том случае, если бы Анти-Мул продолжал бы незаметноподкапываться под нас. Но теперь мы знаем о их существовании. Мы больше недействуем вслепую. Если мы, Ораторы, сможем работать сообща, то на следующемзаседании Совета начнем контратаку. -- Но я звал отнюдь не из-за Тревиза, -- сказал Первый Оратор. -- Яначал с него потому, что это дело казалось мне личным поражением. Я плохопроанализировал ситуацию. Я ошибся, поставив личное над общей политикой ипрошу извинить меня за это. Есть еще кое-что. -- Более серьезное, Первый Оратор? -- Более серьезное, Оратор Джиндибел. -- Первый Оратор вздохнул изабарабанил пальцами по столу, в то время как Джиндибел терпеливо стоялперед ним и ждал. Наконец, Первый Оратор сказал очень мягко, как если бы ожидал взрыва: -- На чрезвычайном заседании Совета, созванном Оратором Деларме... -- Без вашего согласия, Первый Оратор? -- Для того, что она хотела, достаточно было согласия трех Ораторов, невключая меня. Так вот, на этом заседании, вы были обвинены, ОраторДжиндибел, в неспособности занимать пост Оратора, и вы должны предстатьперед судом. Впервые за три столетия закон об импичменте коснулся Оратора. Джиндибел поинтересовался, стараясь скрыть волнение: -- Надеюсь вы не голосовали за обвинение? -- Нет, но я оказался в одиночестве. Все остальные проголосовалиединогласно -- десять против одного -- за обвинение. Вы знаете, что дляимпичмента требуется восемь голосов, включая Первого Оратора, или десять --без него. -- Но я не присутствовал. -- Вы и не могли присутствовать -- Я мог бы защищаться. -- Не на этой стадии. Прецедентов было мало, но они ясны. Ваша защитабудет на суде, который состоится, естественно, как можно скорее. Джиндибел опустил голову и задумался. Затем он сказал: -- Это не очень огорчает меня, Первый Оратор. Я думаю, вашпервоначальный инстинкт был верным. Дело Тревиза превыше всего. Я не могупросить об отсрочке суда на основании этого? Первый Оратор поднял руку. -- Я не осуждаю вас за то, что вы не поняли ситуацию, Оратор. Импичмент-- явление столь редкое, что я сам был вынужден просмотреть законныепроцедуры. Ничто не предшествует суду. Мы вынуждены идти прямо в суд,отложив все остальные дела. Джиндибел уперся кулаками в стол и наклонился к Первому Оратору. -- Вы это всерьез? -- Таков закон. -- Закон не может быть поставлен на пути явной, существующей опасности. -- Для Совета, Оратор Джиндибел, явная и существующая опасность -- вы!Нет, послушайте меня. Закон, обосновывающий это, опирается на убеждение, чтонет ничего более важного, чем возможность коррупции или злоупотреблениявластью со стороны Оратора. -- Но я не виновен ни в том, ни в другом, Первый Оратор, и вы этознаете. Это дело -- личная месть со стороны Оратора Деларме. Если и естьзлоупотребления властью, то только с ее стороны. Мое преступление в том, чтоя никогда не искал популярности -- это я признаю -- И мало обращал вниманияна дураков, которые достаточно стары, чтобы выжить из ума, но достаточномолоды, чтобы иметь власть. -- Вроде меня, Оратор? Джиндибел вздохнул. -- Ну вот, опять я сказал не то. Я не имел в виду вас, Первый Оратор.Ладно, пусть будет немедленно. Хоть завтра Даже лучше -- сегодня вечером.Освободимся от него и перейдем к делу Тревиза. Мы не имеем права ждать. -- Оратор Джиндибел, мне кажется, что вы не до конца поняли ситуацию.