Наблюдение

 

Этот метод основан наличном познании действительности путем чувственного ее восприятия. В отличие от обыденного, которое часто носит непреднамеренный, случайный характер, журналистское наблюдение целенаправленно. Объектом его могут быть и относительно простые, и исключительно сложные общественно-политические, культурные, религиозные, нравственные процессы, события, ситуации. Наблюдение представляет собой довольно сложное действие, предопределяемое как особенностями наблюдаемого объекта, так и личными качествами, профессиональными навыками, опытом наблюдающего.

Существует несколько видов журналистского наблюдения. Определения их возникают на разных основаниях. Так, в зависимости от степени непосредственности контакта наблюдателя с наблюдаемым объектом, на который направлено его внимание, наблюдение может быть названо прямымили косвенным.Имеется в виду, что одни предметы автор может наблюдать, явно контактируя с ними, другие – в силу их удаленности и других условий – лишь опосредованно, используя косвенные данные. Пример прямого наблюдения присутствует в расследовательских публикациях Игоря Домникова из «Липецкого цикла», напечатанных в «Новой газете». То, что журналист осуществлял именно прямое наблюдение, становится ясно с первых строк, когда он описывает пустынный липецкий аэропорт, «лысого деда, лузгавшего семечки», «двух бабок с лопатами», а потом и сам город, где мало ларьков и такая чехарда с общественным транспортом: «...Подходят два автобуса № 11, но один под крышу забит телами липчан, а другой почти пуст»^[69][4].

Наблюдения служат для расследователя одним из оснований для того, чтобы заявить следующее: «Человек, не побывавший в городе, не поймет, в чем здесь дело, а оно в том, что транспорт в городе, как при коммунизме, – бесплатный, но ходит редко, поэтому пустили платный, который постепенно вытесняет своего щедрого собрата. Формально же губернатор всегда может похвастаться, что в Липецке до сих пор проезд бесплатный»^[70][5].

По временному признаку (количеству затраченного времени) наблюдения подразделяются на кратковременные и длительные.Кратковременные используются при подготовке оперативных публикаций. В случае же, когда надо изучить предмет подробно, основательно, что чаще всего и требуется в журналистских расследованиях, применяется длительное наблюдение.

Демонстрацией кратковременного наблюдения можно считать уже приведенный пример из публикации И. Домникова, поскольку он – журналист московской газеты, прилетевший в командировку, не мог в течение многих дней или недель, лет наблюдать за изменениями, произошедшими в облике города после смены главы администрации.

По основанию заявленности или незаявленности журналистом своей роли наблюдающего за определенными феноменами наблюдения подразделяются на открытые и скрытые.При открытом – журналист вполне осознанно афиширует роль наблюдающего. Во втором случае тот факт, что он ведет, например, за кем-то наблюдение, журналист скрывает от других людей (и, прежде всего от лиц, привлекших его внимание).

Особенность открытого наблюдения в том, что журналист, прибыв для выполнения задания, заявляет окружающим, кем он является, сообщает о своей цели, редакционном задании и о том, как будет его выполнять, какая может потребоваться помощь. Из этого следует, что люди, с которыми он будет общаться, знают, что среди них находится журналист, собирающий материал для публикации, и даже могут представить себе характер этого выступления (положительный или отрицательный). Классический пример такого рода – наблюдение, легшее в основу «Ледовой книги» известного эстонского публициста семидесятых годов прошлого столетия Юхана Смуула, который совершил плавание на ледоколе по Северному морскому пути в качестве члена команды.

Более свежий пример можно встретить, скажем, в публикации под названием «Здравствуй, Грозный новый год» (Московский комсомолец. 2000. № 1), в которой журналист описывает, как встречают Миллениум в чеченской столице, и вместо салюта наблюдает «трассирующие очереди и взрывы гранат, а вместо президентской речи слушает «многоэтажный мат ротного командира». Оказываясь в компании то солдат, то офицеров, он своими глазами следит за «празднованием» Нового года под грохот «фейерверка» пушек 120-миллиметрового калибра.

В отличие от открытого, скрытое наблюдение характеризуется тем, что расследователь в течение определенного времени (или никогда) не сообщает окружающим его людям, за действиями которых наблюдает, что он журналист и собирает необходимую информацию, а также о том, какого рода сведения его интересуют. Скрытое наблюдение может применяться как при изучении, например, конфликтной ситуации в каком-то коллективе, так и при проведении журналистского расследования.

