Наказ первому якутскому воеводе П.П.Головину о путях в Восточную Сибирь и исследовании Якутии (1638 г.)

 

Лета 7146, августа в 6 день, государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии, велел ехати столником и воеводам Петру Петровичю Головину, да Матвею Богдановичю Глебову, да дьяку Ефиму Филатову в Сибирь, в Тоболеск, а из Тоболска в Енисейской острог, а из Енисейского острогу на великую реку Лену, для того: наперед сего присылывали к государю к Москве из сибирских ближних городов и острогов государевы ясачные[104] и поминочные[105] мягкие рухляди с лишком, а ныне во многих сибирских городех го­сударевы ясачные и поминочные мягкие рухляди против ок­ладу не добирают и к государю присылают прежнего менши, а пишут про тое недоборную мягкую рухлядь из сибирских городов к государю воеводы: потому де в тех сибирских го­родех и в острогех государеве соболиной и всякой мягкой рухляди недобор, что у ясачных людей в угодьях зверь выловился, а иные многие ясачных людей угодья, где они преже сего зверь добывали, стали за рускими людми, что руских людей перед прежним в Сибири умножило, а иные де ясач­ных людей угодья заняты пашнями, и вперед для того в тех сибирских ближних городех государеву ясаку будет недобор же. А в прошлом во 141 году, приехав из Сибири к Москве, сказывал в Приказе Казанского Дворца про великую реку Лену Ондрей Палицын, что был в Сибири в Мангазее вое­вода: что де та великая река Лена угодна и пространна, и людей по ней розных землиц кочевных и сидячих и соболей и иного всякого зверья много; и как де на ту великую реку Лену укажет государь послати сибирских людей с лишком и велит поставить город или остроги, где пригоже, и велит по той великой реке Лене и по иным рекам новых землиц людей приводити под свою государеву царьскую высокую руку и на себя государя с них сбирати ясак, и государеве де казне в том будет болшая прибыль, и будет де та Лена река другая Мангазея; и подал той великой реке Лене и розных землиц людем, которые по той Лене и по иным рекам живут, чертеж и роспись. А в росписи написано: итти на ту великую реку Лену из Мангазеи судами Тазом и Волочанкою реками в верх, и озеры и режмами на кочах и на каюках до Енисей­ского волоку десять дней, а волоку мало болши полуверсты, да с того волоку судами ж в озера, а из озер режмами ж до реки Турухана ходу два дни, а Туруханом и Шаром вниз до Туруханского зимовья десять дней, а от Туруханского зимо­вья Шаром же и Туруханом и через Енисей итти вниз же два дни, а Тунгускою рекою итти в верх до устья реки Титеи и до реки Чоны волоком два дни, и в том де месте зимовать и делать суды, а на весну итти Чоною рекою до реки Вилюя десять дней, а Вилюем рекою до великие реки Лены три не­дели. А по тем рекам по Чоне и по Вилюю живут люди мно­гие: синягири, нанагири, соболей и лисиц и горностаев и боб­ров и иного всякого зверья и рыбы у них много. А меж тех де рек и меж нижние Тунгуски реки многие захребетные реки, и по тем рекам потомуж людей и лисиц и бобров и всякого зверя много. А по великой де реке Лене вниз итти греблею до полунощного окияна два месяца и болши, а парусною по­годою добежит и неделею. А по обе стороны великие реки Лены и до устья полунощного окияна якуты, тунгусы, маяды, нанагири, кояты, каригили и иные многие кочевные и сидячие люди. Да в тое же де великую реку Лену ниже Вилюйского устья впали с обе стороны многие великие реки, а по тем ре­кам живут осеи, тунгусы, шамагири, баяхты и иные многие люди, а соболей и всякого зверя и рыбы по тем по всем ре­кам много же. А в верх по великой реке Лене до великие же реки восточного Алдана ходу в верх десять дней, а падет де та Алдан река в Лену ж; а живут по тому Алдану многие люди розных землиц, соболей и всякого зверя и рыбы у них много ж. А от Алдана де в верх по великой реке Лене итти греблею до великие Байкалские проливы Красного моря не­дель с двадцать и болши, а парусною погодою перебежит в две недели. Да в тое же де великую реку Лену выше Вилюй­ского устья и до самые великие Байкалские протоки впали многие великие реки: Ичора, Чая, Чичюй, Поледуй, Олекна, Витим, Киренга, Таюра, Камта, Бранта; а по тем по всем рекам живут яколские и якутцкие и братцкие тайши, коные и пешие сидячие многие люди: тунгусы, налякигири, камчюгири, сучигири и когири, кимжегири, нанагири, шамагири, синегири, долганы, холопья орда и иные многие люди, а не вла­деет ими никто; а соболей де и лисиц и бобров и горностаев в тех землях много ж, а те де люди в соболях и во всякой до­рогой мягкой рухледи цены не знают. А ходили де из Ман­газеи по краю тех земель по великой реке Лене с устья и верх не подалеку, а из Енисейского острогу вниз по Лене ж до Вилюйского устья служилые люди с товары и пристав под которою землицею приманивали тех землиц людей торговать, и имали у них жон и детей, и животы их и скот грабили, и насилства им чинили многие, и от государевы высокие руки тех диких людей отгонили, а сами обогатели многим богат­ством, а государю приносили от того многого своего богатства малое; а мочно де в таковых далних многих и пространных землях учинить государю многая болшая прибыль. А в верх де по Лене и по Ангаре и по Оке рекам мочно и пашня завесть, и те землицы мочно привести под государеву царьскую высокую руку в вечное холопство не многими ратными людми, двемя сты человеки, с вогненым боем, а болши де того людей ненадобно, потому: толко де поставитца острожек на Чоне реке, а другой усть Вилюя, а в иных служилых людей будет зимовать по пятинадцати человек. А на усть восточного Ал­дана город или острог доброй поставить, а в нем служилых людей надобно зимовать пятьдесят человек, для того, что славнее и люднее тое реки нет...

