Глава 1. Дорога 11 страница
Но, это уже другая тема…
В общем, ей очень-очень хотелось к нему. Так, как еще никогда не хотелось…
Собственно, ей вообще до этого всего раз выпало встретиться с ним с помощью этого номера. И, находясь еще в здравой памяти, еще до гипноза, она поклялась себе, что будет терпеть до тех пор, пока не станет совсем невыносимо.
Она целыми вечерами лежала на кровати в обнимку со своим маленьким магнитофоном и крутила-крутила всю ту же, одну кассету… с Его песнями (ради справедливости, надо заметить, что там были не только его песни… но Его – большая часть)…
ЭТО ТВОЙ НОМЕР, НОМЕР, НОМЕР, НОМЕР, НОМЕР…
по этому номеру ей сказали, попробовать позвонить недели через три-четыре…
Нельзя сказать, что она была в шоке, но что-то вроде этого. Ожидая ответа, она рассчитывала, что увидит Его через несколько дней, а тут что… даже просто поговорить не сможет… только через месяц…
Почему-то ей показалось, что Он, возможно, просто забыл ее. Или отказался, потому что она так долго – больше трех лет – не звонила.
Тогда она и взяла тот самый билет в Питер, который обнаружили в ее записной книжке Верка и баба, приехавшая в гости на несколько дней.
Уже через много лет, недавно… прошлой зимой, когда баба однажды спросила про тот билет, Селена ответила честно, что хотела поехть в Питер, чтоб найти Его, потому что очень хотела к нему.
А тогда… тогда пришлось на ходу сочинять… да еще так, чтоб не врать… И она сказала правду – да, хотела в Питер… посмотреть, как там, что там…
Они спросили, где она собиралась жить, находясь там.
Она честно ответила, что у знакомых.
Тогда они, разумеется, спросили, что за знакомые у нее могут быть в Питере, откуда у нее там знакомые и кто они.
Она снова ответила правду: что у нее есть там знакомая девочка по имени Лена Беляева, которая работала вместе с ней на заводе в каникулы, а теперь она там учится.
Вроде бы бабу и Верку устроил такой ответ. Но их не устроил сам факт наличия у нее билета, о котором они ничего не знали. В итоге ей пришлось сдать билет…
Когда в мае она вспомнила, что – вот так, то все равно были сомнения. И их причина весьма существенная: вопрос – как они организовывали встречи?
Джованни предположил, что, когда нужно было встретиться, Диффузор просто оказывался в том месте, где Селена. Так, конечно, могло быть… Но казалось, что не так. И за то, что это не так, говорило одно обстоятельство. Ладно еще, когда Селена уже не жила с бабой и много путешествовала – тогда встречи, действительно, для нее могли быть случайными, то есть, она заранее не знала, что Диффузор решил встретиться. Но, когда ей было четырнадцать лет! В то время она не могла встретиться с ним так. Да еще, чтоб баба не знала. Поэтому не сходилось… и поэтому все равно не верилось, что это правда.
А теперь вспомнилось, как они договаривались встречаться.
И, оказывается, она не забывала этого.
И теперь стало ясно, куда пропадали дни (а то и недели)
И почему она столько времени проводила в переговорных пунктах…
Для нее был специальный номер… Как странно, что про это даже есть песня…
* * *
Селена давно привыкла к тому, что многие песни ее волшебного плейлиста (те же самые, что на плеере) содержат инструкции. Иногда даже не обязательно было услышать песню именно через плеер. В последнее время она вообще перестала постоянно таскать с собой плеер. А песни все равно пелись. На уровне выше физического.
Сегодня постоянно пелась одна строка:
Мешай водку гвоздем.
Разумеется, это не означает, что ей нужно срочно идти и искать гвозди. Да и не найдешь, когда специально ходишь и высматриваешь. Такое получается только внезапно, спонтанно… другими словами – само. Поэтому она просто имела в виду этот гвоздь, но специально ничего не искала.
