Анекдоты

Не секрет, что известные политики любят и подчас даже коллекционируют анекдо­ты о себе. Этим отличался, например, советский лидер Л. И. Брежнев. Со слов зна­менитого мастера анекдотов, артиста Ю. В. Никулина, благосклонно и с интересом выслушивал незлобные анекдоты о себе первый президент СССР М. С. Горбачев. Э. А. Шеварднадзе направлял специальных людей для сбора анекдотов, рассказы­вавшихся о нем в тбилисских банях и на базарах.

Это отражает не только наличие у политиков чувства юмора, но и понимание того, что функционирование в массовом сознании анекдотов о конкретном поли­тике — это признак его популярности и своего рода «народности». Соответственно, политический анекдот оказывается инструментом политического PR.

В самом буквальном понимании анекдот (от франц. anecdote — короткий рас­сказ, забавная история) в политике — это краткий смешной рассказ о какой-либо политической ситуации, поведении и чертах характера лидера или представителя какой-либо группы. Анекдот отличается намеренной гипертрофией тех или иных черт и ситуаций, вплоть до их полной абсурдизации, что обычно способствует выявлению и запоминанию каких-то сторон политической жизни. Для их четкого формулирования используется прием персонификации — в анекдотах всегда фигу­рируют общеизвестные персонажи. Анекдот — это специфическая разновидность массовой неформальной коммуникации, функционирующая наряду со слухами и сплетнями, но отличающаяся от них определенной законченностью литературной формы. В целом анекдоты подчиняются всем основным законам функционирова­ния неформальной коммуникации.

Политический анекдот является важным средством политической борьбы и используется в политическом PR. Его основные задачи — дискредитация против­ников, формирование симпатий к сторонникам, и прежде всего к своим полити­ческим лидерам. Сравним два известных коротких анекдота. Первый: Брежнев по бумажке зачитывает текст приветствия на открытии московской Олимпиады (1980 год): «О! О! О! О! О!» (лист бумаги с текстом его речи начинается с изобра­жения пяти колец, олимпийской эмблемы). Второй анекдот: «Вы слышали, Андропов руку сломал!» — «Кому?» Соответственно, рисуются два разных образа руководителя с разным к ним отношением. Терпимо-благожелательное отношение к косноязычию Брежнева резко контрастирует с ожиданием жесткости от при­шедшего ему на смену Андропова.

В новейшей истории современной России идея использовать aнекдоты для популяризации своего лидера впервые была использована ЛДПР. В 1992 году ой партии газета «Либерал» стала печатать анекдоты о В. Жириновском. Например, анекдот из серии «Жириновского спрашивают»: «Есть ли жизнь на Марсе?» Ответ: «Тоже нет».

Обычно анекдоты складываются «естественным» путем и распространяются спонтанно в массовом сознании, отражая соответствующее восприятие политики населением. В таких случаях они являются плодом коллективного творчества, частью городского, сельского и иного фольклора. Состояние массового сознания в начале 1990-х годов хорошо иллюстрировал следующий анекдот: «После встречи с директорами крупных предприятий, усиленно жаловавшихся на тогдашнего гос­секретаря России Геннадия Бурбулиса, Ельцин буркнул: "Говорят, Ленин умер от сифилиса, а я умру от Бурбулиса"».

Часто, однако, анекдоты конструируются или по крайней мере распростра­няются специально, для выполнения определенных политических функций. По нашим наблюдениям, в момент прихода в СССР к власти Ю. В. Андропова были предприняты усилия ранее возглавлявшимся им КГБ для того, чтобы жестко закрепить в массовом сознании и факт смены власти, и основные черты «новой эпохи». Очень быстро появилась и укоренилась целая серия коротких анекдо­тов, отражающих названные моменты. Приведем примеры. «Вы слышали, Кремль переименовали?» — «Как?» — «В Андрополь». Другой пример: «Передаем информационное сообщение: "Юрий Владимирович Андропов избран генераль­ным секретарем ЧК КПСС"». Еще: «Красная площадь будет переименована в Лубянку».

В относительно бедный на политические анекдоты период президентства В. В. Путина зафиксирован даже удивительный факт издания специального сбор­ника (институционализация неинституционального, публикация непечатного) «100 анекдотов про Путина», приуроченного к 50-летию президента. Характерно, что большая часть сборника представляет собой очевидно искусственные, приду­манные анекдоты. Понятно, что их главная цель — укрепление имиджа президен­та и убеждение массового сознания в его незыблемости. Приведем только два при­мера. «К 50-летию Владимира Путина кинорежиссер Говорухин снимает новый фильм — "Хозяин Шойги"». Другой пример: «На выборах 2004 года российскому народу предстоит в очередной раз сделать нелегкий выбор: Путин, Путин или... Путин?»

Впрочем, эффективность анекдота как инструмента политического PR зависит не столько от «естественности» или «искусственности» его порождения, сколько от того, найдет ли придуманный анекдот «естественные» пути своего распространения. Еще в 1980-е годы нами была проведена серия специальных экспериментов. Так, в частности, в разгар массовой кампании по принудительному принятию «социалистических встречных планов» в Москве был запущен искусственно сконструированный (это видно по усложненной для массового со­знания

К ИСТОРИИ ВОПРОСА

«История российских реформ в анекдотах от директора Центра стратегического анализа и прогноза профессора Дмитрия Ольшанского. Шок — 91. Гайдаровское правительство — как картошка: если к весне не съедят, то к осени обязательно посадят. Кадры — 91-97. Реформа политической системы: был — генеральный Собчак Советского Союза, стал заслуженный Шахрай Российской Федерации. Загадки — 92. Что такое: не ест, не пьет, а растет? — Цена. А что такое ящерица? — Это крокодил в эпоху реформ. Выборы — 93. Из выступления с высокой трибуны: В России будет много партий. Страна будет, как большой котел. В нем будут, понима-а-ешь, вариться разные идеи, взгля­ды, мнения... Конечно, будет и пена. Но ее мы будем снимать большой... этой, как ее... Шумейкой. Загадки — 94. Реформы — это наука или искусство? Наверное, искусство. Была бы наука, сперва на кроликах попробовали бы. Думские выборы — 95. Командир построил дивизию и инструктирует: "В бюллетене для к голосования сорок три партии. Я лично буду голосовать за "Наш дом — Россия". Значит, в том квадратике поставлю плюс. Вы можете голосовать даже против. Но тогда в этом обязательно в этом же — квадратике поставьте что-нибудь другое, хоть минус". Президентские выборы — 96. Наутро после голосования председатель Центризбиркома звонит Ельцину: "Борис Николаевич, у меня две новости, хорошая и плохая". — "Начинай, понима-а-аешь, с плохой". — "51 процент набрал... Шаккум". — "Ну и чего же после этого может быть хорошего?!" — "То, что Вы набрали 54 процента". Новая информационная политика — 96. После назначения А. Чубайса главой прези­дентской администрации на телевидении запрещен дальнейший показ мультфильма с песенкой: "Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой..."

Болезни — 96. На КПП в ЦКБ охрана изучает пропуска: "Что это у вас, врачей, фамилии такие странные — Добейки, Акачурин?"

Президентские выборы — 2000. Госдума постановила: запретить все анекдоты про Вовочку — как политические» 1. Реалист. — 1997. — № 30. — 1 декабря. — С. 4.