Да в той же Ондрееве росписи Палицына написано: на великую реку Лену другой водяной путь от Енисейского острогу ближе того, что из Мангазеи Енисеем и Тунгускою болшою в верх до Подволочья до Индиму реки ходу болшими судами 5 недель, или мало болши, а с усть Индимы зимним путем нартного волоку до великие реки Лены 6 дней, а дру­гой волок по Индиму реке в верх на Куту реку днем человек перейдет, а зимним путем тем волоком ходу не живет, по­тому что залегли горы высокие да камень и с нартою на собаках волочися немочно; а Купою рекою на низ плыть от того волока судном до Купы реки день, а по Купе реке на низ же до великие реки Лены плыть день же. А третей путь на Лену ж реку от Енисейского острогу рекою Енисеем до усть ниж­ние Тунгуски на низ итти 2 недели, а усть Тунгуски в верх Тунгускою рекою до усть рек Титеи и до Чоны и Чоною и Вилюем до великие реки Лены ходу 13 недель со днем. А по отпискам из Сибири из Тоболска и из Мангазеи и из Енисейского острогу воевод, которые были в Сибири наперед сего, учали на ту великую реку Лену посылать, для государева ясаку и для проведыванья сибирских служилых людей, из Тоболска, и из Мангазеи и из Енисейского острогу со 140 году, а сбирают ясаку не по многу...

 

Хрестоматия по истории СССР.XVI-XVII вв. -М.:Изд-во соц.-эконом. лит-ры,1962.- С.550-553. - № 145

 

4. Из отписки Е.Хабарова[106] о походе в Даурию (1651 г.)

 

Государя царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии воеводе Дмитрею Андреевичю Францбекову да дьяку Осипу Стефановичю бьет челом холоп государев с великие реки Амура с усть Зии реки и с Кокориева улусу приказной человек Ерофейко Павлов Хабаров, с служилы­ми и с волными охочими людми с новоприборными даурскими служилыми людми.

Жил я, холоп государев, с служилыми и охочими вол­ными людми на великой реке Амуре в Албазине городе. И что у нас похожения нашего было, и о том обо всем го­сударю было писано в отписках к тебе, Дмитрею Андрееви­чю, и Осипу Стефановичю.

И июня в 2 день, поделав суды болшие и малые и прося у бога милости и у всемилостивого Спаса, из того города Албазина поплыли. И плыли мы два дни; и доплыли на другой день Дасаулов, был город князя Дасаула, и тот город сожжен, и юрты[107] сожжены же, лише всего осталось две юртишка, а людей тут не изъехали.