Гвоздь нашелся сам. Сразу было ясно, что это тот самый гвоздь. К тому же, его показала Бусенипатия.
Водка была – у нее почти всегда есть водка. А, если нет у нее, есть у Наташи. А сегодня она вообще весь день выпивает… а гвоздь так и лежит возле компа и ждет. И каждый раз, выпив, она вспоминает о нем и обещает, что применит его, когда настанет время для следующей порции.
А потом – забывает.
Вот и опять – выпила, а только уже потом заметила лежащий гвоздь. И сказала:
- Короче, вот прямо сейчас и сделаю.
Она налила рюмочку, взяла гвоздь. В общем-то, она не знала, для чего мешать водку гвоздем… Ну, да и ладно. Там видно будет. А пока что, раз есть и то и другое – просто сделает так, как поется: окунет длинный ржавый гвоздь в это бухло и закрутит его воронкой… и выпьет…
- Последний изгнанник бухает, как скотина? – раздался Голос Великого Хранителя.
Она весело рассмеялась. Ответила:
- А что поделаешь, раз без этого я начинаю плохо себя вести?
- Да… на чистую ты не особо контролируешь себя. Но, когда выпьешь, иной раз еще хуже контролируешь себя, чем на чистую.
- Ох, Келен! Ну, я, конечно, все понимаю: что так надо – то, как оно теперь есть, что это меня точит и совершенствует для моего назначения… Только вот сам посмотри: вы поручили мне этого полудурка, Джованни этого, а я не смогла уберечь его от соблазнов. Не справилась. Так ведь?
- Не так.
- Да?!
- Да, сестренка. Ты сделала куда больше, чем вообще можно сделать для этого «полудурка».
- Тогда почему все так? Или он безнадежен?
- Он – глуп, слеп и горделив…
- Он – порочен насквозь, при всей своей благости, - добавила она.
- Да! Именно так, - согласился Келен, - твои формулировки становятся все более точными.
- Ну, дак вы же и хотели, чтоб я была снайпером.
- Тебе удается, - похвалил Келен. И легким ветерком погладил ее по волосам.
- Спасибо, братик. Но, каким бы снайпером я не была, а с Джованни все равно не справилась.
- Зря ты так думаешь.
- Почему?
- Потому что он любит тебя ничуть не меньше, чем раньше. А то, даже сильнее, потому что вина усиливает ощущения.
- А мне каково от этого? От его предательства?
- Я знаю, сестренка. Именно тебе выпало быть его доктором, - он вздохнул и добавил, - лучше, чем сделала ты, никто не смог бы.
- Мне надоело быть такой, какой нужно быть, чтоб его лечить и вправлять ему его астральные мозги.
- И это тоже знаю… потерпи немного.
- Я-то потерплю. Даст ли это результаты? Ведь он же – всё, утонул в собственных пороках… еще хуже, чем мой учитель.
- Не хуже, не лучше. Просто по-другому и в других пороках. Но то, что делала ты и как делала ты – никто другой не смог бы. Как раз, потому что уже давно плюнули бы.
- Мне надоело быть такой сукой доебистой. Надоело ругать его. Надоели ощущения омерзения, через которые я не могу перелезть, чтоб хотя бы обнять его.
- Прости нас, девочка. Прости…
Она ощутила, как Келен гладит ее по голове.
- Да, ладно, - махнула она рукой, - только скажи мне, братик, на хера он вам, Джованни этот? Почему вы все так хотите непременно его спасти, даже, когда он сам этого не хочет?
- Он – хочет.
- Не вижу.
- Он – хочет, - повторил Келен.
- Он говорит так, да. Но ведь это пустые слова. За ними ничего нет. Он – врет. Он не хочет отказываться от этого дурацкого мужа даже ради нас всех вместе взятых.
- Он просто не может этого сделать.
- Почему?
- Потому что должен и расплачивается тем, что и как с ним происходит.
