Кому нужен пресс-релиз?

Прежде всего вам, для оперативного распространения через СМИ информации о событиях, происходящих вокруг предприятия. Поэтому необходимо знать, чего ожидают службы новостей газет, агентств, радио или телевидения, то есть - какие новости будут приняты к обнародованию, а какие нет.
Специалист по PR должен уметь составить пресс-релиз так, чтобы информация воспринималась как неординарный факт или событие. При этом должны быть учтены традиции и стиль газеты, в которую он посылается.
Текст лучше всего уместить на одной странице фирменного бланка, еще лучше - разработать специальную форму бланка для пресс-релизов. Но при этом надо помнить, что журналисты, как правило, знают толк в дизайне печатной продукции, и непрофессиональное оформление бланка пресс-релиза еще до чтения текста настраивает журналиста на скептическое отношение и к организации, и к ее информации.
Обязательно необходимо дать в конце сведения о том, кто предоставляет информацию и где ее можно уточнить и дополнить: телефоны, имена руководителей и специалистов по теме пресс-релиза. Излишне говорить, что у телефона, указанного в пресс-релизе, должен находиться человек, действительно способный ответить на любые вопросы.
Журналисты, как правило, погружены в "текучку", задерганы непрерывными звонками, поэтому соблюдайте меру - не интересуйтесь судьбой вашего пресс-релиза слишком навязчиво. Но хотя бы один вежливый контрольный звонок необходим, чтобы избежать случайной потери вашего материала среди кип редакционных бумаг.

Юрий Гуляев,
Председатель Совета некоммерческого партнерства
"Северо-Западный маркетинговый центр"
szmc@drevesina.com

Андрей Новиков Скользкая журналистика С периодикой начинают твориться странные вещи. Появились журналы без выходных данных. Журнал "Родина". Смотрю, какой номер? Никакой. Написано: "Зима". Журнал "Элита" - какой месяц? Тоже никакого. Причем уже ни зимы, ни лета. ...Но журналы эти нагрянули на печатный рынок, словно новая мутация динозавров. В них чувствуется угроза традиционной прессе. Долгое время я не мог понять, чем так притягательны эти журналы. При вопиющей банальности текстов (представьте любой из них в книжке "Нового мира" или в газетном варианте, и вы поймете, о чем я говорю) иллюстрированная журналистика поражает своим визуальным рядом, доминированием изображения над текстом. Правильнее сказать, что она поражает своей полиграфией. Полиграфия, собственно, и создала феномен иллюстрированной журналистики. Советский иллюстрированный журнал (вроде "Работницы" или старого "Огонька") не идет ни в какое сравнение с тем изображением, которое есть у "Элиты" или у "Космополитена", или у нового "Огонька". Большинство из этих изданий издается на изумительной финской бумаге, что проблематичным делает их выброс. (В урну не выбросишь - жалко. Такое ощущение, что они сделаны ИЗ ПЛАСТИКА. Но выбрасывать их надо: хранить такую банальность дома, даже из уважения к полиграфии, - опасно для здоровья). Во-вторых, все они безумно напоминают ТВ, - прежде всего способом макетирования, соотношением изображения и текста, постмодернистской пестротой. Иллюстрированные журналы (далее - ИЛ) хочется не столько читать, сколько ПРОСМАТРИВАТЬ. (Жаль, что отсутствует переключатель каналов: он стал бы хорошим дополнением к этим телеподобным журналам). В третьих, их приятно взять в руки. И в этом, пожалуй, их главный недостаток: ведь когда журнал приятно держать в руках, пропадает желание его читать. Взял, подержал, сказал с умным видом "А-а!", положил обратно. Хватательный рефлекс: гордо чувствуешь себя модной разновидностью шимпанзе. Читатель ИЛ отличается от читателя книги, "толстого" журнала или даже газеты геологически, как человек эпохи неолита отличается от питекантропа или кроманьонца. Собственно, чтение ИЛ сведено к минимуму. Включается психомоторный механизм просматривания. Газеты устаревают на следующий день - ИЛ устаревает сразу. Изначально. Еще не успел открыть - понимаешь, что можно не читать. Но как приятно! Какая полиграфия! В макулатуру их не сдашь: во-первых, некуда, во-вторых, не примут. В третьих, если примут, будет то же самое - бомж Петя возьмет, полистает, закинув ногу на ногу, скажет с умным видом "А-а! и передаст бомжу Васе. Самый тривиальный способ ликвидации тоже не подходит: бумага финская, не горит, не тонет, в руках, извините, не комкается. Вывод на грани бреда: ОНИ ВЕЧНЫ! Сами того не подозревая, мы создали ПЛАСТИКОВУЮ ЖУРНАЛИСТИКУ. Полиграфия убила культуру - культуру текста. Родовая черта иллюстрированной журналистики в том, что она изначально ВНЕТЕКСТУАЛЬНА. Текст в ней не только не главное - можно сказать, что его, текста, в ИЛ ВООБЩЕ НЕТ. Есть выспренная имитация слова, какие-то безумные заголовки без продолжения, напыщенные и бессмысленные фразы (может показаться, что их сочинял верстальщик тут же на ходу). РОБОТ ЖУРНАЛИСТИКИ. Речь, похожая на писк компьютера. Пластиковая журналистика - культурный диверсант ТВ. С книжной культурой она делает то же, что и ТВ: она ее УБИВАЕТ. Иллюстрированный журнал - это псевдокнига. Книги нужно читать, а журнал - только ПРОСМАТРИВАТЬ. Он создан для скорочтения, это скорочтение - вообще отдельная тема. А можно даже не просматривать - бросил журнал на столик, он там лежит и сам на всех смотрит. Картина, чем-то напоминающая литые стенки с корешками ленинского ПСС в давние времена. С тех ленинских корешков, собственно, и началась иллюстрированная журналистика. Корешок заменил книгу (то есть: дизайн заменил идеологию). Потом "корешок" развился и превратился в глянцевый журнал. Не так ли заканчивается любой культурный эксперимент?.. Коммунистическая авангардистская идеология выродилась в "корешки". Ее убила не мировая контрреволюция, а ее же собственная пошлость. Аналогичным образом уничтожена и демократическая пресса. Ее убил не Пиночет, не государственная цензура, но собственное саморазвитие. Гносеологическая пошлость, заложенная в нашей печати, к сожалению, изначально (пошлость, причину которой я вижу в отсутствии литературных и гносеологических корней, связывающую современную журналистику с дореволюционной) в 80-ых годах привела к тому, что эта пресса изжила себя, оставив только высохшую куколку. Живая мысль невыносима для этого мертвого мира пластиковой стилистики, где каждая статья похожа на другую, а все вместе они напоминают куклы "Барби". В иллюстрированной журналистике нет места концепции, идее, звуку. Еще немного и не останется места факту. Остановить время - вот последняя задача пластиковой журналистики. Журналы, на которых вместо точных выходных данных стоит "Лето" или "Зима" - это не курьез, а, возможно, предвестие какой-то эры, в которую вползает современная печатная мысль. Это эра остановленного бытия, эра куклы "Барби", эра пластиковой прессы, в которой жизнь превращена в виртуальную реальность. ИЛ - это кентавр ТВ и прессы. Твердые литые страницы, словно облученные телеэфиром. Страницы, больше напоминающие застывший пластиковый клип, а еще точнее - компьютерную реальность, в какой-то безумной пестрой распечатке. Ибо если ТВ - гигантский компьютер нации (пространство, в котором моделируются идеологемы нового времени, социальная имагология общества, подвергаются коррекции его национальные архетипы, уничтожаются астральные оболочки вещей, сопрягаются времена и раскручивается смерч нового времени), - то с чем должны мы сравнить иллюстрированный журнал? С ПРИНТОМ, распечаткой этой грандиозной "виртуальной реальности", его материализованным полиграфическим воплощением.
	ПРИВЕРЖЕННОСТЬ ЖУРНАЛИСТСКОМУ ДОЛГУ Об этическом подходе в журналистской профессии