 

return false">ссылка скрыта

конструкции) анекдот. Жена спрашивает мужа: «Ваня, тут на работе встреч­ный план заставляют принимать, а что это такое?» - «Это просто, Маша. Вот ло­жимся мы в постель, и ты говоришь: "Ваня, давай разок!" А я отвечаю: "Нет, Маша, давай два разика!" Это и есть мой встречный план. Но на самом-то деле мы знаем, что больше одного раза все равно не сможем».

Уже на третий день пересказы этого анекдота были зафиксированы во Вла­дивостоке. Опережая скорость движения поезда, он распространился по стране со скоростью самолетного перелета. Позднее выяснилось, что актуальность анекдота была настолько высока, что его пересказывали в междугородних телефонных переговорах.

Обычно среди слоев населения со значительным разрывом в уровне образования, культуры, а также в позициях в политической жизни, стихийно функционируют и укореняются разные типы анекдотов, отличающиеся заметным разбросом (и даже конфронтацией) политических оценок. Это необходимо учитывать при прове­дении политических PR-кампаний. Известно, что для усиления своей популяр­ности многие политики специально придумывают и распространяют разнооб­разные анекдоты про себя, рассчитанные на различные группы избирателей. Наиболее простые конструкции строятся по схеме: «Тут подошел Брынцалов и сказал...»

 

Г.Олпорт. Анализ слухов.*

Слухи сделались проблемой национальной важности в трудные 1942—1943 годы. Тогда один высокопоставленный чиновник из Отдела военной информации назвал причину слухов и рецепт контроля за ними, частично (но только частично!) верные. Он сказал: «Слухи вырастают из отсутствия известий. Следовательно, мы должны со­общать людям самые точные новости, по возможности быстро и полностью».

Верно, что слухи процветают при недостатке информации. Уверенность лю­дей в том, что правительство дает полную и точную информацию о разрушениях -следовательно, все худшее им известно, — препятствовала возникновению в Брита­нии слухов даже в дни самых страшных бомбежек. Если люди уверены, что знают худшее, маловероятно, что они станут усугублять картину, добавляя ненужные ужа­сы для объяснения самим себе своей тревоги.

В то же время нетрудно доказать, что слухи разрастаются и при обилии ново­стей. Было всего несколько слухов о наших ужасных потерях на Перл-Харборе до тех пор, пока сами газеты не опубликовали официальный отчет о катастрофе. Были от­дельные слухи о смерти Гитлера до того, как газеты сообщили о покушении на него летом 1944 года, но сразу после этого слухов стало значительно больше. Лавина слу­хов о мире в конце апреля—начале мая 1945 года совпала с открытым обсуждением в прессе приближающегося крушения Германии. Аналогично, поток слухов захлестнул страну в последние часы перед днем победы над Японией: преждевременные исто­рии о конце войны распространялись быстрее, чем их успевали официально опро­вергать. Стоит упомянуть весьма странный эпизод в истории слухов: в течение не­скольких часов после публикации известия о внезапной смерти президента Рузвельта 16 апреля 1945 года распространились истории о смерти многих других известных лю­дей, включая генерала Маршалла, Бинга Кросби и мэра Ла Гуардиа.

Если общественные события незначительны, то маловероятно, что они поро­дят слухи. Но при определенных обстоятельствах, чем больше пресса уделяет внимания известию — особенно важному известию, — тем более многочисленным и серь­езным искажениям это известие подвергнется в слухах.

Упомянутый сотрудник Отдела военной информации ошибся, полагая, что слухи — чисто интеллектуальный товар: что-то, чем заменяют надежную информа­цию faute de miex. Он упустил, что, когда происходят события величайшей важнос­ти, человек никогда не ограничивается простым принятием события. Глубоко задета его жизнь, и эмоциональные обертоны известия порождают всевозможные фантазии. Он ищет объяснений и воображает отдаленные последствия.

Однако чиновник сформулировал, пусть неточно и упрощенно, часть формулы распространения слухов и контроля над ними. Слухи распространяются тогда, когда события имеют важное значение в жизни людей, а полученные относительно них из­вестия либо недостаточны, либо субъективно двусмысленны. Двусмысленность может возрастать, если известия сообщены неясно, или если до человека дошли противоре­чивые версии известий, или если он не в состоянии понять полученное им сообщение.

Базовый закон слухов

Эти два необходимых условия — важность и двусмысленность — оказываются связанными с передачей слухов грубым количественным соотношением. Можно за­писать формулу интенсивности слухов следующим образом:

R = О x а.

Проще говоря, эта формула означает, что количество циркулирующих слухов (R) будет меняться с изменением важности вопроса для заинтересованных лиц (О, умноженной на неоднозначность сведений, касающихся обсуждаемой темы (а). Важ­ность и двусмысленность не складываются, а перемножаются — если либо важность, либо двусмысленность равна нулю, слухов нет. Например, невероятно, чтобы амери­канский житель распространял слухи относительно рыночной цены на верблюдов в Афганистане, так как предмет для него не важен, хотя, несомненно, неоднозначность присутствует. Он не расположен распространять слухи о делах людей в Свазиленде, по­тому что это его не волнует. Одна лишь неоднозначность не запускает и не поддержи­вает слухов.

Не обеспечивает этого и одна важность. Хотя автомобильная авария, в которой я потерял ногу, является для меня бедой, слухи о степени повреждений, полученных мною, меня не трогают, потому что я знаю факты. Если я получаю наследство и знаю его размеры, я невосприимчив к слухам, преувеличивающим его величину. Офицеры высших эшелонов армии были менее уязвимы для слухов, чем рядовой Джо, не пото­му, что события для них были менее важны, а потому, что, как правило, они были лучше осведомлены относительно планов и стратегий. Где нет неопределенности, там не может быть слухов.

Мотивы распространения слухов

Тот факт, что слухи не распространяются, если тема услышанного не важна для человека, который мог бы пустить слух дальше, — связан с мотивационным фактором в слухах. Интерес к сексу порождает множество сплетен и большинство скандалов; тревога — это чувство, стоящее за ужасными и угрожающими рассказа­ми, которые мы слышим так часто; надежда и желание лежат в основе слухов-грез; ненависть питает обвинения и клевету.

Важно отметить, что слух — непростой механизм, он служит сложной цели. Например, агрессивный слух позволяет нам нанести удар тому, что мы ненавидим, высвобождает первичное эмоциональное побуждение. В то же время он оправдывает чувства, которые мы испытываем к ситуации, объясняет нам и другим, почему мы это чувствуем. Таким образом, слух рационализирует, даже одновременно с высво­бождением.

Но оправдание наших эмоциональных желаний и придание им обоснованнос­ти — не единственный вид рационализации. Совершенно независимо от давления конкретных эмоций, мы непрестанно стараемся извлечь смысл из окружающей дей­ствительности. Можно сказать, что наряду с эмоциональным существует интеллек­туальное давление. Отыскать правдоподобное обоснование смущающей ситуации - это уже мотив; и стремление «связать концы с концами», пусть даже без личного интереса, помогает объяснить жизненность многих слухов. Мы хотим знать «поче­му», «как» и «откуда» обо всем в окружающем нас мире. Наш рассудок протестует против хаоса, с детства мы спрашиваем: почему, почему"? Суть наших поисков смыс­ла шире, чем наша импульсивная тенденция рационализировать и оправдывать свое непосредственное эмоциональное состояние.

Результатом этой потребности в смысле являются слухи, порожденные любо­пытством. Чужак, о котором мало что известно в маленьком городке, где он поселил­ся, породит множество легенд, объясняющих любопытствующим умам, почему он прибыл в город. Странно выглядящие раскопки в городе вызовут причудливые толко­вания их цели. Атомная бомба, лишь немного понимаемая публикой, порождает зна­чительные усилия в поиске смысла.

