Этничность и идентичность.

Есть все основания утверждать, что нарубеже нового тысячелетияв ситуациинарастания глобализационных процессов центральное положение в отечественной этнологии категории «этнос» перестает в полной мере отвечать потребностям исследования современных сложных социокультурных процессов, хотя остается вполне уместным для той части этнографических штудий, которые обращены к традиционному для этнографии объекту – «живой старине», артефактам традиционной культуры.

Центр внимания сегодня несомненно переносится на другие понятия – этничность, этническая идентичность, нация. И это, очевидно, следует понимать не как отказ от отечественной научной традиции, а как ответ на остроактуальные потребности постперестроечного российского общества в осмыслении новых социокультурных реалий, связанных и с поиском средств гражданской консолидации, и с преодолением этносоциальных конфликтов, и с модернизацией политики, культуры, образования. Интересно то, что этнические проблемы и характер их научного осмысления обнаруживают все более общечеловеческий, глобальный масштаб, несмотря на отмеченные нами выше различия в национальных этнологических и антропологических школах, разнообразие свойственных им исследовательских парадигм. Свидетельством этого может служить и тот факт, что сложившиеся, например, к концу ХХ века американская модель рассмотрения проблематики этничности вполне может быть применима и на отечественной почве, в значительной степени соответствует узловым проблемам российской этнологической науки. Так в 1996 году в США была опубликована работа в жанре хрестоматии, где собраны наиболее значимые и получившие мировое признание научные публикации американских авторов в области социальной и культурной антропологии – «Теории этничности: хрестоматия классических работ» (Theories of Ethnicity: a Classical reader. N.Y., 1996). В качестве предисловия к этой хрестоматии использована опубликованная еще в 1981 г. (и несколько расширенная) статья Вернера Соллорса, в которой сформулированы наиболее значимые аспекты рассмотрения американской идентичности, сконцентрированные автором в шести узловых проблемах: «этничность как принадлежность к этносу», «этничность и классовость», «содержание и смысл этнической самоидентификации в современности», «этническое ядро и установление границ», «ассимиляция и плюрализм», «раса и этничность». Надо отметить, что этот перечень носит действительно «узловой характер» и для современной российской этнологической науки, и для исследования «российской идентичности».

Если «смоделировать» их на проблемы педагогики межнационального общения, то можно утверждать, что в рамках этнологической парадигмы ПМО необходимо получить ответы на следующие вопросы: 1) Что означают сегодня понятия «этническая принадлежность», «этническое происхождение» в современном полиэтничном и мультикультурном обществе, в какой мере они отражают реальные причины и мотивации того или иного поведения человека? 2) Является ли этничность неким «врожденным» и неизменным качеством человека или она может меняться? 3) Как соотносится «этническое измерение» личности с другим важнейшим ее «измерением» - гражданским, связанным с конкретным обществом, конкретным государством, членом, гражданином которого эта личность является? 4) Как соотносится этничность и национальность?

Разумеется, вряд ли сегодня можно дать окончательные и исчерпывающие ответы на эти сложнейшие вопросы, но современная этнология все же позволяет приблизиться к их решению. И происходит это в сложных дискуссиях, затрагивающих сами основы, категориальный аппарат, методологические ориентиры науки. В значительной степени это относится и к отечественной этнологии, мучительно избавляющейся от методологического монизма, от устаревших принципов и подходов к этническим явлениям. Примерно с середины 80-х годов здесь начался период напряженных теоретических дискуссий, не закончившихся и поныне. Речь идет прежде всего об актуализации этнологической науки, ее обращении к современной этнонациональной проблематике, бывшей долгое время объектом интереса социологов, политологов, психологов, культурологов, т. е. представителей смежных отраслей знания.