Глава 7 Этика и стандарты качества в журналистике Что если бы работы некоего философа морали, не обладающего широкой известностью в журналистской среде, могли бы потенциально:

Отточить понимание того, как устанавливаются, поддерживаются и повышаются стандарты качества в журналистике?
Создать более полнокровный контекст для критики средств массовой информации?
Предложить альтернативный взгляд на историю журналистики, позволяющий расширить функцию журналистики и ее привлекательность?
Заставить специалистов в области журналистской этики пересмотреть их взгляды на теорию и практику прикладной этики?

Эта глава будет посвящена перечисленным возможностям, заложенным в работе философа морали Алэсдера Макинтайра. В ней будет предложено критическое осмысление идей, выдвинутых Макинтайром в приложении к теории и практике журналистики. И, наконец, будет показано, как его подход соотносится с системой принципов, описанных в предыдущих главах. Книга "После добродетели", выпущенная Аласфером Макинтайром в 1981 году, произвела глубокое впечатление на философские и литературные круги Северной Америки¹, хотя в то же время вызвала и беспокойство. Теоретик-политолог Бенджамен М. Барбер назвал ее "мощным и разоблачительным обвинительным актом, предъявленным современности"². Социолог Роберт Н. Белла охарактеризовал ее как "одну из самых важных книг десятилетия"³. Философ Дж. М. Камерон отмечал: "Поразительно, что книга, посвященная каким-то очень важным специальным философским проблемам, может вызвать такую страстную реакцию"⁴. Разброс этих страстей был от хвалебного отзыва социолога Марри Вэкса, который нашел эту книгу "ясной, демонстрирующей замечательную эрудицию и заставляющую думать"⁵, до оценки "После добродетели" политологом Джолрджем Катебом, как "книги, в которой есть не только гнев, но и отвращение, неприязнь и кое-что похуже"⁶. "После добродетели" и ее продолжение "Чья справедливость? Какая рациональность?"⁷ развивают тезис о роли добродетелей в жизни человека. В них также утверждается, что формы практической рациональности, которыми люди руководствуются при принятии этических решений, тесно связаны с различными моральными традициями, из которых они возникли. В ученых, а иногда и заумных терминах Макинтайр прослеживает то, что он считает упадком не только самой способности к этическому дискурсу, но и чувства человеческой общности, поддерживающего принципы морали. Будучи последователем неоаристотелизма, Макинтайр заключает "После добродетели" горькой жалобой на то, что варвары не просто стоят у ворот, но "уже довольно долгое время правят нами". Его главная рекомендация состоит в "построении местных форм общины, внутри которой можно поддерживать вежливость, а также интеллектуальную и нравственную жизнь в новое мрачное Средневековье, которое уже наступило"⁸. То, что столь многие из нас, по его мнению, не сознают отчаянности нашего положения, "составляет часть проблемы", говорит он, добавляя: "Мы находимся не в ожидании Годо, а в ожидании еще одного и, конечно же, совсем непохожего святого Бенедикта"⁹. Работа Макинтайра важна для этики журналистики по нескольким причинам. Во-первых, он создает такой стиль социологии и философии морали, который обеспечивает уникальный подход к установлению стандартов качества в журналистике. Во-вторых, из идей Макинтайра вытекают конкретные следствия применительно к улучшению работы журналистов. И в-третьих, его необычный упор на важность прошлого позволяет журналистам видеть опыт своих предшественников в более полном и полезном контексте. Макинтайр определяет социальную практику как сложную и совместную человеческую деятельность, стремящуюся к достижению неких благ или определенных целей. Практика достигает таких "благ", говорит Макинтайр, когда она отвечает высоким стандартам, соответствующим практике и частично ее определяющим. Для журналиста "благо" означает рассказать всю историю, а не просто ее часть. Другие "блага", которые определяют журналистику, включают освещение новостей, служащих общественным интересам; сбор, написание и редактирование новостей с соблюдением беспристрастности; выбор ясного, живого и точного стиля; работа с постоянной мыслью о читателе; ведение журналистского дела таким образом, что обеспечивается сохранение прав на свободное выражение мнений в соответствии с Первой поправкой к Конституции. Существует множество примеров, показывающих, что фактически это те самые "журналистские блага", которые вызывают уважение в журналистском цехе/профессии. Такие блага являются "внутренне присущими" в том смысле, что они вытекают из сути журналистской практики. Они являются "благом" в себе. Эти внутренние блага, утверждает Макинтайр, склонны к неделимости. Произвести их – не значит создать ситуацию, когда, чем больше имеет их один человек, тем меньше их имеет другой. Таким образом, от достижения внутренних благ выигрывает не только сама практика, но и общество. В противоположность внутренним благам существуют такие блага, которые проистекают не изнутри журналистики, а извне. Существуют такие внешние блага, как богатство, слава, престиж и положение. Правда и то, что достижение внутренних благ может способствовать получению внешних благ. Однако погоня за все большим количеством внешних благ – жалованье, известность, статус, власть – может развращать такую практику, как журналистика. В противоположность этому погоня за внутренними благами имеет противоположный эффект, т. е. улучшает практику¹⁰. Аргумент Макинтайра состоит в том, что стремление к стандартам совершенства в пределах практики существенно для достижения внешних благ. Еще важнее то, что такое стремление запускает в ход силу, с помощью которой сама способность практики достигать совершенства может систематически повышаться и расширяться. В результате появляются новые понятия благ и целей, связанных с практикой¹¹. Главное в выводах Макинтайра заключается в том, что блага в пределах практики не могут развиваться без добродетелей, конкретно, без проявления смелости, справедливости и честности. Эти добродетели не просто позиции, которые отрицают различные пороки. Они не являются простыми терапевтическими факторами, удерживающими наши страсти под контролем, скорее, это приобретенные человеческие черты, проявление которых вносит материальный вклад в развитие и расширение различной практики. В своих рассуждениях Макинтайр использует термин "добродетель" не в том смысле, в каком использую его я в главе 5. Там добродетели рассматривались как черты характера или личности, помогающие людям соответствовать принципам этической системы. Макинтайр не оспаривает факт, что добродетели можно использовать таким образом. Он, однако, обращает особое внимание на их динамическую роль в социальной практике. Если оценка Макинтайра верна, можно ожидать, что динамическая сила, описанная выше, является фактором достижения тех конкретных благ журналистики, которые были только что перечислены. Рассмотрим благо журналистики, определенное как "рассказывать всю историю". Случай, о котором пойдет речь, касается эволюции использования методов исследования с помощью опросов. Джордж Гэллап, бывший профессор журналистики в штате Айова, в 1930-е годы проложил дорогу для точного использования опросов общественного мнения в средствах массовой информации¹². Газеты использовали результаты опросов, распространявшихся синдикатом Гэллапа, Элмо Ропера и других, но в те годы редко пытались проводить опросы сами. Вызов традиционному сопротивлению журналистов использованию количественных методов был брошен Филипом Мейером из концерна Найта. Он овладел этими методами во время учебы в Гарвардском университете в 1966-1967 годах в качестве нимановского стипендиата и немедленно приступил к их использованию¹³. В июле 1967 года Мейер руководил специальным исследованием по заказу Городской лиги Детройта, и результаты этого исследования были опубликованы вскоре после летних беспорядков в том же году. В отличие от фиксировавших ситуацию на данный момент опросов Гэллапа и Ропера, опрос, проведенный в Детройте, был попыткой дать описание и анализ ситуации. Результаты опроса противоречили принятому представлению, что бунтовщики состояли из необразованного сброда и переселенцев с Юга. Оказалось, что у них более высокий образовательный уровень и уровень занятости, чем у большинства афро-американцев Детройта, проживающих в городских гетто, и что у них есть стремление добиться успеха в жизни¹⁴. Результаты опроса заняли видное место в докладе Совещательной