Особенности наблюдения могут быть предопределены и таким фактором, как степень участия журналиста в событии, за которым он ведет наблюдение. По этому основанию наблюдения могут быть разделены на включенные и невключенные.В первом случае расследователь становится, например, членом религиозной секты, во втором – изучает деятельность той же секты, но со стороны, не выступая ее участником. Включенное наблюдение – излюбленный метод журналистов-расследователей. Оно в наибольшей мере приближает автора к интересующему его объекту, поскольку он непосредственно и повседневно соприкасается с ним, видит все происходящее, как говорят, изнутри. Факты, примеры, полученные в результате включенного наблюдения, как правило, отличаются исключительной полнотой, детальной проработкой, наглядностью, красочностью, достоверностью.

Вот что пишет об этом методе известный американский журналист-расследователь Майкл Берлин:

 

«Наблюдение за тем, сколько времени служащие проводят на рабочих местах, какой политик бывает в компании директора такой-то фирмы, как содержатся заключенные в тюрьме, и другие подобные наблюдения могут быть полезны для статьи. Возможно, вы пожелаете проследить за автомобилем, побывать на строительном объекте и сделать фотографии, которые превратят ваше наблюдение в документ. Возможно, вы захотите сделать вид, что вы не журналист. Тут возникает этический вопрос. В ходе некоторых, нашумевших в США расследований журналисты делали вид, что они не являются таковыми. Два журналиста из чикагской газеты открыли свое кафе и ждали, когда к ним придут представители властей, инспекция, полиция или мафия и начнут требовать взятки или предлагать противозаконные сделки (например, когда поставщик продает товар по низкой цене, а продавец получает “сверху” и не сообщает об этом боссу). Затем журналисты написали материал о коррупции, которая окружает подобные предприятия. Случалось, что журналисты ложились в больницу или садились в тюрьму, представляясь душевнобольными или осужденными, чтобы описать злоупотребления в системе. Другие устраивались на работу на фирму или в учреждение, а затем писали репортажи о своей работе там. Бывало, что журналисты (как женщины, так и мужчины) представлялись покупателями для того, чтобы показать разницу в обслуживании мужчин и женщин. Такой тип наблюдения может послужить источником информации для журналистского расследования, если при этом изучается вся система, а не отдельные ее области»^[71][6].

 

Хорошо известный, классический опыт применения метода включенного наблюдения содержит творчество писателя и журналиста Гюнтера Вальрафа. В 1964 году он, будучи начинающим автором, устроился работать на завод, чтобы хоть как-то помочь матери, которая после смерти отца жила на очень маленькую пенсию. Но одновременно, может быть, сам того не осознавая, он, общаясь с людьми из определенного социального круга, включился в познание реальной жизни. Возможность непосредственной оценки со стороны наблюдаемых (рабочих) помогла Вальрафу осознать необходимость начатого им дела. Его статья о заводе появилась в газете «Металл». То, что, работая на заводе, журналист собирал материал для своих публикаций, было известно многим его коллегам – он этого от них и не скрывал. Вальрафу удалось установить хороший контакт с теми, кто оказался объектом его наблюдений. К нему совершенно неожиданно подходили рабочие и говорили, как здорово, что он написал о существующих на предприятии порядках.

По ходу дела Вальраф понял, что для изображения обобщающей картины необходим более глубокий и широкий срез, нежели изучение внутренней жизни одного западногерманского предприятия. Поэтому, не меняя сути метода сбора информации, он проводит наблюдения на других крупнейших предприятиях ФРГ, результаты которых публикуются в том же «Металле». В дальнейшем эти публикации выходят отдельной книгой. Известный немецкий писатель Генрих Белль, размышляя над методом расследователя, замечал, что Вальрафа нельзя в привычном смысле называть репортером, который разыскивает факты, берет интервью, а потом пишет свои сообщения. Он не эссеист, который абстрактно анализирует имеющуюся информацию. Вальраф внедряется в ситуацию, о которой собирается писать, получает личный опыт, опираясь на который и выносит свои суждения о ней. У метода расследователя, по мнению Г. Белля, был только один недостаток – этот метод журналист не сможет использовать так же эффективно, как только Вальраф станет известным широкой публике. И действительно, после опубликования первой книги, когда он приобрел некоторую известность, дальнейшие попытки открытого наблюдения становятся для него невозможными.

