Минск , 2013
Реферат на тему
«Ломоносов Михаил Васильевич»
Проверила :
Сделала: Шалаева Елена Владимировна 28 КС
Минск , 2013
Ученый и писатель, действительный член Российской Академии Наук, профессор химии Санкт -Петербургского университета, родился в деревне Денисовке, Архангельской губерни 8 ноября 1711 года. В настоящее время многое, казавшееся раньше неясным в жизни Ломоносова (особенно, например, события его детства и юношества до приезда в Петербург), получает новое освещение благодаря документам, опубликованным в связи с празднованием двухсотлетия со дня его рождения; вместе с извлеченным из архивов Академии Наук материалом теперь является возможность дать более полный и, главное, более точный биографический очерк Ломоносова, основанный на документальных данных, а не на анекдотах современников. Точно так же ныне — когда разысканы и разобраны научные рукописи Ломоносова, сохранившиеся в архивах Академии, и напечатаны в выходящем Академическом издании сочинений Ломоносова (представляющем первое, действительно полное собрание всего написанного им); когда труды Ломоносова, профессора химии и ученого, в области естественных наук получили со стороны специалистов такую же подробную оценку, какую мы давно уже имеем для деятельности Ломоносова как филолога, писателя и поэта — мы можем наконец получить более полное представление о громадном значении всего сделанного Ломоносовым как для русского языка, так и для науки вообще. Отец Ломоносова, Василий Дорофеев Ломоносов, был одним из наиболее зажиточных и предприимчивых поморов начала XVIII столетия, обладавший несомненно выдающеюся наблюдательностью и большим природным умом; по тогдашним достаткам человек он был зажиточный, владевший несколькими судами и землею на Курострове Северной Двины, против гор. Холмогор, у деревни Денисовки. Первый раз он женился на дочери дьякона села Николаевских Матигор, Елене Ивановне Сивковой; от этого брака родился в 1711 году, вероятно 8 ноября, их единственный сын — Михайло Васильев Ломоносов. Детские годы Ломоносова протекли в обычных условиях жизни детей поморов: до 10 лет он оставался дома, а с этого времени отец стал брать его с собою каждый год на промысел, чтобы с малых лет приучить сына к этому делу. Вместе с отцом он также нередко бывал и жил у родных в Архангельске, где встречал, конечно, немало интересного и поучительного. На промысел Ломоносов ходил до 19 лет и за это время многое видел на Белом и Ледовитом морях. Нельзя не удивляться внимательности, с какою он наблюдал все проявления северной природы, обычаи и образ жизни тамошних жителей, животных, и точности, с какой запоминал все виденное; впоследствии Ломоносов нередко пользовался этими юношескими наблюдениями в своих ученых трудах. Ломоносов рано научился грамоте; успехи его были поразительны, так как по сохранившимся известиям он уже 12 лет читал в приходской церкви псалмы и каноны лучше других, более старых начетчиков. Сперва он имел доступ только к книгам духовным, а потом нашел у соседа Дудина грамматику Смотрицкого и энциклопедию точных наук Магницкого под названием "Арифметика" и быстро усвоил содержание их. Мать Ломоносова умерла, когда он был еще малышом; отец его вскоре женился вторично на Феодоре Михайловне Уской, скончавшейся 14 июня 1724 г. (от этого брака родился сын Иван, о котором никаких сведений не сохранилось), а затем вступил 11 октября того же года в третий брак со вдовою Ириною Семеновой Корельской, от которой он имел дочь Марию. Эта вторая мачеха Ломоносова, вероятно женщина пожилая и сварливая, невзлюбила Михайлу и не упускала случая восстановить против него отца; особенно не нравилось ей пристрастие мальчика к книгам. Этот семейный гнет с течением времени становился все невыносимее; к тому же Ломоносов не мог больше научиться чему-нибудь на родине: хотя в 1723 году в Холмогорах и была открыта Славяно-латинская школа, но поступить в нее он не мог — в школу не принимали крестьян, положенных в подушный оклад. Эти две причины, вероятно, и заставили Ломоносова принять решение покинуть родину и идти туда, где не знали, что он крестьянин. Выбор его естественно пал на Москву, с которой поморы имели оживленные торговые сношения. Это намерение Ломоносов осуществил в 1730 году. В волостной книге Курострова записано: "1730 года, декабря 7 дня, отпущен Михайло Васильев Ломоносов к Москве и к морю до сентября месяца предбудущего 731 года". Сам Ломоносов говорит о своем уходе так: "В прошлом 1730 году, декабря в 9 числе с позволения онова отца его отбыл