ЕЩЕ ОДНА НЕУДАЧА

Лето 1882 года было знаменательно тем, что Синнетт и Хьюм получили за это время от Махатм богатейший материал, касающийся оккультных уче­ний, а также тем, что провалился еще один великолепный план подготовки преемника для Е.П.Б.

Синнетт, как обычно, уехал на несколько меся­цев в Симлу, и там оба англичанина подолгу изучали письма Махатмы К.Х. с ответами на свои многочисленные вопросы.

В отношении Хьюма к Махатмам произошло нечто вроде «обращения»1 (по крайней мере на время), и хотя умерить его самонадеянность и гор­дыню было невозможно никоим образом, в изучении специальной терминологии эзотерической филосо­фии он проявлял такое же рвение, как и его друг.

При подобном общении, как неоднократно на­поминал им об этом сам Махатма К.Х., наиболь­шим препятствием была терминология. «Наши тер­мины непереводимы», –написал он им однажды2.

В другой раз он отмечал:

«Я хотел бы обратить Ваше внимание на нево­образимую сложность подбора подходящих английских слов, способных дать образованному европейцу хотя бы приблизительное представление о тех мно­гочисленных понятиях, с которыми нам придется столкнуться»3.

И опять:

«Наши мистические термины в их топорном переводе с санскрита на английский представляются нам (в особенности для 'М'.) не менее запутанными, чем Вам самим. И до тех пор, пока один из нас сам не возьмется за перо, как истинный адепт, и не опишет Вам все термины от первого до последнего, мы, как и все прочие люди, будем обречены на 'ошибки'»4.

Однажды англичанам почти удалось заполучить себе в консультанты Т. Субба Роу – исключительно талантливого адвайтиста-брамина, которого Е.П.Б. убедила помочь им. Он согласился с большой нео­хотой, поскольку был принципиально против того, чтобы делиться восточными учениями с «западны­ми» людьми. Но Махатма М., бывший его настав­ником, в конце концов приказал ему помочь «до некоторой степени приподнять какую-то часть пер­вой завесы таинственности».

Субба Роу написал Синнетту письмо, в котором изложил условия, на которых он согласен предоста­вить им свою помощь5. Некоторые из них показа­лись Синнетту вполне разумными, но все прочие выглядели просто кабальными, в особенности то, которое предписывало им впоследствии действовать исключительно в соответствии с усвоенными учени­ями.

«Думаю, не стоит даже напоминать вам, – до­бавлял Субба Роу, – что Махатмы вряд ли возьмут на себя труд быть личными наставниками и наблю­дателями, когда речь идет о таких новичках, как Вы, как бы Вы ни были честны и искренни в своей вере в их существование и в истинность их науки, а также в своем стремлении постигать ее тайны. Когда Вы узнаете о них больше и Вам станет известно кое-что об образе их жизни, Вы, я уверен, уже не станете досадовать на них за то, что они не берут Вас под свое персональное руководство, к ко­торому Вы так стремитесь»6.

— Это мы-то – новички! – огрызнулся Хьюм, прочитав письмо. Он заглянул в дом Синнетта специально для того, чтобы узнать, нет ли каких-либо новостей, касающихся их переписки с Махатмами. Сам он тоже получил несколько писем, и некоторые из них, по его мнению, заслуживали внимания его друга; однако он знал, что большая часть коррес­понденции приходится на долю последнего, и Синнетт обыкновенно делился ею с ним.

— Ну, наверное, в их глазах мы именно так и выглядим, – ответил Синнетт.

— Если это и так, то не мы в этом виноваты! Похоже, что знание у этих людей нам приходит­ся вырывать зубами. Вопросы! Вопросы! Задавайте вопросы! Почему бы им самим не изложить всю философию как-нибудь систематизированно? Тогда бы мы примерно представляли себе, на какой стадии находимся и сколько нам еще предстоит уз­нать. – Он швырнул письмо на стол.

Слуга принес бренди и рюмки, и Синнетт налил обоим изрядные порции, чтобы сделать небольшой перерыв.

В конце концов, он ответил:

—Я полагаю, что все не так просто. Я слышал, что на Востоке применяется именно такой метод
обучения: ученик спрашивает – учитель отвечает. Возможно, смысл здесь в том, что по вопросам
можно определить, как много ты уже знаешь. В любом случае, – не нам с тобой ломать эту устоявшуюся традицию, с тем же успехом мы могли бы пытаться изменить направление вращения Земли.

