Михаил Моргулис. 8 страница

(Матф.6:5-8).

 

Иисус учит Своих учеников молиться. Что это означа­ет? Что мы должны молиться, разумеется не само собой. Хотя молитва – естественная потребность человеческого сердца, в этом, однако, еще не заключено права перед Бо­гом. Даже там, где эта обязанность соблюдается в твердом воспитании и упражнении, она может быть бесплодной или без обетования. Ученики должны молиться, посколь­ку об этом им говорит Иисус, знающий Отца. Он обещает им, что Бог услышит их. Так молятся только одни учени­ки, ибо они едины с Иисусом, они следуют Ему. Кто свя­зан с Иисусом следованием Ему, тот благодаря Ему имеет доступ к Отцу. И каждая правильная молитва становит­ся через это опосредованной молитвой. Нет молитвы не­посредственной. Нет также в молитве и непосредственно­го доступа к Отцу. Только через Иисуса Христа мы можем найти Отца. Предпосылка молитвы есть вера, связь со Христом. Он – единственный Посредник в нашей молит­ве. Мы молимся по Его слову. Итак, наша молитва всегда связана с Его словом.

Мы возносим молитву к Богу, в Которого мы веруем че­рез Христа. Поэтому наша молитва никогда не может быть заклинанием Бога, и нам уже нет нужды представляться Ему.

Нам следует понимать, что Он знает, в чем мы имеем нужду, прежде нашего прошения у Него. Это придает на­шей молитве глубокую уверенность и радостную достовер­ность. Не формулу, не количество слов, но веру принима­ет Господь Своим сердцем Отца, которое нас давно знает.

Правильная молитва – это не труд, упражнение или благочестивая поза, но просьба дитяти, обращенная к сердцу Отца. Оттого молитва никогда не демонстративна – ни перед Богом, ни перед нами самими, ни перед други­ми. Если бы Бог не знал, в чем мои нужды, тогда мне при­шлось бы раскидывать умом, как мне сказать Ему об этом, что сказать и сказать ли вообще. Итак вера, исходя из ко­торой я молюсь, исключает любую рефлексию, любую демонстративность.

Молитва – это совершенно тайное. Она противопостав­лена явности в любом виде. Кто молится, тот более ведает уже не себя, но только Бога, к Которому взывает. Посколь­ку молитва направлена не в мир, но устремлена исклю­чительно к Богу, то это дело совершенно не демонстра­тивное.

Конечно, бывает, что молитва превращается в демон­страцию, в которой на свет выходит тайное. Это происхо­дит не только в явной молитве, становящейся болтовней. Сегодня так случается очень редко. Но это безразлично, ибо это даже еще губительнее, если я сам – зритель моей молитвы, если я молюсь перед самим собой, если я удов­летворенно наслаждаюсь этим состоянием в качестве зри­теля, если я изумленно или устыженно застаю себя в этом состоянии. Уличная открытость есть только наивная форма открытости, которую я себе готовлю. В своей ком­нате я тоже могу устроить бурную демонстрацию. Слово Иисуса можно исказить и там. Открытость, которую я себе ищу, состоит в таком случае в том, что я сразу и мо­лящийся, и слушающий. Я слушаю себя, я слышу себя. Поскольку мне неохота ждать, пока Господь меня услы­шит, поскольку я вряд ли когда-нибудь смогу удостовериться в том, что моя молитва услышана Богом, то послушаюка я сам себя. Я утверждаю, что молюсь бла­гочестиво, и в этом утверждении заключается удовлетворение от самовыслушивания. Моя молитва услышана. В этом моя награда. Поскольку я выслушан самим собой, Богу незачем меня выслушивать; поскольку себе в на­граду я приготовил явность, Бог не уготовит мне награ­ды.

