В КАРЕЛИИ СЕГОДНЯ

О ЖИЗНИ И ЗАДАЧАХ ПРАВОСЛАВНЫХ ПРИХОДОВ

 

Жизнь Православной Церкви на протяжении не только одного — двух поколений, но и многих веков удивительно цельна и, можно сказать, однородна. Применительно к Церкви допустимо говорить не только об историческом ее пути и, соответственно с этим, — об изменчивых явлениях ее жизни, но и об актуальности во все времена самой сущности ее природы, выраженной в таинствах Церкви. Не временное «бывание», а само бытие нигде не явлено так, как в Церкви. Наступает «полнота времен» по словам апостола Павла (Гал, 4,4), когда начинается наше усыновление Богу, это и есть сверхвременная жизнь Церкви.

Под этим углом зрения только и следует рассматривать Церковь в ее исторических обстоятельствах, даже самых частных. Вне таинственного контекста Церковь перестает быть Телом Христа и становится просто религиозной организацией наравне с другими общественными институтами.

Таким образом, желая описать или изучить церковную общину (ту или иную поместную Церковь или один приход), мы должны обнаружить во внутренней ее жизни соответствие той таинственной полноте, о которой свидетельствует вся история Церкви от апостольских общин до жизни таких приходов нашего времени, как община о. Алексея Мечева на Маросейке. Понятно, что не требовать от кого-то исполнения идеала должны мы, тем более, что совершенные примеры даны нам, как правило, в опыте мученическом, но должны требовать от себя самих стремления к истинному образу церковной общины, заведомого предпочтения собственно церковного, а не иного (обмирщенного) смысла и образа жизни. Это одна необходимая сторона вопроса о существовании православной церковной общины в любые времена, в частности и сегодня.

Другая, столь же необходимая сторона этого вопроса — конкретные общественные условия: государственные и политические, хозяйственные и идеологические, в которых находится Церковь, разделяя судьбу своего народа. Здесь надо заметить, как отражаются в церковной жизни все особенности общественной нравственности, как влияют на нее экономические и культурные ориентиры внецерковного мира.

Есть и третья сторона в вопросе о жизни Церкви, это — ее миссия, обращенность к внешнему миру не как к инородному и чужому, но как миру людей, за каждого из которых распялся Христос. Не свидетельствовать о Нем не может ни одна церковная община, не только согласно Евангелию, но и просто по своему Уставу.

Обратимся к жизни наших приходов сегодня, как она сложилась за последние пятнадцать лет.

Возвращаясь к первому тезису, — о мистической природе церковной жизни, выраженной в Литургии как центральном событии Церкви, прежде всего, заметим, что событие это имеет своим условием совершенное единодушие собравшихся (подчеркну: не просто присутствующих, но сознательно собравшихся). Более того, объединенных любовью друг ко другу и к Богу. Этот вопрос, насущный для Церкви, никак не открыт вниманию людей внешних, но, чтобы перейти к обсуждению роли Православия во внешней, общественной жизни, нельзя не обратить внимания на то, что является важнейшим условием существования Церкви как таковой: на сознательность ее членов. Ведь, в конечном счете действенность Церкви во внешнем мире зависит от конкретных ее представителей, от полноценности внутрицерковной жизни.

Если в современном обществе все менее ощутимыми являются такие добродетели, как служение, верность, целомудрие, воздержанность, трудолюбие, жертвенность, мирный дух и скромность, то каким усилием, из какого источника можно вызвать к жизни эти свойства человека, чем оправдать их в глазах наших современников? Эти качества человека как образа Божия не просто забываются, но прямо отрицаются цивилизацией потребления. Только возвращение человека к своему Первообразу, сознательное, волевое усилие восстанавливают истинное достоинство человеческой личности. «Человек становится человеком, когда участвует в жизни Бога», — утверждает православное богословие, и эта истина становится все более очевидной.

Воцерковление – вхождение в таинство Церкви, это и есть приобщение к жизни Бога. Когда в 1980 — 1990-е гг. стал заметен интерес к Церкви, и многие крестились, можно было скептически реагировать так: это мода, верующих среди них единицы. Удивительно, однако, другое: не редки именно искренно верующие, открытые для просвещения. Отметим, что само крещение иначе именуется таинством просвещения.