Он взял письмо в руки и еще раз пробежал глазами по странице.

— А что ты думаешь об этих «условиях», на которых Субба Роу собирается помогать нам?

— Чушь! – лаконично ответил Хьюм, с наслаж­дением потягивая бренди. – Неужели они хотят, чтобы мы, англичане, стали аскетами? И к тому же, что мы сейчас можем сказать о наших будущих
действиях, если мы о них ровным счетом ничего не знаем? По крайней мере, надежду-то мы у них не отбираем! Ты ведь помнишь, что я несколько раз предлагал им себя в качестве «чела», но всякий
раз получал одни отказы7.

Синнетт поглядел на солнце через свою рюмку.

—Учитель К.Х. несколько раз говорил мне, – сказал он, – что о более тесных контактах с ним
мне не следует и думать до тех пор, пока я не избавлюсь, ну хотя бы, скажем, от этой привычки. –
Он – указал на рюмку с бренди. – Но он и сам понимает, что все эти проверки и испытания нам очень не нравятся8.

— Они совершенно несовместимы с моим запад­ным кодексом чести, – согласился Хьюм.

— Я нахожу их оскорбительными.

— Но если мы примем эти условия, нам при­дется их выполнять. Помни об этом. Вопрос в том, насколько далеко мы намерены зайти. Мне кажется, что Субба Роу призван не только отвечать на наши вопросы. Кут Хуми собирается и дальше работать с нами в том же направлении, и, мы должны признать, в последнее время он был очень щедр на ответы. Мы получили очень много сведений. Но Махатма М., похоже, стремится сделать из нас ис­тинных чела, а Кут Хуми, как и следовало ожидать, этого не одобряет9. Но в любом случае, мы уже приняли эти условия, даже когда сами об этом еще не подозревали.

Хьюм нетерпеливо завозился.

— Это просто смешно! – сказал он. – До сих пор мы шли собственным путем, и все у нас было в порядке.

Синнетт едва сдержался, чтобы не напомнить ему, что он сам только что жаловался на то, как скверно идут их дела.

—Возможно, – сказал он, – нам удастся убедить этого колючего джентльмена ограничиться исключи­тельно обучением. Мы и сами, возможно, могли бы чему-нибудь его научить.

—Я бы сказал – многому могли бы научить, – подхватил Хьюм. – В любом случае, подумай, что мы можем сделать. Это я оставляю на твое усмот­рение.

Синнетт написал Субба Роу ответное письмо, в котором выразил свое «ограниченное согласие»10 с условиями ученого брамина, после чего тот счел необходимым «посоветоваться с Братьями, узнать их мнение и волю».

Впоследствии Субба Роу написал Синнетту:

«Я сожалею о том, что мне приходится говорить Вам об этом, но на тех условиях, которые предлагаете Вы, ни о каком практическом обучении риту­алам Оккультной Науки не может быть и речи.

Насколько мне это известно, ни один изучаю­щий Оккультную Философию ученик не смог преуспеть в развитии своих духовных способностей, если не следовал предписанным правилам; и не во вла­сти учителя сделать исключение для кого-либо из учеников. Правила, изложенные древними Учителя­ми Оккультной Науки, – неизменны, и ни одному из нынешних учителей не дано решать, заставлять ли учеников придерживаться этих правил или не заставлять, в зависимости от обстоятельств.

Если Вы считаете, что Вы не в состоянии пока изменить свой образ жизни, то Вам придется подождать с практическими наставлениями до тех пор, пока Вы не будете готовы принести эту жертву во имя Оккульной Науки... Вы сможете получить лишь самое поверхностное представление об Оккультной Науке, если так и будете считать, что высшим и единственно желательным результатом обучения Оккультизму является обретение психических способно­стей.

Простым приобретением чудесных способностей невозможно достичь бессмертия. Ученик, изучающий Оккультную науку, обретет его только тогда, когда научится постепенно изменять свое чувство индиви­дуальности, перенося его от тленного материального тела к нетленному и вечному He-Бытию, представ­ленному его седьмым принципом».

Он написал также, что сам он с удовольствием изложил бы двум англичанам «теоретический курс Философии Древней Брахманистской Религии и Эзо­терического Буддизма»11.