Что это за комната, о которой говорит Иисус, если я неосторожен перед самим собой? Как бы мне ее так креп­ко запереть, чтобы никакой слушатель не нарушил сокро­венности молитвы и не украл у меня награду тайной молитвы? Как защититься мне от меня самого? От моих рефлексий? Как мне поразить рефлексией рефлексию? Слово сказано: моя собственная воля вкупе с моей молитвой о том, чтобы как-нибудь одолеть себя, должна умереть, быть умерщвленной. Где во мне властвует единственно во­ля Иисуса, поглощая мою волю, приобщая к Нему, увле­кая к следованию Ему, – там моя воля умирает. В таком случае я могу молиться, чтобы осуществилась воля Того, Который знает, в чем моя нужда, прежде моего прошения у Него. Только тогда молитва моя крепка, сильна и чиста, если исходит из воли Иисуса. Тогда молитва есть действи­тельно моление. Дитя молит Отца, знающего его. Не покло­нение вообще, но моление составляет сущность хрис­тианской молитвы. Это соответствует положению челове­ка перед Богом: подняв руки, он молит Того, о Ком знает, что у Него сердце Отца.

Если правильная молитва является вещью тайной, то при этом вовсе не исключается молитвенное единение, но тем яснее обнаруживаются его возможные опасности. Это не сводится ни к улице, ни к комнате, ни к короткой или длинной молитве, будь то литания церковной молитвы, будь то стенания того, кто не знает, о чем ему молиться; ни к одиночке, ни к сообществу – но к осознанию: знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду. Только это направляет молитву исключительно к Богу. Это избавляет ученика от ложного вершения.

 

«Молитесь же так: Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь. Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших».

(Матф.6:9-15)

 

Иисус не только сказал Своим ученикам, как они дол­жны молиться, но и о чем они должны молиться. «Отче наш» есть не только образец молитвы для учеников, но так нужно молиться, как научил их Иисус. С этой молитвой они определенно будут услышаны Богом. «Отче наш» – это всецело молитва. В ней – сущность и пределы моль­бы ученика. Иисус и здесь не оставляет Своих учеников в неизвестности; через «Отче наш» Он ведет их к совер­шенной ясности молитвы.

«Отче наш, сущий на небесах!» – совместно взывают последовавшие к своему Небесному Отцу, Который уже и так знает, в чем нужда Его возлюбленных чад. Они ста­ли братьями по призыву Иисуса, объединившего их. Во Христе они познали всю приветливость Отца. Во имя Сы­на Божия они должны называть Бога своим Отцом. Они на земле, а их Отец на небесах. Он видит их оттуда, они поднимают свои глаза к Нему.

«Да святится имя Твое». – Имя Бога-Отца, в Иисусе Христе открывающееся последовавшим за Ним, должно быть священным среди учеников; ибо в этом имени за­ключено все Евангелие. Богу не угодно было допустить, чтобы Его священное Евангелие было затемнено или по­гублено ложным учением и безбожной жизнью. Богу угод­но – навсегда – открыть ученикам Свое священное имя в Иисусе Христе. Он направит проповедников для гром­кого возвещения о спасительном Евангелии. Он воспре­тит соблазнителям и наставит на путь истинный врагов имени Своего.

«Да приидет царствие Твое». – В Иисусе Христе при­знали воспоследовавшие начало Царства Божия на зем­ле. Здесь побежден сатана, сокрушена власть мира, гре­ха и смерти. Пока еще Царство Божие – среди страдания и борьбы. Маленькая община призванных получила в этом свою долю. Они стоят в новой праведности под сенью цар­ственного могущества Бога, но посреди гонений. Богу угод­но, чтобы Царство Иисуса Христа выросло через Его общину; Ему угодно уготовить скорый конец царствам это­го мира и установить Свое Царство в могуществе и вели­колепии.