И мы от того городка плыли до полудни. И в половине дня наплыли юрты, и в тех юртах людей не изъехали. И те люди на кони пометались, и они, даурские люди[108], у нас все уехали, лише толко схватили ясыря[109] - даурскую бабу. И тот ясырь сказал, что де по улусам[110] даурские люди все жи­вут.

И мы того же часу в ленских стругах наскоро на низ побежали и нагребали двои юрты. И в тех юртах все люди даурские, подсмотря нас, на кони помечутся и убежат, лише ясырь похватали. И сами они стали в иной улус и к городу ясак подавать стали, юрты сожгли и дым пус­тили.

И мы того ж дни набежали на тот Гуйгударов город о закате солнца в ленских стругах... под тот Гуйгударов город. И тот Гуйгудар князь да с ним два князя и богодоевы люди[111] улусные, мужики все, выехали против нас на берег, и нас не стали к берегу припущать. И мы по них из стругов из оружья ударили. И тут у них, даурских людей, побили человек с двадцать. И они, князья Гуйгудар, и Олемза, и Лотодий, и с улусными людми, государские грозы убоялись и с берегу отъехали. И мы наскоре из стругов своих поме­тались на берег и за ними побежали. И они, князья Гуйгу­дар, и Олемза, и Лотодий, с улусными людми, в те свои городы засели.

А доспеты у них три города новые и землею обсыпаны, а к верху обмазано. А те городы все стоят рядом, лише сте­ны промеж, и под те стены у них подлазы, а ворот нет. И в тех городах поделаны глубокие ямы, а скот у них и ясарь в тех рвах стоял. А около тех городов кругом обведено два рва в сажень печатную глубота. И в те рвы и города привожены под стену подлазы. А кругом тех городов стоя­ли улусы, и те они улусы сожгли.

И как те князья в город засели, а богдоевы люди с ними, даурскими людми, в городы не засели и выехали на по­ле далече. И божиею милостию, и государским счастием, и радением твоим, Дмитрий Андреевичь и Осип Стефановичь, и промыслом приказного человека Ярофийка Павло­ва и служилых волных и охочих людей, тот город наскоре обсадили. И они, даурские люди, с башен почали нас стреляти стрелами.

И яз, приказной человек, велел толмачам говорить про государское величество, что «наш государь царь и великий князь Алексей Михайловичь всеа Русии страшен и грозен и всем царствам обладатель; и ни какие орды не могут стоять против нашего государя царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии и против нашего бою; и вы, князь Гойгудар, да князь Олгодий, да князь Лотодий, будте нашему царю государю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии послушны и покорны, без драки сдайтесь, и нашему государю ясак давайте по своей мочи; и велит государь вас оберегать от иных орд, кто вам силен».

И тот Гойгудар то стал говорить: «Даем де мы ясак богдойскому царю Шамшакану. А вам де се какой ясак у нас? Как де мы бросим последним своим ребенком, дитятем, то де мы вам с себя ясак дадим!».

И мы, прося у бога милости и государю радеючи, го­сударевой службе поиск чинили ратным обычаем — вой­ною. Крепь учинили болшему оружию — пушкам и стали бить по башням с нижнюю сторону у того города, и из мел­кого оружия: из мушкетов, из пищалей — били по них в город. И они, даурские люди, стреляли к нам из города, и от них стрел к нам летело из города, от даурских людей, безпрестанно. И настреляли они, дауры, из города к нам на поле стрел, как нива стоит насеяна.

И дрались мы с ними, дауры, всю ночь до схожева солн­ца. И у башни стену пробили, и мы, и куячные люди, и иные служилые люди за щитами стену отняли, и в город вошли в один, и по государскому счастию тот нижней город взя­ли. И они, дауры, собрались в два города. И половина дни из того из другого города мы, служилые люди, били ж их, даур. И они все собрались, дауры свирепые, в один город. И мы били по них безпрестани из болшого оружия и из ма­лого. И на тех приступах побили их, дауров, двести четыр­надцать человек.

