ЭЛЕГИЯ II

Кто толь бедному подаст помощи мне руку?
Кто и может облегчить, ах! сердечну муку?
Мягкосердыя на мя сын богини злится,
Жесточайшим отчасу́ тот мне становится:
Неисцельно поразив в сердце мя стрелою,
Непрестанною любви мучит, ах! бедою.
Сердце равныя ничье не имело страсти,
Не впадало тем ничье в равные напасти:
Без надежды б чье когда лютый жар страдало?

Ах! невинное мое в лютость ту попало.
Прежестокая болезнь всяк час то съедает,
Несравненная печаль как зверь лют терзает;
Мысли, зря смущенный ум, сами все мятутся,
Не велишь хотя слезам, самовольно льются;
Вдруг безмолвствую, и вдруг с стоном воздыхаю,
Сам не вем, чего желать и чего желаю.
Безнадеждие, мятеж, горесть и печали,
И несносная тоска ввек на мя напали.
В сем смятении моем что чинить имею?
Сердце рвется, а целить чем то не умею.
Мысль тотчас одну с ума гонит прочь другая,
Разум от меня бежит, страсть же мучит злая.
Внутренний покой никак мне сыскать не можно,
Что б я в помощь ни взывал, всё в удаче ложно.
Никому принесть нельзя жалобу сердечну:
Купидин мя осудил к молчанию вечну.
Нерассудный и слепой, Купидин пресильный,
И который толь ко мне ныне не умильный!
Я какую тебе мог дать к сему причину,
Что ты вечну напустил на меня кручину?
Ты велишь мне то любить, нельзя что любити,
С света, знатно, ты сего хочешь мя сгонити:
Илидары нет уж, ах! нет уж предрагия!
Больше Илидары зреть не могу младыя!
Прежестока смерть уже ссекла ту косою!
Ранить больше мя по ней что ж любви стрелою?
О изволь от страсти к ней ныне мя избавить!
Ту из сердца вынять всю, в мыслях же оставить!
Неповинну мне за что кажешь ты немилость?
В преглубокую за что вводишь мя унылость?
Сердце ти мое когда было не покорно?
Оно ты к себе видал быть когда упорно?
Быть готово то всегда, ей, в любовном жаре,
Но к другой бы красоте, а не к Илидаре.
О изволь от страсти к ней ныне мя избавить!
Ту из сердца вынять всю, в мыслях же оставить!
Что крушиться мне о той, где надежды нету?
Как велишь мне ты любить мертву, без ответу?
И молчу я, и горю, и стражду невольно,
А не может никогда сердце быть довольно:
Илидара ввек хладна́ ныне пребывает!

Нагла жара моего та не ощущает!
Обрати по мне сей жар к красоте приличной,
К Илидаре б не горел толь мой необычный.
О изволь от страсти к ней ныне мя избавить!
Ту из сердца вынять всю, в мыслях же оставить!
О жар! язва! о и страсть! страсть толь нестерпима!
Наглость о моей любви толь неутолима!
Больше не могу терпеть; ах! весь пропадаю.
Небо! в жизни я пока чуть жив пребываю.
Лучше вовсе умереть, нежели страдати,
И не умирая всё, только обмирати.
Но скажи мне, Купидин, ты начто питаешь
Толь сей жар всяк час во мне и воспламеняешь?
Ты не мнишь ли, что, любив ону я живую,
Мог по смерти позабыть мне всегда драгую?
О изволь от страсти к ней ныне мя избавить!
Ту из сердца вынять всю, в мыслях же оставить!
Правда, Илидара как зрилася во свете,
Младости своей была как в прекрасном цвете,
Я любил, могу сказать, ону несравненно,
В мысли ж ныне содержу право незабвенно.
Будь не веришь, Купидин, опишу ту живо,
Та коликое была в жизни всем здесь диво.
О изволь от страсти к ней ныне мя избавить!
Ту из сердца вынять всю, в мыслях же оставить!
Илидара здесь жила вся белейша снега,
А на теле всем ее са́ма зрилась нега,
Долговатое лицо и румянно было,
Белизною же своей всё превосходило.
Будь на белость зришь лица — то лилеи зрятся;
На румянность буде зришь — розы той красятся;
Обе превосходно в ней краски те играли,
Обе несравненно ту в жизни украшали.
Очи светлы у нее, цвета же небесна,
Не было черты в лице, чтоб та не прелестна;
Круглое чело, чтоб мог в оное вселиться
Разум, данный с небеси, и распространиться.
Алость на устах весьма мягкость украшала,
А перловы зубы в ней видеть не мешала;
Черностыо ее власы соболю подобны,
Паче шелку те рукам мягкостью угодны.
Всё б ее перстам иметь с златом адаманты,