Но Учитель К.Х. позже настоятельно советовал Синнетту в письме не браться за дело, которое не соответствовало бы его силам и возможностям,

«... Если Вы пообещаете что-либо, - писал он, – но потом не сможете сдержать свое обещание, то это затормозит Ваш прогресс на многие годы, если не навсегда. Я с самого начала сказал Риши М., что хотя его цель – благородна, программа у него просто дикая. Как можете Вы браться за такое дело, в ваших-то условиях? Оккультизм – не игрушка. Для него необходимо либо все, либо ничего. Я прочел Ваше письмо, адресованное СР., которое последний переслал М., и вижу, что Вы не понимаете основных принципов подготовки чела. Бедный Субба Роу попал 'в затруд­нительное положение'. ... С одной стороны на него давит неугомонная Е.П.Б., которая уже превратила жизнь М. в кошмар своими просьбами пойти Вам навстречу, да и сам М. не хочет обманывать Ваших надежд, а с другой стороны – непробиваемая Ки­тайская стена правил и Закона. Поверьте мне, до­рогой друг, Вам следует изучать только то, что Вы сумеете изучить при данных обстоятельствах ... фи­лософию феноменов и наши учения о Космогонии, внутреннем человеке и т.д. ...»12

Невозможно точно определить, что именно из опубликованных впоследствии двумя англичанами философских сочинений, было следствием непосред­ственных «теоретических наставлений» Субба Роу, если таковые действительно имели место. План, предложенный некогда Махатмой К.Х., был, похоже, забыт, но Учитель К.Х. продолжал присылать под­робные ответы на вопросы как Синнетта, так и Хьюма.

Однако среди писем, в которых Махатма давал свои объяснения, было одно, вызвавшее у них обоих возражения и дополнительные вопросы, поскольку ни одному из них оно не пришлось по вкусу; вся его концепция шла вразрез с привычным им обра­зом мышления. Это было так называемое «Письмо о Девачане», в котором описывалось состояние Эго в период между двумя инкарнациями, а также условия, предопределяющие это состояние*13.

Любопытный постскриптум, добавленный к этому письму, никак не связан с излагаемой в нем фило­софией; это скорее – извинение Учителя за то, что в некоторых последних его письмах было «множе­ство вставок, клякс и исправлений». Он объяснял это тем, что в последнее время минуты досуга выпадают ему «лишь урывками и писать поэтому приходится где попало и на чем попало».

«Если бы не правило, запрещавшее использовать оккультные способности до тех пор, пока не будут испробованы все обычные способы», – писал он, – то он мог бы создать «вполне приличный текст», но «глядя на жалкий вид своих писем, я утешаюсь мыслью о том, что Вы, возможно, будете оценивать их по содержанию, а не по этим следствиям моей личной зависимости от различных побочных раздра­жителей, которые вы – англичане – смогли свести до минимума благодаря изобретенным вами прибо­рам14. Как однажды тактично заметила Ваша суп­руга – они устраняют налет сказочности и делают из нас людей, то есть мыслящих существ. Очень мудрое наблюдение, и я весьма благодарен ей за него»15.

Далее Махатма писал, что Е.П.Б. пребывала «в отчаянии», потому что Чохан аннулировал разрешение М. на ее приезд к нему, и «М. хладнокровно заставил ее распаковывать чемоданы»16.

Возможно, Е.П.Б. упоминала именно это письмо, когда сама писала Синнетту в конце июня 1882 г. Начала она так: «Вам, вероятно, будет не очень интересно читать это письмо, поскольку К.Х. уже поведал вам обо мне целую "Илиаду". В любом случае, по ее словам, хороших новостей у нее не было. Ее планы «потерпели крах». Из-за постоянно скверного физического самочувствия разум ее тоже пребывал в состоянии депрессии, и вот ее Учитель разрешил Е.П.Б. ненадолго приехать к нему. Она уже собрала вещи и была готова к отъезду, когда «Старик» (так она называла Чохана) отменил при­глашение из-за конфликта между Англией и Егип­том17.

Олькотт снова уехал на Цейлон, а Дамодар «собрался на месяц в Пуну, так как бессмысленная аскеза и тяжелая работа подорвали его физическое здоровье»18.