- Блять… ну, неужели так трудно отказаться от простого человека, у которого восприятие не выходит за рамки обычного человеческого? Это же совсем не трудно.
- Это тебе – не трудно. Но таких, как ты… ну, как кот наплакал в общем.
- А, если Джованни не из таких, то какой может быть разговор от его месте в Конструкции?
- Милая девочка… делай с ним, что хочешь. Хочешь, изуродуй его физически, хочешь, изуродуй его тонкие тела… хочешь, оторвись, выплесни на нем весь гнев, что угодно делай, только позволь ему доказать тебе, что ты нужна ему.
- Я не нужна ему!!! Ему нужен муж!!! Иначе бы он был со мной, а не с ним!!!
- Он слабый и глупый. Он – дебил. Он – просто идиот. Но он – способен любить. Умеет любить. Позволь ему просто понять, чем человечья любовь отличается от истиной любви. Поступай с ним жестоко, жестко, только не отвергай его совсем. Можешь, как угодно мучить его. Только не отвергай.
И тут у нее случилась очередная истерика. Изнутри, из самых тонких высот ее Существа, почти там, где начинается выход в Стихии, она испытала такой гнев, что просто не смогла ничего поделать – вытянула правую электрическую руку…
Всего мгновение – и она отправила бы в Джованни импульс такой мощности, что его действительно дернуло бы током…
Но Келен перехватил поток:
- Лучше в меня, - спокойно сказал он.
- Да!? – крикнула она, - тогда какого хера ты только что сказал, что я могу делать с ним, что заблагорассудится. Ведь это почти из Стихий шло…
- Но… Селена… да, делай, что хочешь с ним… только хотя бы дождись, пока наш разговор закончится. Может быть, тебе захочется пощадить его.
- Пощадить?!!! Пощадить, ты говоришь!? Это он… Он! Он! Он!!! Мучает меня, а не я – его! Это он игнорирует меня, это он, он, он, а не я предатель. Это он не выполняет обещания, а не я. Я обманула его только раз – когда надергала его за волосы. И то, не дергала бы, если бы он нормально смотрел мне в глаза, а не отворачивал свою милую рожицу. И, к тому же, ты сам велел применить Взгляд. И сказал, что я могу обмануть его как минимум один раз.
- Ты теперь имеешь право делать с ним все, что считаешь нужным и теми методами, которые считаешь приемлемыми. Лучше тебя все равно никто не справится. Как раз потому, что у тебя хватает силы выдержать те ощущения, которые он провоцирует абсурдностью своих действий. Только не отвергай его, пожалуйста.
- Ты что, видишь, что я отвергаю этого идиота? Я заебалась уже тянуть его. Проще просто послать его, успокоиться и забыть, что был такой Джованни. Из-за него такие трещины идут по всей Конструкции, что те, кто их лечит, просто не успевает залечить, а ты говоришь, что нужно продолжать тянуть ему руку помощи. На хрена это делать, если он сам отвергает помощь. Он – лучше знает, что и как делать. А, когда делает так, как знает – получается дерьмо. Получается, что ни хрена у него не получается.
- Ты задрала планку слишком высоко.
- Мне насрать. Я могу через такое перепрыгнуть. Ты – можешь. Все, кто в Конструкции, кроме него – могут. Значит, он не годен! С чего ради… с какой стати ему такие поблажки делать? Что он всегда всем косячил? Или что?
- Ты права, сестренка. Но пойми одно: он истинно хочет с тобой.
- Тогда почему он сейчас не со мной? Почему он постоянно не выполняет обещания? Почему…
- Погоди… я знаю все, что происходит, не нужно пересказывать, не нужно вот такиеимпульсы каждый раз посылать, как ты делаешь, стоит лишь слово о нем сказать. Я даже не прошу тебя простить его – не простишь все равно. И правильно сделаешь. Тут благородство по причине мягкотелости не годится. Но я прошу тебя об одном – дай ему немного времени. Просто немного времени, чтоб он увидел сам то, что видим мы.