Перед нами обвинение, а нас только двое. Убедить никого не удастся. В любомслучае вы будите осуждены! И тогда вы уже не будете членом Совета и ничегоболее не скажете в общественной политике. Вы, в сущности, даже не сможетеголосовать на ежегодном собрании Ассамблеи. -- И вы ничего не сделаете, чтобы предотвратить это? -- Я не могу. Я буду провален единогласно, и тогда мне останется толькоуйти в отставку, что, я думаю, порадует Ораторов. -- И Первым Оратором станет Деларме? -- Это более чем вероятно. -- Но этого нельзя допустить! -- Поэтому я буду голосовать за ваше осуждение. Джиндибел глубоковздохнул. -- Все равно, я требую немедленного суда! -- Вам нужно время, чтобы подготовить свою защиту. -- Какую защиту? Они ведь не станут ничего слушать. Немедленный суд! -- Совету нужно время, чтобы подготовить свою защиту и свое дело -- Дела у них нет, да они его и не хотят. Они уже осудили меня в своихмыслях, больше ничего не требуется. В сущности, они скорее осудят менязавтра, чем послезавтра, и сегодня вечером скорее, чем завтра. Предложите имэто. Первый Оратор встал. Они смотрели друг на друга через стол Шандиссспросил: -- Почему вы так торопитесь? -- Дело Тревиза не может ждать. -- Когда вы будете осуждены, я останусь беспомощным противобъединившегося Совета, что мы можем сделать? Джиндибел громко прошептал: -- Не бойтесь! Несмотря ни на что, я не буду осужден! ГИПЕРПРОСТРАНСТВО -- Вы готовы, Янов?-- спросил Тревиз. Пилорат поднял голову от книги. -- Вы имеете в виду -- к прыжку, дружище? -- Да. К гиперпространственному прыжку. Пилорат сглотнул. -- Но вы меня уверили, что в нем нет ничего неприятного. Я знаю, чтобояться глупо, но мысль, что я уменьшусь до нематериального тахиона, которыйнельзя даже увидеть и определить... -- Ну, Янов, это же отличная вещь! Клянусь честью! Прыжком пользуютсяуже двадцать две тысячи лет, но я никогда не слышал хотя бы об одном роковомслучае в гиперпространстве. Мы можем попасть из гиперпространства внеподходящее место, но тогда несчастный случай произойдет в космосе, а не вто время, когда мы состоим из тахионов. -- Мне кажется, что это небольшое утешение. -- Сказать по правде, я думал произвести прыжок, не сообщая вам, чтобывы ничего не знали. Но потом решил, что вам необходимо пережить ощущениесознательно, увидеть, что ничего страшного нет, а потом забыть о нем. -- Ну, -- с сомнением сказал Пилорат. -- Полагаю, что вы правы, но,честно говоря, я не спешу совершать прыжок... -- Уверяю вас... -- Нет, нет, дружище, я полностью принимаю ваши уверения. Это просто...вы читали "Сэнтристл Мэтт"? -- Конечно. Я не малограмотный. -- Конечно, конечно. Не надо было и спрашивать. Так вы его помните? -- Я пока не страдаю амнезией. -- Мне кажется, у вас удивительный талант обижаться. Я только хотелсказать, что подумал об эпизоде, когда Сэнтристл и его друг Бен уходят отпланеты 17 и теряются в космосе. Вспомнил о тех гипнотических сценах средизвезд, лениво двигающихся в глубокой тишине, в вечной неизменности, в...нельзя поверить в это, знаете ли. Мне это нравилось, я стремился к этому, ноникогда реально не верил. Но теперь, когда уже привык, к космосу, познал егона опыте и... Это глупо, я знаю... но я не хочу отдаться ему. Как будто я --Сэнтристл... -- Я же -- Бен, -- сказал Тревиз с некоторым нетерпением. -- В какой-то мере. Небольшой разброс тусклых звезд, неподвижных, заисключением нашего солнца, конечно, которые должны сжиматься, но мы этого невидим. Галактика остается неизменной в своем туманном величии, космосмолчалив, и мне не на что отвлечься... -- Кроме меня. -- Кроме вас. Но, дорогой мой Голан, разговаривать с вами о Земле ипытаться научить вас предыстории -- тоже удовольствие. Я не хочу, чтобыэтому тоже пришел конец. -- Его и не будет. Немедленно, во всяком случае. Вы же непредполагаете, что мы совершим прыжок и сразу окажемся на планете? Мы будемвсе еще в космосе, а прыжок вообще не займет времени. Возможно, пройдет