Е.П.Б. чувствовала себя одинокой и покинутой. Она была обижена на Чохана и на всех высших Адептов, которые, наверняка, тоже участвовали в вынесении решения об отмене ее поездки; она называла их «бессердечными высушенными жуками», заявляя при этом: «Я выскажу им это, даже если они потом сотрут меня в порошок»19.

Синнетт не мог не посочувствовать Старой Леди, хотя и подумал, что во время таких эмоциональных бурь она, похоже, совершенно забывает о том ува­жении и почтении, которое обычно испытывает ко всем членам Братства. Известно было также, что даже ее собственному Учителю, «Благословенному», частенько от нее доставалось, хотя Синнетт был совершенно уверен в том, что при необходимости она с радостью согласилась бы умереть за него.

Е.П.Б. была загадочной женщиной, и Синнетт был вынужден это признать; она была неразрешимой загадкой, которая – и это самое наименьшее – вносила оживление и разнообразие в жизнь тех, кто знал ее, хотя порою она бывала несколько агрессив­ной. Несмотря на то, что она его часто злила, Синнетт все же был глубоко признателен ей за помощь в переписке с Учителем, которую она про­должала ему оказывать. Он беспокоился и о том, удастся ли найти ей достойную замену. С Эглинтона, похоже, все равно не будет никакого толку.

За несколько недель до этого Хьюм взял себе на работу нового секретаря – молодого англичанина, уроженца Индии Эдмунда У. Ферна. Он вступил в Эклектическое Теософское Общество Симлы и вскоре был избран его секретарем. Он обладал некоторой способностью к ясновиденью и достаточно высокой чувствительностью, что привлекло внимание Махат­мы М., который назначил ему испытание. Он вы­зывал интерес у всех членов Общества в Симле, несмотря на некоторые неприятные черты его характера, например, склонность к хвастовству, так как его природная беззаботность несколько сглаживала его высокомерие и даже делала общение с ним приятным.

Махатма К.Х. в одном из своих писем говорил о Ферне следующее:

«Решать, станет он постоянным чела или нет, будет Чохан. М. должен просто проверить, испы­тать и проэкзаменовать его всеми возможными способами, чтобы получить представление о его истин­ной природе. Хотя с вашей западной точки зрения это представляется отвратительным, для нас это – непререкаемый закон, и я не смог бы ничего с этим поделать, даже если бы хотел. Мало знать, что может и чего не может чела при данных обстоя­тельствах и во время испытательного срока. Необ­ходимо знать, чего можно ожидать от него в самых различных ситуациях»20.

Синнетт знал, что Хьюм ревниво относился к успеху Ферна21; по сути дела, Хьюм вскоре начал раскаиваться в том, что нанял его.

«Не понимаю, что в нем находят другие, я и сам удивляюсь, почему я взял его к себе, – жало­вался он. – Я не отрицаю, что он умен, но это скорее – хитрость, а не ум. И что Махатма М. в нем нашел (если, конечно, он в самом деле что-то нашел в нем, и Ферн все это не выдумал) – этого я даже представить себе не могу.

Я надеюсь, меня не сочтут эгоистом, если я скажу, что мне с трудом верится в то, что ему назначат испытание, тогда как мне самому в этом несколько раз было отказано22. Не знаю, что в нем находят азиаты?»

Синнетт с сочувствием выслушивал жалобы дру­га. Ферн действительно становился невыносимым, строил из себя пророка23; сочинял различные исто­рии, направленные на выпячивание своей собствен­ной значимости; и даже пытался проверять самих Учителей, желая убедиться в том, что они – «не миф и не подделка»24.

В конце концов, терпение Хьюма лопнуло, и он написал довольно длинное письмо Махатме К.Х., в котором перечислил некоторые прегрешения Ферна, обвинил Махатм в том, что они «окончательно его испортили», и далее делал вывод, что Ферн «здорово надул М.».

Учитель К.Х., возможно, и не стал бы отвечать на это письмо, носившее, по сути дела, оскорбитель­ный характер, если бы Чохан не приказал ему сделать это25. Ферн не входил в число его чела, и он едва знал его26, да и вмешиваться в методы М. он тоже не желал, «какими бы неприятными» они не казались ему лично27. Как бы то ни было, он отправил Хьюму подробный ответ, в котором написал много неприятных, но справедливых вещей о нем самом; в то же время он с предельной искренностью упомянул вклад Хьюма в прогресс Теософ­ского Общества и «всего человечества в целом»28. И все же, не будучи полностью уверенным в том, что его письмо вполне соответствует западным понятиям хорошего тона, он сперва отправил его Синнетту с просьбой прочесть и самому решить, стоит ли показывать это письмо Хьюму или нет.