- Ладно, хорошо. Будь по-твоему. Но что это даст?
- Увидишь.
- Ладно, поверю тебе. Только все равно, скажи, почему ему такие почести? Почему вы не возитесь так же со всеми остальными людьми, которые так же не видят, что творят и как это влияет? Почему ему такая честь оказана?
- А ты не знаешь?
- Из-за того, что он понимает благость?
- И это тоже. И даже этого… ну, разве мало?
- Чтоб остаться в Золотом Городе – достаточно. А для конструкции – мало.
- Если он не пойдет с нами, он умрет…
- Вот велика потеря… что же ты не переживаешь так же о всех тех людях, которые тоже умрут?
- Он умрет, но будет жив… хуже этого наказания еще никто не получал. А ты собираешься сделать с ним такое. Это – слишком, даже для предателя.
- Блять!!! Блять!!! Блять-блять-блять… да сколько можно то? Ему хоть кол на голове теши, он ничо не понимает! Он просто ничего не хочет видеть, отрицает все, блять, хуев Ебеныш… Гавноеб, блять.
- Он поймет. Представь, сколько он отдаст, когда поймет!
Она засмеялась… саркастически… горько…
- Мне на хрен не нужно то, чего он отдаст. Сама отдам…
- Да, сестренка. Ты отдашь… и поболее его… Ты же Портал в Стихии, ты бесконечно проводить можешь. Но он отдаст другое.
- Какое «другое»?
Келен усмехнулся. Предложил:
- А ты сама спроси у него в следующей беседе.
- Ладно. Спрошу, мать его. Надоел он мне. А его муж – вообще бесит. И потом… я все равно никогда не прощу того, что они позволяли себе в отношении меня. Не из-за себя, а из-за того, что они – вообще такие, которые могут сделать так и поступать так. Что он там говорил, ее муж? «Сучка не захочет – кобель не вскочит»? Так, сучка – это Джованни! Телка, которая почему-то думает, что она – мальчик. Вот это она – и есть ебливая сучка, которая променяла всё на одну свою пизду.
- Понимаешь, это необходимый опыт. Как раз для того, чтоб ему понять суть предательства.
- А почему все это непременно должно было через меня пройти? Все эти гадости, которые я слушала? Все эти подлости, эту грязь? Эту ложь?
- Ты знаешь ответ…
- Я хочу услышать его от тебя! – крикнула она, вытирая слезы.
- Потому что ты святая.
- Ну – точно! – заорала она, - где ты видел святых, которые ругаются такими словами, которые могут врезать по шее или по морде? Где, блять, ты видел таких святых, которые матерятся через каждые два слова? Где ты видел святых, которые бухают постоянно и мешают водку гвоздем не понятно, для чего, которые вообще…
- Достаточно, - пресек он, - святость, это не безмозглое следование своду правил, а Мера – внутреннее ощущение, как будет истинно, благостно… А маты тут ни при чем… и все прочее, что ты перечислила, это только внешнее, не более.
- Еб твою мать, - она устало махнула рукой, - мне все равно, святая я или грешница. Но люди не думают, что я – святая. Они, наоборот, думают: или, что я монстр, или, что – сука, или, что просто шизофреничка.
- Люди – идиоты.
- Да… эту аксиому все любят.
- Это ведь – твои слова. Ты – первая сказала их.
- Келен, ты мне зубы не заговаривай. Ты думаешь, мне приятно было торчать в говне ощущений от Джованни? А каков был процесс очищения от говна, ты ведь знаешь! Ты рядом был – видел все. Зачем ты это наблюдал?
- Чтоб ты со психу не сотворила какую-нибудь глупость.
- Не сотворила бы. Только мне и так до предела противно было, а тут еще и зрители. Думаешь, мне приятно было, что вы смотрели все это? Это унизительно, Келен. Мне стыдно было, херово, просто, блять, жопа, а вы… смотрели.
