Расхождения в образе события и механизм введения в заблуждение

Мы видели, что в процессе речевого (более широко - вообще коммуникативного) акта образ события возникает дважды. Сначала это тот образ события, который образуется у коммуникатора (журналиста) и непосредственно воплощается в сообщение. А затем под воздействием сообщения у реципиента (читателя, зрителя) формируется свой собственный образ того же события. В идеале они должны совпадать: иными словами, сообщение должно быть построено так, чтобы у реципиента возник образ события, полностью соответствующий образу события, имеющемуся у журналиста.

Но это только в идеале.

Еще раз подчеркнем: даже сам образ события у журналиста может быть неадекватен подлинному событию. Это может происходить не обязательно по умыслу, "злой воле" журналиста: например, он может не полностью учесть все стороны реального факта, и вербальный факт, являющийся содержанием его сообщения, окажется неполным и уже поэтому неверным. Но может происходить и умышленно, когда в силу политической или иной ангажированности журналиста он сознательно и намеренно отбирает нужные ему признаки события.

Допустим, однако, что имеющийся у журналиста образ события достаточно полон и адекватен действительности. Означает ли это, что гарантировано совпадение образа события у этого журналиста и у реципиента сообщения?

Отнюдь нет.

Начнем с того, что из-за недостаточного языкового профессионализма коммуникатора содержание сообщения становится бессмысленным или интерпретируется заведомо ошибочно. Известно выражение Н. С. Хрущева: "показать кузькину мать в производстве сельскохозяйственной продукции". Мысль если и была, то на пути к сообщению потерялась - текст стал бессмысленным.

Далее, возможен случай, когда коммуникатор и реципиент вкладывают в одно и то же слово или выражение различное содержание. Скажем, выражение "черная сотня" для людей демократического настроя обозначает агрессивную реакционную организацию, фашиствующих боевиков, не останавливающихся перед погромами и убийствами инакомыслящих или людей, воспринимаемых ими как потенциальные враги ("инородцев", в частности евреев, и др.) Исторически это нейтральное обозначение мещанства, в 1906 г. использованное для самоназвания монархических боевых дружин. Объективное значение слова "сионист" резко расходится с его интерпретацией у правых и левых радикалов. Совершенно неадекватно часто понимается распространеннейший термин "демократия" и "демократы" и т.д.

Следующий случай: у реципиента возникают не запланированные коммуникатором дополнительные ассоциации или истолкования сказанного или написанного. Своего рода классикой стала история с П. Н. Милюковым, который, рассуждая в газете "Речь" (22 сент. 1907 г.) о взаимоотношениях кадетов и социал-демократов, написал: "Мы сами себе враги, если... захотим непременно, по выражению известной немецкой сказки, тащить осла на собственной спине". Этот "осел" вызвал бурный протест в социал-демократической печати, и через три дня Милюкову пришлось разъяснять, что он не имел в виду назвать социал-демократов ослами: "В немецкой сказке, на которую я ссылался, "носить осла" по совету прохожих - значит подчиняться чужим мнениям".

Еще один случай: когда сознательная деформация события коммуникатором или даже изложение несовершившихся событий, связанные с художественными, публицистическими или другими задачами (и предполагающие, что реципиент тоже понимает эти задачи и соответственно интерпретирует сообщение), воспринимается реципиентом как объективное изложение действительных фактов. Приведем только два примера. В первоапрельских номерах практически все газеты (и даже официозная "Российская газета") печатают шуточные сообщения как розыгрыш читателя. Однако всегда есть часть читателей, воспринимающих эти сообщения совершенно всерьез (например, звонящих в "Российскую газету" после первоапрельского сообщения о распродаже автомобилей "Белого Дома" - напомним, что это происходило после нашумевшего заявления первого вице-премьера Немцова). Другой пример - знаменитое выступление тогдашнего министра иностранных дел РФ Козырева на одном из международных форумов с апокалиптическим сценарием развития событий в России, имевшее целью всего лишь предупредить иностранных партнеров о сложности политической ситуации в стране и необходимости поддержки демократических сил. (Другой вопрос, что сама идея такого выступления - учитывая официальный государственный статус Козырева - едва ли была удачна.)

До сих пор мы говорили о незапланированном, неумышленном расхождении образа события у коммуникатора и реципиента. Но такое несовпадение может быть и результатом сознательного введения реципиента (реципиентов, аудитории) в заблуждение.

Введение в заблуждение - это представление для реципиента в качестве истинного такого сообщения, которое или заведомо ложно (т.е. имеет место сознательный обман), или не является фактологическим, а содержит лишь одну оценку (т.е. вообще не может быть ни истинным, ни ложным). Еще один возможный вариант - когда недостоверное сообщение представляется как достоверное, верифицированное.