В короткой Сопроводительной записке29 К.Х. на­писал:

«Я попал между двух огней: с одной стороны, меня тревожит ваш кодекс чести, с другой – риск ввести в заблуждение друга... Я полагаю, что полностью могу рассчитывать на Вашу дружбу и, конечно же, честность... Пусть Вас это не пугает, так как сложившуюся ситуацию вернее было бы назвать смешной, нежели опасной. Однако одна опасность все же существует – мы можем потерять Хьюма»30.

Махатма писал, что не может отправить Синнетту для ознакомления письмо Хьюма, так как на нем было указано – «лично и конфиденциально», однако свой ответ он считал нужным отправить сперва Синнетту, чтобы тот сам решил, «переслать ли его адресату или уничтожить». Он обещал на­писать более подробно на следующий день.

Адресованное Хьюму письмо действительно было написано без обиняков, и если учесть, что его ав­тором был Махатма К.Х., местами могло показаться даже грубоватым31.

Скорее всего, Хьюм так никогда и неувидел этого письма32, но для ученика небезынтересным показалось бы приведенное в нем откровенное опи­сание предъявляемых к чела требований, а также мнение Учителя относительно различий между Во­сточными и Западными методами обучения.

На следующий день Синнетт действительно по­лучил обещанное ему Махатмой письмо*33.

Письмо было помечено грифом «Сугубо лично и конфиденциально» и представляло собой, по словам Учителя, «нескончаемый поток сетований, скор­бную повесть о несбывшихся надеждах, над которой Вы, возможно, будете смеяться, подобно моему до­родному брату34. Но меня самого эта история за­ставляет чувствовать себя поэтом, который не мог спокойно спать,

Так как свет, слишком яркий для ночи,

Из души его лился сквозь очи.

Я уже слышу, как Вы спрашиваете себя: "Да к чему же он, черт возьми, клонит?" Терпение, мой лучший англо-индийский друг, и еще раз терпение; и когда Вы, наконец, узнаете о возмутительной выход­ке моего озорного и как никогда ранее смешливого Брата, то поймете, почему я теперь сожалею о том, что поехал в Европу, дабы вкусить от плодов Древа Познания Добра и Зла35, а не остался в Азии, где я мог бы пребывать в sancta simplicitas и блажен­ном неведении относительно ваших правил и привы­чек. В этом случае я бы сейчас тоже мог счастливо улыбаться»36.

Объяснив сперва, что многие их письма (за исключением особо важных и конфиденциальных) были написаны ГГ-мерками чела37, Махатма писал: «Так, например, в прошлом году некоторые мои пись­ма, адресованные Вам, были просто "осаждены на бумагу", но когда эта простая и удобная практика все же прекратилась38, мне не оставалось ничего другого, как просто успокоиться, расслабиться и ду­мать, а мой верный "Desinherited"39 просто копиро­вал мои мысли, лишь изредка допуская значительные ошибки. ... В этом году, по причинам, которые вряд ли покажутся Вам интересными, мне приходится заниматься исключительно своей работой, выполняя ее в полном объеме. Так что я переживаю сейчас не самые легкие времена и порой здорово устаю. Как писал Жан-Поль Рихтер, не помню точно где, – самой жестокой частью нашей телесной боли явля­ется ее бестелесная, нематериальная часть, а имен­но: наше нетерпение и иллюзия того, что боль будет длиться вечно. ... Позволив себе однажды поверить в эту иллюзию, я по простоте своей неиспорченной души позволил вершить священнодействие своей пере­писки с Вами своему alter ego – проказливому "агрес­сивному парню"40, Вашему "Благословенному", кото­рый злоупотребил моим доверием и поставил меня в мое нынешнее (незавидное) положение! Злодей хо­хочет уже второй день подряд, и должен признать­ся, мне тоже порою хочется к нему присоединиться». Далее Учитель рассказал, что он уже готов был примириться с недостатками Хьюма, поскольку Хьюм представлял из себя большую ценность для Теософского Общества, однако «Благословенный» придерживался на этот счет иного мнения. «Его гордость и самомнение, –приводил М. свои дово­ды, – не оставляют сомнений в том, что он желал бы видеть все человечество стоящим на коленях и совершающим пуджу41 в его честь; и М. решил подшутить над ним. Конечно же, он не собирался причинять ему никакого вреда и не стал бы намеренно злить его; напротив, он и далее намерен ему покровительствовать42; но и пытаться указывать ему на его заблуждения он также не станет».