- Мы были восхищены тем, как ты это сделала.
- Да… уж, - угрюмо вздохнула она, - чем восхищались-то? Там блевать надо, а не восхищаться.
- Можно восхищаться не самим процессом, а качеством его исполнения и отношением исполняющего…
- И после этого дерьма ты называешь меня святой? Да святой лучше бы застрелился или повесился, чем делать такое.
- Тот, кто чист, даже из такого выйдет чистым. Сталь не ржавеет. Алмаз даже в дерьме – тот же алмаз.
- Ну, круто, конечно. Только каково самому алмазу находится в дерьме? Он сиять должен, ему сиять нравится, а не валяться в дерьме ради какого-то тупого ублюдка.
- Зато, когда ты пройдешь все это, засияешь на всю катушку – позволено будет. Ради этого, думаю, стоит потерпеть даже этого ублюдка.
- Ради этого – стоит. Только ради этого. Потому что тогда я смогу сделать то, что могу сделать для этой Планеты. Но не ради него, понимаешь?
- Расценивай, как хочешь. Тут много аспектов, и все важные. И даже благородство, проявленное к нему – тоже многое значит и открывает тебе много возможностей.
Она тяжело горько вздохнула:
- Не получается быть благородной к нему. Ну, не получается. Он просто каждый раз доводит меня до истерики. И ведь я права, когда говорю ему, почему у него так обстоятельства складываются.
- Права, конечно.
- А он не согласен, блять, дурак хренов!
- Он поймет. Подожди немного.
- А мне, хочешь, не хочешь – ждать приходится. И, блять, жду!
Она почти реально ощутила его присутствие – все тело прямо пронзило холодными иголками от высоких вибраций его Существа. А потом стало очень тепло и как-то спокойно… от его присутствия всегда спокойно. Он умеет успокаивать еще лучше, чем Диффузор. Видимо, потому что их взаимоотношения совершенно другие.
- Сестренка… родная… милая девочка…, - почти нежно прошептал он, - потерпи. Мало кто может представить хоть на сотую долю того, что приходится тебе испытывать. Особенно, когда много всего, со всех сторон и все важное. Но ты – это ты… ты даже среди Звездочек – особенная.
- Все Звездочки – особенные. Хотя бы ты – Великий Хранитель. Взял такой, слетал на Великий Концерт, поглядел на все это оттуда, выиграл все споры и вышел сухим из воды. Да еще и должность получил такую, которая позволяет тебе манипулировать Деяниями Богов.
- Ох, Селена. Меня эта должность до того утомила… да… Да, ты права, мы все по-своему особенные. Но ты… тебе ведь не просто одной слетать на Великий Концерт нужно, а вывести туда целую Конструкцию, состоящую как из тех, кто может туда добраться по одиночке, так и из таких, которые этого не смогут. К тому же, это будет Великая История, позволяющая ее участникам принять участие не только в самом Концерте, но и стать представителями Судьбы, вдохновением, чем угодно, кем угодно, а не так, как мне выпало за этот поступок – единственный вариант, вот эта должность. Это – скорее наказание, чем Приз.
- Ну да. Пока что это так. Но, ведь ты так сделал, как раз, чтобы сформировать эту Конструкцию.
- Разумеется.
Тут ей снова вспомнилась эта строка из песни:
Мешай водку гвоздем…
- А не знаешь ли ты, случайно, для чего нужно мешать водку гвоздем? Что это дает?
Келен весело засмеялся и ответил:
- Ну, это же так просто!
Можно сказать, что не ответил.
- Ну, а до меня все равно не доходит, - призналась она, - хоть и просто, а – не понимаю.
- Ну, а что происходит, когда ты мешаешь водку гвоздем?
- Ну, я это делала только один раз. После этого ты пришел. Но, ты и без этого приходишь.
- Да. И без этого прихожу. Но… ну, посмотри же дальше!