Быть постоянным и даже активным прихожанином и быть человеком, реально просвещенным, т. е. обновленным в таинстве, — не одно и то же. Иногда возникают сомнения в безусловной необходимости научения церковных людей, дескать — само участие (а вернее было бы сказать «присутствие») на богослужении меняет человека. Опыт доказывает, что это не так.

С одной стороны, большое значение имеет то внутреннее задание, с которым человек входит в церковную жизнь, испытывает ли он потребность в обновлении своей жизни, образа мысли и духовного склада, возникает ли живой интерес к учению Церкви. Именно эти признаки отличали христиан изначально, недаром они называли себя учениками, и Мария Магдалина, узнав воскресшего Иисуса, воскликнула: «Учитель!», хотя Он был для нее и Исцелителем, и Защитником, и Богом. Бескорыстный и настойчивый интерес ко Христу и Церкви, то стремление, которое достойно назвать именно любовью, к счастью встречается, и был бы заметнее, если бы мы внимательнее отзывались на это естественное стремление новообращенных верующих и помогли бы им действительно стать учениками Христа. Однако, остается обычным крещение совершенно неподготовленных и даже просто неверующих людей. Необходимость подготовки не однажды декларировалась церковно-началием, но практика остается прежней.

С другой стороны, самым обыденным примером является суеверие и духовная темнота в людях, казалось бы, церковных. Тут заметно отсутствие потребности в ученичестве, скорее наоборот: готовность поучать, указывать на авторитет обычая, очень часто — не от церковного знания, а от невежества.

Оглядываясь на то, как складывалась церковная жизнь в российских приходах в начале 1990-х годов, обратим внимание на то, что этому предшествовало: страшно малое число церковных приходов, и Карелия в этом — самый яркий пример, очень ограниченная активность священнослужителей и большинства верующих. Если и в новозаветные времена Сам Христос мог сказать: «жатвы много, а делателей мало», то что говорить о временах тотального подавления Церкви. Между тем, религиозное чувство неистребимо, и оно выливается в какие угодно суеверия, если не находит здоровой пищи и руководства. Отсюда — превращение подлинной церковной традиции в обрядоверие, которое настойчиво передается людьми, «опытными в незнании», и легко укореняется в сознании новообращенных.

Беда здесь даже не в запретах и гонениях со стороны властей предержащих, ведь начало церковной истории — это годы не просто запретов, но мученичества и исповедничества. Чего не было в те времена, так это христиан, безразличных к учению Церкви. В истории нового времени сложилось иначе: обрядность удовлетворяла потребность «церковных масс», а духовное просвещение все более становилось чуждым и даже враждебным секулярному обществу. Не это ли явилось причиной всех революций, общий признак которых — отрицание и даже ненависть к Церкви? Таким образом, с уходом коммунистической идеологии освобожденная от притеснения Церковь осталась с очень ограниченной, но все же существующей практикой обряда и почти исчезнувшей традицией учительства.

Почти, но не вовсе! Тот опыт духовной жажды, который заставлял приобщаться к церковной книжности и собирал в братские общины в 1970 — 1980 гг., не прошел безрезультатно. Многое из того, что сделано и делается теперь в деле церковного просвещения и служения, подготовлено теми усилиями. Однако, недостаточно развит и распространен был тот опыт, он принадлежал тем или иным конкретным людям определенного поколения, но не мог стать систематической практикой.

Глубокое и систематическое просвещение церковных людей остается важнейшей задачей.

У нас в Карелии, где традиция была прервана почти совершенно, это особенно актуально. На этой земле был некогда свой уклад жизни, в том числе и церковной. В некоторых местах крепко держалось язычество, но не прекращалось и подвижническое служение многих священников. Как, например, о. Иоанна Лядинского, настоятеля Кондопожского прихода до его ареста в 1932 году. Он собирал церковную библиотеку, а значит, чтением люди могли просвещаться и тогда, когда не было церковной школы.

О нем вспоминают оставшиеся в живых прихожане тех лет как об очень любимом, особенно детьми. Некоторые мальчики хотели ему подражать даже во внешнем поведении, и это несмотря на трудности советских лет, ведь церковная преемственность еще не разрушилась, а духовный наставник оставался рядом.