Учитель сообщал, что недавно написал несколь­ко писем для Хьюма*43, и, не желая смешивать происходящие в Симле феномены с феноменами, производимыми в штаб-квартире Общества в Бомбее (поскольку их подлинность постоянно оспаривалась недругами Е.П.Б.), он решил доставить эти письма адресату без помощи Е.П.Б.

Одно из них он передал М., чтобы тот отправил его в резиденцию Хьюма через одного из своих чела. Другое письмо было «подброшено на его (Хьюма) стол Джуал Кулом... – это был стопроцентный феномен, так что оснований для недовольства у Хьюма не было».

Прочие письма были доставлены другими спо­собами, однако «какими бы заурядными ни были способы их доставки, попасть из Тибета в Индию они могли только феноменальным путем. Впрочем, Хьюм на это, похоже, не обратил внимания».

А причиной, вызвавшей «поток стенаний» Учи­теля, стал, отчасти, Эдмунд Ферн. Учитель К.Х. считал, что в этом повинны как Махатма М., кото­рый это допустил, так и бедняга Ферн, «который просто не смог этого предотвратить... Парня за­ставили пойти на сознательный обман не столько его не слишком правильные представления о морали, сколько постоянные оскорбления со стороны Хьюма, его подозрительное отношение, его неуважение, ко­торое Ферн ощущал на себе как во время досуга, так и во время работы»44.

Ферн, очевидно, проживал в резиденции Хьгомов, и потому трения между ним и его работодателем происходили постоянно. Хьюм даже и не пытался скрывать свое раздражение, и Ферн, который посте­пенно все более убеждал себя в своей избранности, использовал этот предлог в качестве ответа на то пренебрежение и придирки, которыми неизменно награждал его Хьюм.

Однажды ранним утром, когда семейство Хьюмов еще не пробудилось от сна, чела К.Х. принес в дом письмо для Хьюма. Он вручил его Ферну с указанием немедленно вручить его адресату.

Ферн принял письмо, досадуя на то, что его используют как посыльного. Когда он закрыл дверь вслед за ушедшим чела, сверху до него донеслись звуки, указывающие на то, что семейство уже собиралось спускаться к завтраку. Не желая, чтобы его застали с письмом в руках, он поспешил в столовую и бросил письмо на стол. И тут у него возникла потрясающая идея. А почему бы не заставить своего высокомерного работодателя слегка поломать себе голову? Ему как раз хватило времени для того, чтобы вложить письмо в сложенную салфетку Хьюма и, как ни в чем не бывало, занять свое место за спинкой его стула.

Семья расселась за столом как обычно, не про­ронив ни слова. Хьюм взял со стола свою салфетку и встряхнул ее. Письмо, конечно же, упало на пол. Могги вскрикнула, будучи не в состоянии совладать со своим суеверным страхом.

— О, Господи! Что это было?

Хьюм был скорее удивлен и обрадован, чем озадачен. Он уже собирался нагнуться и поднять письмо, но тут вновь напомнило о себе его вечно подозрительное отношение к своему секретарю. Он обернулся к молодому человеку и спросил, как всегда с раздражением, которое ему никак не удавалось скрывать:

— Это вы положили сюда письмо, Ферн?

Молодой человек был напуган, однако, спустя мгновение, едва смог подавить в себе вздох облегчения. «Это меня спасает, – подумал он, – ведь не я же положил это письмо сюда –на пол, где оно сейчас лежит. Вот если бы он спросил меня, не я ли подложил письмо в салфетку!..»

— Нет, сэр, – ответил он, смешавшись. – Я не клал его туда.

Вдруг перед ним возникло видение Махатмы М., но его тут же вытеснило чувство глубокого удовлет­ворения от того, что ему, как он сам думал, удалось избежать прямой лжи. То, что он, возможно, обма­нывает сам себя, ему даже не пришло в голову. Он испытывал, скорее, чувство удовлетворения, так как он уже давно мечтал о том, чтобы посадить в лужу своего работодателя. И вот такая возможность сама шла к нему в руки!