Когда эмоциональное состояние человека отражается (без его собственного ведома) в интерпретации им окружающего, мы говорим о проекции. Ему не удается использовать исключительно беспристрастные и объективные доказательства в своих объяснениях реальности вокруг себя.

В снах каждый проецируется. Только после пробуждения мы осознаем, что наши частные желания, страхи или мстительные стремления несли ответственность за происходившее в наших сновидениях. Ребенок находит во сне горы сладостей; слабому юноше снится триумф на спортивном поле; испытывающая тревогу мать видит во сне смерть своего ребенка.

Грезы наяву также проективны. Когда мы расслабляемся на диване, наш ум рисует события, реализующие наши надежды, желания, страхи. В своих фантазиях мы удачливы, получаем удовлетворение или иногда терпим поражение и гибнем, — все в соответствии с темпераментом или типом эмоций, которые в это время управляют ассоциативным потоком наших мыслей.

Слухи сродни грезам наяву из вторых рук. Если услышанная нами история дает причудливую интерпретацию реальности, соответствующую нашей тайной жизни, мы склонны верить ей и передавать ее.

Короче говоря, в гомогенной социальной среде слухи зарождаются и отправ­ляются в путешествие благодаря их обращению к сильным личным интересам вов­леченных в их передачу людей. Мощное влияние этих интересов использует слухи главным образом в качестве рационализирующего средства, требуя от них не только выражения, но и объяснения, оправдания и обеспечения смысла с точки зрения задействованных эмоциональных интересов. Временами взаимоотношения между ин­тересами и слухами столь тесны, что нам приходится принять тот факт, что слух -это просто проекция совершенно субъективного эмоционального состояния.

Основной ход искажений

Чрезвычайно интересно, что один и тот же паттерн искажений обнаруживает­ся и в изменениях, которым с течением времени подвергаются восприятие и воспо­минания индивида, и в трансформациях, которым подвергается рассказ при перехо­де от человека к человеку. Этот паттерн изменений в социальной и индивидуальной памяти имеет три аспекта: сглаживание, заострение, ассимиляцию.

По мере движения слуха он имеет тенденцию становиться более коротким, сжатым, легче схватываться и передаваться. В последующих версиях первоначальные детали все больше и больше сглаживаются', используется все меньше слов и упоми­нается все меньше тем. В нашем лабораторном эксперименте, посвященном слухам, мы обнаружили, что количество деталей, удерживаемых при передаче, наиболее рез­ко снижается в начале серии воспроизведений. Количество их продолжает уменьшать­ся, но более медленно, в каждой последующей версии. Та же тенденция обычно об­наруживается при индивидуальном удержании информации, но «социальная память» в течение нескольких минут совершает такое же сглаживание, какое совершает ин­дивидуальная память за недели.

Когда происходит сглаживание ряда деталей, оставшиеся детали обязательно заостряются. Заострение обозначает избирательное восприятие, удержание и сооб­щение нескольких деталей из первоначально большого контекста. Хотя заострение, как и сглаживание, происходит в каждой серии воспроизведений, не всегда под­черкиваются те же самые темы. Многое зависит от состава группы, в которой пере­дается рассказ, ибо будут заостряться именно те темы, которые представляют для рассказчиков особый интерес. Однако существуют некоторые детерминанты заост­рения, являющиеся фактически универсальными: например, необычный размер и поражающие внимание, захватывающие фразы.

Что же именно ведет к стиранию одних деталей и подчеркиванию других? И что объясняет перестановки, вставки и другую фальсификацию, свойственную рас­пространению слухов? Ответ обнаруживается в процессе ассимиляции, который по­рожден всей мощью привычек, интересов и чувств, уже существующих в сознании слушателя. В рассказывании и пересказывании истории, например, заметна ассими­ляция главной темы. Отдельные моменты заостряются или сглаживаются, чтобы соответствовать ведущей теме истории, и начинают соответствовать этой теме так, чтобы в результате история стала более связной, правдоподобной и завершенной. Приспособление часто подчиняется ожиданиям: вещи воспринимаются и запоми­наются такими, какими они обычно являются. Важнее всего то, что ассимиляция вы­ражается в изменениях и фальсификациях, отражающих глубоко укорененные эмо­ции, установки и предрассудки субъекта.

Сглаживание, заострение и ассимиляция, хотя и разделяются нами в целях анализа, не являются независимыми друг от друга механизмами. Они функциониру­ют симультанно и отражают уникальный процесс субъективации, приводящий к аутизму и фальсификации, столь характерным для слухов.

Слияние тем в слухе

Перечислить эмоции, запускающие и поддерживающие слухи, — задача труд­ная, потому что мотивационный паттерн всегда сложен и скрыт очень глубоко. Од­нако во время войны была попытка создать схему классификации, базировавшуюся на преобладающем типе мотивационного напряжения, отражаемого в слухах'. Ана­лиз 1000 военных историй, рассказывавшихся в 1942 году, показал, что все они вы­ражали враждебность, страх или желание. Классифицировать слухи в зависимости от их главного побудительного мотива, вероятно, во время войны было гораздо легче; но даже для военного времени трихотомия ненависть—страх—желание чересчур уп­рощена. Слухи-страхи (например, относительно зверств врага) могут поддерживать­ся элементами сексуального интереса, приключения или чувства морального пре­восходства. Комплекс мотивов, к которым приспосабливается слух, — это личное дело, и понимание того, почему данный человек восприимчив к определенному рассказу, потребовало бы клинического изучения этого человека. Вследствие разно­образия мотивационных сочетаний, питающих слухи, любая психологическая клас­сификация неизбежно будет упрощенной и грубой.

Таким образом, нельзя ожидать, что один слух коррелирует только с един­ственной эмоцией или только с одной когнитивной тенденцией. Ассимиляция рабо­тает не на единой основе. Даже внешне простая история может служить в качестве объяснения, оправдания и высвобождения целой смеси чувств.

Антинегритянские слухи

Слияние ненависти, страха, вины с экономической неразберихой обнаружи­вается в любопытных слухах о «Клубах Элеоноры», которые энергично распростра­нялись в 1943 году в южных штатах. Темой этих историй было объединение большо­го количества негритянских женщин, особенно домашней прислуги, под духовным водительством Элеоноры Рузвельт с целью восстания против существующего соци­ального порядка. Здесь наиболее отчетливо видно слияние противостояния либера­лизму Нового курса с традиционными антинегритянскими чувствами. Но комплекс мотивов даже еще глубже.

Существовало много версий слухов, в которых «Клубы Элеоноры» иногда на­зывали «Дочерьми Элеоноры», «Клубами гнева Элеоноры», «Сестрами Элеоноры» и «Королевским домом Элеоноры». Эти причудливые названия представляют, конеч­но, приспособление слухов к стереотипам, касающимся религиозности негров и их предполагаемой склонности к пышным названиям. Часто говорилось, что девиз этих групп: «Белая женщина в каждой кухне через год». Типичная «элеонорская» история звучит так: «Белая женщина отсутствовала какое-то время, а когда вернулась, обна­ружила свою цветную служанку сидящей за ее туалетным столиком и причесываю­щейся ее расческой». Другие истории изображали служанку-негритянку моющейся в хозяйской ванне или принимающей своих друзей в гостиной. В одном из слухов гово­рилось, что когда белая леди позвала свою кухарку прийти приготовить обед для сво­их гостей, кухарка в свою очередь потребовала, чтобы хозяйка была у нее дома в восемь утра в субботу утром, чтобы приготовить завтрак для ее гостей. Рассказывали, что одна негритянская служанка предложила заплатить белой женщине, чтобы та стирала ее одежду. Время от времени истории намекали на грядущее насилие, обви­няя клубы в том, что в них хранят ножи для колки льда и для рубки мяса.