«Да будет воля Твоя и на земле, как на небе». – В еди­нении с Иисусом Христом последовавшие за Ним отдали свою волю целиком во власть воли Божьей. Они молятся о том, чтобы воля Божья была на всей земле. Ничто из сотворенного не должно этому препятствовать. Но если сре­ди последовавших еще жива злая воля, стремящаяся изъять их из единения с Иисусом, то они также молятся, чтобы воля Божия властвовала в них день ото дня все боль­ше, сокрушая любое противление. Весь мир в конце кон­цов должен склониться перед волей Господа, поклониться Ему благодарно и в нужде и в радости. И земля и небо дол­жны подчиниться Богу.

Ученики должны прежде всего молиться ради имени Господа, ради Царства Божьего, ради воли Божьей. Хотя Бог и не требует этой молитвы, но ученики через эту молитву могут отведать небесных благ, о которых они молятся. Этой молитвой они способствуют скорейшему дости­жению цели.

«Хлеб наш насущный дай нам на сей день». – До тех пор, пока ученики пребывают на земле, они не должны стыдиться упрашивать Отца Небесного о телесной жиз­ни. Тот, Кто сотворил людей на земле, хочет хранить и обе­регать их тело. Он не хочет, чтобы Его творение было достойно презрения. Это общий хлеб, о котором молят уче­ники. Никто не должен иметь его только для себя. Они про­сят также, чтобы Бог дал всем Своим чадам на всей земле хлеб на сей день; ибо они – их братья по телу. Ученики знают, что хлеб, произрастающий из земли, дарован свы­ше, будучи единственно даром Божьим. Оттого они не бе­рут хлеб сами, но просят о нем. Поскольку хлеб от Бога, то он каждый день является заново. Последовавшие про­сят не о запасе, но о ежедневном Божьем даре сегодня, благодаря чему они могут продлить свою жизнь в едине­нии с Иисусом, прославляя милосердную Божью доброту. Вера учеников оправдывает себя в этой просьбе, превра­щаясь ко благу их в животворящее Божье деяние на зем­ле.

«И прости нам долги наши, как и мы прощаем должни­кам нашим».Сознание своих долгов есть ежедневная жа­лоба последовавших. Те, кто в приобщении ко Христу могут жить без греха, грешат ежедневно через всякого ро­да неверие, леность в молитве, распущенность тела, через всякого рода самодовольство, зависть, ненависть и скряж­ничество. Потому они должны ежедневно молить Бога о прощении. Богу же только тогда угодно будет услышать их просьбу, если они сами простят друг другу долги – по-братски и с готовностью. Итак, они вместе несут свои дол­ги перед Богом и вместе просят о благодати. Богу угодно простить не только мне мои долги, но и нам наши долги.

«И не введи нас в искушение». Искушения последо­вавших многочисленны. Со всех сторон одолевает их сатана, желая их падения. Их упорно вводит в соблазн ложная уверенность и нечестивое сомнение. Ученики, знающие о своей слабости, не бросают вызова искушению с целью испытать силу своей веры. Они просят Бога не искушать их слабой веры и оградить их в момент введе­ния в соблазн.

«Но избавь нас от лукавого».В качестве последней просьбы ученики должны молить об избавлении их от мир­ских соблазнов и об унаследовании Царства Небесного. Это просьба о блаженном конце и о спасении общины в последние времена мира сего.

«Ибо Твое есть Царство...» Эту уверенность ученики по­лучают каждый день заново из приобщения к Иисусу Христу, в Котором заключено исполнение всех их просьб. В Нем святится имя Бога, в Нем приходит Царство Божье, в Нем осуществляется воля Божья. Ради Него сохраняет­ся телесная жизнь учеников, ради Него они получают про­щение их грехов, Его силой будут ограждены от соблазна, Его силой будут спасены для жизни вечной. Его есть Цар­ство и сила и слава во веки в единении с Отцом. И в этом ученики уверены.

Когда, подытоживая молитву, Иисус еще раз говорит, что все зависит от того, чтобы получить прощение, и что это прощение выпадает им только как братству грешников.

 

Сокрытость благочестивого упражнения

 

«Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно».