Обо всем этом Учитель написал Синнетту45.

«Несомненно то, что хоть раз, но Ваш друг (Хьюм) все же был обманут, – говорил Учитель, – и я отдал бы что угодно, лишь бы вернуть назад это событие, или чтобы на месте моего письма оказалось чье-нибудь другое. М. говорит, что дает мне carte blanche на то, чтобы я сообщал Вам все, что мне вздумается, но Хьюму он мне не позволит сказать ни слова; и Вам он тоже никогда не простит (это он сам говорил), если Вы вмешаетесь в естественный ход событий, ведущих к наказанию Хьюма. Вряд ли разумно обвинять Ферна в том, что он полагает, что раз цель достигнута, то подробности не имеют значения, – его так воспитали: главное – это успех Дела. А в случае с Хьюмом его основным, да пожалуй и единственным побудитель­ным мотивом был bona fide46. "Эгоцентричный филан­троп" – вот его портрет в полный рост».

Учитель К.Х. привел еще несколько примеров чванства и двуличности Ферна и сообщил, что ему в конце концов удалось вывести его «чересчур ин­дифферентного Брата из состояния апатии», и тот отправил Ферну телеграмму*47.

Махатма К.Х. говорил, что сам себе он строго-настрого запретил каким-либо образом вмешиваться в это дело, чтобы ни случилось. И Синнетту он предлагал сперва хорошо подумать, прежде чем ре­шить, показывать ли Хьюму то письмо, которое он передал ему на рассмотрение.

«Уж лучше спрячьте его пока, чтобы предъявить Хьюму когда-нибудь в случае необходимости, как до­казательство того, что по крайней мере во мне он может быть уверен, что я никогда не допущу, чтобы кто-либо, далее мой враг, был побежден нечестным путем».

«Но самое главное, мой добрый и преданный друг, –писал Учителе – не допустите, чтобы у Вас сложилось превратное мнение об истинном по­ложении нашего Великого Братства. Каким бы туманным и извилистым ни казался Вашему западному уму тот путь, по которому ищущие продвигаются к великому Свету, Вы – первый же и одобрите его, когда Вам станет известно все... В психологическом плане Ферн – самый эксцентричный субъект из всех, с кем я когда-либо встречался. Внутри него – жем­чужина, но она прочно и надежно сокрыта створками малопривлекательной устричной раковины48. Сра­зу разбить эту раковину мы не можем; но и разбрасываться жемчужинами мы тоже не можем себе позволить... Защищая себя, защитите и его от Хьюма»49.

И как всегда, не обошлось без постскриптума. Первые два его абзаца, написанные почерком Махатмы К.Х., состояли сплошь из комплиментов вадрес Синнетта по поводу двух недавно написанных им статей. Последний абзац был написан рукой Махатмы М.

«Умоляю Вас, добрейший сэр, запереть это ду­рацкое письмо, написанное вчера Хьюму-сахибу, в ящик своего письменного стола и держать его там до тех пор, пока оно не понадобится. Могу сказать Вам сразу, что оно не принесет ничего, кроме неприятностей. КХ. – слишком чувствителен, в вашем за­падном обществе он превращается в светскую даму». Абзац был подписан буквой «М».

Фортуна не улыбалась Ферну. Он не выдержал назначенные ему испытания, а позже был исключен из Теософского Общества.

27 ноября 1882 г. полковник Олькотт, находясь в штаб-квартире Теософского Общества, записал в сво­ем дневнике: «На нижней террасе один из Братьев явился группе делегатов. М. приказывает мне исключить Ферна. Причину он не назвал. Что проис­ходит?»50

6 декабря Ферн встретился с Олькоттом и дал некоторые объяснения, которые привели Полковника к выводу о необходимости его исключения. Причины исключения были отнюдь не психологическими, ни одна из них не выходила за пределы обычного материального уровня, так как все они были связаны с деловыми операциями51.

Возможно, визит Ферна к президенту Общества был инспирирован письмом, полученным им от Махатмы М. (в его традиционном ироническом сти­ле). Завершалось оно словами: «... не думайте обо мне еще хуже, чем раньше, из-за того, что я завершаю это письмо вторым ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ Вам»*52.

Таким образом, еще одна попытка освободить Е.П.Б. от ее обязанностей оккультного почтальона потерпела неудачу.