Все эти версии, помимо отражения антирузвельтовских и антинегритянских чувств, показывают отчетливый страх инверсии статуса. Цветные люди представля­ются не просто как лелеющие недовольство в глубине души, но как находящиеся на грани бунта. Они грозят взять верх, перевернуть социальную шкалу. Почему? По­тому что эти истории в какой-то степени объясняют и облегчают чувство экономи­ческой и социальной небезопасности, испытываемое белыми распространителями слухов. Ощущая смутную тревогу, они оправдывают свое волнение, указывая на не­гритянскую агрессию, и извлекают грустное утешение из предупреждений друг дру­га об угрозе.

Но мы должны рассмотреть и более глубокие мотивы этого слуха. Слухи об инверсии статуса косвенным образом признают возможность представить себе иные взаимоотношения, чем status quo между расами. И, согласно американским убежде­ниям, status quo, будучи по существу несправедливым, не должен быть постоянным. Как указывает Мирдал, каждый американец верит и стремится к чему-то более вы­сокому, чем нынешний уровень расовых отношений. В глубине сердца он согласен с Патриком Генри, рабовладельцем, который еще в 1772 году писал: «Я не могу и не буду это оправдывать». В то же самое время большинство белых позволяет себе бро­сать только беглый взгляд на эту моральную дилемму. Через полторы сотни лет после Патрика Генри конфликт все еще существует. Если бы белые прямо взглянули на проблему, они оказались бы разодраны на части конфликтом между приверженнос­тью американским убеждениям и удобством своей веры в превосходство белых.

Вместо того, чтобы повернуться лицом к этому острому и непримиримому кон­фликту, многие белые люди прибегают к всяческим ухищрениям и рационализациям. Слухи, помогающие уклониться от вины, жадно подхватываются как способ такого избегания. Если, как гласят истории о «Клубе Элеоноры», негры чересчур агрессивны, участвуют в незаконном заговоре, угрожают, то они не имеют права на равный статус. Они не могут рассчитывать на большее уважение, чем то, которое мы оказываем на­рушителям границ, мародерам и шантажистам. Они должны «знать свое место». Если и встречаются примеры несправедливости, то не возмещают ли их полностью наше тер­пение и потворство в других случаях? В конце концов, они — всего лишь непокорные дети, и к ним надо относиться как к таковым: с добротой, но твердо. С помощью таких обходных умственных маневров расист способен избежать чувства вины.

Стремление уклониться от вины также заметно во множестве слухов, детально описывающих инциденты с криминальными и нелояльными тенденциями негров. В одной из историй времен войны говорилось, что негров призывали в армию менее активно, чем белых, потому что власти боялись дать им в руки оружие. Даже юморис­тические байки о глупости, легковерии и лени негров имеют то же функциональное значение; так же обстоит дело и с миллиардами историй о сексуальной агрессивности негров. Все они склонны успокаивать чувство вины белого человека, ибо что мы мо­жем поделать с черным человеком, уголовником и шутом, который нелоялен, глуп, агрессивен и аморален, кроме как «ставить его на место», именно так, как мы сейчас и делаем? Идеалы равенства могут быть хороши в теории, — делает вывод расист, -но их никогда не собирались применять к уголовникам, имбецилам или черным.

Последним союзником антинегритянских предрассудков являются сексуальные слухи. Вновь и вновь они изображают негров как замышляющих пересечь расовую границу и совершить грех смешения рас. Истории неизменно касаются взаимоотно­шений между негритянскими мужчинами и белыми женщинами, а не гораздо чаще встречающейся любовной связи белого мужчины и негритянской женщины. Есть и истории об изнасиловании и попытках изнасилования, и не такие жуткие рассказы о том, как негры подходят к белым женщинам, преследуют их на улице, пытаются удержать за руку и т. д. В одной истории военного времени утверждалось, что негры, которые не были призваны в армию (тема нелояльности), сказали уходящим на вой­ну белым мужчинам, что «позаботятся» об остающихся дома белых женщинах. Сексу­альные слухи о неграх особенно распространены на Юге, но часто встречаются и на Севере. В одном городе в Новой Англии, известном своими относительно мирными расовыми отношениями, циркулировала местная история, «объясняющая», почему в некоем ресторане был заколочен туалет. Приводимая причина — причем совершенно вымышленная — заключалась в том, что двое негров якобы завели белую женщину в этот туалет и там изнасиловали.

Мотивационный поток здесь идет глубже. В американских пуританских тради­циях все относящееся к сексу обладает сильным эмоциональным зарядом и поэтому легко переливается в другие области сильных страстей. Секс, как сюжет для акту­ального интереса, — никогда не оскудевающий источник слухов. Как и измерение статуса, он также является источником сильного чувства вины. Винить себя за свои сексуальные грехи, как и за свои грехи против американских убеждений, всегда не­приятно, гораздо лучше порицать кого-то еще за его реальные или воображаемые проступки. Сходство между сексуальными слухами и слухами о меньшинствах очень близкое — общей для обоих является проекция заинтересованности в уклонении от вины, — и это сходство облегчает их слияние. Почему бы не перенести свои соб­ственные сексуальные грехи на тех же самых людей, которые угрожают нашему со­циальному положению?

Глубоко внутри многие люди ощущают непрочность своего статуса, экономи­ческого будущего или собственной сексуальной нравственности. Все эти вещи весь­ма интимны и занимают центральное место в их жизни, и такие ключевые интере­сы не могут существовать раздельно: угроза одному из них ведет к угрозе другим. Отсюда чернокожий «козел отпущения» воспринимается не только как социально высокомерный, но и как подавляющий нас в профессиональном плане, как сексу­ально более сильный и менее заторможенный, чем мы. Мы находим в его поведе­нии стремление карабкаться вверх, присваивать, распутничать — все то, что мы могли бы делать, если бы позволили себе это. Он грешник. Даже если мы сами не­безупречны, его проступки — как они передаются в слухах — откровеннее и хуже, чем наши. Тогда почему мы должны испытывать вину за наши грешки?

Пока все эти рационализации продолжаются, мы можем достаточно извращен­но считать «животные» качества негра мрачно-очаровательными. А если так, необхо­димо жестоко подавлять эту сатанинскую привлекательность и через реактивное обра­зование — то есть ополчась на очарование, которое мы не одобряем, — бороться с дьяволом". Мы это делаем, принимая наиболее священное табу: запрет на расовое сли­яние. Сама мысль об этом наполняет нас ужасом (не так ли?). Если это табу будет нару­шено, откроется путь к крушению всех наших моральных норм и экономических стандартов. Мы потерпим поражение от руки черного и злого чужака, которого мы бессоз­нательно рассматриваем отчасти как наше собственное непочтенное второе «Я».

Столь сложный анализ, как приведенный анализ антинегритянских слухов, не преувеличивает запутанность эмоциональных и когнитивных переплетений, обуслов­ливающих привлекательность этих слухов. Кажется правилом, что люди персонифици­руют силы зла и приписывают их какой-нибудь заметно отличающейся, но близко расположенной группе меньшинства. Самые распространенные, но, несомненно, не единственные сегодняшние «демоны» — это коммунисты, евреи и негры. Так как вина приписывается им, конечно, незаслуженно, мы обозначаем их рабочим поня­тием козлы отпущения.