он, Ломоносов, в Москву, о чем дан был ему и пашпорт... ис Холмогорской воеводской канцелярии за рукою бывшего тогда воеводы Григория Воробьева". В Москву Ломоносов прибыл в самом начале января 1731 г. и остановился у подьячего Сыскного приказа И. Дутикова; в конце января он подал прошение о поступлении в Славяно-греко-латинскую Академию при Заиконоспасском монастыре. Архимандрит Герман приказал сделать Ломоносову допрос, на котором тот показал, что он — дворянский сын из города Холмогор; удовлетворившись этим, архимандрит принял его в Академию (указом Синода от 7 июня 1728 года было предписано "помещиковых людей и крестьянских детей, также непонятных и злонравных отрешить и впредь таковых не принимать"). Осенью 1731 года Ломоносов не вернулся на родину; по словам земского Куростровской волости, Гурьева, "приказом тогдашнего ревизора Лермантова показан он в бегах, того ради из подушного оклада и выключен. А платеж подушных денег за душу Михайла Ломоносова происходил по смерти отца его, со второй 741 года до второй же 747 года половины, из мирской общей той Куростровской волости от крестьян суммы". В Академии Ломоносов с большим усердием принялся за латинский язык, в то время — преддверье всех наук: через год он его уже усвоил очень основательно. Но затем Ломоносова постигло разочарование: точных наук, к которым он так стремился, в Академии не преподавалось... Положение его было во всех отношениях очень тяжелым, как из-за бедности (ученики получали на все 3 коп. в день), так и от сознания, что стоило ему возвратиться на родину — и можно было бы жениться и жить безбедно, а малые школьники издевались над двадцатилетним парнем, пришедшим учиться латыни. Вероятно, тяжелое материальное положение заставило Ломоносова в 1734 году предпринять рискованный шаг: в то время потребовался для восточной экспедиции священник, и Ломоносов заявил о своем желании быть таковым. На сделанном ему допросе он показал, что отец его — поп церкви Введения Пресвятыя Богородицы в Холмогорах, при вторичном же допросе в Камер-коллегии, быть может испугавшись сурового наказания за ложное показание, он сказал о себе всю правду и в конце показания выразил желание по-прежнему учиться в Академии... Сколько известно, чистосердечное показание не повредило Ломоносову, и он был оставлен в Академии. В конце этого же года, будучи уже в философии, он по своей просьбе был командирован в Киевскую духовную академию, славившуюся тогда своими учеными силами; но Ломоносов не нашел в Киеве преподавания точных наук и вернулся в 1735 году в Москву. Неизвестно, какие были у него в это время планы для осуществления своего заветного желания сделаться ученым; но тут на помощь ему пришел счастливый случай, давший ему все, что раньше казалось совершенно недосягаемым для крестьянина. В 1734 году главным командиром Академии Наук в Петербурге был назначен барон Корф. По мысли Петра Великого Академия должна была преследовать одновременно и научные и учебные цели, и при ней были учреждены гимназия и университет; для пополнения этих учебных заведений бар. Корф обратился 13 мая 1735 г. в Сенат с ходатайством выбрать из монастырей, гимназий и школ России достойных учеников, достаточно подготовленных к слушанию лекций профессоров, Сенат изготовил соответствующий указ, и ректору Заиконоспасской Академии было предписано послать в Петербург 20 учеников, в науках достойных. Их набралось однако только 12, и среди них был и Михайло Ломоносов; они прибыли в столицу в день нового 1736 года и были зачислены студентами университета: с этого дня жизнь и деятельность Ломоносова до самой смерти неразрывно связаны с Академией Наук. Между тем судьба готовила Ломоносову новую неожиданность. Для Сибирской экспедиции потребовался химик, знакомый с металлургией и горным делом. В Академии в то время такового не было; поэтому решили послать за границу, во Фрейбург, к саксонскому металлургу Ганкелю, трех студентов для обучения химии и металлургии. Выбор пал на москвичей Ломоносова и Виноградова и на сына горного советника Фрейзера; им дали хорошее содержание (1200 руб. в год на всех) и строгую инструкцию. 19 сентября 1736 года вышел корабль с нашими студентами из Петербурга, а в Травемюнде пришел только 16 октября; затем через Любек, Гамбург, Минден и Кассель Ломоносов, Виноградов и Рейзер направились в Марбург, где они должны были изучить немецкий язык, философию, математику, физику, химию и механику у проф. Хр. Вольфа, состоявшего членом С.