неделя, прежде чем мы приземлимся на планете, так чтоуспокойтесь. -- Под планетой вы, конечно, не подразумеваете Гею? Может быть, мы иблизко не подойдем к Гее, когда вынырнем из прыжка. -- Я знаю, Янов, но мы будем в правильном секторе, если ваша информациясправедлива. Если же нет -- ну... Пилорат печально покачал головой. -- Как мы попадем в нужный сектор, если не знаем координат Геи? -- Янов, представьте, что вы на Терминусе, и направляетесь в городокАгриропль, но не знаете, где он. Вам известно лишь, что он где-то наперешейке? Пилорат помедлил, чувствуя, что от него ждут какого-то страшногоответа. Наконец прошептал: -- Полагаю, что спросил бы кого-нибудь. -- Точно! Что же еще вы можете сделать? Итак, вы готовы? -- Вы хотите сказать -- сейчас?-- Пилорат силился встать на ноги. Егоприятное спокойное лицо стало почти встревоженным. -- Что я должен делать?Сидеть? Стоять? Что? -- Со временем и пространством, Пилорат, вы ничего не сделаете. Выпросто пойдете со мной в мою комнату, где я могу пользоваться компьютером, итам можете сидеть, стоять или кувыркаться -- как вам нравится. Я бы личнопосоветовал, сесть перед видеоэкраном и ждать. Уверен, что вам будет весьмаинтересно. Пойдемте! Они прошли по короткому коридору до комнаты Тревиза. Там Тревиз уселсяза пульт. -- Не хотите ли вы сами все сделать, Янов?-- неожиданно спросил он. --Я дам вам цифры, и вам останется только думать о них, все остальное сделаеткомпьютер. -- Нет, спасибо, -- ответил Пилорат, -- компьютеру будет, наверное,как-то, не с руки работать со мной. Я знаю, вы скажете, что мне надопопрактиковаться, но я не верю, что из этого что-нибудь получится. Что-тотут связано с вашим мозгом, Тревиз... -- Не глупите... -- Нет, нет, этот компьютер как раз для вас. Вы с ним составляетеединый организм. Если попытаюсь я, -- нас будет двое: Янов Пилорат икомпьютер. Это совсем другое дело. -- Смешно, -- отшутился Тревиз, но в глубине души был польщен, илюбовно коснулся компьютера кончиками пальцев. -- Я лучше подожду. Просто буду сидеть. -- Он тревожно уставился ввидеоэкран, на туманную Галактику с тонкой пылью тусклых звезд на переднемплане. -- Дайте мне знать, когда это должно случиться. -- И он медленнооткинулся на спинку кресла, обхватив себя руками. Тревиз улыбнулся, положив руки на упоры, и почувствовал мысленный союз.С каждым днем это происходило все легче, доверительнее, и, хотя он ирассмеялся над словами Пилората, он и в самом деле ощущал связь с машиной.Ему казалось, что почти не нужно сознательно думать о координатах. Компьютеркак бы сам знал, чего хочет Тревиз, даже без сознательного процессачеловеческого "думания". Он сам брал информацию из мозга Тревиза. За две минуты до прыжка Тревиз сказал: -- Все хорошо, Янов. Осталось две минуты: 115, ПО... следите завидеоэкраном. Пилорат так и сделал, слегка сжав уголки рта и затаив дыхание. Без какого-либо заметного движения, без видимого ощущения, вид наэкране изменился. Звезды стали заметно плотнее, и Галактика исчезла. -- Что это?-- вздрогнув, спросил Пилорат. -- Это? Вы вздрогнули, но зря: ничего же не почувствовали, признайтесь? -- Признаюсь. -- Так и есть. Судя по книгам, когда гиперпространственные путешествиябыли еще в новинку, у людей были неприятные ощущения, у некоторых кружиласьголова, кого-то тошнило. Может, это была болезненная реакция психики, аможет, и нет. Во всяком случае, в дальнейшем, при большем опыте и с лучшимоборудованием, эти ощущения исчезли. С компьютером вроде нашего, эффектызначительно ниже порога чувствительности. По крайней мере, я так думаю. -- Должен признаться, что, по-моему, тоже. Где мы, Голан? _ Точно на один шаг впереди, в калганском регионе. У нас еще долгийпуть, и прежде чем мы сделаем второй шаг, мы проверим точность прыжка. -- Меня беспокоит, где Галактика? -- Вокруг нас, Янов. Если мы правильно сфокусируем видеоэкран, мыувидим более далекие ее части как светящуюся полосу через все небо. -- Млечный путь!