Именно попытка «повернуть» отечественную этнологию «лицом к современности» и стало, по замечанию директора Института этнологии и антропологии РАН В. А. Тишкова, основной идеей его вышедшей в 2003 г. и сразу «нашумевшей» монографии «Реквием по этносу». Хотя, по выражению одного из критиков этой работы, «петь отходную по этносу преждевременно», эта фундаментальная книга выполнила свою функцию – вновь оживила угасшую было дискуссию по принципиальным вопросам отечественной этнологической науки. Отметим прежде всего, что предметом «теоретического отпевания», в результате, стал не этнос, а скорее, «отечественная теория этноса». Не следует, разумеется, «выплескивать с водой и ребенка», но нельзя не согласиться и с тем, что, несмотря на свою большую роль в систематизации и «теоретизации» отечественной этнологии, традиционная «бромлеевская» теория этноса обнаруживала свою слабость именно при обращении к современным этническим процессам, к новым полиэтничным реалиям общественной жизни. Совершенно очевидно, что «постсоветская» реальность, связанная, в частности, с крахом идеи «новой исторической общности – советский народ», с распадом Советского Союза, с нарастанием этномобилизационных процессов требует и новых подходов, новых методов исследования.

Как мы уже отмечали ранее, отечественная этнология существенно отличалась от своих зарубежных аналогов именно основным предметом интереса: в западных исследованиях на первый план уже в 70-е годы выходили категории «этничность», «нация», «национализм». Эти категории в значительно большей степени ориентировали исследователей на изучение современного общества, в частности, на выработку технологий, практических рекомендаций, касающихся управления усложняющимися этносоциальными процессами, преодоления конфликтов на национальной и религиозной почве. Надо иметь в виду и то обстоятельство, что усиливающиеся миграционные процессы значительно изменили этнический состав населения многих западноевропейских стран – значительный приток выходцев из азиатских и африканских стран, сопровождающийся их этнокультурной активизацией, усиливающейся маргинализацией, нарастанием межэтнической и межконфессиональной конфликтности, поставил перед этнологами и антропологами новые сложные задачи, в которых, прагматическая, социально-практическая «составляющая» исследований нередко преобладала над теоретической.

Характерный для Европы образ национального, гражданского единства и благополучия оказался несколько поколебленным. Возникла необходимость переосмысления ситуации в обществе, испытавшем значительный приток нового инокультурного и иноязычного населения. Это тем более важно, что Европа движется к объединению, к интеграции, к созданию нового европейского гражданства, новой общеевропейской идентичности. Сегодня, когда это объединение состоялось по многим направлениям, включая введение единой денежной единицы «евро», этнические (точнее, этнополитические) проблемы вновь напомнили о себе. В ноябре 2005 г. Париж и некоторые другие французские города захлестнула волна беспорядков, названная журналистами «арабским бунтом», так как протестовала именно арабская молодежь, значительная часть которой была «французами» (т.е. гражданами Франции) уже во втором поколении, но испытывала недовольство своим положением в обществе, неравенством по сравнению с белыми согражданами. Этническое происхождение и религиозная принадлежность «французских арабов», их этноконфессиональная идентичность, очевидно, вступила в противоречие с их национальным гражданским статусом. (Вспомним, что незадолго до этого во Франции вступил в действие закон, запрещающий в государственных образовательных учреждениях использовать в одежде знаки религиозной принадлежности (в частности, мусульманские женские платки). И хотя значительная роль в указанных беспорядках принадлежит криминальным элементам, группировкам, подталкивающим молодежь к бунту, этноконфессиональная принадлежность оказалась чрезвычайно благодатной почвой для этого. Интересно, что события во Франции породили поток дискуссий и российских СМИ, вновь заострив проблему притока в страну значительного числа иммигрантов из бывших советских республик. Одним из любопытных ракурсов этих дискуссий связан с идей «глобального противостояния» христианской и мусульманской цивилизаций и «наступлением» второй. Эта сугубо политическая идея, способная породить усиление «евронационализма», безусловно, может быть опровергнута или принята только на основе серьезного комплексного научного анализа этнокультурной, этноконфессиональной, демографической, политической ситуации в различных странах. Значимость этнологического знания здесь становится особенно велика.