Тогда Вальраф меняет тактику поиска информации, вводя метод скрытого наблюдения. В 1974 году объектом такого наблюдения расследователя становится страховой концерн, принадлежащий генеральному консулу Швеции в ФРГ Герлингу. Вальраф, изменив внешность, внедряется на предприятие, вновь рассчитывая на получение объективной информации. Первый эксперимент прошел успешно. О порядках, царящих в концерне, расследователь рассказывает по телевидению Швеции и Германии, а затем включает свой материал о концерне в книгу «Вы там – вверху, мы здесь – внизу». Вальрафа стали открыто обвинять в незаконности получения информации. На это журналист отвечал, что поступать так, как он поступал его заставляет необходимость, а не личная прихоть. Ведь именно невозможность проверить сложившиеся представления о той или иной сфере социальной действительности обычным путем и заставляет журналистов идти обходным путем. Вальраф не оправдывал свои методы, считал их вынужденными и просил принять во внимание то обстоятельство, что, вводя в заблуждение отдельных людей (например, владельцев предприятия), он выводит из него сотни и тысячи других, что цели его разоблачений тесно связаны с общественными интересами.

Метод скрытого включенного наблюдения становится одним из основных в сборе Вальрафом информации, приобретает все новые и новые оттенки. Этот метод был использован им, например, в процессе работы над книгой «На самом дне», посвященной жизни иностранных рабочих в Германии, эксплуатируемых местными предпринимателями. Вальраф рассказывает, как он осуществлял включенное наблюдение, выступая в роли «гастарбайтера» – турка Али. Этот рассказ предваряет небольшое вступление:

 

«Превращение

 

Десять лет я отодвигал от себя эту роль. Наверное, я предчувствовал, что мне предстояло. Я просто-напросто боялся.

По рассказам друзей, по многочисленным публикациям я мог составить себе представление о жизни иностранцев в ФРГ. Я знал, что почти половина молодых иностранцев страдает психическими заболеваниями. Они больше не в состоянии переваривать бесчисленные подозрения.

У них нет почти никаких шансов на рынке труда. Для них, выросших здесь, нет пути назад, на родину отцов. У них нет родины.

Ужесточение законов об иммигрантах, ненависть к чужим, все большая степень изоляции – “геттоизация”, – я знал об этом, но никогда не испытывал этого на собственном опыте.

В марте 1983 года я поместил в разных газетах следующее объявление:

 

“ИНОСТРАНЕЦ, физически сильный, ищет работу, все равно какую, даже тяжелую и грязную, даже за небольшую плату. Звонить по телефону 358 45".

 

Немного понадобилось для того, чтобы сойти с круга, присоединиться к отвергнутому меньшинству, оказаться на самом дне. Я заказал у одного специалиста две тонкие, очень темные контактные линзы, которые можно было носить днем и ночью. “Теперь у вас такой колючий взгляд, как у южанина”, – удивился оптик. Обычно его клиенты заказывают только голубые глаза.

В мои уже поредевшие волосы я искусно вплел черную прядь. Это сделало меня на несколько лет моложе. Теперь мне давали 26–30 лет. Мне поручали работу, о которой я не мог бы и заикнуться, назови я свой действительный возраст – сорок три года. Таким образом, войдя в роль, я хотя и стал казаться моложе, здоровее и физически сильнее, но одновременно превратился в аутсайдера, в последнее дерьмо. “Немецкий для иностранцев”, которым я пользовался во время моей метаморфозы, был таким неуклюжим и беспомощным, что каждый, кто дал бы себе труд хоть однажды прислушаться к живущим у нас туркам и грекам, заметил бы, что со мной что-то не так. Недолго думая, я отбрасывал окончания, менял порядок слов или просто пользовался слегка искаженным кёльнским диалектом. Тем поразительней был результат: никто ничего не заподозрил. Этих маленьких ухищрений оказалось вполне достаточно. Благодаря такому превращению мне прямо и честно давали понять, что обо мне думают. Роль наивного тугодума защитила меня, позволила мне проникнуть в образ мыслей предубежденного и бездушного общества, мнящего себя таким умудренным, суверенным и всегда правым. Я был дурак, которому, не стесняясь, говорят правду в глаза.