комиссии по гражданским беспорядкам за 1968 год¹⁵. Мейером и его коллегами из Детройта двигало желание быть правдивым, а не просто поверхностно точным¹⁶. Приверженность к справедливости для всех граждан независимо от их расовой принадлежности была новостной ценностью, пронизывающей все исследование. И кроме того, понадобилось мужество, чтобы побудить редакции газет, не привыкших к таким методам, использовать результаты аналитических опросов¹⁷. Однако простого наличия главных добродетелей недостаточно, чтобы полно представить макинтайровскую модель динамики стандартов совершенства. Для этого необходимо показать, что концепции благ и целей, связанных с таким видом освещения событий, систематически расширялись. В действительности именно это и происходило по мере того, как журналистика расследований все лучше овладевала компьютерными методами, введенными Мейером, и расширяла их использование. В книге Мейера "Точная журналистика" приводится подробное объяснение того, как использовать аналитические опросы и соответствующие прикладные компьютерные программы. Эта техника аналитических опросов была принята многими работающими журналистами¹⁸. Их особое внимание привлекла возможность организовать информацию с помощью компьютеров. В 1972 году, например, Дональд Барлетт и Джим Стил из "Филадельфия инквайрер" соединили исследования документов с компьютерным анализом. Они проанализировали более тысячи преступлений с применением насилия, т. е. почти все преступления в городе, рассматривавшиеся в уголовном порядке в течение года. Они изучили и ввели в базы данных время и место преступления, имена полицейских, проводивших арест, и имена жертв, статистические данные и данные на обвиняемых, а также судебные решения. Они пришли к выводу, что 1) отношение к черным и белым было разным, 2) юстиция работала медленно, 3) судьи-республиканцы определяли более длительные сроки заключения, чем судьи-демократы, и 4) судьи, которые были прежде заместителями окружных прокуроров, выносили более жесткие приговоры. Дик Кранц, репортер, занимавшийся расследованиями, подытоживая значение серии репортажей Барлетта и Стила об уголовных судах Филадельфии, дал ей оценку, четко совпадающей с тем описанием, которое Макинтайр дал плодам социальной практики, стремящейся к совершенным стандартам деятельности. Иными словами, концепция "блага", заключающаяся в том, чтобы "рассказывать всю историю", была улучшена и подвергалась систематическому расширению. Как писал Кранц: "Это напоминало первую фотографию Земли, снятую со спутника. Или, если сказать иначе, вы впервые могли видеть лес судебной системы, вместо того чтобы просто смотреть на деревья... Эта всесторонняя картина судов была мощной и беспрецедентной"¹⁹. За эти материалы оба репортера получили премии фонда Сиднея Хиллмана, Ассоциации американских юристов и награду Хейвуда Броуна Американской газетной гильдии. Сегодня другие газеты также используют методы, разработанные Мейером, Барлеттом и Стилом в группе Найт-Риддера. В 1989 году "Ю-Эс-Эй тудей" провела компьютерный анализ денежных средств 300 ссудо-сберегательных ассоциаций. В начале 1990-х годов журналист Эллиотт Джаспин, бывший редактор "Провиденс джорнел-буллетин", получивший в свое время Пулитцеровскую премию, создал свой влиятельный Институт Миссури для репортажей с использованием баз данных, чтобы помочь другим журналистам применить это новое средство для "изложения всей истории"²⁰. Этот краткий пример отражает не просто эволюцию метода, а динамичное стремление дать новую формулировку "блага". Используя, когда того требуют обстоятельства, аналитические опросы, журналисты могут не только подойти ближе ко "всей истории", но могут рассказать иную историю. Более того, при определенных условиях высокого мастерства в журналистике достичь невозможно, если не соединить вместе документы, компьютерные методы исследования и аналитические опросы. За последние несколько десятилетий Гэллап, Мейер, Барлетт, Стил и Джаспин установили новую мерку репортерского мастерства. Они установили новый стандарт высокого качества работы. Как писал Макинтайр, "человеческие возможности достигать совершенства и человеческие понятия о связанных с этим целях и благах систематически расширяются". Другие подобные примеры дают еще более полное представление о том, как широко применима эта проницательная мысль Макинтайра. Например, благо "выбора слов и фотографий за их ясность, точность и живость" есть фундаментальная и постоянная цель журналистики. В начале века фотографии датского иммигранта Якоба Рииса и его энергичные тексты привлекли внимание к запущенности нью-йоркских трущоб и ночлежек. Они послужили образцом для прогрессивной журналистики, повлиявшей на "разгребателей грязи" и поколения журналистов, занимавшихся расследованиями²¹. Во время Второй мировой войны Эдвард Р. Марроу озвучивал "словесные фотографии" на радио, установив таким образом стандарт не только для иностранных корреспонденций, но и для внутреннего вещания. Впоследствии его смелые телевизионные фильмы и яркие репортажи так сочетали тексты и изображения, что они привлекали внимание публики и служили образцом для подражания для других журналистов, что, в конечном счете, оказало огромное влияние на телевидение²². Стремление к благам журналистской свободы выражения мнений создало превосходный стандарт качества работы журналистов, который помог более эффективно, чем когда бы то ни было прежде, представить на суд публики целый ряд сюжетов, начиная с очернения людей Джозефом Маккарти и кончая несчастной судьбой рабочих, переселившихся с Юга²³. В книге "Настоящая вещь" Том Стоппард отмечает, что "слова – священны, они заслуживают уважения... Если ты выбрал правильные слова и поставил их в правильном порядке, ты можешь чуть-чуть сдвинуть мир". "Нью-Йорк геральд трибюн" установила прекрасные стандарты авторского текста как раз в этом духе²⁴. Многие авторы, занимавшиеся литературной, или "новой журналистикой" в 1960-1970-х годах, так или иначе были связаны с "Трибюн". Эти новые журналисты впервые или по-новому отображали некоторые стороны культуры Северной Америки. Они исследовали природу наркомании и отразили изменения в образе жизни, вызванные появлением движения за гражданские права, экологического движения и движения за права потребителей. В их прозе ожили сокровенные мысли и внешнее поведение яппи, технократов и подростков, бросивших школу. Их преданность литературному стандарту качества отражала изменение в понимании "благ", которым служила повседневная журналистика. Конечно, не секрет, что некоторые журналисты, писавшие в этом стиле, небрежно относились к фактам и искажали контекст. Механизмы внутренней коррекции не получили пока полного развития в литературной журналистике. Тем не менее все вместе эти журналисты систематически расширяли возможности достижения совершенства. Их работы, если и не вызывали всеобщего восхищения, коллекционировались и повергались разбору для обучения молодых журналистов²⁵. Существуют многочисленные примеры поведения журналистов, подтверждающие их намерение сохранить "благо" свободы выражения мнений. Убийство репортера из Аризоны Дона Боллса в 1976 году в тот момент, когда его расследование скандалов по поводу освоения земель было в самом разгаре, вызвало острую реакцию среди его коллег в организации, объединяющей репортеров и редакторов, занимающихся расследовательской журналистикой. Возглавляемая Бобом Грином из "Ньюсдей", назвавшим убийство Боллса "последним штурмом прав, предоставленных Первой поправкой", команда репортеров взялась доказать, что убийство репортера не закроет его расследования. Шесть репортеров работали с утра до ночи при поддержке других репортеров из двадцати шести журналистских организаций. Несколько фондов помогали работе, выделив финансовые средства. Тридцать два материала, подготовленные этой командой, получили признание за привлечение беспрецедентного общественного внимания к проблемам организованной преступности в Аризоне. Брюс Баббит, который в то время был прокурором штата Аризона, говорил позднее, что общественное давление плюс новые доказательства и нити расследования, до которых докопалась команда репортеров, помогли привлечь убийц Боллса к судебной ответственности в 1977 году²⁶. Журналистские расследования являются далеко не единственным или даже главным средством защиты против попыток препятствовать свободному выражению мнений. Как будет более полно описано в главе 13, журналистам пришлось также развивать в себе