И, хотя по замечанию В. А. Тишкова с конца 90-х годов в мировой антропологии наблюдается некоторый спад интереса к теоретическому рассмотрению проблемы этничности, [70]новейшие политические события лишний раз подчеркнули важность и актуальность серьезного научного рассмотрения этой категории, отражающей важнейшие реалии жизни современного общества.

При обращении к этой категории необходимо иметь в виду и определенные языковые расхождения. Так в английском языке «ethnicity» как правило означает этническую группу, а у нас рассматривается как некое качество, подобное социальности, религиозности и т. п. Во франкоязычных странах употребляется другой аналог этничности – «этнии» как языковые и территориальные общности, отличающие себя от других. К ним, очевидно, относятся и упомянутые «французские арабы».

Главное заключается, очевидно, в том, что устоявшиеся в мировой этнологии и социально-культурной антропологии принципы понимания и методы изучения этнического «измерения» общества и личности практически не выдержали испытания новой культурной ситуацией. Требуется возврат к исходным понятиям, переосмысление самих методологических оснований этнологической науки. Вот здесь и выявляется основной, «узловой» вопрос этнологии, решение которого разделило этнологов на два основных лагеря – так называемых «примордиалистов» и «непримордиалистов». Прежде чем обратиться к смыслу этого размежевания, подчеркнем, что оно связано с одновременно происходящей сменой преобладающего ракурса интереса отечественной этнологической науки, традиционно развивавшей «теорию этноса». По справедливому замечанию В. А. Тишкова, здесь требуется переход от поиска человека в этносе к поиску этноса в человеке, т. е. перенос внимания на личность. Именно в связи с этим в центре внимания оказалось понятие, производное от этничности – этническая идентичность,отражающее осознаваемые (или неосозноваемые) соотнесенность (тождественность) личности с этнической группой, ее культурой (иногда переносимая и на групповой уровень).

Следует подчеркнуть, что указанное выше размежевание на «примордиалистов» и «непримордиалистов» не является актом публичного разделения ученых на два «враждующих» лагеря (единства по многим вопросам в этих теоретически сконструированных «лагерях» не наблюдается). Это – не «самоназвание» теоретических концепций, а, скорее, инструмент, с помощью которого выявляется методологическая ориентация тех или иных ученых (тех или иных теоретических концепций) в решении главного вопроса: является ли этничность неким изначальным, укорененным («primordial» в переводе с английского и означает «изначальное, исходное, исконное»), объективно данным свойством человека, человечества или это то, что имеет субъективную природу, может быть достаточно произвольно сконструировано, в соответствии с теми или иными социальными, политическими интересами, потребностями.

Т. е. речь идет о двух различных (и даже противоположных) по своим методологическим основаниям научных парадигмах а рамках этнологической науки, определяющих соответственно, и «этнологическую» стратегию, и тактику педагогической антропологии, в частности, педагогики межнационального общения. Для педагогики решение указанного «основного вопроса» этнологии оказывается принципиально важным. Здесь два основных варианта:

1)если этничность (т. е. принадлежность к определенному этносу со всеми вытекающими отсюда последствиями для поведения) укоренена в человеке, то она может модифицироваться, но не может изменяться принципиально, в самой своей основе;

2) если же никакой укорененности нет, то с помощью педагогических средств может быть сформирована «любая» идентичность, и то, что человеку субъективно представляется его этнической принадлежностью может быть произвольно «изменено».

Очевидно, что окончательное решение этого вопроса – еще впереди и ответ на него может быть дан только на основе значительного числа экспериментов комплексного междисциплинарного характера, что требует и выработки особых технологий, особого комплексного междисциплинарного исследовательского инструментария. Пока же, как это ни парадоксально звучит, педагогика вынуждена «экспериментировать» в значительной степени «вслепую», стихийно склоняясь к более привлекательной, понятной на бытовом уровне сознания и традиционно развиваемой в отечественной этнологии примордиалистской позиции.

Но в то же время, этнопедагог является не пассивным «исполнителем» - инструментом реализации той или иной теоретической концепции, а живым действующим субъектом педагогического процесса, творческий поиск которого может приблизить решение указанной проблемы. Именно поэтому попробуем уточнить, конкретизировать указанные выше подходы к этничности.