-Петербургской Академии Наук. Ломоносов сейчас же принялся за эти науки и новые языки и основательно познакомился с ними за два с половиной года, проведенные им в Марбурге; до нас дошли похвальные отзывы, данные Ломоносову Вольфом и Дуйзингом, преподававшим химию. После суровой строгости духовной академии и Петербургского университета, наши молодые люди очутились в свободной атмосфере немецкого университета, среди веселой молодежи; в их распоряжении были значительные суммы денег; вполне естественно, что при таких условиях проявилась дикость нравов и невоспитанность, инструкция была забыта, и кутежи стали порядком дня. Ломоносов со своими товарищами стали делать долги, и к июлю 1739 г., когда пришло время покинуть Марбург, чтобы ехать в Саксонию, во Фрейбург, долгов оказалось до 1936 талеров, т. е. около 10000 руб. на теперешние деньги. С кредиторами пришлось расплачиваться самому Вольфу, пока Академия Наук не прислала ему денег; от барона Корфа была дана новая инструкция, гораздо более строгая; годовое содержание каждого студента было доведено до 150 руб. вместо прежних 400 руб., деньги эти должен был хранить у себя берграт Генкель и объявить по всему городу, что Академия не будет платить по долгам, которые сделают студенты. Во Фрейбурге занятия металлургией и горным делом сперва шли гладко под руководством Генкеля — в то время очень известного металлурга; но затем между Ломоносовым и им произошел ряд столкновений, кончившийся тем, что Ломоносов оставил в мае 1740 года Фрейбург, возвратился в Марбург и женился там 6 июня на дочери церковного старшины Елизавете Цильх. Об этом браке никому не было известно, так что в течение нескольких лет все считали Ломоносова холостым. Недолго продолжалась однако тихая супружеская жизнь: предстояло возвращение в Россию. После неудавшейся попытки вернуться в Петербург через Амстердам, Ломоносов на возвратном пути в Марбург был завербован в Прусский гусарский полк, стоявший в крепости Везель; отсюда через несколько недель ему удалось убежать и после разных приключений возвратиться в Марбург, где он и провел зиму, а весною, согласно полученному от Академии предписанию, один, без жены, через Любек направился на родину.8 июня 1741 года Ломоносов прибыл в Петербург, не выполнив всех возложенных на него Академией обязательств. Он, по-видимому, не подвергся каким-либо взысканиям за это; ему отвели две комнаты в академическом доме по Второй Линии Васильевского Острова, за Средним Проспектом, где тогда помещался между Первой и Второй Линиями академический огород и ботанический сад (ныне здесь находится Римско-католическая Духовная Академия). Ломоносов представил в Академию образчики своих знаний — две диссертации; несколько месяцев у него не было определенных занятий, пока наконец, по прошению, где он указывал, что вполне может обучать студентов и сочинять новые книги, Ломоносова не произвели 8 января 1742 года адъюнктом Академии по физическому классу с жалованьем в 360 руб. в год, считая в то число квартиру, дрова и свечи. Происшедший незадолго перед тем дворцовый переворот возвел на престол дочь Петра Великого, Елисавету; общее враждебное отношение к немцам коснулось и Академии Наук, в то время состоявшей почти исключительно из иностранцев, и им многие воспользовались для обвинения немецкого правителя канцелярии, Шумахера, в присвоении казенных денег, незаконном распоряжении всеми делами Академии и т. д. В этих обвинениях Ломоносов не принимал участия, но общее настроение отразилось и на нем и привело к длинному ряду скандалов, учиненных в пьяном виде; до апреля следующего 1743 года мы находим постоянно жалобы академиков на Ломоносова, обращенные в следственную комиссию (назначенную для выяснения виновности Шумахера), где он обвинялся в прерывании заседаний конференции непристойными выходками, в оскорблениях членов ее, в бесчинствах в Географическом департаменте. Комиссия несколько раз вызывала Ломоносова к допросу и затем постановила, 28 мая 1743 года, арестовать его и содержать под караулом. В таком состоянии, без денег (за неимением таковых в Академии жалованья не выдавали) оставался Ломоносов до 18 января 1744 г., когда последовал указ: "адъюнкта Ломоносова для довольного его обучения от наказания освободить, а в объявленных, учиненных им продерзостях у профессоров просить ему прощения, а что он такие непристойные проступки учинил в комиссии и в конференции, яко в судебных местах, за то давать ему, Ломоносову, жалованья год по нынешнему окладу его половинное". Извинение перед конференцией было принесено Ломоносовым 27 января, а в июне, по