Примеры анализа слухов

Рассмотрим теперь более детально два примера распространяемых слухов-. Их эфемерность подчеркивается тем, что оба примера уже устарели. «Утверждения, рас­считанные на веру», чаще всего живут недолго — просто потому, что панорама че­ловеческих интересов меняется быстро. Однако из исследования пусть даже устарев­ших типичных примеров, взятых из разных социальных контекстов, можно многому научиться.

Анализ никакого конкретного слуха не может быть совершенным, так как психологические и социальные условия, в которых он распространялся, известны только частично и иногда лишь по умозаключению. Кроме того, нельзя ожидать, что одна выбранная история сможет проиллюстрировать все принципы возникновения и распространения слухов, однако базовая формула может быть обнаружена в каж­дом случае.

Случай № 1

Сразу после землетрясения в Сан-Франциско 18 апреля 1906 года по городу поползли совершенно дикие слухи. Четыре из них пересказал Джо Чамберлен в бал­тиморской газете «Sunday Sun» (31 марта 1946 г.): (а) приливная волна поглотила Нью-Йорк в то же самое время, когда трясло Сан-Франциско; (б) Чикаго сполз в озеро Мичиган; (в) землетрясение выпустило зверей в зоопарке, и они ели бежен­цев в парке Голден-Гейт; и (г) нашли мужчин с женскими пальцами в карманах, так как у них не было времени снять кольца. В этих последних историях кладбищенские воры всегда были повешены на ближайшем фонарном столбе.

Комментарии: Придирчивый читатель может поинтересоваться, не претерпели ли эти пересказанные сорок лет спустя после своего хождения слухи дополнительного заострения и значительных искажений. Примером, возможно, является слово «всегда» в слухе (г): несомненно, трудно доказать, что эти истории о ворах неизменно сопровож­дались развязкой в виде скорого суда. Однако циркулировавшие после катастрофы слу­хи были записаны в то время, и, преследуя цели нашего анализа, мы можем предпо­ложить, что они не сильно отличались от вышеперечисленных.

1. Первым очевидным принципом, проиллюстрированным этими историями, является плодовитость слухов. Огромная важность и громадная неоднозначность со­вместно порождали одну дикую историю за другой, многие из которых были просто вариациями одной темы. Ассоциативная цепочка проста: если один большой город был разрушен, почему бы и не другие? Плодовитость ведет к заострению через ум­ножение катастроф.

2. В качестве одной из фаз усилий по поиску смысла взволнованное население пытается оценить важность события. Метафорически люди говорят: «Положение дел хуже некуда». Потеряв жилье и, возможно, близких, люди подчеркивают свое чув­ство тревоги и опустошенности, добавляя разрушительные действия диких живот­ных и воров, а также уничтожение еще одного-двух больших городов. Через эти пре­увеличения метафорически передается ощущение тотальности бедствия.

3. В своих усилиях по поиску смысла люди аналогичным образом делают много заключений, иногда правдоподобных, иногда нет. Среди более обоснованных заключе­ний — возможность того, что землетрясение могло освободить зверей в зоопарке. Мы не знаем, было ли в этом утверждении ядро правды; возможно, разбитые клетки по­зволили убежать некоторым животным. Но вероятно с распространением слухов сгла­дились многие уточняющие фразы, так что заострилась степень панического бегства. И кажется вероятной та конденсация, которая присутствует в подробностях о жуткой судьбе беженцев. Воображение — в слухах так же, как в снах — часто объединяет дис­кретные события, извлекая простоту из сложности и показной порядок из путаницы. В данном случае животные содержались в парке Голден-Гейт, и беженцы расположились в том же парке; последние «конденсировались» в утробу первых.

4. Казнь мародеров-воров представляет морализаторское завершение и вообража­емую месть. Порожденная катастрофой громадная фрустрация не имела личных при­чин. Мародер был единственным доступным «козлом отпущения» в катаклизме, выз­ванном Божьим произволом.

5. Панические слухи, подобные этим, соответствуют финальной стадии слухов о бунте. Ничто не кажется слишком неправдоподобным, таким, чему нельзя пове­рить, если оно как-то объясняет или облегчает наличное возбуждение. Однако в от­личие от слухов о бунте, истории, питаемые паникой, не имеют предшествующих стадий накопления (за исключением тех случаев, когда сама паника развивается по­степенно — ситуация довольно необычная).

6. Здесь мы не находим свидетельств наличия цепочек слухов. Катастрофа выз­вала столь полное единство интересов, что легко представить себе, как переживший ее рассказывает эти истории постороннему. Однако невозможно вообразить жителей Нью-Йорка или Чикаго, верящих в истории о разрушении их городов. У жителей каждого из этих городов есть свои критерии надежности доказательств, делающие такие истории немыслимыми. Столь же сомнительно, чтобы пресса печатала любые слухи, которые можно было бы легко проверить. Однако было опубликовано много недоступных проверке историй, основанных только на передаче слышанного, и им широко верили по стране до тех пор, пока землетрясение не перестало быть пред­метом актуальных интересов.

Легко можно представить себе престиж, выпадающий на долю рассказчика таких ужасных историй. Вся нация находилась в состоянии ажитации и глотала лю­бые новости. Как только стали известны очертания катастрофы, люди стали жадно хвататься за любые детали, дополнявшие картину, а владеющего последними «ново­стями» соседа охотно и жадно выслушивали. Это могло побудить рассказчика добав­лять ужасные детали.

Случай № 2

Нижеследующая история циркулировала в 1943 году, во время визита мадам Чан Кай Ши в Америку. Обычно говорилось, что местом происшествия был Балти­мор. Однажды, — гласит история, — джентльмен вошел в ювелирный магазин и попросил часы стоимостью 500 долларов. У ювелира не было столь дорогого товара, но в конце концов ему удалось найти несколько хронометров высшего класса на выбор клиенту. Покупатель отобрал часы и ювелирные изделия на сумму 7000 дол­ларов. Когда владелец спросил, как это будет оплачено, клиент ответил, что он -секретарь мадам Чан, и потребовал, чтобы его покупки были включены в помощь по ленд-лизу.

Комментарии: Это были типичные вбивающие клин слухи, направленные на от­деление Соединенных Штатов от их союзников. Такие истории вызывали серьезную озабоченность у правительственных чиновников. Того же типа были истории о том, что русские использовали получаемое по ленд-лизу масло для смазки своих ружей, а британцы использовали свои фонды помощи для покупки нейлоновых чулок и других дефицитных предметов роскоши, лишая таким образом наших граждан же­ланных вещей.

1. Есть свидетельства, что мы можем ожидать циркулирования таких историй только среди ограниченной аудитории. Скандал с мадам Чан был бы привлекателен для людей с ранее существовавшим предвзятым отношением к Китаю или, что бо­лее вероятно, для противников демократической администрации в Вашингтоне.

2. Как и вообще враждебные слухи, этот слух — продукт фрустрации, возник­шая в результате нее агрессия была во многом смещена. Трудности военного време­ни порождали недовольство, так же как и высокие налоги. Если дефицитные товары уходят заграницу, а полученные налоги нерационально растрачиваются правитель­ством, почему мы не можем испытывать раздражение? Мы готовы приносить жерт­вы в войне, но мы жалуемся не на войну, а на скандально неэффективую дея­тельность радикальной группы длинноволосых профессоров и «этого человека» в Вашингтоне. Слухи представляют собой тонкое слияние антипатий и фрустрации и служат для объяснения и оправдания наших политических антипатий.

