Каменные джунгли и их жители

Идя по городу, испытываешь чувство, будто попал в джунгли Амазонии, по которым бродят всевозможные племена. У каждого свои наряды, обычаи, непонятный язык, загадочная письменность. Кто-то с кем-то враждует, заключает союзы — либо делает вид, что не замечает происходящего рядом.

Так происходит везде, в самых разных странах, от Токио до Москвы, от Москвы до Лос-Анджелеса. Социологи это называют «новым трайбализ­мом» (от английского «tribe», «племя»).

Как и «взрослые» общественные объединения, молодежные племена де­лятся на агрессивные, ненавидящие непохожих на них самих, и на мирные, старающиеся, соблюдая свою неповторимость, не вступать ни с кем в кон­фликты. К крайне агрессивным относятся skinheads, «бритоголовые» — эти мрачные и жестокие ребята в черных куртках «бомберс» и тяжелых башма­ках. Во всех странах они примыкают к националистическим и фашистским «взрослым» движениям. Во Франции их можно увидеть на демонстрациях рядом со стариками из «Национального фронта», в Германии — с ветерана­ми-нацистами, у нас — вместе с оголтелыми пенсионерами-анпиловцами. Ненавидят они всех: представителей других племен, черных, желтых, евре­ев, арабов, словом, тех, кто не как они.

Кроме того, расово-политические воззрения у скинов каким-то стран­ным образом часто перекрещиваются с разборками в футбольной области. Столь же замкнутыми, но относительно менее агрессивными являются ро­керы-байкеры, крутые парни с длинными волосами, одетые в кожу, обожа­ющие скорость и превыше всего ставящие мужскую дружбу. В отличие от скинов, музоном не интересующихся, они любят громкую, околометалли­ческую музыку. Как и первые, они склонны к расистским воззрениям.

Мирных племен, к счастью, больше. Хотя и они, подвергаясь набегам со стороны озверелых дикарей, иногда впадают в бессмысленные междуусоби­цы. Но часто им хватает ума вступать в союзы — панки, хип-хоперы, рейве­ры, гранджеры, металлисты и тусовщики выступают единым фронтом.

Про панков сейчас говорить не будем. Это старое и, несмотря на слоган «Punk not dead», уже исчезающее из городских джунглей племя. Что касает­ся хип-хоперов — это тоже древний народец. Появились они во второй по­ловине 1980-х, сперва в Нью-Йорке, среди цветной молодежи. Они слушали очень громкую музыку в стиле «фанк», их культовым музыкантом был Аф­рика Бамбаатаа, а любимыми занятиями — езда на роликах или скейт-бор-де и расписывание стен. В этом жанре хип-хоперы достигли высот, иногда плоды их цветастого творчества оказываются настоящими произведениями

ББ

искусства. Те, кто серьезно занимается граффити, себя называют «таггера-ми». Благодаря хип-хоперам возник целый стиль в моде, который ныне ком­мерциализируют фирмы вроде «Наф-Наф» или «Бенеттон». А в области зву­ков они явились пионерами новой танцевальной музыки и всего того, что потом превратилось в клубную и рейверскую культуру.

Понятие «рейв» возникло в Англии в самом начале 1990-х благодаря тому, что по тамошним законам клубы не могут работать всю ночь. Молодежь начала искать заброшенные фабрики и опустевшие дома, где в секрете от полиции устраивала свои танцевальные всенощные. Публика оповещалась по конфи­денциальным каналам при помощи приглашений-«флайерсов», завозилась аппаратура, и ди-джеи, или, как их еще называют, МС (от Master of Ceremony, «Мастер обряда»), начинали свои музыкальные таинства. Очень быстро вол­на рейва захлестнула всю планету. С космической скоростью начали появлять­ся все новые и новые музыкальные стили — ambient, acid-rap, dub, techno, drum-n-bass, darkcore, artcorejazzeore, tech-step, jump-up, intelligence, coffee-table и т.д., разницу между которыми может понять только посвященный.