Служба Великим постом 1932 года оказалась последней в Успенской церкви, храм был закрыт, о. Иоанн арестован и расстрелян в 1938 г. Поминальный список священников кондопожского района, погибших в эти годы (конечно, не полный), занимает страницу. Этот пример — один из многих. Всем хорошо известно, как менялось население Карелии из-за переселения ссыльных или завербованных на лесозаготовки и стройки. По прошествии шестидесяти лет после закрытия храма в Кондопоге, когда церковная жизнь там возобновилась, пришлось слышать множество свидетельств об изгнанничестве переселенцев, о потерянных духовных связях у местных жителей.

В таких обстоятельствах само собой сохраняться и передаваться может только суеверие. Свято место пусто не бывает, и если некому сеять доброе и истинное, то вырастают плевелы, а так как для магизма и суеверий нет специальных заведений, то за этим идут прямо в церковь. Очень типичный пример: «Как можно квартиру очистить?» — звонят мне по телефону. Спрашиваю, чтобы навести человека на понимание того, чего же он, в самом деле, хочет: «Что значит — очистить?». Отвечает: «Ну, я же знаю, попы ходят по домам и снимают негатив». Объяснять по телефону разницу между магией и церковной молитвой бесполезно, да и не слушают. Обрядоверие не стоит на месте, и сегодня, когда многие запреты сняты, и псевдо-религиозные предрассудки могут выражать себя свободно, оно обрастает новыми формами, чему способствует не только отсутствие церковного просвещения, но и присутствие активной пропаганды оккультизма, язычества и суеверий в массовой «культуре». Иной раз можно задаться вопросом, нужна ли свобода вообще и свобода вероисповедания в частности, ведь в этих условиях рождаются такие антидуховные монстры.

Ответить следует категорически: свобода действий — не помеха для просвещения, было бы только не лень работать. Если и в условиях, прямо враждебных Церкви, мы могли полюбить Евангелие, православное Предание и богословие, то в пору массового невежества и духовной безвкусицы, которая не стыдится себя рекламировать и насаждать, тем более необходимо помочь людям, которые способны сознательно жить Церковью.

«Иисус Христос всегда и во веки Тот же», а потому, как полторы тысячи, пятьсот или двадцать лет тому назад, так и теперь учительская миссия Церкви неизменна и одинаково актуальна. Конечно, раньше, чем учить народы, следует учить тех, кто уже посредством крещения принят в церковную ограду.

Во многих российских приходах научение вере и воспитание людей в духе истинной церковной культуры совершается и приносит добрые плоды. Практика кондопожской общины убеждает, что востребована не только воскресная школа для детей, но и для взрослых, причем приходится по-разному вести занятия с людьми молодыми и более или менее подготовленными, и — с пожилыми, без какого-либо образования.

Без усилий такого рода, без последовательного просвещения церковных людей, они никакого положительного влияния на нравственную и общественную жизнь оказать не смогут.

Теперь несколько слов о том, как складывается внешняя, практическая жизнь церковного прихода. За 17 лет количество приходов увеличилось почти в двадцать раз. Конечно, во многих пробудился искренний энтузиазм, но оказалось, что назваться приходом — это не главное. Надо построить храм (или отремонтировать старый, что еще труднее). Построить не на что, поэтому встает проблема поиска помещения. И вот, с этого момента церковная община вступает в хозяйственные, административные, соседские (иногда — не добрососедские) отношения. Всегда возникает надежда на спонсорство, но оказывается, что времена-то хоть и рыночные, но русское купечество с его благочестием, готовностью всюду строить храмы, осталось в прошлом, и в подавляющем большинстве случаев местная церковная община состоятельного покровителя не приобретает.

Если в таких условиях серьезно верующие люди сами мобилизуются, то трудности — это еще не беда, даже наоборот: в самом начале происходит укрепление взаимного доверия между членами общины друг с другом и со священником, больше радости переживается от главного, т. е. от совместной молитвы и таинства, а затем постепенно устраивается и материальная сторона церковной жизни (храм и прочее хозяйство).

В этой связи могу рассказать о близких мне примерах – в селе Янишполе, в деревне Новинка. Очень поучительный опыт в Шуйском приходе о. Геннадия Кузькина, в приходах северной Карелии.