3. Мотивацией может также быть избавление от чувства вины. Во время бума военного времени многие люди предавались роскоши, которую не могли себе позво­лить в мирное время и которая была плохо совместима с необходимостью самопо­жертвования и покупкой военных облигаций. Но можно легко забыть и простить нашу маленькую расточительность перед лицом явного сибаритства мадам Чан, одной из наиболее заметных фигур военного времени, бессмысленно тратящей наши нацио­нальные запасы на покупку сказочной роскоши.

4. Здесь может быть элемент ассимиляции широко распространенных убеждений о растратах и коррупции высоких чиновников в Китае. Но этот фактор если и присут­ствует, он второстепенен, так как жертвами враждебности, очевидно, являются ско­рее американские, чем китайские чиновники.

5. Правдоподобие истории придает конкретность; упоминаются точные сум­мы — 500 долларов и 7000 долларов. Часть процесса рационализации заключается в насыщении обсуждаемого сюжета псевдоправдивыми деталями.

6. Хотя местом действия этой истории не всегда называется Балтимор, мы зна­ем, что ярлык, сначала приклеенный к событию, имеет тенденцию оставаться неиз­менным, особенно если он служит введением. Первые стимулы в ряду имеют тенден­цию лучше сохраняться в памяти.

7. Если бы история рассказывалась без указания имени мадам Чан, основная ее функция не изменилась бы. Но введение хорошо известного человека — это общее средство персонализации слухов, приспособления их к обычным общепринятым те­мам, представляющим интерес в данное время.

Руководство к проведению анализа слухов

Предлагаем читателю провести свой собственный анализ других случаев, взяв их из заключительного раздела «Дополнительные случаи для анализа» или из соб­ственного повседневного набора слухов. Предпринимая собственный анализ, читатель может использовать следующие полезные вопросы. Каждый основан на установлен­ных принципах слухов, но нет нужды говорить, что не все вопросы применимы ко всем видам слухов.

1. Предлагается ли рассказ для принятия на веру в актуальном новостном контексте?

2. Достает ли рассказчику и слушателю доказательств правдивости?

3. Присутствуют ли и неоднозначность, и важность? Какой фактор проявляется сильнее?

4. Каким образом история отражает усилия по поиску смысла?

5. Предлагает ли слух экономное и упрощенное объяснение запутанных обстоя­тельств и эмоциональной ситуации?

6. Объясняет ли он какое-то внутреннее напряжение?

7. Является ли напряжение главным образом эмоциональным или неэмоциональ­ным?

8. Чем порождено напряжение — тревогой, враждебностью, желанием, виной, лю­бопытством или каким-то другим состоянием психики?

9. Оправдывает ли история существование у рассказчика эмоции, в ином случае не­приемлемой?

10. Что делает историю важной для рассказчика?

11. В каком смысле пересказ слуха приносит облегчение?

12. Какие присутствуют элементы рационализации?

13. Содержит ли слух возможность проекции?

14. Похож ли он на грезы наяву?

15. Может ли слух выполнять функцию уклонения от чувства вины?

16. Отражает ли он смещенную агрессию?

17. Есть ли вероятность того, что, рассказывая историю, рассказчик приобретает престиж?

18. Может ли слух рассказываться для того, чтобы доставить удовольствие другу или оказать любезность?

19. Может ли он служить для фатической коммуникации? (Иными словами, служит ли он для избегания неловкого молчания, давая кому-то возможность что-то сказать?)

20. Можно ли обнаружить ядро правды, из которого, возможно, слух вырос?

21. Является ли он слухом «для домашнего употребления»?

22. Была ли возможность ошибки при первоначальном восприятии?

23. Каков мог быть ход творческих вкраплений?

24. Есть ли вероятность, что слух содержит уточнения? Какого типа?

25. Быть может, он претерпел искажение имен, дат, количества или времени?

Анализ слухов

26. Есть ли конкретные названия чего-либо, например, местности?

27. Возможно ли, что произошла полная перемена темы?

28. Есть ли свидетельства конвенционализации? Морализации?

29. Какие культурные ассимиляции он отражает?

30. Используется ли в нем легендарное действующее лицо?

31. Может ли он быть противоположным истине?

32. Остроумен ли он?

33. Способствуют ли циркуляции слуха условия, в которых он распространяется?

34. Что в процессе передачи слуха могло сгладиться?

35. Есть ли в его изложении странности или настойчиво повторяющиеся формули­ровки?

36. Было ли заострение с помощью умножения?

37. Играли ли роль в заострении движение, размер или знакомые символы?

38. Была ли конкретизация или персонализация?

39. Какие завершающие тенденции можно отметить?

40. Имеет ли слух связь с текущими событиями?

41. Оживляет ли он прошлые события?

42. Отражает ли он относительно более интеллектуальные или более эмоциональные, ассимилятивные тенденции?

43. Все ли детали поддерживают главную тему?

44. Могла ли произойти конденсация тем?

45. Есть ли признаки дальнейшего успешного развития слуха?

46. Каким образом происходит приспособление к ожиданиям?

47. Адаптирована ли история к лингвистическим навыкам слушателей?

48. Было ли приспособление к профессиональным, классовым, расовым или другим формам личных интересов?

49. Есть ли ассимиляция к предрассудкам?

50. Возможно ли, что какая-то часть слуха базировалась на неверном понимании слов?

51. Каково экспрессивное (метафорическое) значение слуха?

52. Представляет ли он сплав страстей или антипатий?

53. Включен ли он в цепочку слухов? Какова его аудитория? Почему?

54. Люди легко верят в эту конкретную историю, потому что их сознание «не фикси­ровано» или «чересчур фиксировано»?

55. Этот слух следует классифицировать как страшный, враждебный или жела­тельный?

56. Может ли он быть частью организованной кампании слухов?

57. Существует ли его связь с новостями, и какова она? С прессой?

58. История передается как слух или как факт? Приписывается ли она авторитетному источнику? С каким эффектом?

59. Может ли слух являться стадией в распространении слухов о кризисе (бунте)?

60. Каким мог бы быть лучший способ опровергнуть его?

Дополнительные случаи для анализа

Читатель может сам попытаться проанализировать следующие слухи: Случай № 3

За 24 часа до того, как значительный контингент моряков должен был полу­чить увольнение со службы с хорошей аттестацией, среди них прошел слух, что по приказу командира они должны будут ждать отставки еще две недели, пока не будет переведен на консервацию корабль, на котором они служили.

Случай № 4

Говорят, что русские «национализировали своих женщин». Случай № 5

Каждые несколько лет вновь появляются истории о том, что в Шотландии в озере Лох-Несс видели морского змея.

Случай № 6

В начале второй мировой войны ходили слухи, что Филиппинские острова (по некоторым версиям, и Панамский канал) были атакованы японцами за неделю до нападения на Перл-Харбор, но сведения об этой атаке скрыли от населения.

Случай № 7

Перед вылетом на боевое задание многие эскадрильи страдали от возникающих слухов о том, что их снаряжение имеет какие-то дефекты, что цель почти недоступна из-за противовоздушной защиты и что враг недавно усовершенствовал новое ужасное защитное оружие, которое почти наверняка будет пущено в ход против эскадрильи.

Случай № 8

Рабочие в заводском поселке Новой Англии в самые темные дни депрессии 1930-х годов верили, что богачи беззаботно сбивают детей бедняков своими элегант­ными машинами, а также что сама депрессия является некоей разновидностью заго­вора высших классов с целью урезания зарплаты рабочих.