Итак, согласно примордиалистской парадигме, основывающейся прежде всего на эволюционизме, этничность, этническая принадлежность является свойством личности, укорененным в ней, т. е. имеет объективную, не зависящую от сознания основу. Но каков уровень этой «укорененности»? Есть два основных варианта ответа на этот вопрос: социологический (или социально-психологический) и биологический (или биосоциальный). В первом случае речь идет об укорененности социальной, связанной с формированием устойчивого этнического самосознания и стереотипа поведения, которые сохраняются и наследуются от поколения к поколению и мало подвержены изменениям (вспомним приведенные выше идеи «стгнальной наследственности»). Во втором случае – о биологической укорененности – врожденности этничности, т. е. о том, что этничность уже заложена в генетическом коде, а ее развитие зависит от определенных социальных условий, но с учетом имеющейся биологической предрасположенности. Сегодня этот наиболее радикальный вариант примордиализма не имеет большого распространения, так как не может объяснить сложности и противоречия современных этнических процессов. Социологическая модель примордиализма обладает гораздо большей устойчивостью и применимостью в современной этносоциальной ситуации. Укорененность в данном случае не означает врожденности. В западной антропологии такую позицию обычно связывают, в частности, с именем одного из крупных антропологов Клиффорда Гирца, определявшего этничность как «коллективно одобренный и публично выраженный мир личностной идентичности». Примерно же такая позиция отличает и авторов книги изданной в 1975 г. (и неоднократно переиздававшейся) работы «Этническая идентичность», ставшей в США одним из университетских учебных пособий, в которой этничность характеризуется как «социальная форма лояльности» и «экзистенциальное значение, проистекающее из человеческой потребности иметь преемственную принадлежность». [71]

С некоторыми оговорками к этому варианту может быть отнесена описанная выше концепция этноса Ю. В. Бромлея. Оговорки вызваны тем, что развитие этой теории привело практически к отказу от примордиализма: в концепции «слияния» советских этносов в новую историческую общность, новую «единую социалистическую нацию – советский народ», указанная укорененность, предполагающая сохранение этнических различий, вариантов, как бы «снимается». Аналог – американская концепция «плавильного котла», также потерпевшая крах в результате развития этномобилизационных движений в американском обществе, и заставившая американских антропологов обратиться к идее мультикультуральности общества, т. е., практически, к признанию его полиэтничности.

Небиологический вариант «примордиализма» связан с представлением о том, что этничность, как объективно существующее социальное свойство, родилась в процессе социогенеза, т. е. формирования у человечества социальных, внебиологических форм жизни и была результатом адаптации человека к природе, и, одновременно, к себе подобным. В этом плане интересна позиция известного российского этнолога С. А. Арутюнова, выступившего в разгар дискуссии об этничности со статьей, имеющей характерное название – «Этничность – объективная реальность» [72]Говоря об «этнической идее», ученый подчеркивает, что она порождается «не паранойей, не гипнозом, не харизмой лидера (хотя все эти факторы могут способствовать ее укоренению), а объективной закономерностью агломерации, «слипания» людей в группы общности интересов и дальнейшим неизбежным стремлением этих социокультурных групп, в том числе этносов, к расширенному самопроизводству» [73]

Очевидно, стремление уйти от упрощенно понимаемой укорененности этничности, привело и к попытке создания принципиально новой теории информационной теории этноса. Обосновывая и объясняя ее, С. А. Арутюнов утверждает, что «в основе возникновения и самоподдержания этносов лежат сгустки коммуникационных, информационных связей. Они же, несомненно, лежат и в основе создания других общественных группировок – религиозных, профессиональных, политических, спортивных, любительских и т. д. Однако все такие группировки основываются на сгустках тематически выборочных инфосвязей, и только этнос базируется на лишенной всякой выборочности их всеобщей совокупности». [74] Речь по существу идет, на наш взгляд, об этничности, как новой форме существования этноса. Этничность существует всегда и является необходимой формой существования человека, изоморфной (т. е. подобной) виду у животных. Поэтому «этничность всегда, хотя бы незримо, присутствует в любой деятельности человека, даже если он этого не осознает или активно не желает.» [75]