глубокое понимание законности и правовое воображение и проявлять это в многочисленных судебных процессах. Эти процессы возникали, когда средства массовой информации или те, кто был ими недоволен, вели тяжбы по поводу своих разногласий в связи с гарантиями невмешательства правительства, вытекающими из Первой поправки. В той мере, в какой она предвосхищает или препятствует давлению с целью установления официального контроля над журналистикой, критика средств массовой информации, как будет объяснено в главе 10, может служить некоей формой охраны наследия, предоставленного нам благодаря Первой поправке. Тем не менее несколькими исследователями было отмечено, что критика средств массовой информации часто незрела, импрессионична и не имеет определенного направления²⁷. Определение социальной практики, данное Макинтайром, может способствовать появлению нового словаря и нового подхода к критике средств массовой информации. Это определение помогает сформулировать некоторые проблемы журналистики, требующие внимания как со стороны критиков, так и со стороны ученых. Эти проблемы касаются обновления и повышения профессиональных умений, создания человечных корпоративных культур, которые помогли бы воспитанию таких умений, и достижения большей ясности в вопросе о том, как сама журналистика может справиться с новыми факторами давления со стороны организаций, описанных в главе 6. Эти проблемы, кроме того, частично определяют рамки рассмотрения вопроса о руководстве средствами массовой информации, обсуждаемого в главе 9. Для критики средств массовой информации особенно важна та связь, которую Макинтайр прослеживает между институтами и практикой. Он пишет: "Связь практики с институтами так тесна, что они характерно образуют единый каузальный порядок, в котором идеи и животворность практики всегда уязвимы перед лицом стяжательского духа соответствующего института... В этом контексте становится понятной существенная функция добродетелей. Без них, без справедливости, смелости и правдивости практика не могла бы противостоять разлагающей власти институтов"²⁸. Эти прозрения имеют отношение к критике средств массовой информации и в несколько других аспектах. Во-первых, неподкупность журналистов подвергается косвенному, а иногда и прямому испытанию вследствие того, что корпорации нуждаются в получении доходов, захвате существенной доли на рекламном рынке и в установлении своего контроля. Эти влияния, обозначенные в главах 6 и 9, требуют тщательного рассмотрения, но лишь немногие критики – такие, как, например, Бен Багдикян, уделили им достаточное внимание. Во-вторых, Макинтайр настаивал, что оперирование добродетелями и пороками уместно и не должно вызывать смущения, поскольку они призваны не просто описать поведение, но и объяснить, какой выбор есть у людей, работающих в средствах массовой информации. Он избегает строгого разделения фактов и ценностей, столь характерного для современных общественных наук. В-третьих, анализ, предложенный Макинтайром, ставит вопрос о том, может ли новый стандарт высокого качества в журналистике развиваться, основываясь на освещении состояния социальной практики. Так, освещение событий могло бы сосредоточиться на конкретных элементах, которые способствуют или замедляют продвижение к совершенству в практике юриспруденции, медицины, образования, церковности, соблюдения закона и бизнеса. Такое освещение могло бы быть более конкретным и глубоким, чем ныне существующее в типичных материалах об этих профессиональных занятиях. Тем не менее их освещение могло бы быть представлено в терминах, достаточно общих для того, чтобы непрофессиональная аудитория могла понять связь между текущим положением практики и качеством, а также диапазоном деятельности, направленной на служение обществу. В-четвертых, отождествление внутренних и внешних благ журналистики и непрерывная оценка их взаимодействия могут уберечь критиков средств массовой информации от поверхностности и субъективизма, которые так часто присутствуют в их работе. Например, освещение современных проблем окружающей среды существует, по крайней мере, со времени появления в 1962 году новаторской книги Рэчел Карсон "Молчаливая весна". С тех пор журналисты когда по своей инициативе, а когда в ответ на события, концентрируют свое внимание на загрязнении океана, земли и атмосферы. Малые и большие средства информации создали для себя ниши экологической озабоченности. Чтобы доводить до журналистов свежую информацию, была создана горячая линия информационного бюллетеня "Журналист, пишущий об окружающей среде". Общество журналистов, пишущих об окружающей среде, было создано в 1990 году и выпускает свой собственный журнал, чтобы улучшить профессиональные качества этого направления журналистики²⁹. Иногда журналисты, озабоченные проблемами окружающей среды, выпускают залп друг в друга. Так, в начале 1990-х годов Уоррен Т. Брукс, автор колонки и редакционных статей по экологии в "Детройт ньюс", обрушился на своих коллег с критикой экологического невежества, сенсационности и близорукого подхода к освещению проблем окружающей среды³⁰. Однако критики, направленной на оценку состояния самого этого направления журналистики и того, как институты способствуют, затрудняют или игнорируют его развитие, явно недостаточно. Наконец, критики могут предложить недостающие подходы, следя за тем, что мы называем "макинтайровскими моментами", т. е. благоприятными возможностями, которые могут появиться у журналистов для переформулировки, преобразования и расширения блага этой практики. Часть нового контекста, предлагаемого Макинтайром критикам средств массовой информации и исследователям, проистекает из его упора на необходимость воспитания чувства истории, той практики, членом которой человек является. Войти в любую практическую деятельность нелегко. По словам Макинтайра, блага в любой практике можно достигнуть, только если мы займем подчиненное положение в практике по отношению к другим ее членам. Мы должны научиться признавать, что кому положено; мы должны быть готовы идти на любой риск, требующийся от нас в нашей работе, и мы должны внимательно выслушивать все, что нам говорят о наших упущениях, и отвечать с таким же вниманием к фактам. Иными словами, мы должны воспринимать добродетели справедливости, смелости и честности, как необходимые компоненты любой практики с ее внутренними благами и стандартами высокого качества работы³¹. Макинтайр считает, что присоединиться к практике означает войти в определенное отношение "не только с теми, кто сегодня занимается этой практикой, но также и с теми, кто предшествовал нам в этой практике, и особенно с теми, чьи достижения расширили практику до ее сегодняшнего состояния". С такой точки зрения прошлое вовсе не ностальгический монтаж полузабытых фактов и летописей, а живая ткань, соединяющая лучшее из того, что есть в настоящем, с прошлым, у которого участники практики могут активно учиться. Поскольку сообщества практиков, которые имеет в виду Макинтайр, относительно малы, и члены их тесно связаны между собой, история, подразумеваемая им, скорее всего, означает рассказ о какой-то специальности в рамках более широкой истории журналистики. Несмотря на то, что историки журналистики в последнее время были более продуктивны и больше присматривались к опыту, чем когда бы то ни было, тот вид историй журналистики, которые подразумевает Макинтайр, по большей части еще не написаны. Совсем не исключено, что новые критические истории журналистики, написанные по Макинтайру, продемонстрируют неполноценное развитие и эволюционные тупики. Здесь мы имеем в виду, что еще совсем недавно подсообщества практиков, таких, как журналисты, пишущие о науке, окружающей среде и ведущие расследования, были именно так сплочены и обеспечивали внутреннее общение, как и подразумевается моделью динамических изменений, предложенной Макинтайром. И вполне возможно, что только немногие журналистские организации развили достаточно сильную культуру и достаточно долгую историю, чтобы внести вещественный вклад в развитие практики. Независимо от того, будут ли идеи Макинтайра в том виде, в каком они здесь толкуются, проверены и воплощены в жизнь в виде исторических трудов или отброшены, они, очевидно, обладают эвристическим потенциалом как для истории средств массовой информации, так и для их критики. Как последователь неоаристотелевского течения, чей подход к этике основывается на добродетелях, Макинтайр оказывается в меньшинстве среди современных философов