Сальери сердится на Моцарта только потому, что Моцарт привел к нему слепого нищего скрипача, который своей плохой игрой портит моцартовскую же музыку.

 

Здесь мне предстоит приложить немало усилий, чтобы доказать, что и здесь не все так просто.

Потому что после того, как слепой скрипач закончил пародировать музыку Моцарта, Сальери не хочет реагировать, как Моцарт, то есть смеяться:

 

«(Старик играет…

Моцарт хохочет.)

 

Сальери:

И ты смеяться можешь?

Моцарт:

Ах, Сальери!

Ужель и сам ты не смеешься?»

 

Обратите внимание, с кемсравнивает итальянец Сальери Моцарта:

 

«Сальери:

Нет,

Мне не смешно, когда маляр негодный

Мне пачкает Мадонну Рафаэля,

Мне не смешно, когда фигляр презренный

Пародией бесчестит Алигьери».

С самим Рафаэлем Санти и с самим Данте Алигьери!

 

Для итальянца Сальери, образованнейшего человека, нет и ничего не может быть выше этих имен двух величайших итальянцев в истории искусства.

Но, следовательно, в своем утверждении я не прав.

Сальери действительно негодует по поводу плохой игры скрипача.

Ведь речь идет о творении искусства, соизмеримого с живописью Рафаэля Санти и поэзией Данте Алигьери, которых нельзя ни «пачкать», ни «бесчестить пародией».

…Но я ведь не отрицаю, что и поэтому тоже.

Я просто считаю, что у Сальери есть еще куда более серьезная причина дня негодования.

 

И лежит эта причина не столько в том, КАК старик играет, но еще больше в том,

 

ЧТО он играет и

ЧТО с легкой руки Моцарта

ему ДОЗВОЛЕНО пародировать.

 

Ведь не случайно несколько позднее Сальери скажет Моцарту:

«Ты, Моцарт, недостоин сам себя».

 

Чтобы понять, ЧТО имеет в виду Сальери, послушаем Моцарта:

 

«…проходя перед трактиром, вдруг

Услышал скрыпку… Нет, мой друг Сальери!

Смешнее отроду ты ничего

Не слыхивал… Слепой скрыпач в трактире

Разыгрывал voi che sapete. Чудо!»

 

Что же это за музыку разыгрывал слепой скрипач в трактире?

Voi che sapete («Вы, кто знаете») – это первая из двух арий Керубино в опере Моцарта «Женитьба Фигаро».

Керубино пятнадцать лет. Он, паж графа Альмавивы, влюблен во всех прелестниц замка. Этот мальчишка настолько полон любви ко всем женщинам, что ни о чем другом говорить (петь) просто не может.

Тем, кто хорошо знает эту оперу, покажется, что я преувеличиваю, но я просто убежден, что тайный главный герой оперы Моцарта «Женитьба Фигаро» – Керубино.

У него, как и у официального главного героя, Фигаро, две арии.

Но если обе арии Керубино посвящены главной теме его жизни – любви (в том числе ария Voi che sapete, которую пародирует нищий в трактире), то Фигаро «вынужден потратить» одну из двух своих арий на Керубино. Ведь ему нужно успокоить несчастного мальчишку, которого граф застал в спальне графини и которого он хочет выгнать из замка и отправить служить в свою гвардию.

Помните?

«Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный…» И это даже не ария, а, я бы сказал, прелестнейшая музыкальная «дразнилка».

Но Керубино – главный герой оперы не потому только, что так хочется пишущему эти строки, а потому, что он вообще самый любимый оперный герой Моцарта.

Скажу больше: Керубино – моцартовский двойник.

Он, как и его автор, постоянно находится в состоянии вечной влюбленности во всех и вся.

Он, как и Моцарт, не знает ни минуты покоя.

У него, Керубино, промежуток между смехом и слезами не больше, чем в музыке Моцарта.

Наконец, он – подросток, то есть находится в самом непредсказуемом возрасте – переходном. Керубино непредсказуем, как и сам Моцарт. Когда Моцарт привел нищего старика‑скрипача играть для Сальери пародию на чудеснейшую арию Керубино, Моцарту оставалось жить (согласно пушкинской версии) несколько часов.

И Моцарт уже пишет Реквием.

Значит, к тому времени уже создана Сороковая симфония, где в качестве главной партии первой части – минорный вариант первой арии Керубино.

В конце жизни Моцарту как никогда нужен этот чудный, словно само воплощение жизни, мальчишка.

Ведь Керубино – его Ангел‑хранитель.

Сальери знает о музыке Моцарта всё,

и, когда Моцарт, забавляясь, позволяет слепому скрипачу пародировать то, что, с точки зрения Сальери, для самого Моцарта является святым,

Сальери не до смеха.

Доказательством того, что Пушкин понимал эту проблему, служат следующие слова из второго монолога Сальери (после того, как решение отравить Моцарта им уже принято):

«Что пользы в нем? Как некий херувим

Он несколько занес нам песен райских…»

 

Вот он где, пушкинский тайный знак.

Он, Пушкин, устами Сальери отождествляет Моцарта с его героем.

 

Ведь «херувим» – это Керубино по‑итальянски.

 

Итальянец Сальери никак не может забыть и простить Моцарту то, что тот поиздевался над собственной святыней,

наплевал в собственную купель, позволив нищему слепцу из трактира пародировать то, что для Моцарта должно быть свято.

 

А ведь эта ария Керубино неимоверно глубока и очень интимна.

 

А что касается музыкознания и классического психоанализа, то

исследование каждой музыкальной и поэтической фразы арии подростка‑Керубино – настоящий материал для докторской диссертации.

Как для музыковеда, так и для ученого‑психолога.

 

Сальери – гениальный музыкант, психолог и хорошо все это чувствует.

 

Кроме того, можно себе представить, что Сальери не раз слушал эту арию, сидя в ложе Королевской оперы,

и он, безусловно, шокирован подобным шутовским поведением Моцарта:

 

«Ты, Моцарт, недостоин сам себя».

 

(Вот он – главный постулат обвинения, в нем в полном объеме заложен и дух грядущего наказания.)