Груди всё б ее носить чистые брильянты.
Ни велика, ни мала, схожа на богиню,
Поступью же превзошла всякую княгиню;
Со всего, но и всегда зрилась благородна,
И богам, богиням быть та казалась сродна;
Голос свой имела тих, нрав во всем учтивый,
К добрым добр у ней прием, к злым же был спесивый;
Ласкова и умна речь, сладка и приятна,
Рассудительна, остра, в произносе внятна.
Чист и строен та хотя свой убор носила,
Больше же, однак, собой оный весь красила.
Всяка не могла тогда красота сравниться
Илидаре, о моей! купно надивиться.
Ум ее мне описать нельзя есть никако;
Надо равный мне ее возыметь ум всяко.
Как мне словом изъявить остроту велику
И догадку, что была в ней всегда, толику?
Рассуждение и смысл здрав и преглубокий,
Разум зрел весьма и тверд, мысльми же высокий?
Словом токмо заключу, что та Илидара
Многих лучше всем была, никому не пара.
Видишь, о ты Купидин! помню как я ону,
Что всю живо описал всяка без урону.
Будь доволен только сим, что ту не забуду,
В гробе затворен пока червиям в снедь буду.
О изволь от страсти к ней ныне мя избавить!
Ту из сердца вынять всю, в мыслях же оставить!

Я за потребно рассудил приложить здесь две оды моего сочинения, одну в пример нашего пентаметра, а другую в показание тех стихов, которые у нас не стопами, но слогами меряются, из девяти слогов во всяком стихе состоящую; однако ничего я здесь не буду объявлять об одах, что они значат, ибо я довольное рассуждение о них положил вообще, после оды о сдаче города Гданска, которая напечатана; того ради желающих об одах ведать туда отсылаю, здесь токмо просто для примера стихов обе следующие полагая.

ОДА В ПОХВАЛУ ЦВЕ́ТУ РОЗЕ
Сочинена нарочно новым российским пентаметром для примера

Красота весны! Роза о прекрасна!
Всей о госпожа румяности власна!
Тя во всех садах яхонт несравненный,
Тя из всех цветов цвет предрагоценный,
О цветов тя всех славную царицу,
Само цветников солнце, не зарницу!
Похвалить теперь я хотя и тщуся,
Но багряну зря и хвалить стыжуся.

Как природа в свет тя производила,
Лучшему в тебе быть определила;
Краен бы ты была цвет из всех краснейших,
Честн бы ты была цвет из всех честнейших:
Цветы мало чем прочие красятся;
А в тебе доброт совершенства зрятся.
Лилее б молчать с белостью немалой,
К белизне тебе цвет дала желт, алой.

На земле расти мягкой ти велела,
Мягкости б вредить груба не имела;
Зе́фир токмо тих над тобой летает,
Благовонность всю в воздух распущает.
Вся старалась толь о тебе природа,
Что любиму тя из цветов всех рода,
Тернием кругом оградила брежно,
Не касалось бы к нежной, что не нежно.