Эффективность введения в заблуждение зависит от ряда причин. Это, во-первых, уровень информированности коммуниктора и реципиента: коммуникатор либо пользуется тем, что он информирован лучше, чем адресат, либо делает вид, что он информирован лучше. Однако трудно или вообще невозможно ввести в заблуждение человека, который имеет достоверные знания о предмете сообщения в целом. Поэтому для противодействия введению в заблуждение исключительно важно всеми средствами стремиться поднять уровень знаний аудитории по данному вопросу. Многие ложные суждения о чеченцах, например, были бы неэффективны, если бы аудитория СМИ больше знала об истории Кавказа, отношениях между чеченцами и ингушами и пр.

Во-вторых, эффективность введения в заблуждение зависит от возможности для реципиента проверить истинность сообщения. Если это можно сделать без особых затруднений и, так сказать, поймать за руку коммуникатора, то не только манипуляция сознанием реципиента будет неэффективной, но и потеряется доверие к источнику (газете, телевизионному каналу, конкретному журналисту). Так, в российских (а особенно грузинских) СМИ неоднократно повторялось утверждение, что у абхазов никогда не было своей государственности. Однако это утверждение фактически ложно: даже если считать, что Абхазское царство (VII в. н. э.) не было чисто абхазским (оно объединяло ряд народов нынешней Западной Грузии), с 1921 по 1931 г. Абхазия была советской социалистической республикой (с 1922 г. в составе Закавказской Федерации), т.е. ее государственный статус почти ничем не отличался от статуса самой Грузии. Проверить это очень легко, как и аналогичное утверждение, что армянское население Нагорного Карабаха поселилось там якобы только в XVIII веке.

В-третьих, эффективность введения в заблуждение зависит от способности реципиента (аудитории) к экстраполяции (построению гипотезы о свойствах неизвестного объекта на основании знания об аналогичных свойствах известных объектов). Иными словами, речь идет об уровне интеллекта реципиента.

В-четвертых, она зависит от индивидуальных свойств реципиента (или групповых характеристик аудитории). Есть люди наивные, принимающие любое сообщение на веру, есть более скептичные, допускающие возможность введения их в заблуждение и старающиеся по мере возможности проверить поступающую к ним информацию. Есть люди, заинтересованные в политической информации, есть люди, относящиеся к ней абсолютно индифферентно. И так далее.

В-пятых, эффективность введения в заблуждение зависит от уровня доверия реципиента к источнику. Проблема факторов такого доверия - самостоятельная научная проблема. Среди этих факторов и характер источника (скажем, с одной стороны, ОРТ - государственная компания, с другой - независимая компания НТВ), и знания реципиента о нем (скажем, кому принадлежит "Независимая газета"), и степень совпадения позиции источника и позиции реципиента, и персональная симпатия или антипатия к коммуникатору, и многое другое.

Наконец, в-шестых, эффективность введения в заблуждение зависит от используемых коммуникатором специальных приемов и средств манипулирования сознанием реципиента (аудитории).

В науке хорошо исследованы стратегии манипулирования сознанием реципиента массовой коммуникации (массовой информации). Существует множество работ, в основном американских, где дается перечень приемов подобного манипулирования. Приведем анализ, проделанный известным лингвистом и семиотиком Т. А. ван Дейком (его работы переведены и на русский язык), показывающий, какими способами в прессе создаются этнические предубеждения (примеры, конечно, ниже даются из российской жизни).

Сверхобобщение: свойства отдельных лиц и событий принимаются за свойства всех членов данной этнической группы или всех этнически значимых ситуаций. Скажем, агрессивный антирусский настрой, фундаменталистская исламская ориентация, склонность к разбою или грабежам проецируются на национальный характер чеченского народа.

Приведение примера: перенос общих свойств, приписанных этнической группе или ее "типичным" представителям, на частный случай - человека или событие. Скажем, высказывается убеждение, что евреи суть агентура в нашем обществе сионизма и масонства. Это убеждение тут же конкретизируется в обвинениях, адресованных конкретному лицу еврейского происхождения (например, Гусинскому, Березовскому или Лившицу).

Расширение: негативное отношение к какой-либо отдельной черте или признаку распространяется на все другие признаки и на их носителей. Пример: после того, как часть колхозных рынков Москвы оказалась под контролем группы этнических азербайджанцев, что повлекло за собой стабильно высокий уровень цен, резко изменилось к худшему отношение многих москвичей к азербайджанцам в целом и даже к "кавказцам" без различия их конкретной национальности. (Впрочем, это был, по-видимому, стихийный процесс, а не сознательная манипуляция сознанием реципиентов. Но постоянное упоминание в прессе и электронных СМИ о "кавказцах", "лицах кавказской национальности" и т.п. способствовало это процессу.)