Высочайшему повелению, было восстановлено и жалованье в прежнем размере. Наследием этого бурного времени остались четыре дела, возбужденных против Ломоносова "в бою и бесчестии": от 1741 года за № 273 комиссаром М. Камером; от 1742 года за № 363 бухгалтером С. Прейсером, за № 364 садовником Штурмом и женою солдата Павлова, Прасковьей Васильевой. Эти дела оставались много лет без движения и были в производстве еще в 1781 и 1783 годах, когда Ломоносова давно уже не было в живых. В 1742—1744 годах Ломоносов дал свои первые литературные произведения, очень понравившиеся при Дворе и обратившие на себя внимание читающей публики; он также принимал участие, по мере возможности, и в университетском преподавании и не переставал работать над своими научными диссертациями, особенно во время ареста. Еще в Марбурге он начал разрабатывать способы приложения математики к химии и физике; этим вопросом он теперь и занялся и пришел к очень интересным результатам, о которых я скажу во второй части этого очерка. К этому времени за Ломоносовым также уже вполне прочно установилась репутация поэта, и его оды, сочинявшиеся при всяких торжественных случаях, доставили ему известность при Дворе. К этому периоду времени относят обыкновенно и приезд жены Ломоносова из Марбурга в Петербург; я считаю однако вероятным, что произошло это позже, приблизительно в 1746 году. Никаких данных на этот счет до сих пор разыскать не удалось. По возвращении в начале 1745 года Императорского двора в Петербург из Москвы Ломоносов подал на Высочайшее имя (в то время в Академии президента не было) прошение о производстве его профессором химии, где напоминал об обещании сделать его профессором по возвращении из-за границы, указывал на полученное им там образование и на свои труды за последние два года. По рассмотрении этой челобитной академическое собрание постановило предложить Ломоносову написать диссертацию по металлургии; это было последним выполнено очень скоро, и по одобрении сочинения "о светлости металлов" Академия представила в Сенат о назначении его профессором. 25 июля 1745 года последовал Высочайший указ о назначении Ломоносова профессором: с этого времени он становится полноправным членом Академии, первым русским академиком, и в качестве такового принял участие первый раз в заседании конференции 12 августа. Материальное положение Ломоносова улучшилось от производства профессором: оклад жалованья повысился до 660 руб., но денежные заботы не переставали тревожить его, как это видно по постоянным просьбам о выдаче жалованья вперед и тяжбам по векселям. К тому же ему вместе с адъюнктом Миллером в качестве поручителей пришлось уплатить 715 рублей за предшественника Ломоносова, профессора Гмелина, уехавшего в отпуск за границу и не возвратившегося оттуда; впоследствии Гмелин вернул эти деньги. В 1747 году Ломоносову была дана в том же доме, где он жил, большая квартира, занимавшая почти весь дом. Также выиграла от нового положения Ломоносова и ученая его деятельность, и кроме диссертаций в 1745—1746 годах он перевел "Экспериментальную физику" Вольфа, отпечатанную в 1746 году и быстро разошедшуюся. Перевод посвящен графу М. Л. Воронцову, высоко ценившему Ломоносова, и имел большое значение в истории распространения просвещения в России, так как Ломоносову приходилось для него приискивать не существовавшие раньше в русском языке научные слова. Эти выражения и термины вполне вошли в научный обиход, так что Ломоносов является творцом основ нашего научного языка. Сделавшись профессором, Ломоносов начал, по мере возможности, осуществлять свои мысли о возможно широком распространении просвещения в России. В силу сенатского указа от 17 октября 1745 г. о печатании перевода физики, где также предписывалось Ломоносову читать лекции по физике на русском языке, он 20 июня 1746 года, после продолжительных и тщательных приготовлений, приступил к ним. Первая лекция прошла очень торжественно, в присутствии многих почетных слушателей и президента Академии, тогда недавно назначенного 18-летнего графа К. Г. Разумовского. Лекции читались по вторникам и пятницам от 3 до 5 час. пополудни до 1 июля, затем прекратились по случаю отъезда президента из Петербурга и возобновились в средине августа. Это были первые публичные лекции на русском языке; лекции в университете читались по-латыни, и главною целью академической гимназии была подготовка слушателей к пониманию этих лекций. Литературная деятельность Ломоносова 1747—1748 годов шла обычным ходом: дни тезоименитства, рождения государыни