-- радостно воскликнул профессор. -- Почти все мирывидят его на своем небосклоне, но не на Терминусе. Покажите мне его,дружище! Видеоэкран повернулся, плывущее через небо звездное сияние почтизаполнило небо. Экран поворачивался за сиянием, оно утончалось, а затемразрасталось снова. Тревиз пояснил: -- Оно утолщается к центру Галактики. Млечный путь был бы шире и ярче,если бы не темные облака в витках спирали. Нечто подобное мы бы увидели сбольшинства планет. -- И с Земли тоже. -- Млечный путь -- не отличительный признак. Он не может служитьопределяющей характеристикой. -- Ну, конечно, нет. Однако, вы не знаете... Вы изучали историю науки? -- Не всерьез, хотя кое-что поклевал. Во всяком случае, если у вас естьвопросы, не рассчитывайте на меня как на эксперта. -- Как раз в связи с этим прыжком мне пришло в голову кое-что,смутившее меня. Можно разработать описание Вселенной, в которойгиперпространственные путешествия невозможны, и где скорость света являетсяокончательной? -- Конечно. -- В этих условиях геометрия Вселенной такова, что нельзя совершитьпутешествие, только что проделанное нами, в меньшее время, чем этот путьпрошел бы луч света. А если мы совершим его со скоростью света, нашепредставление о времени не совпадет с общим во Вселенной. Если это место,скажем, в сорока парсеках от Терминуса и если мы пройдем его со скоростьюсвета, мы почувствуем ошибки во времени, но на Терминусе и во всей Галактикедолжно пройти около ста тридцати лет. А мы совершили это путешествие не соскоростью света, а в тысячи раз быстрее, однако же, мы не опередили время.Надеюсь, по крайней мере. -- Не надейтесь получить от меня математические расчетыгиперпространственной теории. Могу сказать только, что если бы выпутешествовали со скоростью света в нормальном пространстве, времядействительно опережалось бы на 3, 26 года с каждым парсеком, как вы иподсчитали. Так называемая релятивистская Вселенная, которую человечество понимало очень давно, еще в предыстории -- хотя это уже повашему ведомству -- остается, и ее законы не были отменены. В нашихгиперпространственных прыжках, однако, мы каким-то образом нарушаем этиусловия. Здесь действует относительность, но правила другие. ВГиперпространстве Галактика -- крошечный предмет, бесконечно малая точка, ирелятивистских эффектов вообще нет. В математических формулировках космологии для Галактики существует двасимвола: Р -- для "релятивистской" Галактики, где скорость света являетсямаксимумом, и Г -- для "гиперпространственной" Галактики, где скоростьреально не изменяется. В гиперпространстве оценка всей скорости -- нуль, имы не двигались; относительно же самого пространства скорость бесконечна.Вряд ли я смогу объяснить лучше. Все остальные расчеты теоретической физики оставим студентам. Большечем уверен -- студент попадет в капкан, и будет оставаться там, потея, покакто-нибудь из старших не поможет ему выбраться. Я когда-то и сам чуть непропал. Пилорат некоторое время серьезно обдумывал услышанное, а потом спросилс некоторой растерянностью: -- А которая же Галактика настоящая ? -- И та, и другая, в зависимости от того, что вы собираетесь делать.