(Матф.6:16-18)

 

Иисус исходит как из само собой разумеющегося, что последовавшие за Ним держат благочестивое упражне­ние в посте. Жизни последовавших за Ним присуще стро­гое упражнение в воздержании. Такие упражнения име­ют единственной целью, чтобы воспоследовавший с го­товностью и радостью принял заповеданный ему путь и заповеданное ему поприще. Здесь приводится к повино­вению эгоистичная и вялая воля, не особенно рвущаяся к служению, усмиряется и наказывается плоть. В упраж­нении воздержания ясно прослеживается отчуждение моей христианской жизни от мира. Жизнь, полностью остающуюся без аскетического упражнения, потакаю­щую всем желаниям плоти, пока их «разрешает» justitia civilis, трудно подготовить к служению Христу. Сытая плоть молится неохотно и не направляет себя к самоотвержен­ному служению.

Итак, жизнь ученика требует строгого внешнего вос­питания. Не то чтобы таким путем будет сокрушено плот­ское желание, а ежедневная смерть ветхого человека будет происходить в чем-то ином, кроме веры во Христа. Но именно верующий, последовавший, чье своеволие со­крушено, умерший за Христа в своем ветхом обличии, знает бунт и ежедневную надменность своей плоти. Он, понимая ее инертность и необузданность, знает, что они – источник заносчивости, который надо сокрушить. Это осуществляется ежедневно через подвижнические воспитующие упражнения. Для ученика очень важно, что дух послушен, а плоть слаба. Потому «бодрствуйте и молитесь». Дух признаёт путь следования Христу и готов идти им, но плоть слишком боязлива, путь для нее слишком утомите­лен, небезопасен, тягостен. Потому-то духу ничего не сто­ит и закоснеть. Дух подтверждает заповедь Иисуса о без­условной любви к врагам, но плоть и кровь настолько силь­ны, что их трудно подвигнуть. Итак, в ежедневном подвиж­ническом упражнении плоть должна узнать, что она ли­шена собственных прав. Этому способствуют ежедневные упорядоченные упражнения в молитве, ежедневные раз­мышления о слове Божьем; этому способствуют все­возможные упражнения в обуздании плоти и воздержа­нии.

Сопротивление плоти ежедневному усмирению внача­ле идет по всему фронту, потом прячется за словами духа, т.е. прикрывается евангельской свободой. Где евангель­ская свобода от непреложности закона, от самоистязания, умерщвления плоти решительно противопоставляется евангельским установлениям о воспитании, упражнении и аскезе, да еще со ссылкой на слова о том, что плотская жизнь оправдывается христианской свободой, – там налицо противоречие со словами Иисуса. Там уже утра­чено знание о неотмирности каждодневной жизни в следовании Христу, но там еще меньше радости о той дей­ствительной свободе, которой одаривает истинное упраж­нение жизнь ученика. Если где христианин узнает, что он не справляется со своим служением, что на убыль идет его готовность, что он стал виновен в чужой жизни, в чужой вине, что его радость от Бога увяла, а силы для молитвы уже нет, то он предпримет атаку на свою плоть, чтобы подготовить себя через упражнение, пост и молитву (Лк 2:37; Мк 9:29; lKop 7:5) к лучшему служению. Отговорка же, что христианин вместо аскезы мог бы найти при­бежище в вере, в слове, остается совершенно пустой. Она немилосердна и лишена укрепляющей силы. Ибо что же такое жизнь в вере, как не бесконечная многообраз­ная борьба духа против плоти? Как может кто-то жить в вере, если молитва ему в тягость, если он отвращается от слова Писания, если сон, еда и любовные услады сно­ва и снова крадут у него радость, получаемую от Гос­пода?

