Проблема социального (легитимного) насилия и права человека.

Истории и теории рассматриваемого вопроса всегда присутствовала идея, что насилие — это необходимое средство для стабильного существования и управления обществом и одновременно — для обретения человечеством свободы (марксизм вообще рассматривал насилие как «повивальную бабку истории»). Сомнительность и несостоятельность этой идеи в XX в. была доказана ценой невосполнимых физических и нравственных потерь. Революция 1917 г. и гражданская война в России, две мировые войны, жестокие непрекращающиеся локальные войны с очевидностью, не требующей доказательств, показали, что насилие не приводит к желаемым целям: свободе и благоденст­вию. Более того, насилие — эта канва XX в. — вовлекло человече­ство и самые демократические страны в ситуацию возмездия, которое привело к появлению феномена терроризма как средст­ва борьбы за социальную справедливость — средства, лишающе­го человечество его атрибутивного свойства — человечности.

С другой стороны, — и это особенно важно иметь в виду при­менительно системе воспитания и формирования личности — трудно обойтись без определенной доли насилия, если пони­мать под ним ограничение свободы. Вместе с тем не всякое ограничение свободы есть насилие. Ограничивают свободу личности и принуждение или «заставление», которые могут и не прояв­ляться как насилие. Принудить, заставить — значит, оказать дав­ление на личность или пресечь какую-либо ее деятельность. Не­которые меры принуждения просто необходимы, поскольку спо­собствуют сохранению витальных сил и свобод («заставление» больного ребенка есть и принимать лекарство, непослушного — следовать правилам, например, переходить дорогу в положен­ном месте). Человек может сам заставить себя делать что-либо или отказаться от чего-либо, или «заставление» может реализо­вываться в общении двух и более людей (учитель и ученики, родители и их дети). Иными словами, «заставление» есть либо самозаставление, либо заставление других через самопринуждение, психическое или физическое понуждение и пресечение. Поэтому, по мнению специалистов по этике, хотя связь между принуждением и насилием, безусловно, есть, было бы ошибоч­но приравнивать, идентифицировать их.

Так, не требует доказательств положительная оценка само­принуждения, направленного против лени, дурных привычек, губительных пороков, — это элемент внутренней духовной куль­туры. Но педагог должен умело подвести молодого человека к мысли, что способен совершенствоваться только тот человек, который понимает, что самовоспитание, самопринуждение и самопонуждение есть сопротивление злу - силой воли, характера, гражданского долга.

Однако вопрос этот не так прост в теоретическом и трудно разрешим в практическом отношении, особенно в педагогической практике. Во-первых, кто-то может возразить: понуждать себя можно и ко злу. Разумеется, но принуждающий себя козлу есть несчастнейший человек, :ибо это самонасилие, самопредательство. Примеры тому — Кириллов в «Бесах»; Раскольников в «Преступлении и наказаний» Ф.М. Дос­тоевского. Во-вторых, если самопринуждение все же воспринимается в большинстве случаев как положительный фактор, то психическое понуждение, заставление или запрет со стороны другого часто расценивается как насилие, насильственное вмешательство в чужую жизнь, осо­бенно молодыми людьми. И хотя очевидно, что заставляющий не делает зла, если заставляет, например, ребенка учиться или чистить зубы, но право родителей и учителей на «заставление» часто воспринимается как насилие. Особенно остро обсуждается сегодня в молодежной ауди­торий вопрос о запрете или, напротив, легализации наркотиков. Показательно, что даже те молодые люди, которые сами выступают против употребления наркотиков, борьбу с ними — не только запрет, но даже агитацию против них — со стороны педагогов, родителей и общества считают насилием и покушением на право человека распоряжаться собственной жизнью. Поэтому педагог должен обладать большим тактом, чтобы его заставление не воспринималось как насилие и не вызывало однозначно негативной реакции.

Необходимо также обращать внимание будущих граждан на то, что государственные правовые нормы и законы также не всегда следует рассматривать как законы насилия. Законы гражданского понуждения обращаются к автономной воле гражданина как субъекта права для того, чтобы гражданин обрел зрелое правосознание. Закон вовсе не попирает достоинство человека, но властно понуждает его гражданские чувства формою запрета или разрешения сделать те внутренние усилия (например, действовать в рамках закона), которые гражданин мог, но не совершил.

Возникает вопрос: а если гражданин предпочтет не подвергать себя самопринуждению? В такой ситуации ему или может быть предоставлена свобода произвола (анархизм), или общество вынуждено убудет обратиться к воздействию на него силою закона и права — насилием.