Разлила по всей благовонность многу,
Дух на всяк листок сладкий без прилогу;
Чувство в нас одно зря на тя дивится,
Чувство в нас одно духом тем сладится:
Красотою всех ты увеселяешь,
Благовонством же чудно услаждаешь.
Внешнее чрез всё кто, как ты, богата?
Внутренним же, ей! ты дражайша злата.

Тщалась искусить чрез свои кармины,
И мешая к ним многи краски и́ны,
Живопись всегда пе́стра, разноцветна,

Оку токмо в вид одному приметна,
Чтоб цвет написать здесь тебе подобный;
А изобразив, зрила весь особный.
Кистию бы как сделать то случилось,
Само небо в чем тщательно трудилось?

Адамант от перл есть в цене коль разный,
С чистым не сравнен коль источник грязный,
Злат железна коль есть металл дражайший,
Отраслей своих кедр коль высочайший, —
Весь цветущий род толь ты превосходишь,
С оных наш и взор на себя приводишь:
То, что солнце есть всеми пред звездами,
Разными между видим тя цветами.

Красоту твою мы зрим ненасытно,
И желаем зреть все ту любопытно;
Обоняем дух с неба твой приятный:
Равен твоему где есть ароматный?
Знаете и вы, мудрые о пчелы!
Коль сей райский цвет в дивны вам пределы
Щедро подает, от богатства и́ста,
Многоценный дар меда нектар чиста.

ОДА
ВЫМЫШЛЕНА В СЛАВУ ПРАВДЫ, ПОБЕЖДАЮЩИЯ ЛОЖЬ
И ВСЕГДА ТОРЖЕСТВУЮЩИЯ НАД НЕЮ
Сочинена для примера простого российского стиха

Что то за злость? и что за ярость?
Что за смрадна пороков старость?
Ах! коль адским огнем та дышит!
Ищет кого-то уязвити;
Кого-то хочет умертвити?
Страшно, ах! грозным гневом пышет.

Чудовище свирепо, мерзко
Три го́ловы подъемлет дерзко;
Тремя сверкает языками!
Яд изблевать уже готово,
Ибо наглостию сурово.
Тремя же зевает устами!

Ложь то проклята, дерзновенна,
Вышла вся из ада бездонна,
Правду ищет везде святую,
Бесстыдно гонит ту всечасно
И славится тем велегласно,
Растерзать смело хотя тую.

Укройся ты, правда драгая:
Поднялась на тебя ложь злая.
Та нагла — кротка ты безмерно;
Свирепа та — но ты вся сладость;
Та зверообразна — ты благость;
Задавит тебя, мышлю верно.

Но правда является мила
И доброт с нею многа сила;
Честь, купно хвально постоянство,
Красота и светлость безмрачна;
Следует кротость доброзрачна,
И добродетелей убранство.

Тихо ко лжи приходит прямо;
Ложь смотрит на ону упрямо.
Прочь, ах! прочь, правда вселюбезна:
Ложь тебя злобно растерзает,
Или тя страх не обнимает?
Послушай прошения слезна.

Увы! брань уже началася!
Однак правда не поддалася.
Грозит ложь ту убити спешна,
Мыслит ложь, что тоя сильняе;
Но правда разит глубочае,
Так что никая сила здешна.

Та ругает ложно словами;
Не молчит и правда устами.
Та чуть было уж не пронзила.
Оружием правда острейшим
II ударом много сильнейшим
Смертно злую ложь уязвила.

О ра́за преблагополучна.
О победа! О слава звучна!
Пропала уже ложь спесива!
Правда торжествует известно,
Торжество всюду стало вестно;
И торжествовать той нет дива.

Еще торжества видны сле́ды
После преславной той победы;
Следуют за правдою многи,
А все добры сердца имеют,
Восклицаниями сипеют,
Провожая правду в чертоги.

То весело видеть всем было,
То всю радость, то им чинило.
Коль горько тогда ей терпети
От лжи велику злость напрасно;
Толь торжество славно и красно,
Радостно ныне правде пети.