И те свирепые дауры не могли стоять против государьской грозы и нашего бою. И из того города напролом они, дауры, побежали десятка полтора, лише же и ушли из го­рода. А досталь всех, которых в городе захватили дауров, со все стороны их, дауров, в городе сжали. И драка была съемная и копейная у нас, казаков. И божиею милостию и государским счастьем, тех дауров в пень порубили всех с головы на голову. И тут на съемном бою тех даур побили четыреста двадцать семь человек болших и малых. И всех их побито, дауров, которые на съезде и которые на присту­пе и на съемном бою, болших и малых шестьсот шестдесят один человек. А наших казаков убили они, дауры, четырех человек, да наших же казаков переранили они, дауры, тут у городка сорок пять человек, и те все от тех ран казаки оздоровели.

И тот город, государским счастьем, взят с скотом и с ясырем. И числом ясырю взято бабья поголовно старых и молодых и девок двести сорок три человека; да мелкого ясырю робенков сто осмнадцать человек. Да коневья пого­ловья взяли мы у них, дауров, болших и малых двести три­дцать семь лошадей. Да у них же взяли рогатого скота сто тринадцать скотин.<...>

 

Записки русских путешественников XVI-XVII вв. – М.: Сов.Россия,1988. – С.372-374

 

5. Из статейного списка посольства П.И.Потемкина[112] во Францию (1668 г.)

 

Августа в 25 день стольник Петр и дьяк Семен у королев­ского величества на посольстве были в селе Санжармене[113].<...>

И как вошли в полату х королевскому величеству[114], и послан­ники, увидя королевское величество, шапки сняли и, пришед х королю блиско рундука[115], по обычаю поклонились. И король в то время встал и шляпу снял и, надев шляпу, сел.

И, немного помешкав, посланники, стольник и наместник Боровской Петр Ивановичь Потемкин и дьяк Семен Румянцов, от великого государя царя и великого князя Алексея Михайло­вича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, коро­левскому величеству поклон правили. И королевское величество в то время стоял, шляпу сняв, и про здоровье великого государя, его царского величества, спрашивал стоя жь и шляпу сняв. А говорил: «Великий государь, брат наш любительнейший, царь и великий князь Алексей Михайловичь, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, в добром ли здоровье?»

И стольник Петр говорил: «Как мы поехали от брата вашего, от великого государя нашего, царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, и многих государств и земель Восточных и Западных и Северных отчича, и дедича, и наследника, и государя, и облаадателя, от его царского величества, и брат ваш, великий государь наш, его царское величество, на своих великих и преславных государствах Росийского царствия, дал бог, в добром здоровье».

И, немного помотчав[116], стольник Петр, подступя блиско х коро­левскому величеству и приняв у дьяка Семена великого госу­даря, царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, его царского величества грамоту, поднес королевскому величеству в камке[117]. А как стольник Петр принял великого государя грамоту у дьяка, и король тотчас встал и шляпу снял и с руки рукавицу, и принял великого государя грамоту с великим учтивством, и держал ее в руках своих во все посольство, покамест посланники ис полаты пошли. А приняв королевское величество великого государя, его царского величества, грамоту, велел итить к руке посланником, и дворяном, и перевотчику, и подьячим, и толмачю.

А быв у руки, говорили речь посланники королевскому вели­честву о делах великого государя по наказу.<…>

А после того стольник Петр поднес королевскому величеству в дарех от себя саблю булатную, оправа серебреная золочена сь яшмами да с бирюзами, два сорока соболей, испод[118] золотной ферезей[119], испод соболей пластинной[120], испод кафтана турского, ис­под соболей пупчатой[121], лисицу чорную, три меха горностаевых, две камки кизылбашские[122] золотные; да сын его стольник Степан два сорока соболей, испод дву кафтанов турских, два испода собольих пупчатых, рукав[123] соболей, по их извычаю зделан, нож булатной оправной, камку кизылбашскую золотную, два меха горностаевых; всего королевскому величеству стольник Петр и сын его столь­ник Степан поднесли в дар по цене на тысечю на двести на сорок на восмь рублев; дьяк Семен Румянцов три сорока соболей, испод соболей пластинной с пухом бобровым, два испода собольих пупчатые, рукавицы собольи пластинные, десять мехов горностае­вых, три меха бельи хребтовые; дьяк Семен Румянцов на семь­сот на девяносто на шесть рублев.