Аналогом вышеизложенного, любопытным вариантом «социологического примордиализма», на наш взгляд, можно считать «теорию габитуса» французского социолога Бурдье. Габитусы – это «системы длительных, транспортабельных предрасположений», которые порождают и организуют практики и представления. Габитус – своеобразная программа (в информационном смысле), включающая практику и предшествующих поколений, и ныне живущих поколений, которая «работает» и на уровне индивидуума, и на уровне, класса, группы, в частности, этнической. В основе действия габитусов – своеобразное «опривычивание». Причем, если говорить об этнической идентичности, то через габитусы стереотипы, предубеждения и другие ее компоненты частично наследуются, а частично конструируются. Согласно концепции Бурдье, «наши габитусы направляют наши мотивации и поведение согласно выработанным в течение тысячелетий предрасположенностям (диспозициям). Таким образом, этничность существует как своего рода передаваемая от поколения к поколению привычка, от которой мы не в состоянии отказаться, но в которую мы можем вносить модификации». [76]

Еще раз подчеркнем, что отнесение того или иного исследователя к «примордиалистской концепции» достаточно условно, так как в качестве единой такая концепция не существует. Речь идет о научной парадигме, об определенном позиционировании в ответе на вопрос о статусе этничности.

В этом смысле к данному направлению, на наш взгляд, можно отнести и один из первых опытов фундаментальной философской интерпретации этничности, осуществленный С. Е. Рыбаковым и вызвавший неоднозначную реакцию среди этнологов, хотя сам философ дистанцируется от примордиализма, определяя свою позицию как «эссенциалистскую» (т. е. основанную на признании существования «этнической сущности»). [77] В его концепции внимание переключается на категорию «этническое» и принципиальный «антропологический поворот», суть которого состоит в том, чтобы идти не от этноса к личности, а, наоборот, - от личности к этносу. Здесь «этническое» рассматривается как некая субстанция, имеющая в качестве своего вместилища «сущностные структуры самой личности». Феномен этнического, утверждает С. Е. Рыбаков, является «внесоциальным, досоциальным и предсоциальным по своей сути и выступает как отражение фундаментальных сущностных структур духовной организации человека в составе его личности» [78]Таким образом, исследовательский ряд строится в противоположном по сравнению с традиционным направлении: «этничность – этнос – внешние проявления этнического». «Этническая субстанция», по мнению С. Е. Рыбакова, не может исследоватьсясоциологическими, биологическими или психологическими методами и является прерогативой философско-антропологического подхода. Этническое не сводимо к языку, складу психики, культуры или их комбинации, совокупности, а может только через них отслеживаться. Но именно об укорененности этничности (в интерпретации С. Е. Рыбакова) говорят те ее качества, которые философ называет самыми очевидными и характерными. «1. Самоценность…- самое отличительное свойство этничности и этнического как такового, которое выражается в том, что далеко не всегда можно объяснить поведение представителей того или иного народа исключительно утилитарными, меркантильными соображениями. Зачастую этничность обнаруживает свою полнейшую «ненужность», предстает как явно излишняя человеческая характеристика и даже выступает как помеха, тем не мене она имеет место, существует как бы «ни для чего». 2. Атрибутивность – этничность обнаруживает себя как атрибут личности, она может быть более или менее выраженной, но есть у каждого. 3. Устойчивость – этническое слишком глубоко укоренено в человеке и потому весьма устойчиво, существуя в значительной степени независимо от внеэтнических социальных условий. 4. Интенсивность – этническая детерминация человеческой активности обычно так интенсивна, что этничность может быть объяснена скорее даже в категориях иррациональности, чем прагматизма». [79]Феномен этничности имеет, по Рыбакову, сознательно-бессознательную природу и в качестве личностного качества выступает основой той социокультурной общности, которая именуется этносом.