Атрибуция: реципиенту навязывается "нужное" причинно-следственное отношение. Так, почти после каждого громкого террористического акта либо СМИ, либо чины МВД заявляли о "чеченском следе", хотя, как показывало дальнейшее развертывание событий, никаких прямых оснований для этого не было.

В советское время анализ приемов манипулирования общественным сознанием был связан с разоблачением "буржуазной пропаганды" и "буржуазной журналистики". Время показало, что аналогичные приемы манипулирования порой применяются и в деятельности российских СМИ, да и вообще в практике социально-ориентированного общения (обсуждения в Государственной Думе, публичные заявления отдельных политиков и т.д.). Но серьезный профессиональный анализ этих приемов в последние годы не производился. Думается, что возвращение к этой проблематике могло бы сыграть важную роль в развитии демократии в России, обеспечении гласности, защите СМИ и журналистов от произвола власти и в то же время в защите общества от недобросовестного манипулирования общественной психологией со стороны отдельных лиц, политических и иных группировок.

"Смысловая защита" текста и уход из "зоны риска"

Под "зоной риска" мы будем понимать такой круг текстов или сообщений, которые потенциально могут быть объектом обвинений в клевете, унижении чести и достоинства, оскорблении т.п. Конечно, любой текст СМИ, содержащий те или иные утверждения о каком-то лице или организации, может в принципе быть оспорен в судебном порядке; но всякий журналист и юрист интуитивно понимает, что "ходить бывает склизко по камешкам иным" (А. К. Толстой), и примерно представляет себе, по каким именно. Вот эти-то камешки, на которых журналист может легко поскользнуться, и образуют то, что мы здесь называем зоной риска. Иначе говоря, зона риска - это такие высказывания (сообщения, тексты), в которых журналист "подставляется" под возможность судебного процесса об унижении чести и достоинства или клевете, оскорблении и т.д.

Как по возможности не подставиться, т.е. осуществить "смысловую защиту" своего текста, сделать его минимально уязвимым в этом плане? Или, другими словами, какими стратегиями пользоваться, чтобы достичь своей цели, но в то же время сделать риск минимальным?

Обратите внимание, что мы все время говорим о минимуме риска, уязвимости и т.д. Даже если журналист будет соблюдать все изложенные ниже рекомендации, никто не может дать ему гарантии, что где-то он не просчитается и какой-то "рисковый" момент в тексте не останется незамеченным. А с другой стороны, и журналист, и его защитник, и истец со своим адвокатом, и судья, и эксперт могут нарушать законы и даже элементарную логику, имеют собственные мотивы и интересы, взаимно противопоставленные, совершают довольно очевидные ошибки и просчеты, вызванные их некомпетентностью или ангажированностью. Предвидеть их никто не может, а значит, и застраховаться полностью от всего этого невозможно.

Важнейшие рекомендации по смысловой защите текста сформулированы в рамках лингвистической прагматики (теории речевых актов). Изложим их с некоторыми дополнениями.

Г. П. Грайс (Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. М., 1985) и Дж. Лич (G. N. Leech. Principles of Pragmatics. N. Y., 1983) выдвигают два основных принципа любого общения. Это принцип кооперативности и принцип вежливости.

Принцип кооперативности (Грайс) заключается в том, что коммуникатор как бы работает с реципиентом в одной команде и любое его высказывание должно соответствовать их общим интересам. Этот принцип реализуется в нескольких постулатах или максимах:

1. Первая максима количества: твое высказывание должно содержать не меньше информации, чем требуется.

2. Вторая максима количества: твое высказывание не должно содержать больше информации, чем требуется.

3. Первая максима качества: старайся, чтобы твое высказывание было истинным.

4. Вторая максима качества, развивающая первую: не говори того, что ты считаешь ложным.

5. Третья максима качества, тоже развивающая первую: не говори того, для чего у тебя нет достаточных оснований. (Или, пользуясь нашей терминологией, - не используй недостоверных фактов.)

6. Максима релевантности: не отклоняйся от темы (сути дела).

7. Первая (общая) максима прозрачности: выражайся ясно. Из нее следуют еще четыре:

8. Избегай непонятных выражений.

9. Избегай неоднозначности.

10. Избегай ненужного многословия.

11. Организуй свое сообщение.

Что касается принципа вежливости, то он (по Личу) предполагает следующие постулаты:

1. Постулат такта: соблюдай интересы других и не нарушай границ их личной сферы. Одним словом, создавай максимум удобств для другого.

2. Постулат великодушия: не затрудняй других, т.е. создавай для себя минимум удобств, а для других - минимум неудобств.

3. Постулат одобрения: минимизируй число отрицательных оценок, стремись к максимально положительной оценке других.

4. Постулат скромности: минимально одобряй себя и максимально критикуй себя. Исходи всегда из допущения, что ты не прав.