И королевское величество у стольника Петра саблю и мех пла­стинной соболей и лисицу черную принял сам, и у сына ево, у стольника Степана, и у дьяка Семена первые дары принял сам же, и велел все те дары класть перед собою; и принял королевское величество дары их с великою милостью и говорил: «На ваших посольских дарех помозибо[124], примаю ваши дары с великою любовию».<..>

И как пошли ис полаты, и король в то время встал и шляпу снял. <...>

Сентября в 13 день стольник Петр и дьяк Семен у королев­ского величества на отпуске были в селе Санжармене.<...>

А как пошли стольник Петр и дьяк Семен в полату, и коро­левское величество в то время встал и шляпу снял. И стольник Петр и дьяк Семен поклонилися королевскому величеству по обы­чаю, и после того били челом королевскому величеству на ево королевском жалованье за столы, что по его королевскому указу по вся дни столы были полные по чину посольскому про них, посланников, и про всех посольских людей.

И после того поднес х королевскому величеству первой секре­тарь де Лиона[125] грамоту.

И король, приняв грамоту, встал и, шляпу сняв, говорил: «К великому государю, царю и великому князю Алексею Михай­ловичю, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу, к брату нашему любительнейшему, к его царскому величеству любительная грамота».

И грамоту отдал королевское величество сам стольнику и на­местнику Боровскому Петру Ивановичю Потемкину, и после того с той грамоты список отдал королевское величество, стоя, из своих же рук стольнику Петру, и после того сел. И приняв у королевского величества тое грамоту и список з грамоты на латинском языке, отдал стольник Петр дьяку Семену Румянцову.

И после того королевское величество встал и, сняв шляпу, говорил: «Великому государю, брату нашему любительнейшему, его царскому величеству за приятельскую его царского величества присылку, как, даст бог, увидите вы, посланники, его царского величества пресветлые очи, и вам бы ему, великому государю, его царскому величеству, от нас бити челом».

И стольник Петр говорил королевскому величеству против того речь: «Великого государя нашего, царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, и многих государств и земель Восточных и Западных и Северных отчича, и дедича, и наследника, и государя, и облада­теля, его царского величества, аж даст бог увидим пресветлые его царского величества очи, и ему, великому государю нашему, его царскому величеству, про вашу великого государя, вашего королевского величества, братственную дружбу и к любови по­движность известим».

А покамест королевское величество речь говорил, все стоял, шляпу сняв, с великим любительством. И после того королевское величество стольника Петра и дьяка Семена, и дворян, и пере­водчика, и подьячих, и толмача жаловал к руке и отпускал с великою милостью и честью.

И, быв у руки, стольник Петр и дьяк Семен, поклонясь коро­левскому величеству по обычаю, хотели ис полаты итить, и в то время королевское величество встал и шляпу снял; и стольник Петр и дьяк Семен вдругорядь его королевскому величеству по­клонились по обычаю, для того что королевское величество в то время встал и шляпу снял; и, поклонясь, пошли ис полаты <...>

И пришед стольник Петр и дьяк Семен от королевского вели­чества, велели переводчику Ивану Госенцу да домникану Урбановскому прочесть з грамоты список, что дал им королевское величество на латинском языке на отпуске, и у королевской грамоты подпись со францужского на руской язык велел перевесть Урбановскому. И домникан Урбановской у той королевского вели­чества грамоты подпись со францужского на руской язык пере­вел тотчас. И на подписи у той королевской грамоты написано было не против списка великого государя, его царского величества; в титлах написано не сполна, а прописано было: «самодержца, отчича, и дедича, и наследника, и государя, и обладателя».