Парадокс этой теории, на наш взгляд, заключается в том, что, несмотря на заявленный автором «антропологический поворот» (а точнее, даже переворот) мы вряд ли приблизились к пониманию природы этничности. Более того, критикуя традиционные определения этноса за описательность, за «катологизацию» признаков, С. Е. Рыбаков сам применяет тот же «описательно-перечислительный» подход, только уже на уровне личности (это перечисленные выше признаки этничности – самоценность, атрибутивность, устойчивость, интенсивность, которые указывают на особенности проявления этничности, но вновь не объясняют ее). В то же время, применение С. Е. Рыбаковым данного подхода к проблеме нации и национализма приводит к выводу о почти фатальном противостоянии этноса и государства. Исследователь практически противопоставляет этнос - нации, определяя последнюю как «исторически обусловленный динамический процесс гомогенизации государства и унификации его идентичности путем корректировки извне содержимого индивидуальных идентичностных структур». [80]К смыслу подобного радикализма в рассмотрении соотношения этнической и гражданской (национальной) идентичности мы обратимся позже в другом разделе нашего учебного пособия.

Одной из немногих «объясняющих» природу этничности теорией является и концепция Л. Н. Гумилева, которую можно (опять-таки условно) отнести к «биологической» или «биосоциальной» разновидности примордиализма, так как в ней этничность связана с проявлением биохимической энергии пассионарности и генетически наследуемым «стереотипом поведения» (выше мы уже касались этого вопроса). В то же время, убедительность гумилевского «объяснения» подвергается большим сомнениям.

Таким образом, основная идея т. н. «примордиалистского» подхода состоит в признании онтологического, бытийного статуса этноса и этничности, в признании этносов – реально существующими человеческими общностями, имеющими объективные основания.

Альтернативный подход, имеющий широкое распространение в западноевропейской и американской этнологии, получил название «конструктивизм»и претендует на более адекватное описание современного состояние этнических процессов. В его основе – отрицание именно онтологических оснований этноса, какой бы то ни было укорененности этничности. Наиболее авторитетным представителем и одним из основателей этого направления считается норвежский теоретик Фредерик Барт, в работах которого основные принципы конструктивизма сформулированы наиболее последовательно. Классическим стало и предложенное Ф. Бартом еще в конце 60-х годов определение этничности как «формы социальной организации культурных различий». Одним из центральных понятий здесь стало понятие «этническая граница», которое определяет саму группу, а не культурный материал, который содержится в переделах этих границ. Этническая идентичность это не выражение определенного культурного комплекса, а форма социальной организации на основе «самокатегоризации» или категоризации другими. Этнические группы являются не результатом развития некой «этнической матрицы» (как это рассматривается в примордиалистской интерпретации), а результатом сознательного социального конструирования в определенных исторических, экономических, политических обстоятельствах с учетом конкретных ситуативных воздействий. Ключевую роль в конструировании этничности играет политика так называемого «этнического предпринимательства», которое мобилизует членов этнической группы на определенные политические действия. Огромную роль в указанном конструировании играют политики, ученые и средства массовой информации, создающие «мифы» об этногенезе, «воле народа» и т. д. [81]

Вто же время здесь нам придется сделать некоторое уточнение. На самом деле антитеза «примордиализм – конструктивизм» носит в известном смысле упрощенный (в угоду методике изложения) характер. Дело в том, что в западной постмодернистской этнологической традиции 90-х годов речь идет о двух «непримордиалистских» позициях, глубоко взаимосвязанных, но различающихся прежде всего по уровню «радикализма» в отношении природы этничности – конструктивизме и инструментализме. Конструктивизм не отрицает, что этнические признаки существуют объективно, но они переплетены со многими другими социальными признаками, не обладают собственной спецификой, а конструируется из множества объективно существующих компонентов. Инструментализм же более радикален, отрицая вообще всякую объективную природу этничности и признавая ее продуктом внешнего политического конструирования, являющегося инструментом этнической мобилизации масс. Этнические ценности здесь выполняют роль лишь лозунгов. В то же время, эти методологические «нюансы» различий мене значимы, чем общая для того и другого направления оппозиция идее «укорененности» этничности, диктующая, соответственно, и определенный «волюнтаризм» в решении этнических проблем. [82]