В рамках этики гражданственности существуют и другие точ­ки зрения на место насилия в организации социальной жизни граждан. Так, согласно одним концепциям, государство и только оно пользуется исключительной легитимной (законной) при­вилегией на применение насильственных средств, включая убийство. Считается, что такая легитимация насилия означает вместе с тем его ограничение и упорядочение; Насилие в этой парадиг­ме рассматривается как существенный признак государства, который многими исследователями включается в его определе­ние: так, традиция, идущая от К. Маркса и Ф. Энгельса, связывает государство с особыми отрядами вооруженных людей, а традиция, идущая от М. Вебера, — с монополией на легитимное насилие. Однако к концу XX в., когда появились «сверхпроизво­дительные» средства насилия, которые несут в себе опасность всеобщего уничтожения и уже по одной этой причине не имеют локализованных, целенаправленных форм применения, огра­ниченное и контролируемое насилие, осуществляемое государством (борьба с терроризмом), может нести в себе такую же угрозу для людей, какой является и его неограниченное и бесконтрольное применение (сам терроризм). Напрашивается во­прос: правомерно ли противостоять насилию силой? С одной стороны — да, следует пресекать насилие любым способом, защищая людей от него. Но, с другой стороны, это значит самим становиться на позиции насилия, «допускать допустимость не­допустимого». Таким образом, под вопросом оказывается сама идея насилия во благо.

Что же такое, насилие? Уже в самом понятий «насилие» за­ключена отрицательная оценка. Насилие есть деяние произволь­ное, необоснованное, возмутительное. Совершающий насилие есть злодей; покусившийся на естественные права человека. Од­нако учитывая сложность понятия, целесообразно оперировать ценностно-нейтральным определением насилия, ибо если ис­ходить из субъективно-ценностного осуждающего определения, то обращение к насилию не может быть оправдано никогда.

Что входит в содержание насилия? Самое очевидное — убий­ство и телесные повреждения. Но следует ли говорить о насилии только в случае уже свершившегося факта или в это понятие включается и намерение? Представляется, что насилием следу­ет считать и намерение, а также угрозу смертью или физически­ми (телесными) повреждениями. Вместе с тем, если отрица­тельная активность не ведет к кровопролитию, она часто не счи­тается насильственной. Но такая трактовка недостаточно требо­вательна с этической точки зрения. Более корректно включение в понятие насилия не только физических, но и ментальных, и эмоциональных — духовных элементов.

Здесь уместно сослаться на основателя теории и практики ненаси­лия М. Ганди, который называл насилием все, что имело отрицатель­ную ценность в освободительной политической борьбе: ложь, дезин­формацию, мстительность, бескомпромиссность, ненависть. Ненависть, по Ганди, являет собой утонченную форму насилия, ибо, если она внутри, она не позволяет практиковать ненасилия. Ненависть, мсти­тельность, бескомпромиссность — насилие, поскольку они носят дей­ственный характер, выступают основой насильственного поступка. Ины­ми словами, в контексте гражданских отношений понятие насилия так или иначе связывается именно с поведением.

Есть еще одна проблема в понимании насилия — это формы проявления насильственных действий. Насилие выступает в раз­ных формах и не сводится только к нарушению прав человека или к военной силе. Можно говорить о прямом (личном) наси­лии между индивидами; насилии, совершающемся в структурах социальных институтов, предприятий и учреждений; физиче­ском насилии: избиении, пытках и прочем; психическом — уг­розах, принуждении, агитации; скрытом и открытом насилии. При этом бывает трудно однозначно ответить на вопрос, всегда ли насилие есть зло. Ведь оно так многолико: от безобидного игрового насилия (игра котят, борьба на ринге.) или необходи­мой реакции самозащиты до агрессивной враждебности, жажды мести и даже убийства¹. И осуждая одни, наиболее крайние и жестокие формы насилия, вполне можно прийти к оправданию других.

Важно также зафиксировать объем понятия, «насилие». Напри­мер, когда политическая активность граждан принимает форму сопротивления, вопрос о. содержании насилия ограничивается мерой сопротивления, которое оказывают граждане тому, что оценивают как несправедливое.

В широком социальном контексте насилие — это право дейст­вовать без всяких на то прав. Насилие имеет место всюду, где на людей оказывается такое воздействие, при котором их актуаль­ная физическая и духовная возможности самореализации мень­ше, чем они могли бы быть при отсутствии подобного прессинга. Противоположный образ жизни и действий, предполагающий не применение насилия и отказ от него при решении любых част­ных и гражданских проблем обозначается понятием «ненасилие». Идея ненасилия, в основе которой лежит иное видение мира и отношение к нему настолько важна и одновременно сложна, что осмысление ее потребовало особого философского подхода, обозначаемого как этика ненасилия.

Легитимное насилие имеет место, когда официальные, законные органы внутренней и внешней безопасности и социального контроля (представители полиции, органов госбезопасности, учителя и воспитатели, управляющие и государственные чиновники и т. д.) в ходе реализации своих функций (социально-ролевых предписаний) пользуются своим правом применения институционализированных форм наказания провинившихся. Но при этом сами нарушают эквивалентную (т. е. справедливую) меру по разным причинам: по недоразумению, по собственной «худой» инициативе, из благих побуждений, из служебного рвения, по мотивам личной выгоды либо же в силу социальной неадекватности (несправедливости) тех традиционно сложившихся норм или официально принятых законов, которые они призваны защищать. Все формы легитимного насилия в своей совокупности составляют корпус системного насилия, т. е. социального зла, творимого самой системой сформировавшегося общественного порядка. Все остальные виды насилия согласно данной дихотомической классификации попадают в категорию нелегитимного насилия.