Конечно, я не был настоящим турком. Но чтобы разоблачить это общество, нужно перерядиться; чтобы обнаружить истину, нужно хитрить и лицедействовать.

Я до сих пор не понимаю, как проглатывает иностранец ежедневные унижения, проявления враждебности и ненависти. Но я теперь знаю, что ему приходится выносить и как далеко может зайти презрение к человеку в этой стране. Один из вариантов апартеида имеет место у нас – в нашей стране демократии.

Впечатления превзошли все мои ожидания. Негативные впечатления. В наше время средь бела дня в ФРГ я наблюдал и пережил вещи, о которых, собственно говоря, написано только в учебниках по истории XIX века.

Однако какой бы грязной, изматывающей и невыносимой ни была работа, каким бы обидам и унижениям я ни подвергался, это не только не сломило, но психически закалило меня. На фабриках и на стройке я понял, что такое солидарность, приобрел друзей – друзей, которым по причинам безопасности не имел права сказать, кто я. Все было иначе, чем во время работы в редакции газеты “Бильд”. Все вообще было иначе. Незадолго до выхода книги в свет я доверился кое-кому из них. И никто не поставил мне в упрек мою маскировку. Напротив. Они меня поняли и извинили мне даже провокации, которых потребовала взятая на себя роль. Все же, оберегая моих товарищей, я должен был изменить большую часть имен в этой книге.

 

Гюнтер Вальраф

Кёльн, 7 октября 1985 года»^[72][7].

 

Далее следует основная часть рассказа, которая начинается изложением рекламного объявления фирмы «Макдональд»:

 

«Приятного аппетита!», или Жратва хуже некуда

 

Многие из наших критиков – большие мастера играть в жмурки. Они даже не дают себе труда выяснить истинное положение дел, не говоря уж о том, чтобы заглянуть за кулисы фирмы «Макдональд». А тот, кто не заглядывает туда, тот не желает видеть правду.

(Текст из помещенной в еженедельнике «Цайт» рекламы фирмы «Макдональд»; реклама занимает целую страницу в номере

от 10.5.1985 года.)

 

«В последнее время “Макдональд” начала крупное наступление на критиков из объединений потребителей и профсоюзов. “Нападки с их стороны не помешают нам в будущем стремиться к расширению и тем самым предложить большому числу людей, пока еще безработных, постоянное место службы и всяческие возможности продвижения”.

Значит, есть шанс для иностранцев и политических иммигрантов? Непременно пойду к ним, думаю я (Али) про себя. У нас уже есть 207 закусочных “Макдональд”. Скоро их станет вдвое больше. Я (Али) хочу попытать счастья в Гамбурге. Прихожу на площадь Генземаркт, где расположен один из крупнейших немецких филиалов этой американской фирмы, и меня берут.

Теперь я (Али) буду жить в свое удовольствие, ведь наш девиз гласит: “Приятного аппетита!” Во всяком случае, так напечатано в рекламном проспекте. Что это означает?

“Макдональд” – это семейный ресторан, в котором можно хорошо и недорого позавтракать, пообедать и поужинать. Посетив блещущий чистотой ресторан “Макдональд”, вы получите большое удовольствие. Мы рады приветствовать вас у себя в гостях и желаем вам успеха и приятного аппетита!

В ресторане, где работает столь жизнерадостный персонал, я предпочитаю сказать, что мне двадцать шесть. Назови я здесь свой настоящий возраст (43), мне, наверное, не слишком обрадовались бы.

Как и котлетки этой фирмы, и я (Али) получаю упаковку “Макдональда”: бумажный колпак, тонкую рубашку и брюки. На всех предметах написано: “Макдональд”. Похоже, они готовы и самих нас насадить на вертел. На моих брюках нет карманов. Если я (Али) получаю чаевые, рука напрасно шарит по боковому шву, пока наконец я (Али) не отдаю гроши туда, куда и положено, – в кассу. Во всяком случае, этот шедевр портновского искусства не дает возможности иметь носовой платок. Если у тебя из носу течет, то течет на котлетку или с шипением капает на гриль.

Управляющий доволен мной (Али) и хвалит мое умение бросать на гриль котлетки. “Это у вас хорошо выходит. Быстро. Обычно новенькие страшно неуклюжи”. – “Наверное, потому, – отвечаю я (Али), – что я занимаюсь спортом”. – “Каким же?” – “Настольным теннисом”.