нередко отмечались его одами, а иллюминации — стихотворными надписями. Ода в день восшествия на престол, поднесенная императрице гр. Разумовским, так понравилась Елисавете, что она пожаловала Ломоносову 2000 руб. (25 ноября 1748 г.). В этом же году появилось его "Краткое руководство к красноречию", долгое время служившее прообразом для учебников риторики. В области своей профессии Ломоносов тоже сделал немало; наиболее важной работой является "Теория упругой силы воздуха", о которой речь будет дальше. В 1747 году Л. Эйлер, знаменитый математик, с которым Ломоносов находился в дружеской переписке, известил его о конкурсе на премию, устраиваемом Берлинской Академией Наук, на тему о составе и рождении селитры. Ломоносов принял участие в конкурсе и написал диссертацию, хотя обилие других дел — оборудование лаборатории, о которой я сейчас скажу, рождение дочери (Елены Михайловны, единственной из оставшихся в живых детей Ломоносова) сильно мешали ему, и работа его едва поспела в Берлин к сроку (1 апреля 1749 г.). Она не была удостоена премии. Главным и очень важным в истории развития химических знаний в России моментом деятельности Ломоносова этого периода является устройство химической лаборатории. Давно уже добивался он этого: первое представление о необходимости учреждения химической лаборатории подано было еще в 1742 году, а затем прошения об этом возобновлялись им почти каждый год, но все без успеха — все ходатайства отклонялись за отсутствием денег. Особенно подробно мотивировано было ходатайство, поданное в 1745 г., сперва в Академию, а потом, за подписью многих академиков, — в Сенат. На этот раз дело увенчалось успехом, и 1 июля 1746 г. последовал именной указ о постройке лаборатории на счет Кабинета Ее Величества. Однако только через два года, осенью 1748 г., лаборатория была действительно выстроена подрядчиком М. Горбуновым, под наблюдением Ломоносова, за 1344 рубля. Эта первая русская химическая научная лаборатория помещалась в отдельном каменном строении между Первой и Второй Линиями Васильевского Острова, рядом с домом, где жил Ломоносов. Размеры ее, как видно из сохранившихся описания, планов и рисунков ее, были очень незначительны: длина 6½ саж., ширина 5 саж., высота 7 арш. В главном сводчатом помещении ее был посредине устроен очаг с широким дымоходом для дыма и вредных газов; кроме того, были две маленькие комнаты, в одной из которых читались студентам лекции, стояли весы и записывались результаты опытов, а в другой была кладовая для посуды и материалов. Общая стоимость всей лаборатории доходила до 2000 руб., т. е. на теперешние деньги около 12000 руб. С 1749 года при ней была учреждена должность лаборанта, по тогдашнему определению — человека, который с огнем обходиться умеет: с этого времени Ломоносов мог заняться в полном объеме своей специальностью — химией. Постройкой химической лаборатории заканчивается первый период научной деятельности Ломоносова — период, посвященный главным образом теоретическим исследованиям по физике, и начинается второй — химический период его работ. Первые исследования, им предпринятые, касались производства мозаичных картин, о которых я скажу здесь более подробно, чтобы потом не возвращаться к этой стороне деятельности Ломоносова. С 1749 г. Ломоносов начинает разрабатывать первую часть. Он весь поглощен опытами производства цветных стекол; как видно по сохранившемуся журналу их, каждый опыт делался точно — с записыванием веса взятых составных частей, способа работы и цвета полученного стекла. Эта часть работы была закончена к 1751 году: в результате более 2200 опытов, явилась возможность иметь стекла любого цвета, непрозрачные; из них уже нетрудно было составлять картины. Первой картиной, работы самого Ломоносова, был образ Богоматери, на который пошло более 4000 кусков стекла, поднесенный 4 сентября 1752 года Елисавете. Воодушевленный успехом, Ломоносов представил вскоре проект учреждения мозаичной фабрики, а затем — стеклянного завода, для которого просил дать ему не далее 150 верст от Петербурга поместье с лесом и не менее 200 душ крестьян. Сенат отнесся благосклонно к устройству стеклянного завода и постановил разрешить устройство его Ломоносову с пособием от казны и привилегией на 30 лет. Оставался вопрос о поместье, что зависело только от государыни. Ломоносов возлагал большие надежды на свою известность при Дворе и на покровительство И. И. Шувалова, с которым он был в то время в близких отношениях: с этой целью он и написал в декабре 1752 года Шувалову известное письмо в стихах о пользе стекла. Время шло; согласно указу Сената, Ломоносов должен был к июню 1753 года представить ведомость о состоянии фабрики, а поместья для ее устройства у него еще не было. Поэтому Ломоносов 23 февраля уехал в Москву, где в то время находился Двор, чтобы лично просить о пожаловании какого-нибудь села. Его просьбы имели успех, и Именным Высочайшим повелением от 15 марта 1753 г. он получил для стеклянного завода в Копорском уезде С.