Но рейв, конечно, не просто танцулька. Это именно обряд, объединяющий сотни людей. При этом часто все они остаются поодиночке. Да и музыка спе­циальная, замыкающая человека на самого себя. Особенно если он принял какие-то психостимуляторы. А без них, к сожалению, выдержать рейв, для­щийся без остановки несколько часов, до утра, — почти невозможно. Вот рейверы и объедаются «Extasy» или другой какой-то пакостью до полного изнеможения. Щенячья радость сменяется глубочайшей депрессией.

Металлисты, наверно, будут всегда. Это староверы — годы идут, а у них почти ничего не меняется. Мрачная готическая символика, оглушительный звук, длинный хейр и железные заклепки повсюду... А гранджеры, по сути те же хиппи, только принципиально пессимистически настроенные, навер­но, исчезнут довольно скоро, когда память об их идоле, очень талантливом музыканте Курте Кобейне из «Нирваны» потускнеет.

Ну, а самое странное племя — тусовщики, «Branches», как их зовут во Франции, т.е. «подключенные». Они пронизывают собою все прочие пле­мена. И притворяются всеми, в зависимости от того, какая мода сегодня стоит на дворе. Их идеология — внешняя изменчивость и при этом верность себе. Сегодня тусовщик может слушать «техно» и носить одежду «кислотных» (кислотных — потому что такие цвета ассоциируются с «acid», «ЛСД») гал-люцинозных цветов, завтра — побрить голову. А в душе скажет себе: «Ну и идиоты они все!»

Племена — явление не новое. И чтобы понять их историю, стоит сделать обзор племен давних времен, ныне исчезнувших, представителей которых на улице уже не встретишь.

При Сталине в Колыму угодить можно было ни за что («Тебе за что де­сятку-то дали? — Ни за что. — Не ври, ни за что пятерку дают»), «племен» быть не могло. Тогда молодежь кучковалась и враждовала по территориаль­ному принципу. Все ходили в одинаковых кепках, болели за одни и те же футбольные команды, смотрели одни и те же фильмы и слушали одну и ту же музыку. А сворачивали друг другу скулы по принципу «Марьина роща против Каретных переулков».

На Западе «племена» появились после World War II, когда западные стра­ны начали бурно развиваться, был период Baby Boom (резкий рост рождае-

мости), а в мозгах людей произошел переворот в сторону «разрешающего общества». То есть одевайся как хочешь, слушай что хочешь, живи как заб­лагорассудится. При условии, что не нарушаешь законы.

У нас «племена» появились чуть позже, когда Хрущев, хоть и ругая всех не похожих на трактористов-ударников граждан СССР «пидарасами», все же ма­ленько разжал ежовые рукавицы. И пошло-поехало. Появилась «плесень», как называли всех, кто не носил штаны шириной в 40 см и стрижки «полубокс».

Первыми были «стиляги», носившие портки-дудочки, штиблеты «на манной каше», пиджаки с огромными плечами, цветастые галстуки и напо­маженные коки. Девушки выглядели поскромнее, но тоже старались быть не похожими на «колхозницу» с ВДНХ.

Стиляги слушали буги-вуги и первые рок-н-роллы, а книжек не читали. Но сочиняли собственные песни типа «Зиганшин буги, Зиганшин рок, Зи-ганшин съел второй сапог». Историю рассказывать долго, но речь шла о троих солдатах, служивших на Курилах, которых оторвало вместе с баржей, которую они сторожили, и унесло в открытый океан. Болтались они там недели три, съели кирзовые сапоги и меха от гармошки, потом их наконец нашли и наградили орденами.

return false">ссылка скрыта

Затем выползли битники. «Beatnik» происходит от «beat», «удар», но с русским окончанием, по аналогии со «спутник». Битники, наоборот, книги читали, року предпочитали джаз и носили длинные обвисшие свитера с во-ротником-гольф, джинсы, которые тогда назывались «техасы», замшевые ботинки, бороды и вообще были большими интеллектуалами. Их подруж­ки делали прически в духе тех, которыми 25 лет позже прославилась группа «Сиге», а тогда назывались «я у мамы дурочка». Еще они красили себе глаза «ласточкиным хвостом», носили большие клипсы, обтягивающие блузки и широкие юбки-«солнце».