И она увидела – он пришел один, без конвоя. Можно сказать, пришел тайно, так, что никакие наблюдатели не могут зафиксировать, для чего он пришел.
- Ну вот, видишь! – похвалил Келен, - догадалась все-таки.
- Так что же, это специальное такое заклинание, чтоб вызывать тебя на личную беседу без свидетелей?
- Не только меня. Вообще, кого хочешь.
- Хуясе! – восхищенно воскликнула она, - круто! Но, как же такое заклинание прошло через песню? Как цензура Системы это проморгала?
- Ну… скажем так, я некоторым образом содействовал этому. Ведь я вхожу в состав этой «комиссии цензоров».
- А они что, все тупые и не поняли, что это – вот такое заклинание?
- Почему же? Поняли. Только запретить не смогли. Потому что некоторым… кому тоже выгодно, чтоб такое заклинание существовало, удалось найти просчет в Системе и доказать, что эти слова, хоть и являются заклинанием, все равно не смогут работать. Потому что едва ли кто-то догадается, как вот ты – на самом деле, взять и начать мешать водку ржавым гвоздем, большинство серьезных деятелей сочтет это бредом. К тому же, гвоздь тоже должен быть особенным.
- А что такого особенного в моем гвозде? То, что он валялся на брошенном недостроенном доме?
- И это – тоже. Но главная его особенность в другом.
- В чем?
- А вот этого я тебе не скажу. Ты должна сама увидеть. Когда увидишь, сможешь с его помощью вызывать кого угодно, когда угодно и практически – для чего угодно.
- Хуясе, - поразилась она.
- А, в общем-то, когда ты раскроешь его тайну, он больше будет не нужен – сможешь обходиться без него.
- Хуясе, - повторила она.
- Вот тебе и «хуясе», - сказал он… почему-то тоном ее бабушки, Надежды Федоровны, которую она очень любила, потому что та понимала УКНО… правда, сама Селена (тогда еще Оля), в те времена не знала про УКНО…
У нее тут же возникло предположение:
- Это как-то связано с моей бабушкой?
- Смотри сама, - категорично заявил он.
- Ну, думаю, что связано. Ведь ты же не зря сказал в ее манере.
- Разумеется, не зря. Но я ведь мог просто пошутить. Или специально усложнить задачу. Или вообще, просто попытаться сбить тебя с толку. В общем, у тебя еще есть время, решить эту загадку. Ответ тебя удивит… если не сказать больше.
* * *
- ААА!!! – закричала она, после восьмой попытки дозвониться до Джованни.
- Чего орем? – поинтересовался Келен.
- От злости!
Великий Хранитель засмеялся и сказал (точно спародировав ее манеру говорить такое):
- Опять не хочет трубку брать. Ублюдок хренов. Ихтомпентный кусок… чего он там кусок?
- Апатичной массы, - напомнила она, смеясь злобно и весело одновременно.
- Круто! – похвалил Келен, - выраженьице, достойное такой же похвалы, как другое твое высказывание.
- Люди – идиоты? Да? – догадалась она.
- Да, оно самое. Ну, у тебя есть еще парочка-тройка весьма таких метких фраз, которые уже давно стали крылатыми.
- Ага, знаю. Например, «междух».
- А еще? Ведь есть еще.
Она подумала лишь секунду. И вспомнила:
- Если один любит, а другой – нет, то это не любовь, а хуйня какая-то, - и засмеялась, - в Интернете даже картинка есть, где написана эта фраза. Только я потом переделала ее. Не помню точно, как стало… но без мата и суть точнее отражена.
- А еще?
- Еще? – и тут же вспомнила, - ну, еще есть такое «ревность убивает любовь». Да, на самом деле, в моей анкете на Нирване, полно таких фраз, которые растащили на цитаты. Ну… пусть пользуются, мне только радостно, что они кого-то чему-то, может быть, научат.
- Селена! Научи нас жить! – напомнил он слова из одной песни Вени.