-Петербургской губ. деревни: от мызы Коважской — Шишкину, Калищи, Усть-Рудицы; от мызы Горья Валдай (ныне Коровалдай) — дер. Перекули и Липовую, всего 211 душ крестьян и около 9000 десятин земли, выходившей на море. Летом этого же года Ломоносов приступил к постройке стеклянного завода в Усть-Рудицах, который и был закончен в 1754 году. В благодарность за разрешение устройства завода Ломоносов поднес в 1756 году Сенату портрет Петра Великого, и сейчас находящийся в Сенате. После весьма хорошего отзыва, данного Академией Художеств о его мозаичных картинах, Ломоносов внес в Сенат предложение украсить такими картинами монумент Петра Великого в Петропавловском Соборе. Сенат одобрил эту мысль и проект, представленный 1 апреля 1758 года. Но затем дело это затянулось и утверждение проекта последовало лишь в 1760 году, причем смета на мозаичную работу была составлена Ломоносовым в сумме 80764 руб. В июне 1761 г. он получил 6000 руб. и затем ежегодно получал по 13460 руб. Ломоносов принялся с большой энергией за любимое дело, выстроил на своей земле по Мойке (полученной в 1756 году) 10 каменных покоев для мастеров и большую мозаичную мастерскую. Первой из восьми картин, предназначавшихся для памятника Петра Великого, была Полтавская баталия, оконченная во второй половине 1764 г. Размеры ее громадны: около 3 саж. в ширину, 2 саж. и 1/2 арш. в вышину; для нее была отлита плоская медная сковорода весом 80 пудов, укрепленная железными полосами, весившими более 50 пуд. Вся картина помещалась на бревенчатой машине, так что ее можно было поворачивать во все стороны. Обыкновенно считают ее воспроизведением картины П. Д. Мартэна-младшего, но это неверно: между обеими картинами нет никакого сходства. "Полтавская баталия" составлена самим Ломоносовым по картинам разных художников, а изображения Петра, Шереметева, Меньшикова и др. сделаны по лучшим современным портретам. В настоящее время этот драгоценный образчик русского мозаичного искусства, после многих превратностей, реставрирован и находится в музее Общества поощрения художеств (СПб., Морская, 40). После смерти Ломоносова мозаичная мастерская была вскоре выведена из его дома и передана в заведование И. И. Бецкого; в ней делались еще некоторые образа, но после ухода лучших мастеров Ломоносова — его шурина И. Цильха и Вас. Матвеева — деятельность ее совершенно прекратилась. В настоящее время известно до 12 мозаичных произведений, сделанных самим Ломоносовым или под его руководством, и 4 произведения, в которых авторство Ломоносова не могло быть документально установлено; по всей вероятности, число мозаичных произведений его мастерской было больше. Усиленная химическая деятельность Ломоносова в этот период сказалась вообще на его занятиях: он открыл курс лекций по химии и произнес первый раз в публичном собрании Академии Наук ученую речь на русском языке, 6 сентября 1751 года — "Слово о пользе химии", показывающее, как ясно представлял он себе сущность химии и условия, необходимые для ее развития. О ней речь будет в отделе, посвященном химическим трудам его. Там же я скажу и о лекциях физической химии, читанных Ломоносовым с конца 1751 по май 1753 года; подобные курсы стали читаться в Западной Европе и затем в наших университетах лишь в последней четверти XIX столетия. Вообще почти все свое время, свободное от других занятий, между 1751 и 1756 годом, Ломоносов проводит в своей лаборатории над физико-химическими опытами, очень важными в истории химии. В 1752 году, когда в России узнали об исследованиях В. Франклина над электричеством, изучением атмосферного электричества усиленно занялся друг Ломоносова, академик Рихман. Он устроил у себя в доме громовую машину, которая состояла из укрепленного на крыше изолированного железного шеста, соединенного с изолированной проволокой, проведенной в комнату; к концу проволоки была подвешена железная линейка, а к верхнему концу последней — шелковая нить; когда проволока была наэлектризована, то шелковая нить отходила от линейки и показывала тем присутствие электричества. Такую же машину