А самыми «отмороженными», элитарными и, соответственно, малочис­ленными были «штатники». Эти ребята стриглись под «GI», солдатским ко­ротким ежиком, носили снежно-белые тишотки, идеально отстиранные джинсы (желательно, Levi's или Riffle, которые тогда были первым писком европейской джинсовой моды и еще не назывались Super), черные или бе­лые баскетбольные тапочки, синтетические лыжные куртки и черные очки образца «RayBan Basic». Книжек они не читали никаких, наплевательски относились к разнице между Колтрейном и Джерри Ли Льюисом, ни в грош не ставили всех соотечественников и в конце концов оказались самыми правильными: многие из «штатников» сейчас стали, пройдя через активную фарцовку, президентами больших банков или серьезными интеллектуалами.

Но настоящей революцией в молодежных движениях оказалось появле­ние хиппи. В Америке первых «волосатых» можно было увидеть уже в сере­дине «свихнутых 60-х». Еще Джек Керуак, великий писатель «beatgeneration», употреблял в своих книгах слово «хипстер». Происходит оно от «hip» — ляж­ка, и на слэнге первоначально значило «сексуально распущенный». У нас они объявились лет на семь позже. Главным занятием хиппи было отращи­вание волос (которые им милиционеры насильно обстригали), а также из­готовление всевозможных «фенечек» — браслетов, бус и прочей красоты, — слушание психоделической музыки, употребление наркотиков и чтение «Мастера и Маргариты» Булгакова. Они усовершенствовали и обогатили англо-русский жаргон, изобретенный еще «штатниками» («я вчера со своей

герлой скейпанул с психодрома на флэт, на сэйиш»), доведя его до уровня, напрочь непонятного посторонним. КГБ был вынужден издать словарик для служебного пользования, чтобы гебисты могли уразуметь, о чем щебечут между собой хейрастые идеологические диверсанты. Кличка одного из са­мых знаменитых московских хиппи, кстати, и была Диверсант. Кроме того, «система» (так хиппи называли свое племя) построила половое равенство. Королевой столичных волосатых была девушка по кличке Лягушка.

Дальше молодежные движения начали почковаться с бешеной скоростью. Это было похоже на бурное развитие сект, когда, как только кто-нибудь придумывал какую-нибудь ересь, моментально находился еще кто-то, изоб­ретавший ересь еще сумасброднее. Вдруг пошла мода на растафарианизм, возникшая благодаря музыке реггэ. Приверженцы этой веры, возникшей в трущобном районе Тренчтаун в столице Ямайки Кингстоне, считали быв­шего эфиопского императора Хайле Селассие мессией, Эфиопию — новым и истинным Израилем, а прочий мир — гнилым Вавилоном. Часть из них даже попыталась в 1970-е годы «реэмигрировать» в Эфиопию, где оголодав­шие местные жители были не на шутку изумлены появлением «новых изра­ильтян» с карибского острова. Советские растаманы до такого экстремизма не доходили, просто пытались отрастить dreadlocks, колтунообразные локо­ны, слушали реггэ, курили траву (пристрастие к «марьиванне» обосновыва­лось цитатой из Ветхого Завета: «пользуйтесь травой полей...») и носили одежду желто-красно-зелено-черных цветов, символизировавших солнце, жизненную энергию, природу и цвет кожи жителей Африки.