5. Постулат согласия: стремись к максимальному согласию с другими, устраняй возможные разногласия.

6. Постулат симпатии: проявляй к другим максимум доброжелательности.

Можно добавить к перечисленным рекомендациям еще три, назовем их "правилами":

1. Правило приоритета: старайся аргументировать не качествами или сложившимся в общественном сознании образом того или иного человека, а его поступками, действиями.

2. Правило конкретности: старайся говорить не о действиях вообще, а о конкретном поступке в конкретной ситуации.

3. Правило положительной мотивации: старайся искать в первую очередь позитивные движущие силы поступка ("Хотели как лучше, а получилось как всегда").

Эти рекомендации (максимы, постулаты и правила) на первый взгляд кажутся очень абстрактными. На самом деле они вполне конкретны и даже операциональны и ими нетрудно руководствоваться в практике. Например, постулат великодушия требует от журналиста, чтобы он в самом сообщении привел и аргументированно отбросил трактовки события, противоречащие его собственной трактовке. А правило приоритета действия запрещает политическому деятелю говорить о "мальчиках в розовых штанах".

Помимо изложенных выше рекомендаций в лингвистической прагматике есть концепция так называемых стратегий позитивной вежливости, стратегий негативной вежливости и стратегий вуалирования. Они разработаны для целей оптимизации диалогического взаимодействия, но часть из них применима и к ситуации социально-ориентированного общения, в частности к деятельности журналиста.

Стратегии позитивной вежливости (П. Браун и С. Стивенсон) включают в себя, в частности, следующие приемы:

1. Демонстрация интереса к собеседнику (аудитории).

2. Создание атмосферы внутригрупповой идентичности: "мы с вами".

3. Стремление к согласию с собеседником или аудиторией, подчеркивание общих позиций.

4. Избегание несогласия. Авторы считают, что "Да, но..." всегда лучше, чем "Нет". Применительно к деятельности журналиста это означает, в частности, что он показывает, что в чем-то его потенциальный или реальный оппонент прав, хотя в главном и ошибается.

Стоит обратить внимание, как эти и другие стратегии позитивной вежливости использует В. В. Познер в своих телепередачах.

Стратегии негативной вежливости в основном ориентированы на общение с конкретным собеседником. Применительно к СМИ они актуальны прежде всего для интервью и передач с участием непрофессионалов (типа только что упомянутых передач Познера):

1. Избегание прямых просьб и тем более требований, их "объективизация".

2. Формулирование высказываний в "модальной упаковке": не "Вы говорили...", а "Насколько я помню, Вы говорили...".

3. Выражение "пессимизма" в просьбе, сомнение в том, что она выполнима: "Вы едва ли согласитесь рассказать нам все, что Вам известно " ...".

4. Возвышение адресата и принижение самого себя: "Я не знаю этого, но Вы-то не можете не знать".

5. Готовность извиниться: "Конечно, Вам трудно... но я вынужден...".

6. "Имперсонализация" собеседников: не "Я" и "Вы", а: "Допустим, кто-то...", "человек Вашего возраста и образования" и пр.

7. Генерализация требований: не "Не делайте так", а "Так обычно не делается".

8. Номинализация утверждений, перевод конкретных событий в разряд более общих явлений.

Стратегии вуалирования состоят в том, чтобы избежать навязывания своей позиции реципиентам (собеседнику или аудитории). Они близки к стратегиям негативной вежливости, но имеют задачей не только не задеть собеседника, но и подчеркнуть свою значимость, "сохранить лицо". Большая часть таких стратегий ориентирована на межличностное общение. Приведем некоторые из них:

1. Намеки через ассоциации: "Следующий министр обороны опять будет штатским" - имеется в виду одно из двух конкретных лиц.

2. Многозначная метафоризация: "Н. - настоящая рыба" (пьет? плавает? скользкий?)

3. Неопределенность: "Кто голодает и кто кому помогает - не предмет дискуссии" (В. Лукин в "Известиях" о Северной и Южной Корее).

4. Двусмысленность: "Инвестор нас не поймет..." ("Неделя").

5. Замещение адресата (обращение в тексте к одному адресату, реально текст рассчитан на другого).

В целом можно заметить, что в текстах опытных и талантливых журналистов реализуются все указанные и не перечисленные здесь стратегии. В то же время нередки журналистские тексты, где автор "лезет напролом"1. Например, политическая кампания в поддержку союза России и Белоруссии на страницах "Российской газеты" поражала своим непрофессионализмом и прямолинейностью, перераставшей в психологическое давление на читателя.

Еще одним способом "смысловой защиты" является аккуратное и продуманное употребление так называемой инвективной ("обвинительной") лексики и фразеологии. Ей и другим собственно лингвистическим вопросам, связанным с предметом нашей работы, будет посвящена следующая, четвертая глава.