Этнос здесь является, скорее, актом «творческого воображения» или продуктом сознательной деятельности людей. Не лидеры служат этнической общности, а, скорее, этнический фактор служит лидерам. Наиболее ярким представителем конструктивизма в отечественной этнологии является В. А. Тишков, разделяющий основные установки бартовского конструктивизма. «То, что государство создают нации, а не наоборот, стало уже академическим трюизмом, отмечает В. А. Тишков,- но государства также создают и этничность, т. е. этнические общности, из имеющегося в доступности культурного и социального материала. Классические примеры в подтверждение данного тезиса – это племенная номенклатура Африканского континента, сконструированная колониальными администрациями совместно с антропологами, а также социалистические нации и народности бывшего СССР, прошедшие процедуру «национального строительства». Более того, именно власть и государственная бюрократия превращают культурные различия в основу для политической дифференциации между народами» [83].

Не вызывает сомнений то, что конструктивистские методы исследования современных этнических процессов позволяют объяснить в них многое, позволяют увидеть, как реальные этнические проблемы (что больше всего относится к этническим меньшинствам, этническим диаспорам) используются в политической борьбе за власть, как осуществляется политическое манипулирование этнической принадлежностью, этнокультурными символами и т. д. Но насколько универсален конструктивизм? Насколько он отражает современную этнокультурную ситуацию во всей ее сложности? Применима ли идея В. А. Тишкова о том, что этносы существуют «только в головах этнологов», например, к коренным малочисленным этносам Крайнего Севера или Северного Кавказа, которые сегодня в разной степени ассимилированы, этническая идентичность которых претерпела сегодня большие изменения, но которые чувствуют себя именно народами, этносами, и вряд ли согласятся с тезисом об искусственной «сконструированности» своей этничности (!)

Один из крупных отечественных специалистов в области этноконфликтологии В. А. Авксентьев справедливо отмечает: «Вопрос заключается не в том, истинны или ложны конструктивистские и инструменталистские концепции этничности, а в том, вся ли это истина или лишь верхушка айсберга. Постмодернистские концепции этничности обходят стороной многие неудобные для их авторов вопросы, например, об устойчивости этнических идентификаций, о множественном характере этничности, о том, что даже в стабильные эпохи люди идентифицируют себя с определенными этническими группами, что этническая идентификация человека формируется в процессе его социализации, что в реальной действительности люди почти никогда не стоят перед возможностью выбора своей этнической принадлежности, а отдельные случаи этнической переидентификации, как правило, связаны с тем, что люди, исходя чаще всего из соображений политической конъюнктуры и даже личной безопасности, скрывают свою истинную этническую идентичность, и когда меняется конъюнктура или исчезает опасность, эти люди больше не считают нужным ее скрывать».[84]

На наш взгляд, успешное и эффективное современное использование этнических факторов в целях политического манипулирования населением, говорит прежде всего о реальной значимости этих факторов для жизни общества, а не о «смерти этноса». Характеризуя основное принципиальное отличие конструктивистской позиции от традиционной примордиалистской, связанной с поиском объективных оснований этноса и этничности, В. А. Тишков пишет: «Вместо возрождения, формирования, перехода, исчезновения этносов имеет место совсем другой процесс – это путешествие индивидуальной/коллективной идентичности по набору доступных в данный момент культурных конфигураций или систем, причем в ряде случаев эти системы и возникают в результате дрейфа идентичности» [85] Здесь возникают вполне естественные вопросы: в каком же «пространстве» осуществляется это «путешествие» по «набору конфигураций»? И не вступает ли этот, очевидно, стихийный, неуправляемый (что вытекает из этимологии этого понятия) «дрейф идентичности» в противоречие с указанным выше доводом о «сознательном конструировании» этничности?