Вместе с тем хозяйственные хлопоты могут и ослабить церковную жизнь. Хотя бы тем, что они ложатся на плечи священника, а помощники редки. Вообще, если назвать главную трудность в устроении церковного прихода, то это, полагаю, везде одно — кадры, т. е. люди, занятые в общем деле. Участие ли это в службе, строительство ли храма или дровяного сарая, — всегда нехватка. И все-таки лучше самим осилить трудности, принимая при этом помощь любого жертвователя, но не предоставлять главную заботу спонсору и настоятелю в ожидании, что желаемое в конце концов явится готовым. Кажется, что для истинно верующих людей не может быть более сильного стимула к согласному и терпеливому труду, чем желание создать приход и обеспечить в нем полноценную церковную жизнь. Вот, где может быть преодолено потребительство и пассивность — самые тяжелые недуги современного человека.

О взаимодействии Церкви с обществом, государством, школой, массовой культурой и т. д. вполне открыто могут судить все, это взаимодействие обсуждается часто и даже слишком. Слишком не потому, что есть какие-то запретные темы, а потому, что обсуждение это, как правило, поверхностно, и часто — без взаимопонимания и уважения.

В Карелии, насколько я могу судить, в этом отношении обстановка значительно более здоровая, чем бывает в иных местах, преобладает взаимная корректность. Недостает только заинтересованности во взаимодействии. Впрочем, лучше воздержаться от какой-либо инициативы, чем поступать поспешно, без действительной готовности принести пользу.

Вообще, участие Церкви в жизни общества может и должно быть значительно более глубоким и содержательным, чем просто присутствие в тех или иных социальных институтах — в образовательных, властных, партийных или других.

Как о примере очень плодотворного взаимодействия Церкви и государственных органов укажу на работу, а вернее сказать — служение Социального отдела нашей епархии. Специально учрежденный Фонд (он называется «Утешение») позволяет организовать эту деятельность.

В Кондопожском приходе работа с детьми (летние и зимние лагеря, например) осуществляется при систематической поддержке Фонда «Утешение», а кроме того, мы часто встречаемся с активистами Социального отдела, иногда работаем вместе, и познакомился я с ними задолго до того, как Социальный отдел и Фонд официально организовались. Поэтому я с большой радостью, что представилась такая возможность, могу рассказать о том, в чем вижу основную причину или источник результативности этой работы.

Началось с того, что молодым людям, которые пришли в Церковь, как многие тогда к 2000-му году приходили по какой-то духовной интуиции, стало, что называется, уютно в Александро-Невском соборе. Их здесь приняли. И это — первое основание для дальнейшего развития каждого из этих молодых людей и их содружества в целом.

Им было хорошо быть в Церкви вместе. Как водится, клирос стал первой ступенью их церковного служения, а уличные дети, которые всегда приходят в храм, сами собой оказались объектом внимания этой нововоцерковленной молодежи. Местом сбора была церковная сторожка. В такой ситуации остается только дождаться своего дома, чтобы началось организованное служение. Зародившаяся таким образом община приняла в свой круг и новых людей, которым именно такой образ служения открыл путь в Церковь. Конечно, очень большое поле деятельности, от которого уже нельзя отойти (ведь на их попечении дети) нагружает иногда сверх меры, первоначального молодого энтузиазма не хватило бы на это, но появился опыт, сложилась организация, а главное — еще более, чем прежде, стало ясно: причина, по которой они здесь служат и источник душевных сил для этого служения один — Церковь.

Я привел один из примеров того, как православные люди могут понести труд, особенно необходимый и тяжелый в современной общественной ситуации.

Можно было бы рассказать о служении других общин, но важно подчеркнуть, что вместе с той пользой, что добросовестно исполняется некая социальная работа, обнаруживается и другая, не меньшая польза: в обществе появляются люди, верные истинным духовным и нравственным ценностям. В таком свидетельстве о достоинстве человека наше общество нуждается еще больше, чем в поддержке его социальных программ.

Если бы увещаниями, запугиванием или, наоборот, увлечением, можно было восстановить нравственность, то это давно было бы достигнуто. Однако, не указанием на добро, а исполнением его, что не бывает без труда и даже жертвы, что-то меняется среди людей.

Сколько нужно праведников, чтобы устоял мир? Один Бог знает. Вспомним, как об этом пререкался с Ним Авраам.

Пусть не праведников в высокой степени, но людей, не теряющих достоинства и веры, воспитывает Церковь. В этом и состоит ее миссия, а значит, нет такого церковного прихода, который бы существовал просто сам для себя; в каждом из них чья-то личность преображается и кому-то послужит в мире.