Если вы вернетесь на Терминус, вы можете проехать по поверхности на каре, ачерез океан перелететь в самолете. В том и в другом случае условия различны,так что, который же Терминус настоящий -- твердая поверхность или океан? Пилорат кивнул. -- Аналогии всегда рискованны, -- сказал он, -- но я, скорее, приму их,чем стану напрягать разум, размышляя насчет гиперпространства. Я лучшесосредоточусь на том, что мы сделали и делаем сейчас. -- Рассматривайте произошедшее, -- предложил Тревиз, -- как первуюостановку на пути к Земле. -- И про себя подумал, или на пути куда-нибудьеще. -- Ну, -- сказал Тревиз, -- я зря потратил день. -- Да?-- Пилорат посмотрел на него из-за своего аккуратного каталога.-- В каком смысле? -- Я не поверил компьютеру, и поэтому сравнил наше теперешнее положениес его расчетами. Разница незначительна. Заметной ошибки нет. -- Но ведь это хорошо, не так ли? -- Более чем хорошо, это невероятно. -- Я никогда не слышал ни о чем подобном. Я совершал прыжки и управлялими различными способами. В училище я разработал прыжок с ручнымкомпьютером, а затем послал гипертранслятор проверить результат.Естественно, я не мог послать настоящий корабль-- по недостатку опыта язапросто мог загнать его внутрь звезды. Ничего плохого я ни разу не сделал,конечно, но ошибка всегда была значительной. Ошибка бывает всегда, даже успециалистов. Она просто должна быть, потому что слишком много переменных.Геометрия пространства слишком сложна, а гиперпространство включает в себявсе ее сложности плюс и свои собственные, на понимание которых мы дажепретендовать не можем. Вот поэтому мы идем шажочками вместо того, чтобысделать один большой прыжок отсюда в Сейшл. Чем больше расстояние, тембольше ошибок. -- Но вы сказали, что этот компьютер не сделал ошибки. -- Компьютер сказал, что он не сделал ошибки. Я велел ему сравнить нашеположение с расчетным. Он сказал, что оба положения идентичны в границах ихизмерения, и я подумал: а что, если он лжет? До этих слов Пилорат держал свой каталог в руках, теперь он отложил егои выглядел потрясенным. -- Вы шутите? Компьютер не может лгать. Или вы думаете, что оннеисправен? -- Нет, этого я не думал. Я подумал, что он солгал. Этот компьютернастолько совершенен, что я думал о нем как о человеке. Он достаточночеловечен, чтобы гордиться -- и, возможно, солгать. Я дал ему командуразработать путь через гиперпространство ближе к Сейшл-- столице СоюзаСейшл. Он это сделал и начертил курс в двадцать девять прыжков, что являетсявысокомерием самого худшего сорта. -- Почему высокомерием? -- Ошибка в первом прыжке делает второй значительно менее определенным,а добавленная ошибка делает третий шатким и ненадежным, ну и так далее. Каквы рассчитаете сразу все двадцать девять прыжков? Ведь двадцать девятыйможет закончиться в любом месте Галактики, вообще где угодно. Поэтому явелел ему сделать только первый прыжок. Затем я решил проверить его, преждечем выполнять второй. -- Осторожное продвижение, -- горячо откликнулся профессор, -- яодобряю! -- Да, но сделав первый шаг, компьютер мог почувствовать себя задетыммоим недоверием? Может он, спасая свою гордость, сказал мне, что никакойошибки вообще не было, когда я спросил его об этом. Он, сознавая собственноепревосходство, не счел нужным признаваться в ошибке? Если так, можносчитать, что у нас нет компьютера. Длинное доброе лицо Пилората опечалилось. -- Что же мы можем сделать в этом случае, Голан? -- Мы можем сделать то, что сделал я -- потратить зря день. Я проверилположение окружающих нас звезд самыми примитивными методами: телескопическимнаблюдением, фотографией и ручным измерением. Эта работа заняла у меня целыйдень и ничего не дала. -- Я не совсем понимаю... -- Я обнаружил две чудовищные ошибки, но оказалось, что они в моихрасчетах. Я сам