морали, большинство из которых придерживаются аналитической традиции. Другими словами, большинство философов морали не столь заняты нормативной этикой (что следует делать и почему), как аналитической философией, т. е. семантикой, логикой и гносеологией этического диалога. И хотя его аристотелианство содержит в себе конкретность, которая оказалась привлекательной для многих из тех, кто специализируется в области профессиональной этики, нет никакого сомнения в том, что Макинтайр бросает вызов многому из того, что сегодня проходит под рубрикой прикладной этики. По мнению Макинтайра, большинство из тех, кто занимается прикладной этикой, совершает фундаментальную ошибку, предполагая наличие непреходящих, внеисторических принципов или правил, с которыми согласны все рациональные агенты. Прикладная этика в том смысле, в каком ее критикует Макинтайр, претендует на то, чтобы рассматривать такие универсалии и моделировать их следствия для частных случаев. Макинтайр отмечает, что самое лучшее доказательство неправильности такого подхода являют собой те непримиримые споры по поводу универсалий, которые ведут между собой представители соперничающих философских направлений. В противоположность им Макинтайр в своей знаменательной статье, напечатанной в журнале "Монист", стоит за идею "устойчивых принципов"³². Как это изложил Платон в "Горгии", такой принцип это принцип, "который остается неподвластным времени с рациональной точки зрения, выживая, несмотря на широкий спектр вызовов и возражений, и, возможно, претерпевая ограниченные переформулировки или изменения в том, как его понимают, но сохраняя свое исходное тождество на протяжении истории его применения"³³. Эти "прошедшие испытания огнем" принципы и их обсуждение в качестве руководства для поведения в действительных ситуациях составляют, по мнению Макинтайра, ядро существующей практики морали, являющейся частью философских традиций. Это те принципы, из которых можно вывести ясные правила, с помощью которых действительно можно разрешать моральные проблемы. В данной книге утверждается, что для журналистики такими принципами являются правдивость, гуманность, справедливость, свобода и защита права свободно выражать свое мнение. В противоположность таким устойчивым принципам существуют также "подобия принципов". По своей природе они являются общими и неопределенными. В качестве примеров Макинтайр цитирует сентенции, претендующие на моральную значимость, но не имеющие ясных окончаний, например: "Человек должен говорить правду, но бывают такие случаи, когда это проблематично, и тогда..."³⁴ Или: "Человек должен подчиняться закону, но бывают ситуации, когда законопослушность проблематична, и тогда..."³⁵ Таким образом, в том смысле, в каком Макинтайр подвергает его критике, журналистов, причастных к делу с "документами Пентагона", можно было бы воспринять как людей, понимающих риторику справедливости, как подчинение закону, но с исключениями, волей-неволей возникающими для удобства такой риторики. В действительности, однако, случай с "документами Пентагона" представляет собой нечто большее, чем своевольный вызов прессы, брошенный юридической власти правительства называть определенные документы секретными из соображений национальной безопасности. Во-первых, пресса приняла судебные инстанции в качестве арбитра. По постановлению суда она отложила публикацию на время, пока рассматривалось дело. Во-вторых, американская пресса с редким единодушием снова заявила миру, что система ее этических взглядов включает законопослушность с тем четким исключением, когда она сопротивляется предварительной цензуре, как это уже имело место в деле Нир против штата Миннесота в 1931 году. Этика журналистики в духе Макинтайра должна вырастать из профессионального сообщества, активно обсуждающего такие принципы, как правдивость, справедливость и свобода, и вырабатывающего правила вместе с четко оговоренными исключениями, которыми следует руководствоваться в поведении. С другой стороны, указывает Макинтайр, применение подобия принципов не способствует нравственному пониманию, и решения, принятые с помощью таких рецептов, не создают прецедентов, которые, аккумулируясь, могли бы формировать будущее поведение. Но у подобий есть своя функция, заключающаяся в том, чтобы "защищать профессиональную автономию от внимательного изучения с точки зрения общей морали"³⁶. Как ему кажется, именно по этой причине "во время относительных экономических тягот" прикладная этика "процветала как в финансовых, так и в других отношениях"³⁷. Макинтайр признает, что существуют современные примеры того, что в наше время происходит "новое открытие морали как таковой" несмотря на тот факт, что это явление проходит под рубрикой прикладной этики. В таких примерах, замечает он с одобрением, участники, например, медики или военные, проводят дискуссии более общего характера, в которых Аристотель, Маймонид, Фома Аквинский, Кант и Милль чувствовали бы себя, как дома. Дело Коэн против Коулса, слушавшееся в конце 1980-х годов, в котором источник подал в суд за нарушение обещания, потому что редакторы отказались выполнять обещание репортера, что конфиденциальность будет сохранена, показывает отсутствие некоего ведущего к консенсусу этического диалога³⁸. Хотя очевидно, что журналисты и люди, обучающие журналистике, могут много почерпнуть из работы Макинтайра, они столкнутся и с проблемами. Несмотря на то что, как говорил Макинтайр, "После добродетели" и "Чья справедливость? Какая рациональность?" написаны для людей, не получивших формального философского образования, они содержат такой уровень специального рассмотрения, который может отпугнуть или показаться непреодолимым. Во-вторых, хотя его статья в журнале "Монист" представляет непосредственный интерес для людей, занимающихся этикой журналистики, этическое содержание большей части его работы должно терпеливо уясняться и тщательно экстраполироваться, чтобы оказаться полезным для конкретных профессий. В-третьих, для тех, чьи симпатии к Аристотелю склоняют их к тому, что Макинтайр называет "социальной частностью", в его книгах найдется мало даже умеренно подробных рассмотрений социальной практики, а те, на которые он кратко ссылается, – такие, как шахматы, живопись, физика, – могут не заинтересовать большинства специалистов. Наконец, если моральная ткань общества пострадала так сильно, как он уверяет, от него можно было бы ожидать большего, чем предложения, чтобы мы строили некие формы местного сообщества, в котором можно было бы поддерживать гражданскую, моральную, этическую и интеллектуальную жизнь. Больше того, даже предпринимаемая попытка выработать чувство профессиональной общности и разделяемую всеми заботу об этике внутри журналистских организаций и в отдельных средствах массовой информации журналистам следует относиться с осторожностью к монолитным и автократичным структурам. Как считают некоторые специалисты по этике, именно такой риск может заключаться в этике, основанной на книге Макинтайра "После добродетели", если ее использовать применительно к какой-либо профессии³⁹. Другие специалисты опасаются, что, учитывая, как много разногласий существует в современных организациях по поводу "жизненных целей", концепция Макинтайра не может быть принята полностью⁴⁰. Рассуждения, приведенные здесь, сводятся к тому, что, несмотря на отмеченные ограничения, основные понятия, предложенные в работе Макинтайра, помогают нам расширить представление о том, как можно улучшить стандарты журналистской работы. Эти понятия включают определение социальной практики и ее динамики, использованное в этой главе, и идею моральной жизни, понимаемую как повествование и истолковываемую в главе 8. Оба понятия могут быть ассимилированы в эклектическую систему этики, представленную в главе 3, оставляя в стороне глубоко телеологическую ортодоксальность, которую Макинтайр, кажется, разделяет. Макинтайр и другие ошибочно полагают, что люди, принимающие современные версии классической либеральной традиции, игнорируют моральную значимость сообщества. Считается, что неолибералы так заняты своими собственными интересами и процедурной моралью, что теряют из виду сообщество или общественные интересы⁴¹. Утверждается, что такие термины, как "общественный договор", являются просто дымовой завесой для своекорыстия и безудержного индивидуализма. Однако в главе 15 будет показано, что сообщество играет центральную роль в смешанной деонтологии правила, к использованию которой и призывает данная книга.