устроил на своем доме и Ломоносов, и в 1753 году летом неоднократно делал опыты во время гроз. 26 июля 1753 года Рихман был убит молнией, ударившей в железный шест машины; Ломоносов в тот момент делал опыты на своей машине и лишь по счастливой случайности избег смерти: между домом Рихмана, жившего тоже на Васильевском Острове, на углу Пятой Линии и Большого Проспекта, и квартирой Ломоносова на Второй Линии расстояние по прямой линии не больше 350 саж. Все это событие прекрасно описано Ломоносовым в письме к И. И. Шувалову и возбудило огромный интерес далеко за пределами России. Из-за смерти Рихмана публичный акт Академии был отложен и перенесен на 25 ноября, и Шумахер и другие недруги Ломоносова делали все возможное, чтобы помешать Ломоносову произнести на нем написанное им "Слово о явлениях воздушных, от Електрической силы происходящих". Тем не менее, при помощи И. И. Шувалова, Ломоносову удалось победить оппозицию и сказать свою речь. В ней Ломоносов приходит к тому заключению, что грозовые тучи образуются, когда нижний слой воздуха, богатый водяным паром, от солнечной теплоты поднимается в верхние слои атмосферы, т. е. при вертикальных воздушных течениях; при опускании же верхнего тяжелого воздуха вниз наблюдаются северные сияния, которые он совершенно правильно считал также явлениями электрического характера. Электричеством Ломоносов занимался и в последующие годы и начал писать несколько диссертаций, оставшихся неоконченными; из них наибольший интерес представляла работа "Испытание причин северных сияний", для которой он приготовил массу рисунков; из них 48 были награвированы на медных досках, сохранившихся до настоящего времени: эти рисунки поражают тщательностью своей отделки. Ознакомившись с главными моментами научной стороны деятельности Ломоносова за 1749—1756 годы, перейдем к другим сторонам этой деятельности за это же время. В первый раз после долгого перерыва в 1749 году должна была состояться публичная ассамблея Академии Наук, т. е. торжественное собрание. Для него требовались ораторы, но среди академиков по разным причинам нашлись только двое, способных быть таковыми: Ломоносов и историк Миллер. Оба они и выступили в ассамблее 25 ноября, причем Ломоносов произнес "Похвальное Слово" императрице Елисавете. Он обладал внушительной наружностью, громким голосом, говорил хорошо и выразительно; слово произвело большое впечатление и было с большим удовольствием принято при Дворе. Возможно, что именно за него Ломоносов получил 27 августа 1750 года какую-то монаршую милость, за которую благодарил императрицу одой. Затем Ломоносов выступал несколько раз на торжественных собраниях Академии с похвальными словами; лучшим из них является похвальное слово Петру Великому, произнесенное 26 апреля 1755 г., проникнутое искренним чувством и сказанное с большим подъемом: Ломоносов считал Петра гениальнейшим государем, поборником народного просвещения. Такое же отношение к Петру видно и в других произведениях Ломоносова. В 1750 и следующем году Ломоносов написал для русского придворного театра две трагедии: "Тамира и Селим" (сочинена в один месяц, во исполнение Высочайшего Именного указа от 29 сентября 1750) и "Демофонт"; особого успеха эти трагедии не имели. В это же время Ломоносов выпустил первое собрание своих сочинений, исключительно литературных. Четыре года спустя, он закончил многолетний обширный труд — российскую грамматику, посвященную великому князю Павлу Петровичу и напечатанную в 1757 г. Награжденный 1 марта 1751 г. чином коллежского советника, Ломоносов стал получать содержание в 1200 руб.; этим, вероятно, он был обязан стараниям своего покровителя — И. И. Шувалова, в это время занимавшегося стихотворством под его руководством. Влияние Шувалова было, однако, не всегда благотворно для Ломоносова, как видно по переписке их: подобно всем современникам, Шувалов не понимал значения научных работ Ломоносова и постоянно побуждал того оставить их и заняться более важными (с точки зрения Шувалова) делами — литературой и историей, написанной стилем Ломоносова. Последний действительно принялся за сочинение русской истории, но Шувалов постоянно считал, что работа идет слишком медленно, и не пропускал случая справиться о состоянии истории. Вообще с 1748 г. Ломоносов принимал участие в учрежденном при Академии Историческом Собрании, где давал отзывы о разных исторических сочинениях и диссертациях. Здесь у него постоянно происходили столкновения с историографом Российского Государства, академиком Миллером, который был