ошибся. Я выправил расчеты и ввел их в компьютер, чтобыувидеть, придет ли он к тем же результатам. Он обработал их и оказалось, чтомои цифры правильны, и что компьютер не может ошибаться. Вообще-то,компьютер может быть надменным, как сын Мула, но наш экземпляр еще болеенадменен. Пилорат вздохнул. -- Ну, вот и хорошо. -- Да, конечно. Так что я позволил ему сделать остальные двадцатьвосемь прыжков. -- Все сразу. Но... -- Не все сразу. Не боитесь. Я еще не настолько безрассуден. Он будетделать один за другим, и после каждого будет проверять окружение, и если всеокажется в допустимых пределах, только тогда сделает следующий прыжок. Еслиобнаружится значительная ошибка, произойдет остановка и пересчет остальныхпрыжков. -- И когда он начнет? -- Да прямо сейчас. Я вижу, вы работаете со своими каталогом? -- О, наконец-то мне выдался случай сделать это, Голан. Я собирался неодин год, но всегда что-нибудь мешало. -- Я не возражаю. Занимайтесь им и не огорчайтесь. Сосредоточьтесь накаталоге, а я позабочусь обо всем остальном Пилорат отрицательно покачалголовой. -- Бросьте. Я не могу расслабиться, пока все это не будет позади. Янапряжен от страха. -- Мне, вообще-то, не следовало вам об этом говорить, но я должен скем-нибудь поделиться, а здесь, кроме вас, никого нет. Разрешите мневысказаться откровенно. Всегда существует возможность, что мы окажемся какраз в том месте пространства, где будет метеорит или черная мини-дыра.Корабль разрушится, а мы умрем. Теоретически такое может случиться, хотявероятность этого ничтожна. В сущности, мы можем сидеть дома, заниматьсясвоими делами, или спать, а метеорит пролетит сквозь атмосферу Терминуса иугодит вам прямо в голову. Но это очень маловероятно. Шанс оказаться в одном месте с чем-то роковым, так же чрезвычайно мал,потому что компьютер знает об этом, когда делает прыжок, этот шанс дажеменьше, чем попадание метеорита в ваш дом: за всю историюгиперпространственных путешествий такого случая не было. А другие типы риска-- вроде того, чтобы очутиться в середине звезды -- еще менее вероятны. -- Тогда зачем вы говорите все это мне, Голан? Тревиз пожал плечами. -- Сам не знаю. Наверное, вот почему: как ни малы шансы, катастрофавсе-таки может произойти и, если это произойдет, то все закончитсямгновенно. Хотя я и уверен, что ничего неправильного не сделал, что-то вомне говорит: "А вдруг случится?", и я чувствую себя виноватым. Янов, есличто-нибудь произойдет не так, простите меня! -- Ну, дорогой мой Голан, если что-нибудь произойдет не так, мы умреммгновенно. Ни я не успею простить вас, ни вы-- получить мое прощение. -- Я понимаю, поэтому простите меня сейчас, ладно? Пилорат улыбнулся. -- Не знаю почему, но меня это утешает. В этом есть что-то приятное,юмористическое. Конечно, я прощу вас, Голан, в мировой литературе куча мифово потусторонней жизни, и если случится, что мы угодим в черную мини-дыру илиеще куда-нибудь -- мы оба окажемся в одном месте, и я засвидетельствую, чтовы честно сделали все, что смогли, и что моя смерть не на вашей совести. -- Спасибо! Теперь и я спокоен. Я готов рисковать, но меня не радоваламысль, что вместе со мной рискуете и вы. Пилорат протянул Тревизу руку. -- Вы знаете, Голан, я знаком с вами меньше недели и полагаю, что неследовало бы делать поспешных суждений, но я думаю, что вы отличный товарищ.А теперь давайте, делайте, что надо, и покончим с этим. -- Отлично! Мне всего и дела, что коснуться этого маленького контакта.Компьютер имеет инструкцию и ждет только, когда я скажу: "Старт!". Может, высами хотите... -- Ни в коем случае! Это ваш компьютер. -- Прекрасно. И он под моей ответственностью. Следите за экраном! Улыбнувшись абсолютно искренне, Тревиз твердой рукой нажал контакт.