Журналистика на крутых виражах

Александр РОЖКОВ, журналист, кандидат филологических наук

Кочующий праздник

Журналистика, общепризнанно, древнейшая из древнейших. К нашему времени ученые едины во мнении, что появление прессы следует отнести к V веку до нашей эры, когда в Риме выходили первые газеты, которые стали напоминать современные при Юлии Цезаре - в 60 году той же эры. Если подходить упрощенно, то наша профессия началась с того, что нарисовал первобытный человек каракули на стенах пещеры - вот вам и первая газета. Попрыгал шаман у костра, послушал, что там ему ветер нашептал, - радио так появилось. Ну, телевизором, скорее всего, у наших прародичей были скоморохи, ходившие по деревням и странам, и разносившие и показывающие вести об удивительных событиях. В общем, все такое относительное, неустойчивое. А в Казахстане у работников пера, микрофона и камеры вдобавок к тому же и профессиональный праздник столь же ветреный. Поначалу предали анафеме 5 мая, советский День печати, когда вышел первый номер газеты «Правда», и передвинули его на пять дней вперед - на 10-е мая, на день выхода первого номера газеты «Туркестан уалаятынын газетi». (Кстати, подобным образом сделали и в России, установив День российской журналистики в честь появления первой печатной газеты «Ведомости» Петра I и празднуют его в январе). Но в 1997 году, поглубже вникнув в содержание газеты (а она была-то как-никак органом царской администрации на местах, несмотря на то, что выходила на казахском языке), выбрали более нейтральную дату - 28 июня. В этот день появился первый казахстанский Закон о печати и других СМИ.

Вношу предложение: отпраздновав нынче третий раз день печати по старому стилю, давайте дружно сочинять челобитную наверх - 28 июня потерял свою актуальность, неплохо бы его теперь приурочить к новому Закону «О СМИ», чтобы мы справляли праздник 23 июля. Кто за? Журналисты всегда за себя чарку поднять не прочь. А там, глядишь, еще какой-нибудь повод для переноса найдется. Хотя обижать наш первый закон не стоит - он долгожитель, 8 лет продюжил. Насколько второй окажется крепким орешком - поживем - увидим!

Не пишите - и не судимы будете

Худо-бедно, под крышей Закона о печати от 28 июня 1991 года казахстанская журналистская братия прожила начало эпохи построения демократии в отдельно взятом государстве. Пережила наезды крупных властей и мелких чиновников, разорилась в результате бездарного хозяйствования бывших партзавхозов, оказалась лишенной эфира за длинный язык, да мало ли.

Что дал новый закон нам, пахарям от пера и микрофона? Написан он очень даже демократически. Но журналистам ничего нового в расширении их прав не предоставил. Поэтому теперь столь трудно стало совать свой нос в неправедные дела акимов, военных, полиции и пр., что приходится все чаще вспоминать о «своем шестке».

Пока журналисты боятся заявить право на свои права, газеты только успевают отбиваться от судебных исков и разоряются (сама на язык просится война «Начнем с понедельника» с мировой коррупцией). А в судах они рассматриваются с пристрастием. Судьи, которые, порой, не в состоянии отличить синекдоху от метонимии в газетном тексте, при разборе столь сложных дел не спешат назначать специальные экспертизы. Сами, мол, разберемся! Кайф, наверное, получают. И чаще всего журналистам «шьют» 25-ю статью Закона о печати - злоупотребление свободой слова.

После 1991 года журналистика стала совершенно другой. А нас стараются загонять в старые рамки. Обвинения же - порой одно абсурднее другого выдвигаются. Господа-гонители журналистики, оглянитесь вокруг себя, что творится каждый день в жизни. О таком беспределе в газетах не прочитаешь и по телевизору не посмотришь - журналистам давно надели розовые очки. А законы - они на то и пишутся, чтобы при удобном случае ими можно было пыль в глаза международных правозащитников пустить, а в остальном - чтобы всегда их можно было обойти.

В последние месяцы количество исков к СМИ растет в геометрической прогрессии. Слово какое не понравилось, в картинке вроде бы себя узнал, в репортаже мимоходом упомянули - вот и готов миллионный иск. В условиях полной социальной незащищенности СМИ и самих журналистов, они должны фактически приспосабливаться к складывающейся в угоду сиюминутной ситуации судебной практике. Но ведь это чревато снижением уровня профессионального мастерства, сужением круга используемых приемов творчества, усилением серости, которая наиболее «бронезащитна».