Аскеза есть самоизбранное страдание, это passio activa, а не passio passiva, и именно поэтому она в высшей степени под угрозой. Аскета непрерывно подстерегает нечестивое желание сделаться равным Иисусу Христу в страдании. В аскезе всегда таится притязание ступить в положение страждущего Христа, пройти поприще страданий Христа самому, то есть умертвить ветхого человека. Здесь аскеза присваивает себе последнюю горькую правду искупи­тельного подвига Христа. Здесь она выставляет себя напоказ в ужасной жесткости. Добровольное страдание, которое лишь на основе страстей Христовых должно служить лучшему служению, более глубокому смирению, становится здесь ужасным искажением страданий Господа. Теперь оно норовит, чтобы его увидели, желая стать немилосердным живым укором ближним; ибо это, дескать, стало спасительным путем. В подобной «явно­сти» награда воистину уже в том, что она ищется от человека.

«Помажь голову твою и умой лице твое», – ведь это вполне могло бы стать повторным поводом к более утон­ченному наслаждению и самопрославлению. А затем бы­ло ложно истолковано как лицемерие. Но Иисус говорит Своим ученикам, чтобы они оставались смиренными в доб­ровольных упражнениях в смирении, никогда их не ста­вили в упрек или в закон никому, а напротив, были благодарны и радовались этому – желанию служить сво­ему Господу. В качестве христианского типа мы имеем сей­час в виду не радостный облик ученика, но истинную сокрытость христианского свершения, смирение, которое не ведает о себе так же, как глаз видит не себя, а только другого. Такая сокрытость сделается однажды явной, но лишь через Бога, а отнюдь не сама по себе.

 

Простота безмятежной жизни

 

«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше. Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма? Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне».

(Матф.6:19-24)

 

Жизнь последовавшего оберегается тем, что ничто не вступает между Христом и ним – ни закон, ни личное бла­гочестие, но также и не мир. Последовавший всегда видит только Христа. Он видит не Христа и мир. Он совершенно не вдается в это рассуждение, но во всем следует един­ственно Христу. Тогда око его чисто. Это целиком и пол­ностью покоится на свете, исходящем от Христа, не со­держащем в себе ни тьмы, ни двусмысленности. Как око должно быть чистым, ясным и простодушным, чтобы те­ло пребывало в свете; как ни нога, ни рука не иначе не получат света, кроме как от ока; как нога оступается, а рука промахивается, если око мутно; как все тело во тьме, если угасает око, – так и воспоследовавший до тех пор пре­бывает в свете, пока он простодушно смотрит на Христа, а не на что-то иное; так сердце ученика должно быть на­правлено единственно ко Христу. Если око видит что-то другое, кроме действительного, то обманывается все тело. Если сердце привязано к мирской внешности, к творению вместо Творца, то ученик потерян.

Блага всего мира стремятся отвлечь сердце Иисусова ученика. К чему лежит сердце ученика? вот в чем вопрос. Лежит ли оно к мирским благам? – или же только ко Хрис­ту и благам? или единственно только ко Христу? Светиль­ник для тела есть око, светильник последовавшего за Христом есть сердце. Если око худо, то и тело должно быть во тьме. Если сердце темно, то как же темно должно быть ученику. Сердце же, однако, будет во тьме, если оно ник­нет к мирским благам. Теперь призыв Иисуса может быть сколь угодно настойчивым – он отскакивает, он не нахо­дит входа в человека, ибо сердце затворено, оно принад­лежит чему-то другому. Как свет не проникнет в тело, если око злобно, так и слово Иисуса больше не проникнет к уче­нику, ибо его сердце заперто. Слово подавлено, как семя между тернием, «заботами, богатством и наслаждениями житейскими» (Лк 8:14).

Простодушие ока и сердца соответствует той сокровен­ности, которая не знает ни о чем, кроме слова Христа и Его призыва; оно заключается в полнейшем единении со Христом. Как воспоследовавшим простодушно обходить­ся с земными благами?

Иисус отказывает им не в пользовании земными бла­гами. Иисус в человеческом Своем воплощении ел и пил, как и Его ученики. Тем самым Он очистил пользование земными благами. Блага, изводящиеся под рукой, служащие ежедневным потребностям и пищей телу, – последо­вавший должен принимать благодарно.