Секундная пауза -- и звездное поле изменилось -- и еще, и еще раз. Звездыстали плотнее и ярче. Пилорат отсчитывал каждый со вздохом. На пятнадцатом произошла заминка,словно заело какую-то деталь аппарата. Пилорат прошептал, явно опасаясь, чторезкий звук может роковым образом повлиять на механизм. -- Что-то не так? Что случилось? -- Я думаю, что перерасчет. Какой-нибудь объект в космосе добавилзаметное возмущение к общей форме гравитационного поля, объект неучтенный --не отмеченный на картах карлик или блуждающая планета... -- Это опасно? -- Поскольку мы еще живы, почти наверняка нет. Планета может быть засто миллионов миль позади, но, все-таки, вносить достаточно ощутимуюгравитационную модификацию, которая требует перерасчета. Звезда-карлик можетбыть в десяти миллиардах километров... Экран снова изменился, и Тревиз замолчал. Снова изменение, еще-- икогда, наконец, Пилорат произнес: "Двадцать восемь", движение прекратилось. Тревиз поглядел на компьютер. -- Приехали, -- сказал он. -- Я считал первый прыжок за "1" и эту серию начал с двойки. -- СказалПилорат. -- Все вместе составляет двадцать восемь прыжков. А вы говорили,что их будет двадцать девять. -- Перерасчет пятнадцатого прыжка сэкономил нам один прыжок. Я смогупроверить на компьютере, если хотите, но это, в сущности, ни к чему. Мывблизи Сейшл. Так утверждает компьютер, и я не сомневаюсь в этом. Если яточно сориентирую экран, мы увидим приятное яркое солнце, но нет смысланапрягать отражательные способности экрана. Планета Сейшл -- четвертая, а мыоколо третьей. От нашего теперешнего местоположения два миллиона километровназад -- и мы подойдем к завершающему прыжку. Мы будем на месте через тридня, даже через два, если поспешим. -- Тревиз глубоко вздохнул, пытаясьснять напряжение. -- Вы понимаете, что это означает, Янов? Все корабли, накоторых я бывал или о которых я слышал, сделали бы эти прыжки с интервалом,по крайней мере, в сутки для тщательного расчета и перепроверки, даже скомпьютером. Путешествие заняло бы почти месяц. Может, три недели, если былюди торопились. А мы его совершили за полчаса. Когда все корабли будутснабжены такими компьютерами... -- Я вот все думаю, -- перебил его Пилорат, -- почему мэр дала намтакой корабль? Он ведь, наверное, страшно дорогой. -- Он экспериментальный, -- сухо ответил Тревиз. -- Видимо, этаочаровательная женщина очень хотела, чтобы мы его опробовали и увидели,какие недостатки в нем обнаружатся. -- Вы это серьезно? -- Не переживайте. В конце концов, печалиться не о чем. Мы необнаружили никаких недостатков. Но это не ее заслуга. Если бы что-нибудь ибыло, ее чувство человечности не пострадало бы. К тому же, она не дала наморужия, а это заметно снизило стоимость корабля. -- Я думаю насчет компьютера, -- задумчиво признался Пилорат. -- Оночень хорошо пригнан к вам... Со мной он вряд ли стал бы работать. -- Для нас хорошо, что он хоть с кем-то сработался. -- Да, но разве это может быть случайностью? -- Что вы этим хотите сказать? -- Мэр наверняка хорошо знала вас. -- Думаю, да. -- Не могла она заказать компьютер специально для вас? -- Зачем? -- Мне вдруг пришло на ум, могли бы мы отказаться идти туда, кудакомпьютер хочет нас доставить? Тревиз оторопел. _ Вы хотите сказать, что в то время, когда я связан с компьютером,управляет он, а не я? -- У меня мелькнула такая мысль. -- Это же нелепо! Парадоксально! Бросьте, Янов. -- Тревиз повернулсяспиной к компьютеру, чтобы сфокусировать на экране Сейшл-планету и начертитькурс к ней в нормальном пространстве.

СОВЕТ