И стольник Петр и дьяк Семен выговаривали о том ближнему королевского величества человеку маршалку де Бельфону[126] и приставу де Берлису[127]: «Великий государь ваш, его королевское величество, к великому государю нашему, к его царскому величеству, любительную свою грамоту и список с той своей королевской грамоты на латинском языке отдал нам из своих королевского величества рук. И в том списке имянованье и титлы великого государя нашего, его царского величества, написаны сполна про­тив его царского величества достоинства; а у подлинной грамоты на подписи в первых и великих самых титлах великого государя нашего, его царского величества, написано не сполна, самые высо­кие титлы прописаны: «самодержца, отчича, и дедича, и наслед­ника, и государя, и облаадателя» у той грамоты на подписи не написано. И великий б государь ваш, его королевское величество, велел тое свою королевского величества грамоту исправить, и велел бы в ней великого государя нашего, царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, его царского величества, имянованье и титлы написать сполна, как великий государь наш, его царское величество, к вели­кому государю вашему, к его королевскому величеству, в своей царского величества грамоте писал, и как великого государя на­шего, его царского величества, все великие государи, християнские и мусульманские, описуют по его царского величества достоинству, что ему, великому государю нашему, от прародите­лей ево, от великих государей, царей и великих князей росийских, бог дал. И они б о том известили королевскому величеству тот­час, и чтоб королевское величество велел, тое свою грамоту исправя, переписать вновь, и великого государя нашего, его царского величества, имянованье и титлы велел написать сполна, как вели­кий государь наш, его царское величество, сам себя описует».

И маршалок де Бельфон и пристав де Берлис у тое королев­ские грамоты подпись с латинским списком чли и, разсмотря, что на подписи королевской грамоты на францужском языке написано не против того латинского списка, каков дал посланником коро­левское величество на отпуску.

И маршалок де Бельфон говорил посланником: «Известит он о том королевскому величеству тотчас».

И грамоту и список взяв у стольника Петра и у дьяка Семена, пошол х королевскому величеству и говорил: «Время вам, царского величества посланником, кушать, а я де к вам буду, помешкав у королевского величества немного».

И стольник Петр и дьяк Семен ему говорили: «Не только нам есть, и на свет зреть не можем, великого государя нашего, его царского величества, в самом в великом ево государском деле видя страшное нарушение, что меж такими великими государи не к любви склоняетца, но к розорванью вечному, а нам нестерпимое о том смертное уязвление; как можем мы то слушать и живы быть, что великого и пресветлого государя нашего, царя и вели­кого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, и многих государств и земель Восточных и Западных и Северных отчича, и дедича, и наследника, и государя, и обладателя, его царского величества, чести его государской остерегательно не желают хранить, и ево государскую братцкую дружбу и любовь королевское величество в презрении чинит, такие великие и высокие титлы великого государя нашего, его царского величества, в его королевской грамоте прописаны, а тое грамоту свою королевское величество отдал нам из своих королевских рук».

И маршалок де Бельфон, выслушав у стольника Петра и у дьяка Семена тое речь, в великом недоумении стал, а говорил: «Незбытное то дело, что великому государю, его королевскому величеству, того исправить не велеть, учинилось то никако не хитростью, чтоб вам, царского величества посланником, на коро­левское величество не подивить, а самим о том в великую печаль не вдавать себя; тотчас о том о всем великому государю нашему, его королевскому величеству, известно учиню, и тотчас с по­длинным ведомом к вам буду».

И пошол маршалок де Бельфон х королевскому величеству.

А стольник Петр и дьяк Семен ему, маршалку, сказали: «Не дождався о том совершенной отповеди, за стол итить не будем».

И, немного помотчав, прислал королевское величество к по­сланником пристава де Берлиса и велел им сказать: «Грамоту к великому государю вашему, к его царскому величеству, коро­левское величество приказал тотчас исправить, и велел написать как великий государь ваш, его царское величество, в своей любительной грамоте писал к его королевскому величеству». И звал посланников за стол.

И стольника Петра и дьяка Семена и дворян понесли в литерах[128] по два человека в ту полату, где стол королевской изготов­лен и потчивали их, посланников, стольники королевского вели­чества и пристав де Берлис, покамест маршалок де Бедьфон у королевского величества был.

И, немного помотчав, маршалок де Бельфон от королевского величества за стол к посланником пришол и говорил: «Великий государь наш, его королевское величество, велел вас, царского величества послов, потчивать ему, маршалку, да трем человеком стольником. А грамоту, что к великому государю вашему, к его царскому величеству, посылает с вами королевское величество, исправя, принесут тотчас. И велел вам королевское величество говорить, чтоб вам на него, королевское величество, не подивить, учинилось то не хитростью, что у грамоты на подписи в титлах великого государя вашего, его царского величества, прописано: за поспешеньем писарь в грамоте то прописал, королевское вели­чество идет в поход отсюды в дальней завтра, и дела многие королевские на тех писарех положены; также и секретарь де Льона от многих королевских дел не успел на грамоте подписи высмотрить».