- Ага, еще учились бы. Не хотят ведь.
- Ну, некоторые учатся все-таки. Почему я, собственно и пришел сейчас – доложить тебе, что результаты твоих Деяний расценены Системой, как наиболее гармонично вписывающиеся в Финал, чем Деяния представителей других Концепций.
Нельзя сказать, что она удивилась… Нельзя так же сказать, что сильно обрадовалась. В общем-то, она знала, что сработала свои последние Деяния не только качественно, но и весьма красиво. Это было такое спокойное ощущение удовлетворения. И вот как раз это ее и удивило больше всего: почему она не смеется от радости? Почему не удивляется?
- Потому что ты становишься мудрой, Селена.
- А! – она махнула рукой, - какая тут мудрость? Вот, когда касается Джованни хренова, никакая мудрость не помогает. Тут нужен какой-то метод, позволяющий для начала хотя бы выдержать спокойно его абсурдные действия и его абсурдное поведение.
- Антиабсурд, - подсказал Келен.
- Ну… еще бы знать, чо это такое, - уныло сказала Селена.
- Да…, - согласился Келен, - знать бы, где этот зверь водится.
- А это – зверь?
- Скорее – антизверь, - засмеялся Келен.
А ей снова стало не до смеха – вспомнились те восемь неотвеченых вызовов:
- Вот смотри! Он опять не выполнил своего обещания, хренов ублюдок. А что сложного было, просто позвонить? Или, хотя бы, взять трубку, когда я звоню? – ощущая раздражение, спросила она.
- Пиздани его как следует! – предложил Келен.
- Не хочу… надоел, - и поняла, что вот теперь – действительно – все. Ей не хочется больше ни думать о нем, ни звонить, ни, тем более, унижаться и просить приехать.
- Селена… ведь ты на самом деле тоже хочешь, чтоб Джованни остался с нами.
- Мне уже все равно. Честно. А еще честнее так: я бы хотела, чтоб вот этого всего просто не случалось. Но оно случилось. Так что теперь даже и не знаю, хочу ли я такого Джованни… который все это натворил.
- Пройдя через тот ад, который ты ему уготовила, он больше не будет таким.
- Ну и что? Это не отменит того, что он сделал. Это все равно есть и никуда не деть. И не забыть. Это все равно уже повлияло. Пусть даже он и поймет, как сделать так, чтоб не предавать, а прежнее отношение не вернуть.
- Значит, это будет уже новое отношение.
- И оно все равно не будет нежным. Все равно не будет трогательным. На нем все равно будет лежать отпечаток его предательства и последующего издевательства надо мной. Может быть, вы и примите его и полюбите заново… только не я. Когда тебя окунули в то, во что окунул меня он… когда тебя вот так заставляли унижаться… когда на тебя плевали… когда тебя вгоняли в абсурдные противоречия… когда… короче, когда с тобой поступали вот так… следы от этого не позволят любить его… А искусственно убеждать себя, что любишь, потому что когда-то любил – это не для меня. Я не умею любить искусственно.
- Знаешь, Творец Вселенной любит всех, кто входит в эту Вселенную. Даже предателей куда более крупного масштаба.
- Я ведь не Творец Вселенной, правда? Я всего лишь Дитя Стихий, я не создавала этот Мир и тех, кто его населяет. Поэтому не могу любить тех, к кому не идет через меня Любовь.
- Нет, Селена. Тут ты не права. Тут ты сама блокируешь этот поток. Ведь он любит тебя.
- Ага… когда я напомню, он подходит, обнимает меня, плачет и на меня текут сопли из его носа. Тогда – любит.
- Всегда любит.
- Блять… да знаю я. А его поступки говорят об обратном. Так что это он, а не я, блокирует этот поток.
- Селена, - укоризненно сказал Келен, - вот на хрена тебе твои книжки, у которых ты спрашиваешь совета? На хрена ты настроила их на прямой прием сигналов от таких серьезных источников? Чтоб потом не верить им?