В конструктивистской позиции содержится, безусловно, много ценного для изучения самой сложной (и теоретически и практически) проблемы современной этнологической науки – этнической процессуальности, но, на наш взгляд, она не опровергла того, что этносы и этничность имеют объективные основания в природе человека и общества, отражают некие существенные стороны отношений человека с природной и социальной средой своего существования. Укорененность этнического отнюдь не противоречит идее развития, но научный инструментарий его многочисленных современных модификаций и форм существования находится еще на стадии формирования. В этом смысле несколько высокомерное отношение конструктивистов к «обыденному сознанию», в котором примордиалистская трактовка этничности находит «благодатную почву», кажется не совсем уместной, так как это «обыденное» (а, отнюдь, не теоретическое) и есть один из уровней этнического самосознания, игнорировать которое невозможно. Будущее этнологии, очевидно, связано с интеграцией различных подходов, в том числе и кажущихся сегодня полярными. Поэтому к основным политологически ориентированным выводам В. А. Тишкова из предпринятого им анализа проблемы этничности можно, на наш взгляд, предпослать формулу - преамбулу «не только, но и»: «не существуют фундаментальные коллективные архетипы в виде этносов, и принадлежность к ним не заложена в человеке изначально; культурный облик и границы этнических групп гетерогенны и подвижны, и они не обладают давним и строгим набором общеразделяемых характеристик и ценностей; члены групп не обязательно должны действовать солидарно по их защите от внешних угроз, а тем более иметь в этой связи «права и интересы»; члены группы не обладают обязательным чувством отчуждения к другим, и это не может служить причиной конфликтных форм межэтнических взаимодействий; для противодействия разделительным тенденциям по этнической линии панацеей является как сильное централизованное государство, так и процесс разделения власти и постоянных договоренностей». [86]

Близкую нашей позицию в этом споре формулирует психолог Н. М. Лебедева: «Результаты многих эмпирических исследований доказывают как устойчивость этнической идентичности, ее способность передаваться от поколения к поколению, так и ее изменчивость, способность «дремать» в латентном состоянии и активиз0ироваться в ситуации межэтнического взаимодействия или всеобщей внешней угрозы. Оба этих свойства никак не могут быть взяты по отдельности и быть точкой опоры в понимании природы и функций этнической идентичности. Она и реальна, и полифункциональна»[87]

В выработке новых подходов к проблеме этноса и этничности предстоит, очевидно, преодолеть и некоторый «фатализм» «примордиализма» и некоторый «волюнтаризм» конструктивизма, сохраняя и интегрируя то ценное, что есть в этих научных подходах. Но главным, на наш взгляд, является то, что «этническая составляющая» личности никуда не исчезает, в новых социокультурных условиях она видоизменяется, приобретает новые модификации, но продолжает служить важнейшим фактором этносоциализации личности.

Важнейшим условием изучения этого процесса, являющегося главной целью этнопедагогической деятельности, является обращение к другой, обычно не рассматриваемой этнологами подробно, «ипостаси» этничности – культурной. Речь идет о том, что этничность может быть интерпретирована не только как свойство личности или группы (что и было традиционно предметом этнологических дискуссий), но как интегративное свойство культуры, проявляющееся во всех ее спецификациях и на всех уровнях. Именно здесь она обретает вполне «измеряемые» параметры, находит свою реализацию, выявляет свои функции. Но этот вопрос мы подробнее рассмотрим в следующих разделах нашего учебного пособия.

Вопросы и задания:

  • Почему понятие «этнос» перестало в полной мере отражать реалии современного общества?
  • Объясните смысл понятий «этническое происхождение», «этничность», «идентичность».
  • В чем основные различия двух научных подходов в современной этнологии – «примордиалистского» и «конструктивистского?
  • Каково значение для педагогики межнационального общения этих научных подходов?

· Сопоставьте понятия «этничность» и «этническое». Объясните, в чем состоят их различия.

· Что такое «дрейф идентичности» и для объяснения каких процессов и явлений используется это понятие в современной социально-культурной антропологии? Приведите конкретные примеры.