Одним из ответвлений карибской музыки стал «ска». Термин этот возник от музыкального термина. Если в реггэ придерживались ритма «бум-ска», то в «ска» (важнейшей группой была The Madness) использовали «ска-бум», т.е. ударение приходилось не на первую, а вторую долю «квадрата». Скамены обязательно носили хоть что-нибудь в черно-белую шашечку — пиджак, шляпу, штаны. Шашечка символизировала расовые равенство и мир. В конце 70-х это племя стало довольно заметным среди тусовочной молодежи Мос­квы и Питера. Группы «Аукцион», «Игры» и «Браво» играли музыку в стиле «ска», фанаты носили одежки в шахматный узор. Но политическая идеоло­гия оставалась за пределами внимания; кроме того, у нас «ска» быстро скре­стился с интересом к моде 1960-х гг. и к советской эстраде в псевдолатино­американском духе.

Последним большим племенем времен холодной войны оказались пан­ки. На лондонском жаргоне «punk» значит «грязный мерзкий хулиган». Сна­чала это были подростки из бедных рабочих районов, но потом, благодаря усилиям нескольких очень умных, хорошо образованных и прекрасно уме­ющих считать деньги людей вроде продюсера Малькольма МакЛарена, мо-дельерши Вивьен Вествуд и таких сверхраскрученных групп, как «Секс Пистолз» и «Клэш!», панкерство превратилось в общее явление, в котором участвовали и представители вполне сытых слоев общества, для которых призывы вроде «Fuck the Bourgeoisie!» были либо декоративными украшени­ями, либо общественным извращением.

Король российских панков, Свинья — Андрей Панов, лидер пресловутой группы «Автоматические удовлетворители», происходил из обеспеченной и интеллигентной семьи. Панки начали почковаться на просто панков — гряз­ных и вечно пьяных либо обдолбанных наркотиками, и суперпанков — утон-

ченно интеллектуальных, читавших религиозную литературу разных толков, например, книги Антонена Арто, обожавших фильмы Фасбиндера и музы­ку Лори Андерсон, «Кабаре Вольтер», «the Throbbing Gristle» и Капитана Биф-харта. Кроме того, они заботились о своем «look». К отечественным супер­панкам относился покойный Сергей Курехин. Тут же возникли кибер-пан-ки — пионеры виртуалки и «хакерства», перенесшие идеи о том, что «будущего нет!», в искусственную электронную вселенную.

А тут подоспели носители «декадентской» идеологии. Забота этих людей заключалась в том, чтобы выглядеть максимально дико и красиво и соответ­ствующим образом себя вести. В честь чего они шли на полное следование идее «красота требует жертв» (они первыми занялись «пирсингом», т.е. про­делыванием отверстий в самых малоподходящих местах тела). Жрали нар­котики, а в сексуальной области считали для себя зазорным следовать об­щепринятой ориентации. Что касается этого, то свечку над всеми никто не держал. Ясно, что многие из «декадентов» просто распространяли про себя соответствующие слухи. У нас носителями «декадентства» и «нового клас­сицизма» оказались прежде всего музыканты и художники из Ленинбурга, к примеру, Тимур Новиков, «Густав» Гурьянов из «Кино», Сережа Африка и Владик Монро.

Интересным явлением начала 1980-х стало возрождение «устойчивых ценностей». На фоне полностью «отъехавших» вдруг появились стерильно чистенькие строгие юноши и девушки, изображавшие из себя серьезных сту­дентов. На самом же деле по внутреннему сумасшествию они могли сорев­новаться с самыми дикими «декадентами». Вспомните Васю Шумова вре­мен группы «Центр».

А дальше — любера, мажоры, рокеры, брейкеры, все эти маленькие пле­мена, которые, наверно, еще на памяти даже наших самых юных читателей.

Вот и решайте сами — кем лучше быть. Членом племени или ученым, его исследующим. Впрочем, хороший исследователь, этакий Миклухо-Маклай, чтобы достичь хороших результатов, должен глубоко погрузиться в жизнь джунглей.

Сокращено по источнику: Иностранец. 1997. № 14.