Гамбургер – коричневатая застуженная котлетка диаметром 98 миллиметров и весом примерно 125 граммов – подскакивает, как жетон из пластика, когда ее бросаешь на гриль. В замороженном состоянии она звенит, как монета, ударяющаяся о стекло. В готовом, то есть поджаренном, виде ее положено выдерживать 10 минут, но обычно она исчезает значительно раньше. Пролежав некоторое время в размороженном виде, она начинает вонять. Поэтому ее жарят, не размораживая, после чего, обработав специями, заворачивают в разрезанную пополам мягкую, как пена, пшеничную булку и погребают в коробке из пластика. “Булочка с гамбургской котлетой... Сколько изящества в ее мягко изогнутом силуэте! Чтобы оценить его по достоинству, нужно обладать совершенно особым состоянием души”, – всерьез считает основатель фирмы Рэй Крок.

Рабочее место за стойкой узкое, пол скользкий и гладкий, температура раскаленной решетки гриля – 180 градусов Цельсия. Никакой техники безопасности. Собственно, работать следовало бы в перчатках, это, во всяком случае, предписано правилами техбезопасности. Но никаких перчаток нет, и они очень замедлили бы работу. Поэтому у многих, кто там давно работает или работал, ожоги или шрамы от ожогов. Один из служащих незадолго до моего появления угодил в больницу, так как второпях схватился рукой за гриль. Я (Али) в первый же вечер ошпарился брызгами жира.

По своей наивности я (Али) считаю, что моя первая смена заканчивается, как договорено, в три часа ночи. Но замечаю, что на меня (Али) все начинают коситься. Управляющий выговаривает мне (Али) за то, что я ухожу раньше времени. “Я только согласно инструкция”. Он предупреждает меня, что я должен отпрашиваться лично у него, и угрожающим тоном интересуется, убрал ли я уже на улице. Меня только что посылали в моей тонкой рубашке на улицу, в холод декабрьской ночи. Поэтому я отвечаю, что все совершенно чисто. Но одна особенно внимательная служащая замечает неубранные бумажки.

Время – около трех ночи. Управляющий говорит, что меня (Али) вряд ли зачислят на постоянную работу, я недостаточно старателен. И выражение лица у меня кислое. За мной целый день наблюдали. Сегодня, например, я пять минут стоял на одном месте. “Не может быть, – возражаю я (Али), – я летать сюда-туда, потому что этот работа для меня как спорт”.

Я узнаю, что ночные и сверхурочные, следуя негласной инструкции, засчитывают только округленно. Это значит, что сверхурочная работа до получаса оплачивается как час. Но в большинстве случаев не оплачивается. Время учитывается не с того момента, когда приходишь на работу, а с того, когда, уже переодевшись, появляешься на рабочем месте. А когда уходишь – наоборот: сначала отметься, потом переоденься. Так что тебя облапошивают дважды.

Скоро Рождество. Огромный наплыв посетителей. В часы пик – рекордные обороты. Я (Али) получаю 7,55 марки: брутто почасовой платы за работу, которая ничем не отличается от работы на любом конвейере. Кроме того, за час работы присчитывают еще одну марку на еду. Через восемь часов управляющий говорит мне, что я (Али) могу теперь спокойно выбрать себе что-нибудь из меню “Макдональда”. Когда я (Али) спрашиваю, где взять нож и вилку, всем становится весело. Искать столовый прибор у “Макдональда” – да это анекдот про сумасшедшего. Все хохочут до упаду.

Я работаю на виду у клиентов. Я (Али) вижу их, а они – меня. Я (Али) не могу хотя бы на короткое время отойти, чтобы в этой жаре выпить глоток пива: знай жарь, готовь гарнир, клади побольше горчицы – от этого ужасно хочется пить.

Один гамбургер – один огурец, двойная порция – два огурца плюс приправы: шприц рыбной пасты, шприц куриной пасты, шприц соуса “Большой Мэк”. Приходится напрягаться из последних сил, со всех сторон идут заказы: нужно добавить слойку с яблочным повидлом или рыбной пасты. Не успев отмыть руки от рыбы, кидаешься снова к очередной котлетке. В перерыве я (Али) организую дегустацию здешних блюд. Пробую цыпленка, а он подозрительно отдает рыбой. И слойка, господи, неужели и она припахивает рыбой?