 

Модуль 14. Источник и субъект массовой коммуникации.

 

ХРЕСТОМАТИЯ

 

Лассвелл Г. Структура и функции коммуникации в обществе*

 

Акт коммуникации

 

Для описания акта коммуникации следует ответить на следующие

вопросы:

Кто?

Что говорит?

По какому каналу?

Кому? С каким эффектом?

В ходе научного изучения процесса коммуникации акцент дела-

ется на одном из перечисленных вопросов. Исследователи изучающие

составляющую «Кто», т. е. коммуникатора уделяют основное внимание

факторам, инициирующим и направляющим акт коммуникации. Мы

называем эту отрасль исследований анализом контроля. Специалисты,

изучающие вопрос о том, «что говорится» включены в т.н. контент-

анализ. Исследования специфики радио, прессы, кинематографа и дру-

гих каналов коммуникации, составляют предмет медиа анализа. В тех

случаях, когда в фокусе внимания исследователей оказываются инди-

виды, охваченные средствами массовой коммуникации, мы говорим об

анализе аудитории. При обсуждении вопроса влияния на аудиторию

центральной является проблема анализа эффектов.

Насколько подобное деление является необходимым зависит от

конкретных научных и управленческих целей, стоящих перед исследо-

вателем. (...)

 

Структура и функция

 

Переходя к более детальному обсуждению, сделаем следующее

уточнение. В меньшей степени нас интересуют отдельные составляю-

щие акта коммуникации. Предметом анализа будет акт коммуникации

как таковой, в его отношении к целостному социальному процес-

су. Любой процесс может быть изучен в двух аспектах, а именно,

структурном и функциональном. В данном случае анализ коммуни-

кации будет связан со специфическими реализациями ряда функций.

Эти функции могут определены как: 1) наблюдение или надзор за

окружающей обстановкой; 2) обеспечение взаимосвязи частей обще-

ства в соответствии с изменениями среды; 3) передача социального

наследия или опыта от одного поколения к другому.

 

Биологические эквиваленты

 

Рискуя использовать ложные аналогии, мы, тем не менее, будем

рассматривать жизнь общества в определенном ракурсе. А именно—

какую роль играет коммуникация на каждом уровне жизни общества

в целом. Жизнеспособные совокупности, как относительно изолиро-

ванные, так и объединенные в группы, обладают специфическими

возможностями приема стимулов от окружающей среды. Те и дру-

гие стараются поддерживать внутреннее равновесие и реагировать на

изменения среды в направлении поддержания этого равновесия. Про-

цесс реакции связан с поиском решений, приводящих части целого

к гармоническому состоянию. У многоклеточных животных имеются

специальные группы клеток, ориентированные на выполнение функ-

ций внешних контактов и внутренних связей. (...)

Часто отдельные члены в сообществах животных выполняют спе-

цифические роли наблюдения за внешней средой. Некоторые из них-

действуют как «часовые», находящиеся в стороне от стада или стаи

и поднимают тревогу в случае появления волнующих их изменений,

окружающей обстановки. Достаточно рева, кудахтанья или пронзи-

тельного визга «часового» для приведения стада в движение. При

этом одной из специфических сторон деятельности «лидеров» является,

принуждение «последователей» к приспособлению к обстоятельствам,

о которых возвестили часовые.

Внутри отдельного, сложного организма входящие нервные им-

пульсы, равно как и исходящие импульсы передаются посредством

нервных волокон. Критическим процесс передачи может стать на

транслирующей станции. Эго произойдет в случае, если входной им-

пульс окажется слишком слабым для его восприятия и последующей-

трансляции. В высших центрах отдельные потоки модифицируют друг

друга, производя результаты, во многом отличные от возможных ре-

зультатов самостоятельного движения каждого из них. Любой пере-

дающей станции не свойственна как полная проводимость, так и ее

полное отсутствие. Аналогичные категории могут быть использованы

для анализа происходящего между членами сообщества животных.

 

Конкретизация эквивалентов.

 

При более детальном исследовании становится ясно, что процес-

сы коммуникации в человеческом обществе имеют много аналогов,

наблюдающихся в физических организмах, в частности, в сообществах

животных. Например, дипломаты государства находятся во многих

странах мира и посылают информацию в несколько пунктов ее сбора.

Очевидно, что эта входящая информация, направляемая от многих

к нескольким подвергается здесь взаимному сопоставлению и анализу.

Обработанная таким образом информация распространяется затем «ве-

ерообразно» от нескольких ко многим — подобно тому как министр

иностранных дел выступает перед публикой, статья попадает на стра-

ницы прессы или фильмы новостей распространяются по кинотеатрам.

В данном случае линии связи, идущие от внешней среды государства,

являются функциональным эквивалентом центростремительных кана-

лов, передающих нервные импульсы к центральной нервной системе

отдельного животного. То же относится к средствам передачи сигнала

тревоги в стае.

Центральная нервная система организма является только частью,

включенной в целостный поток центростремительных — центробеж-

ных импульсов. Существуют автоматические системы, которые могут

влиять друг на друга без подключения «высших» центров. Стабильность

внутреннего состояния поддерживается посредством вегетативных или

автономных элементов нервной системы. Точно также, большинство

сообщений, циркулирующих в любом государстве, не являются охва-

ченными центральными каналами коммуникации. Они происходят

в семье, среди соседей, в магазинах и других локальных контекстах.

Аналогично происходит большинство образовательных процессов.

Следующая группа важных эквивалентов касается коммуникаци-

онных цепей. В зависимости от типа связи между коммуникатором

и аудиторией цепи могут быть одно- либо двухсторонними. Двух-

сторонняя коммуникация наблюдается в том случае, когда переда-

ющие и приемные функции выполняются с равной частотой двумя

или несколькими индивидами. Беседу можно рассматривать как при-

мер двухсторонней коммуникации. Для современных средств массовой

коммуникации характерна существенная роль тех, кто контролирует

печатное производство, передающее оборудование и т. п. формы. Вме-

сте с тем, аудитории свойственна «обратная реакция», которая обычно

происходит с некоторой задержкой. В этой связи многие «к

онтроле-

ры» массовой коммуникации используют сейчас научные выборочные

методы для отслеживания реакции на свою деятельность.

Цепи двухсторонних контактов особенно очевидны среди боль-

ших метрополий, политических и культурных центров мира. Напри-

мер, Нью-йорк, Москва, Лондон и Париж осуществляют интенсивные

двухсторонние контакты, даже в том случае, когда объем контактов

резко сократился (как между Москвой и Нью-Йорком). Даже мало

значимые города приобретают значение мировых центров в случае

приобретения ими статуса столиц (Канберра в Австралии, Анкара

в Турции, Округ Колумбия в США). Такой культурный центр как

Ватикан находится в интенсивных двухсторонних отношениях с лиди-

рующими центрами по всему миру. Даже такой специфический центр

как Голливуд, несмотря на преобладание распространяемых им мате-

риалов, получает огромное количество сообщений.

Следующее уточнение касается контроля сообщений и центров

управления потоками сообщений. Центр сообщений в огромном зда-

нии Пентагона в Вашингтоне имеет своей задачей не более чем пе-

редачу входящих сообщений адресатам. Эта роль распространителя

книжной продукции, диспетчера, радиоинженера и других техничес-

ких служащих, связанных с процессом распространения массовой ин-

формации. Последнее кардинально отличается от деятельности тех, кто

влияет на содержание сообщений, кто выполняет функции редакторов,

цензоров, пропагандистов. Говоря о роли специалистов в целом, мы

будем подразделять их на манипуляторов (контролеров) и управленцев.