- Почему же? Я верю.
- А разве Книга не то же самое тебе сказала о Джованни, что потом сказал сам Джованни?
Она усмехнулась. Тут же вспомнила, как пару дней назад спросила у Книги, что-то вроде «почему Джованни так поступает с теми, кто раньше был для него Своими?»:
- Это о том, что последние станут первыми, а первые – последними?
Джованни сказал не слово в слово, но суть – та же самая.
- Это.
- Ну и что! Ладно… ты ведь сам знаешь, что я в тот момент приятно удивлена была… в смысле, когда Джованни сказал так же, как за час до него книга сказала. Но с какой стати вы позволяете ему вести себя так, как будто он – некий король. Да и вообще – ту фразу в Книге сказал посланец Творца.
- Это не имеет значения, кто сказал ту фразу. Ты спросила о Джованни – тебе был ответ. Потом Джованни сказал тебе то же самое. Суть в том, что Джованни – вот такой. Это действительно – так. Ему просто нужно дать время. Когда он поймет всю глубину своего предательства, когда он поймет, каково было тебе и другим от его поведения, он просто все отдаст… потому что – любит.
- Пока что он любит своего мужа. Реально. А нас он любит только теоретически. За исключением нескольких минут в месяц, когда я сама вынуждаю его обнять меня.
- Да, Селена. Снаружи – это так. Но ты ведь не сканируешь его.
- Не хочу касаться того, от чего мне противно.
- А ты фильтр поставь. Или еще лучше – просто посмотри излучения только одного спектра – то, что идет к тебе.
- Да очень часто я ощущаю раздражение, идущее ко мне от него. Или еще что-то такое же. А любовь… да, что для него любовь? Это – муж, человек… тот, кто даже не знает, что такое истинная любовь. Разве можно любя человека, познать это ощущение таким, как оно есть?
- Конечно, нельзя. Но ты, Селена… ты можешь показать ему это.
- Каким образом? Я не испытываю к нему ничего сексуального… я не могу его потрахать. Во-первых…
- Да, не об этом же речь! Зачем ты постоянно иронизируешь?
- От вредности.
- Ты можешь показать ему, что такое любовь. Расскажи ему. Покажи в ощущениях, которые он увидит в тебе, пока ты будешь рассказывать.
- Не смогу. Ты же знаешь… пробовала столько раз, ничего не получается. Плоско и пошло получается. Как раз потому, что для него сейчас не будет понятно, о чем я говорю, употребляя слово «любовь». Он ведь будет мерить по себе, а как это было на самом деле – ему все равно не понять.
- Расскажи ему так, как предложил Диффузор – от мирского.
Несколько дней назад Диффузор действительно, предложил ей рассказать то, что вспомнилось, назвав это «рассказом о любви маленькой девочки и взрослого дяденьки»… Она даже придумала начало «однажды маленькая девочка влюбилась во взрослого дяденьку, который оказался звездой русского рока… да, дерьмо случается. И дяденька почему-то тоже полюбил эту девочку. Видимо, потому, что девочка была отмороженная на всю башку и слушала его сказки. И ему нравилось рассказывать ей эти сказки, потому что больше никто не слушал. А она не просто слушала, а вообще – верила, что это все правда, что он – Бог Атлантиды, а она – Селена, ребенок Стихий»…
Ну, дальше пока не придумалось – это по ходу повествования само сложится… а в середине обязательно должна прозвучать фраза «ну, и, конечно, ебля… вы же с мужем понимаете именно такое слово. Только сама ебля, у этой девочки и того дяденьки, разумеется, была куда круче, чем у вас с мужем. Ну, ты сам посмотри! Разве твой муж вообще может сравниться с этим дяденькой, особенно, с таким, каким он был в молодости?» Такой пошлый сарказм должен показать Джованни, на сколько невысокого она мнения об уровне их взаимоощущений с мужем.