Юридический факт большей частью требует весьма упрощенного протокольного обоснования. А если это не соблюдено, суд удовлетворяет иск к журналисту, игнорируя любые мотивированные доводы и логические аргументы, поскольку, как принято выражаться в юстиции, «эмоции к делу не пришьешь». Но, к сожалению, мне кажется, что в ближайшее время мы вступим в затяжной период обострения отношений журналистики и общества. Ведь приемлемая для юридической процедуры оценка жизненных процессов и реалий большей частью не пригодна для сиюминутной публицистики. Скажем больше: она во многом ей противопоказана. Можно, конечно, публиковать выдержки из милицейских протоколов или извлечения из решения суда, но если в таком же ракурсе излагать факты и комментарии, можно поставить крест на карьере. Нужен симбиоз. Разумный, приемлемый для обеих сторон, он пока не найден. Хотя в СМИ и так, по моим скромным подсчетам, на 70 процентов присутствует паркетная информация, выгодная высшему свету. Острый на язык и скорый на обобщение Олжас Сулейменов заметил: «У нас единственное демократическое движение - гласность, когда народ вопит, а власть безмолвствует».

Журналист на обслуге

«Вы читали? Вы смотрели? Вы видели?» - народ частенько обсуждает то, что узнал из газетных статей, телевизионных и радиопередач. Какими бы малыми не были тиражи у газет (о чем с удовольствием любит повторять глава Нацбанка Григорий Марченко), как бы не кукожилась аудитория электронных масс-медиа, они по-прежнему продолжают оставаться основным источником формирования общественного мнения. Это сильно раздражает власти, этим порой злоупотребляют криминальные или противоборствующие структуры при своих разборках. Газета и эфир - очень удобная арена для сведения счетов. За войной компроматов всегда стоит чей-то шкурный интерес.

И все это обслуживают журналисты. Кроме того, сколько приходится писать так называемых «заказух» - рекламных статей, которые стыдливо маскируются различными значками, лишь бы не назвать их напрямую - реклама. Порой доходит до абсурда - пишутся огромные материалы ради того, чтобы в нескольких строчках упомянуть нужную фирму или фигуру. Естественно, делается все это не за просто так, а за вознаграждение. Оно может быть не только в денежных купюрах, но в приглашениях съездить за границу или куда поближе, услугах и др. Трудно винить журналиста в этом. Если по степени риска наша профессия стоит в пятерке самых опасных (пропустив при этом вперед водолазов, летчиков сверхзвуковых самолетов, руководителей крупных предприятий и военных), то она находится и в пятерке самых низкооплачиваемых. В районных и городских газетах, которые еще не испустили дух, оклады 3-4 тысячи. Это где платят. Чаще всего журналистам перепадает «бартер» по завышенной цене. В областных изданиях жизнь полегче: там и теньжата есть, и заработать можно 10-15 тысяч. В зависимости от рентабельности платят в коммерческих изданиях. Что-то в эквиваленте 200-500 долларов (может, побольше, может, меньше, но эти интимные детали коллеги обсуждают только по глубокой пьяни). Постепенно забывается такое понятие, как гонорар. Хотя все познается в сравнении. У россиян зарплаты в 3-5 раз больше, а вот у узбеков - в 10-15 раз ниже, но и пишут и те, и другие совершенно о разных вещах...

Купи-продай

С приходом рынка не только информация, а сами редакции стали объектом купли-продажи. Продают и покупают с потрохами целые журналистские коллективы, каналы, типографии. В советское время хозяин был один - КПСС. Хозяин был строгий. Новые владельцы старой прессы заставляют себе служить так же верно. Один из редакторов как-то мне с гордостью сказал: «Мы боремся с политическими врагами хозяина». Но важнее все-таки найти такого хозяина, который бы делал деньги на вашей газете (ТВ, РВ), не вмешиваясь в творческую работу, чтобы ваш продукт был сам по себе рентабельным. А не так - платить безумные деньги на выпуск издания лишь ради того, чтобы потешить свое самолюбие и утереть нос конкуренту.

Есть несколько целых журналистских артелей, которые, как непотопляемый эсминец, кочуют из одного издания в другое, заработав себе определенную репутацию, но оставаясь всегда на плаву. Надо отдать должное, продукт выпускают они неплохой, но только - на заказ! Чего изволите? Самый сложный жанр - журналистское расследование - заказывается с тем, чтобы опорочить противника. Поди потом, отмойся. В ответ создается своя газета. И так, наверное, до бесконечности - у сильных мира сего денег хватает на подобные игрушки: «У меня - газета, а у тебя что?»

А можно сделать и того проще, не преувеличивать или приукрашивать - можно просто промолчать. Это для тех газет, у которых финансы поют романсы. Как говорил великий Абай, «убеждай, не принуждая!»

Увы, но с журналистами сейчас обращаются плохо. Это раньше красные корочки (особенно центральных изданий), действовали магически на чиновников любого ранга. Журналистская статья могла снять секретаря обкома и даже загнать в петлю заворовавшегося директора совхоза. Сейчас журналист в большинстве редакций связан по рукам и ногам. В оставшихся государственными - тем, что начальство не хочет портить отношения с другими начальниками, а в частных порой отношение к тебе зависит от настроения и расположения хозяев. Что говорить о простых редакционных работниках - главных редакторов газет, журналов и каналов порой меняют, как перчатки. Чуть чем не угодил (показал не тот сюжет, не захотел обливать грязью конкурентов) - пшёл вон! Хотя где лучше? Английский газетный магнат Джеймс Беннет, когда услышал, что у него работают незаменимые люди, попросил их список и в момент уволил. Просто не пожелал иметь дело с такими. У богатых всегда свои... причуды. А местные управляющие топ-менеджеры всегда с готовностью исполняют прихоти хозяев. За эти годы пертурбации произошли и на КТК, и на «Хабаре», и в «Караване», и в «Экспресс К», и в «АиФ Казахстан», и в «Вечерке» и практически на всех радио. Власть хочет выглядеть в зеркале, коим стали СМИ, опрятно. Поэтому и обновляется весь журналистский рынок.

Сейчас складываются новые отношения общества и нашей профессии. Сохранив свой направляющий, побуждающий характер, она в значительной мере отошла от довлеющего варианта «подсказки». Но вместе с тем, отказавшись от направленного воздействия на создание, создав возможности для поиска каждому члену общества в отдельности, мы никого на застраховали от возможности заблудиться и сгинуть в этих поисках.

Без меня меня женили

Это про Интернет. Как возликовали мы, когда и в нашу страну пришло это чудо. Да здравствует свобода! Увы, вместе с чудом пришло юдо. Интернет - самый неэтичный из СМИ. Самый последний пример - скандал с нашим известным политологом Нурбулатом Масановым, которому приписали интервью по острым вопросам, а он его вроде бы как и никому не давал. Фальшивку здесь можно состряпать враз. В Интернете появляется новый жанр - статьи, состряпанные из всего, что было уже почерпнуто в сети. Порой, не успев моргнуть глазом, ограбленными становятся журналисты, писатели, художники, композиторы - Сеть пиратским способом тиражирует их произведения, и никто не будет покупать то, что можно взять бесплатно.

Хотя, несомненно, главный плюс Интернета - это свобода слова, которую не может позволить себе ни одно другое СМИ. Поэтому наши власти с конца прошлого года обеспокоились тем, как бы поставить на контроль все, что творится в виртуальном пространстве. Поначалу был создан специальный Республиканский биллинг-центр телекоммуникационного трафика, через который можно осуществлять подобный контроль, и издано грозное правительственное постановление (позже его отменили). На недавнем круглом столе «Казахстанские СМИ в Интернете и Интернет для казахстанских СМИ» четко прозвучало, что закрыть сайт или воспрепятствовать нежелательной информации для властей в техническом плане уже проще простого. А вот опять же обращаясь на восток, к соседнему Узбекистану, приходится констатировать, что там все уже поставили под контроль. Естественно, обставив дело красивыми словами: «Создан централизованный доступ к международным компьютерным сетям для активной интеграции в мировое пространство». Этим подсластили горькую пилюлю, которую всем пришлось проглотить. Теперь приходится и здесь следить за языком.