Первые обычно работают над содержанием сообщений, вторые такой

деятельностью не занимаются.

 

Потребности и ценности

 

Как было показано выше, существуют ряд функциональных и стру-

ктурных аналогий между коммуникацией в человеческих обществах

и животном мире. Однако это не означает, что для успешного изучения

процессов коммуникации (...) могут использоваться методы адекват-

ные для анализа животных или отдельных физических организмов. Из

опыта сравнительной психологии известно, что когда мы описываем

в качестве стимулов какую-либо часть окружения крысы, кошки или

обезьяны (т. е. ту часть среды, которая оказалась в сфере внимания

животного) мы не можем непосредственно задавать вопросы наше-

му объекту. Необходимо использовать другие средства для анализа их

восприятия. В случае, когда объектом анализа являются человечес-

кие существа, становится возможным использовать интервьюирование.

(Однако не следует воспринимать это слишком однозначно. Иногда

приходится предполагать обратное тому, о чем человек сообщил в ка-

честве своего намерения. В этом случае мы полагаемся на другие

индикаторы, как вербальные, так и невербальные.)

При изучении живых сущес

тв целесообразно рассматривать то, как

они видоизменяют среду в процессе реализации потребностей и, со-

ответственно, поддерживают постоянным состояние внутреннего рав-

новесия. Удовлетворение потребностей в еде, половых потребностей,

и другие виды активности, включающие контакт с окружающей сре-

дой, могут быть изучены на базе сравнений. Поскольку человеческим

существам свойственно проявлять речевые реакции, то мы можем ис-

следовать значительно больше связей и отношений, чем при изучении

нечеловеческих сообществ'. Используя данные, представленные в ре-

чевом виде, мы можем изучать человеческое общество в терминах цен-

ностей. В категориальном плане ценности идентифицируют объекты

удовлетворения или вознаграждения. В Америке, например, не нужно

использовать сложные исследовательские процедуры для показа того,

что власть и уважение относятся к ценностям. Это может быть про-

демонстрировано, например, при прослушивании торжественного за-

явления, при рассмотрении многих других общественных проявлений.

В принципе возможно установление перечня ценностей распро-

страненных в исследуемой группе. Затем мы можем определить значи-

мость ценностей для членов группы и расположить их в соответствии

с этим порядком. Без колебаний можно утверждать, что в условиях

индустриальной цивилизации власть, благосостояние, уважение, про-

свещение относятся к ценностям. Этот перечень, хотя и неполный,

позволяет отчасти описать социальную структуру в большинстве стран

мира. Поскольку ценности распределены не равномерно, то социаль-

ная структура отражает относительно высокую концентрацию власти,

богатств и прочих ценностей в руках немногих. В некоторых слу-

чаях такая неравномерность передается от поколения к поколению.

При этом формируются касты, а не мобильное в социальном плане

общество.

В каждом обществе ценности организованы и распределены в со-

ответствии с более или менее четкими структурными установлениям

(институтами). Институты предполагают коммуникацию, которая на-

правлена на поддержание сообщества как такового. К коммуникации

в данном случае относится идеология, причем в контексте власти идео-

логию подразделяют на политическую доктрину, политическую фор-

мулу и миранду'. Применительно к Соединенным Штатам это может

быть проиллюстрировано доктриной индивидуализма; пунктами Кон-

ституции, представляющими собой формулу; а также церемониями,

легендами и мифами общественной жизни, относящимися к миран-

де. Идеология транслируется подрастающему поколению через такие;

специфические образования как семья и школа.

Идеология является только частью мифов конкретного общества.

Одновременно могут существовать контр-идеологии, направленные

против доминирующих доктрины, формулы и миранды. Сейчас власт-

ные отношения в мировой политике находятся под серьезным влия-

нием идеологического конфликта двух супердержав — Соединенных

Штатов и России. Правящие элиты рассматривают друг друга как по-

тенциальных противников. Причем это происходит не только из-за

представлений, что противоречия между интересами государств могут

быть решены посредством войны. Не менее актуально понимание, что

используя свою идеологии оппонент может влиять на нелояльные эле-

менты внутри страны, ослабляя, тем самым, позиции правящего здесь

класса.

 

Социальный конфликт и коммуникация

 

При определенных условиях, отдельные представители правящей

элиты, особенно встревоженные действиями других, полагаются на

коммуникацию как средство сохранения власти. Поэтому одной из

функций коммуникации является обеспечение информацией об актив-

ности и возможностях конкурирующих элит. Опасность того, что кана-

лы информации и знаний будут контролироваться другими, приводит

к тенденции использования скрытого наблюдения. Поэтому шпионаж

распространяется особенно широко в мирное время, Более того, дела-

ются попытки засекречивания «себя» с целью противодействия актив-

ности потенциального противника. Также коммуникация используется

для установления контактов с аудиторией, находящейся за границами

другой державы. (...)

Правящие элиты весьма чувствительны к потенциальным угрозам„

исходящим от их окружения внутри страны. Здесь помимо использо-

вания открытых источников информации используются и секретные

средства. Применяются меры предосторожности для сохранения в се-

крете как можно большего числа политических вопросов. При этом

идеология элит утверждается, а контр-идеология подавляется.

Для обозначенных выше процессов могут быть проведены парал-

лели с феноменами, наблюдающимися в животном мире. Специальные

органы используются для наблюдения за возможностями или угрозами,

исходящими от внешней среды. Сходство это включает также наблюде-

ние за внутренней средой. Среди животных наблюдаются случаи, когда

лидеры стада проводят яростные атаки, целью которых одновременно

является как первое, так и второе. Поэтому тщательное наблюдение

осуществляется и за внешней, и за внутренней средой. Хорошо из-

вестны способы, уменьшающие возможности наблюдения противника.

К ним относится, например, изменение защитной окраски хамелео-

на. Однако здесь не различаются «секретные» и открытые способы,

присущие человеческому обществу. (...)

 

Эффективная коммуникация

 

Остановимся на вопросе об эффективности и неэффективности

процесса коммуникации. В человеческих обществах этот процесс явля-

ется эффективным в случае, если уровень рациональности возрастает.

В сообществах животных коммуникация является эффективной, если

она способствует выживанию или удовлетворению других потребностей

группы. Те же критерии применимы и к отдельному организму.

Одна из задач рационально организованного общества состоит

в выявлении и контроле любых факторов, препятствующих эффек-

тивной коммуникации. Например, разрушительная радиация может

присутствовать как элемент окружающей среды и не будет выявлена

организмом без посторонней помощи.

Однако технические сложности могут быть преодолены с помощью

знаний. (...) В течение последних лет были сделаны успешные шаги

по преодолению дефектов слуха и зрения. То же касается открытий,

связанных с исправлением неадекватных навыков чтения. Наблюда-

ются, конечно, и преднамеренные препятствия коммуникации, такие

как цензура, жесткие ограничения на передвижение и путешествия,

(")

Другим фактором, не получившим до конца адекватной оцен-

ки, является широкое распространение невежества (неведения). Под

неведением здесь понимается отсутствие у людей знаний, которые по-

всеместно доступны в обществе. Не получив достаточных навыков,

персонал, занятый сбором и распространением информации, зачастую

неверно истолковывает или не замечает важные факты. Причем эти

факты не прошли бы мимо хорошо обученного наблюдателя. Кроме

того, на эффективность коммуникации влияют факторы престижности

и сенсационности материалов, а также особенности психологической

структуры коммуникатора. (...)