И стольник Петр в то время, как маршалок ему о грамоте объявил, про многолетное здравье великого государя, царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, его царского величества, чашу пил; и маршалок с товарыщи и все посольские люди про многолетное здоровье великого государя, его царского величества, чашу пили ж.

И, немного помешкав, королевской секретарьюс грамоту принес и подал маршалку, а маршалок поднес стольнику Петру.

И стольник Петр, приняв грамоту у маршалка, почал ее розсматривать; и того ж часу осмотрели, что та же грамота, которую на отпуске королевское величество им дал, а не вновь написана; а на подписи у грамоты вычищено и написаны те титлы на чище­ной строке, что было прописано великого государя, его царского величества, в титлах.

И стольник Петр маршалку говорил: «Великий государь ваш, его королевское величество, к брату своему к великому государю нашему, к его царскому величеству, грамоту свою королевского величества любительную отдал мне из своих рук, и отпустил нас от своего королевского величества лица; и у той грамоты на подписи великого государя нашего, царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, его царского величества, первые и высокие титла были не напи­саны; и о том говорили мы тебе, маршалку, чтоб известил ты королевскому величеству, что в грамоте его королевского вели­чества великого государя нашего, его царского величества, титл первых и великих не написано; и ты нам сказал, что королевское величество указал тое грамоту исправить тотчас; и той грамоте исправление, что вычищено на той же королевской грамоте, и приправлено на чищеной строке великого государя нашего, его царского величества, титло первое «самодержца». Извести коро­левскому величеству: не токмо с такою его королевскою грамо­тою ехать к великому государю нашему, к его царскому вели­честву, и смотреть мне на нее страшно, что чинитца здесь не х чести великого государя нашего, его царского величества, пресветлому его государскому имени. А великий государь наш, царь и великий князь Алексей Михайловичь, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, хотя быть в брацкой дружбе и любви с великим государем вашим, с его королевским величеством, в грамоте своей государской писал к нему, брату своему, к вели­кому государю вашему, к его королевскому величеству, с превысокою честию, и в титлах его королевских ничего не пропи­сано; и королевское величество также в брацкой дружбе и любви обещался быть с великим государем нашим, сь его царским величеством, навеки, и о том мы от вас, ближних людей, и от пристава многажды слыхали. И тебе б, ближнему человеку маршалку де Бельфону, королевскому величеству известить: такой чищеной грамоты нам не имывать и к великому государю нашему, к его царскому величеству, с такою грамотою нам не езживать, естьли не укажет королевское величество переписать ее вновь; и изволил бы королевское величество наказать думным своим людем накрепко о том, чтоб остерегательно розсматривали они в той королевской грамоте великого государя нашего, его царского величества, в ымянованье и в титлах, чтоб написаны были сполна и ничего б было не прописано; а естьли чего будет не дописано, или и напи­сано, а не по чину, и нам такой грамоты не имывать». И отказал стольник Петр ему впрямь.

И маршалок де Бельфон, выслушав у стольника у Петра речь, говорил: «Великий де государь их, его королевское вели­чество, хочет с великим государем вашим, сь его царским вели­чеством, в брацкой дружбе и любви быть навеки, и во всем королевское величество хочет, чтоб великого государя вашего, его царского величества, имени было х чести и к повышенью и к вечной меж ими, великими государи, дружбе и любви братственной. А что на той же королевского величества грамоте вычищено, и то учинено для поспешинья: королевскому величеству завтра отсюды поход будет; и вам бы, посланником, по тому ж здесь не замешкать. И чтобы вам, посланником царского величества, пожаловать, о том не подивить. А грамоту королевское величество написать вновь укажет тотчас, и для того, не помешкав, до коро­левского величества пойду».

И, взяв грамоту у стольника Петра, маршалок де Бельфон отдал ее секретарьюсу и приказывал ему, чтоб он тое королев­скую грамоту тотчас переписал и написал великого государя, его царского величества, имянованье и титлы с великим опасеньем, чтоб ничего было не прописано, справясь с латинским списком.<...>

 

Путешествия русских послов XVI-XVII вв. Статейные списки. –

М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1954. – С. 254-259, 284, 286-292