Что касается конкуренции с газетами, то вряд ли Интернет их победит даже в далеком будущем. Смерть печатной прессе предрекалась не раз, но она, слава богу, до сих пор живет и здравствует.

А можно поступиться принципами

В Казахстане 100 000 работников СМИ - фактически регулярная армия! Из них 4 тысячи - члены Союза журналистов. Мне всегда нравился наш Союз журналистов. Там работали хорошие люди, конкурсы разные устраивали, поездки, премии давали. Председатель Союза журналистов Казахстана, уважаемый Камал Сейтжанович Смаилов, откровенно признал, что Союз в том виде, в котором он существовал - с распределительно-поощрительными функциями, уже не нужен. Дополнительная жилплощадь, машины, путевки в санатории - все это было в их руках. А теперь... Надо отдать должное, что еще хоть раз в год правление СЖ изыскивает возможность награждать лучших журналистов премиями. Камал Сейтжанович предлагает новую модель союза, на основе объединения журналистских коллективов. То есть такая конфедерация, которая защищает журналистов. И вот появилась новая общественная организация «Профессиональный союз журналистов Казахстана». Базируется она в Астане, а лидером ее стал бывший заместитель Смаилова Мадрид Рысбеков. Непонятно только, будут эти союзы существовать параллельно или кто-то кому-то уступит паству.

Кроме того, в Казахстане действует несколько организаций, работающих на журналистов и для них же. Без особого шума, но с максимальной пользой для дела трудится представительство «Интерньюс» в Казахстане. Он поддерживает наших коллег-телевизионщиков. Международный фонд защиты свободы слова «Адил Соз» пытается по мере возможности отстаивать права журналистов, давать юридические консультации попавшим впросак коллегам, издает бюллетень юридической грамотности. Казахстанский и Национальный пресс-клубы старательно снабжают журналистов информацией, проводя на день по нескольку пресс-конференций. Кто-то из коллег пошутил, что если их не будет, то журналисты останутся без куска хлеба. Представительство Британского института по освещению войны и мира, открытое совсем недавно, обещает продвигать лучшие аналитические статьи наших журналистов на Запад, в их газеты, журналы, на ТВ и РВ, бесплатно переводя на пять языков.

Не преминул появиться и местный «Теффи» - конкурс «Золотая звезда» - «Алтын жулдыз». Пять лет он был только телевизионным, а теперь потеснил свои ряды и принял туда и газетчиков, и фоторепортеров, и информационные агентства. Они генерируют идею замечательного Учителя в журналистике Марата Карибаевича Барманкулова - создать общественный фонд «Академия журналистики Казахстана», куда бы вошли не просто функционеры и хозяева изданий, а действительно профи своего дела и люди, уважаемые в журналистике. «Академия», думается, смогла бы реально сплотить журналистов, выбирать самых-самых, отстаивать права казахстанской журналистики. Правда, от задумок до воплощения проходят порой годы.

Пытаются организоваться какие-то профсоюзы для журналистов и советы по этике, но от их работы пока никому ни холодно, ни жарко. Импонирует, что есть в них люди, которые действительно могут реально помочь коллегам, попавшим в беду. Но есть и одиозные личности. Они лишились малых и больших кресел и скучают по регалиям и вниманию.

Да и сами журналисты не много проявляют корпоративности. Порой готовы размазать по столу опростоволосившегося коллегу. В Павлодаре, например, газета «Версия» потребовала от телевизионщиков студии «Иртыш-ТВ» три миллиона тенге за слово «газетенка». Хотя оно ей совсем не адресовалось...

Как взрастить журналиста

Поскольку каждый уважающий себя город ныне обзавелся собственным университетом, многие из них открыли и собственные журфаки. Причем некоторые в самой глубинке, но туда же - пытаются готовить даже журналистов-международников (для справки: с нынешнего года этой специальности нет в реестре Министерства образования и науки, и подготовка по ней осуществляется в рамках узкой специализации по профилю общей журналистики)! Казалось бы, конкуренция в журналистике должна достичь апогея, и вряд ли 1500 газет и около 300 телерадиостанций обеспечат всех работой. Да ничего подобного! Хорошие журналисты наживают много врагов. Поэтому большинство стремится жить тихой сапой.

Кстати, на мой взгляд, это совсем неплохо, что в стране развивается целая система журналистского образования. Для новых отделений журфак КазГУ (который в советские времена высоко котировался, после МГУ и Свердловска) останется еще долгое время на недосягаемых высотах. А новая модель образования позволяет обучать журналистов всему и зарабатывать на этом. Таких кадров и возможностей, как в КазГУ, провинция не будет иметь в ближайшем будущем. Но ведь и выпускники этого вуза не спешат в глубинку - они, в большинстве своем, горожане. Сегодня журфак КазГУ учит своих выпускников представлять информацию различными способами, укрепил международное сотрудничество - он не варится в собственном соку. Но... он должен зарабатывать себе деньги - это в первую очередь! В такое положение его поставило государство. Раньше было такое понятие, как «профнепригодность». А вот если теперь, заплатив требуемую сумму, сюда хлынут бездари? Работать придется вхолостую. С другой стороны, казгушное образование, при всех его плюсах, слишком каноническое. Порой отличник журфака не совсем уверенно себя чувствует на журналистской стезе. Нужны творческие мастерские, которые бы воспитывали личность журналиста. Может, есть резон подумать над созданием некоего попечительского совета, который бы помогал журфаку и тем самым взращивал для себя кадры? Или это медиа-магнатам не нужно - они всегда найдут деньги, чтобы перекупить заинтересовавший их экземпляр.

Недавно к нам приезжали коллеги из московских изданий, обменяться, так сказать, опытом. Проблема та же - где взять хороших журналистов? Это в Первопрестольной-то! Хороший журналист будет востребован всегда. Ау, современные вальраффы, донахью, познеры, молчановы и листьевы!

ВЕЛИКАЯ ЖУРНАЛИСТИКА
Виталий Третьяков

Странная вещь - время.

100 последних лет русской журналистики (XX век) - это вроде бы много.

Между тем я, например, окончив в 1976 году журфак МГУ, работаю в этой журналистике, получается, без малого четверть века - значимая величина!

Не буду углубляться в разнообразные исторические изыскания. Отмечу только два момента.

Теоретически в России может найтись журналист, который, начав работать в дореволюционной печати, заканчивал свою карьеру, пусть и стариком, в печати демократической, то есть нынешней.

И второе. Даже я сам могу оценивать едва ли не половину истории русской журналистики прошедшего столетия - ибо брежневская журналистика во многом наследовала родовые черты сталинской (особенно на последнем этапе "эпохи застоя"), а первые годы журналистики горбачевской - очевидная, даже по многим действующим лицам, калька хрущевской.

Итак, для меня самая логичная периодизация русской журналистики XX века фактически совпадает с датами правления "вождей".