Только через некоторое время я соображаю, в чем дело. Мы храним растопленный жир в огромных чанах. Вечером жир из каждой ванны через один и тот же фильтр выливается для дальнейшего употребления. Иными словами, жир, в котором жарились яблочные слойки, рыба, цыплята, пропускается через один и тот же фильтр. Одна и та же фильтровальная бумага используется для десяти ванн.

Когда в часы пик у стоек выстраиваются очереди, мы совершенно сбиваемся с ног. Из зала нас то и дело поторапливают окриками “быстрей!”. Поэтому я (Али) думаю, что хорошо бы вынимать котлетки чуть раньше. Но управляющий (он не носит бумажного колпака) ставит меня (Али) на место: “Думать вообще не ваше дело, думают машины. Вынимайте, когда машина запищит, и не учите ученого”. Я (Али) так и делаю. Но через пять минут снова появляется управляющий. “Почему так медленно?” – “Вы сказал, машина думать, и я теперь ждать”. – “А какого черта должны ждать клиенты?” – “Я не знал, кто здесь приказывать: вы или машина, который пищит? Как надо быть? Вы сказал, я слушал”. – “Извольте ждать, пока машина просигналит, понятно?” – “Все ясный”.

Магическое заклинание, волшебные слова здесь: “скорость обслуживания”. Считается, что “цель сервиса в том, чтобы никто никогда не стоял в очереди”. Управляющим филиалами фирмы рекомендуются разного рода уловки. Лозунг такой: “Минута ожидания у стойки – это слишком долго. Это предельный максимум для человека в очереди. Поставь себе цель: свести время ожидания к 30 секундам. Чем быстрее обслуживают в твоем ресторане, тем прочнее ты занимаешь место управляющего. В течение ближайшего месяца сконцентрируй свое внимание на скорости обслуживания. Вычеркни из словаря слово “медленно”. Два процента оборота зависят от быстроты твоей реакции. Да здравствует скорость!”

“Fast-food” – здесь действительно минутное дело, хотя некоторые из нас, кто не слишком хорошо понимает английский, искренне считают, что fast-food значит “почти еда”.

Наш филиал известен рекордными оборотами. Я (Али) был удостоен чести присутствовать на церемонии вручения нашему управляющему кубка с надписью: “За выдающиеся достижения в деле получения прибыли”. Кубок вручал заведующий окружным отделением фирмы “Макдональд”.

Особое внимание фирма “Макдональд” уделяет детям. В инструкции для служебного пользования, которую составил и разослал отдел маркетинга главного управления в Мюнхене, сказано: “Fast-food” – это не только молодой рынок. В Германии это прежде всего рынок для молодежи... И пусть никто не говорит, что у молодежи нет денег!”

Все оборудование рассчитано на детскую клиентуру: высота столов, стульев, высота расположения дверных ручек. Специальная инструкция для закусочных, купивших лицензии “Макдональда”, гласит: “Дети во много раз увеличивают ваш оборот!”

Рассылаются готовые программы, чтобы заманить в кафе “Макдональда” малышей, а с ними, разумеется, и целые семейства. Прежде всего программа “Детский день рождения у “Макдональда”. Развлечения расписаны до минуты.

 

День рождения проходит в 7 этапов:

Приготовления. Время около 15 мин. Поздравления. Время около 10 мин. Прием заказа. Время около 5 мин. Получение заказа. Время около 10 мин.

“Приятного аппетита!” Время около 15 мин. Игры или вручение подарков. Время около 10 мин. Прощание...

 

Прейскурант прилагается

(“Макдональд”, для служебного пользования).

 

После работы у гриля и за стойкой меня (Али) на третий день переводят в бригаду “ленча”. Это повышение. Бригада работает хорошо. Мы убираем разорванные упаковки и остатки еды и протираем столы. Здесь работают двумя тряпками: одна для столов, другая – для пепельниц. Но в спешке тряпки немудрено и перепутать. Однако это никого не волнует; бывает, этой же тряпкой вытирают и клозеты. Тем самым замыкая круговорот еды. Меня тошнит. Когда я прошу выдать мне следующую тряпку, меня (Али) жестко обрывают: хватит и тех, что я получил. Как-то управляющий посылает одного из служащих, работающего у большого гриля, чинить засорившийся унитаз. Тот берет ерш для чистки решетки гриля, чтобы как можно быстрей и добросовестней выполнить задание, но он хоть получает выволочку от управляющего. Чистота у входа соблюдается самым тщательным образом. На расстоянии 50 метров слева и справа от входной двери должно быть всегда прибрано, так как именно там выбрасывают ненужные упаковки. Поэтому меня (Али) в моей тонкой рубашке то и дело посылают из жары на холод.

