Мартия Э. П. Зелигмая

очень задумываясь, что было не так на старой. Если деп­рессия — расстройство мышления, то пессимизм и «жвач­ка» — топливо, поддерживающее этот огонь. Привычка анализировать прекрасно вписывается в эту цепочку; при­вычка действовать ее разрывает.

На самом деле сама по себе депрессия может интенсив­нее стимулировать процесс жвачки-размышления у жен­щин, чем у мужчин. Что мы склонны делать, если обнару­живаем, что впадаем в депрессию? Женщины пытаются вычислить, с чего она началась. Мужчины идут играть в баскетбол или отправляются на работу, чтобы отвлечься. Среди мужчин алкоголики встречаются чаще, чем среди женщин. Пожалуй, разница достаточно явно.выражена, чтобы утверждать: мужчины пьют, женщины впадают в депрес­сию. Вполне возможно, что мужчины пьют, чтобы забыть о своих неприятностях, в то время как женщины пережива­ют их снова и снова. При этом женщина, погружаясь в размышления о причине депрессии, впадает в нее все глуб­же; мужчина же, реагируя действием, может из нее вы­рваться.

Теория «жвачки» способна объяснить и эпидемию деп­рессии в целом, и перекошенное соотношение между пола­ми. Если мы живем в эпоху самопознания, когда нас по­буждают по возможности честно рассматривать наши про­блемы и без конца их анализировать, вместо того, чтобы действовать, то результатом вполне может быть новый рост депрессий. Об этой стороне проблемы мы подробнее пого­ворим в главе 15.

В последнее время появилось свидетельство, которое говорит в пользу «жвачки» как фактора, определяющего разную подверженность полов депрессии. Сьюзен Нолен-Хэксема из Стэнфордскога университета, которая явилась автором теории «жвачки», нашла способ проверить это об-

Как вы думаете, таквы и чувствуете

стоятельство. Когда женщины оценивают то, что они дей­ствительно делали в состоянии депрессии (а не то, что сле­довало бы делать), большинство говорит: «Я пыталась про­анализировать свое настроение» или «Я пыталась понять, почему я чувствую себя именно так, а не иначе». Для сравнения укажем, что большинство мужчин, по их словам, занималось каким-то делом, доставляющим им удовольст­вие, например, спортом или игрой на музыкальном инстру­менте, либо, как они говорили, просто решали не забивать себе голову собственным настроением.

Та же линия поведения прослеживалась в дневниках, где мужчины и женщины ежедневно записывали все, чем они занимались, когда оказывались в плохом настроении. Женщины размышляли и анализировали свое настроение, мужчины старались отвлечься. При обследовании ссоря­щихся пар каждому предлагалось надиктовать на магнито­фон информацию о всех своих действиях во время супру­жеского конфликта. В подавляющем большинстве случаев женщины сосредоточивались на конфликте и выражали свои эмоции, а мужчины старались отвлечься и не зациклива­лись на собственном настроении. И, наконец, в рамках ла­бораторного исследования мужчинам и женщинам, пребы­вавшим в тоске, предлагали на выбор два задания. Они могли либо составить список слов, которые лучше всего характеризуют их настроение (задание, которое концентри­рует внимание на депрессии), либо перечислить нации в порядке их богатства (отвлекающее задание). Семьдесят процентов женщин выбрали задание эмоционального харак­тера, перечисляя слова, описывающие их настроение. В слу­чае с мужчинами соотношение было обратным.

Подобный самоанализ и копание в собственных эмоци­ях, когда и без того не сладко, представляется вполне прав­доподобным объяснением, почему женщины более подвер-

140 Мартин Э. П, Зелигмаи

жены тяжелой депрессии, чем мужчины. Предполагая, что мужчины и женщины одинаково часто сталкиваются с лег­кой формой депрессии, мы вынуждены констатировать, что у женщин, которые сосредоточиваются на своем состоянии, происходит эскалация депрессии, переход в более тяжелую фазу; мужчины же облегчают свое состояние, отвлекаясь активными действиями или, на худой конец, алкоголем.

В итоге у нас остается два правдоподобных объяснения, которые имеют некоторое обоснование. Одно состоит в том, что женщины ближе знакомы с беспомощностью и песси­мизмом, а другое — что наиболее вероятная первая реак­ция женщин на неприятности, а именно самокопание («жвач­ка»), ведет их кратчайшей дорогой в депрессию.

ДЕПРЕССИЯ КАК ОБЪЕКТ ЛЕЧЕНИЯ

Сто лет назад самым модным объяснением поведения человека, особенно его дурных поступков, был характер. Слова .типа низкий, глупый, преступный, злой считались вполне удовлетворительным объяснением дурного поведе­ния. Для объяснения душевных болезней считалось аде­кватным слово сумасшедший. Эти термины обозначают характерные черты, изменить которые нелегко. К тому же такое клеймо имеет свойство приставать к человеку. Люди, которые поверили в собственную глупость (а, скажем, не в недостаточный уровень образования), не предпринимают никаких попыток, чтобы измениться. Общество, восприни­мающее своих преступников просто как злодеев, а душевно­больных — как психов, не склонно оказывать поддержку учреждениям, задачей которых является подлинное исправ­ление и реабилитация; вместо этого оно развивает институ­ты, при помощи которых можно мстить или сажать людей под замок, скрывая их ото всех.

Как вы думаете, так вы и чувствуете 141

К концу девятнадцатого столетия ярлыки и стоящие за ними концепции начали меняться. Возможно, перемены на­чались с ростом влияния массового рабочего движения. Затем одна за другой хлынули волны иммигрантов из Ев­ропы и Азии, которые внешне заметно трансформировались к лучшему в течение жизни одного поколения. Объяснение человеческой несостоятельности определяющим свойством плохого характера сменилось предположениями о плохом воспитании или окружении. К невежеству стали относиться как к недостатку образования, а не как к глупости; стали считать, что преступление проистекает от бедности, а не от злой воли, а бедность — от недостатка возможностей, но не от лени. Сумасшествие стали воспринимать как совокуп­ность неадаптивных привычек, от которых тем не менее можно отучить. Эта новая идеология, которая делала ак­цент на роли окружения, стала становым хребтом бихевио­ризма, который преобладал в американской (и русской) психологии с 1920 по 1965 год, от Ленина до Линдона Джексона.

Наследница бихевиоризма, когнитивная психология, сохранила его оптимистическую веру в перемены и, сочетая ее с расширенным взглядом на личность, развила тезис о способности личности к самосовершенствованию. В соот­ветствии с ее установками люди, которые хотели бы сокра­тить число неудач в этом мире, могли бы заглянуть дальше тех трудностей, которые неизбежны при попытках изменить условия воспитания и окружение; они вполне могли бы опереться на то обстоятельство, что индивидуум может избрать стратегию сознательных поступков. Например, лечение пси­хических заболеваний не является больше исключительной прерогативой врачей-терапевтов, социальных работников и клиник. Частично оно попадает в руки к самим больным.

Эта вера является интеллектуальной подоплекой дви­жения к самосовершенствованию, внешним проявлением