В перерывах мы рассказываем анекдоты про тараканов, от которых, кажется, уже невозможно избавиться. Сначала они водились только в подвале, а теперь их обнаруживают уже и в кухне. Один недавно угодил прямо в гриль. Как-то хорошо развитый экземпляр был обнаружен клиентом в двойной порции гамбургеров со сложным гарниром.

Некоторые посетители, прежде всего слегка подвыпившие юнцы, бросают мне (Али) под ноги пакетики с остатками жареной картошки. Жирные ломтики рассыпаются по полу, их раздавливают подошвами, и я сразу должен подтереть пол мокрой тряпкой.

Особенно тяжело приходится одной из наших женщин – турчанке. Ей говорят сальности, издеваются над тем, что она турчанка, а иногда с размаху швыряют под ноги переполненные до краев пепельницы. Как-то и мне швырнули под ноги пепельницу. Пока я собирал осколки, за моей спиной снова раздался звон, и еще, и еще. Я (Али) не могу отгадать, кто это делает. В зале смех. Надо же развеселиться.

Во время перерыва я не имею права выходить на улицу. Пить кофе или пиво на стороне не позволяется. Имели место печальные прецеденты: как-то один служащий вышел на перерыв, а отправился в бордель.

Молодая девушка-служащая рассказывала, что часто за восемь часов работы у нее не бывает никакого перерыва. Когда она спрашивала, ответ был один: “Работу не прерывать!” Если тебе нужно к врачу, управляющий ответит: “Я сам знаю, кому когда идти к врачу”.

Однажды я (Али) спрашиваю, нельзя ли мне отлучиться сейчас за счет перерыва. Ответ известен заранее: “Я сам знаю, когда вам делать перерыв”.

Профсоюза нет.

Еще шесть лет назад управляющий кадрами “Макдональда” в ФРГ советовал в своем циркулярном письме: “Если вы из разговора с нанимаемым поймете, что он является членом какой-либо организации, рекомендуем задать еще несколько вопросов, разговор прервать и сказать, что о решении вы сообщите через несколько дней. Разумеется, ни в коем случае на работу не зачислять”.

Основатель фирмы Рэй Крок знает, чего хочет: “Я ожидаю денег, как ожидают света, нажимая на выключатель”.

Генерал Абрамс (США) считает, что фирма “Макдональд” – это настоящая школа американской нации. “Молодому человеку весьма полезно послужить у “Макдональда’. “'Макдональд’ сделает из него ценного для общества человека. Если гамбургер выглядит неаппетитно, такой субъект вылетает с работы. Эта система – безупречно действующий механизм, которому должна стараться подражать наша армия”»^[73][8].

 

Роль турка Али Вальраф исполнял два с половиной года. В этом случае отразился весь предшествующий опыт публициста. Благодаря сыгранной роли, автор вскрыл те слои действительности, которые вряд ли когда стали бы явными для общества.

Вслед за Вальрафом метод включенного наблюдения применяют очень многие расследователи, в том числе и российские. Так, московский журналист Б.М. использовал этот метод при подготовке публикации о конфликте в Косово. Он переоделся (не без помощи российских миротворцев) в форму подполковника десантных войск и следовал всюду вместе с российскими офицерами, беседовал с американскими офицерами, с допуском KFOR побывал на крупнейшей американской базе, куда простым смертным дорога заказана, просматривал военные документы. На его глазах американский офицер сломал «албанской обезьяне» палец, чтобы тот больше не стрелял. Знай американский военный, что перед ним журналист, он никогда этого бы не сделал, поостерегся бы прессы. А при русских офицерах что церемониться, они – такие же военные, разве не поймут?

При подготовке другой статьи журналист принимает участие в спецрейде полиции ООН в Косово. Здесь его также внедряют в состав смешанной российско-канадской группы военных, что помогает ему собрать интересный материал.