беспристрастным историком и заботился только об исторической правде; Ломоносов же считал, что иностранцы не должны писать что-либо предосудительное для России, и ставил на первое место литературную обработку исторических данных. Это порождало между ними нередко пререкания личного характера, Ломоносов иногда отказывался подписывать протоколы конференции, составленные тем же Миллером, а в 1750 году даже возбудил дело об оскорблении его Миллером. Дело это осталось без движения и было прекращено производством в 1781 году. В начале 1755 года, по случаю выработки нового устава Академии, Ломоносов заготовил длинное мнение об исправлении Академии, где, между прочим, восставал против запрещения учиться положенным в подушный оклад: "будто бы сорок алтын толь великая и казне тяжелая была сумма, которой жаль потерять на приобретение ученого природного россиянина и лучше выписывать. Довольно б и того выключения, чтобы не примать детей холопских". Но до рассмотрения этого мнения дело не дошло: в одном из первых заседаний комиссии Ломоносов так крепко поссорился с Тепловым (домашним учителем гр. Разумовского, которого последний сделал адъюнктом и которому оказывал полное доверие) из-за вопроса об учреждении должности вице-президента, что заседаний комиссии более не происходило, а президент, по сообщении ему Тепловым о происшедшем, хотел сделать Ломоносову строгий письменный выговор. Это страшно обидело Ломоносова, и он поспешил написать Шувалову письмо с выражением своего негодования и просьбами избавить его от поношения и неправедного поругания и от ига Шумахера, которого он считал вдохновителем Теплова. Письмо возымело действие и выговор был уничтожен; Ломоносов же написал еще длинную записку, где приводил характерные слова Шумахера: "я великую ошибку в политике своей сделал, что допустил Ломоносова в профессора" и Тауберта: "разве нам десять Ломоносовых надобно? и один нам в тягость". Далее Ломоносов считал необходимым не допускать властвовать над науками людей малоученых, не давать власти чужестранцам, недоброжелательным к ученым россиянам, и предлагал учредить должность вице-президента, которую, как видно из писем к Шувалову, Ломоносов предназначал для самого себя. Постоянные жалобы на непорядки Академической канцелярии и на отношения Шумахера к академикам, подававшиеся Ломоносовым и другими профессорами, привели к тому, что 1 марта 1757 года президент Академии, при отъезде своем в Малороссию в качестве гетмана Запорожских войск, распорядился, чтобы Ломоносов присутствовал в канцелярии и подписывал все дела. Шумахер и Тауберт, по-видимому, несколько побаивались нового советника канцелярии, но деятельность канцелярии от этого мало изменилась: Ломоносов неукоснительно требовал того, что считал правильным, и не терпел противоречий, но самому ему прибавилось много работы, так как он старался подробно вникать во все дела. Всеподданнейший доклад Синода 1757 года содержал в себе жалобы на Ломоносова по поводу его стихотворной шутки "Гимн бороде": "пашквилянт, под видом яко бы на раскольников, крайне скверные и совести и честности христианской противные ругательства генерально на всех персон, как прежде имевших, так и ныне имеющих бороды, написал... и не удовольствуясь тем, еще опосле того вскоре таковой же другой пашквиль в народ издал, в коем, между многими уже явными духовному чину ругательствы, безразумных козлят далеко почтеннейшими, нежели попов, ставит"; в конце жалобы была просьба императрице сжечь эти пашквили, впредь то чинить запретить, означенного Ломоносова для надлежащего в том увещания и исправления в Синод отослать. Эта жалоба не имела последствий для Ломоносова, но вызвала появление множества сатир, эпиграмм и писем, в которых литературные враги ставили ему в упрек невоздержанность к вину. Надзору за С.-Петербургским Университетом и Гимназией Ломоносов уделял также немало внимания до самой своей смерти. Он устроил общежитие для гимназистов и студентов и настоял на своевременной выдаче денег на содержание учащихся (36 руб. в год); принимал меры, чтобы число гимназистов доходило до комплекта (40 чел.); составил правила для них, содержавшие много хороших советов. Не менее заботливо относился он и к Университету. В 1759 г. им были, по поручению президента, сочинены новые регламенты, где особое внимание обращено на привилегии, которые, по мнению Ломоносова, должны были заключаться в следующем: присуждение ученых степеней; присвоение учащим пристойных чинов, снятие полицейских тягостей; увольнение на каникулярные дни; отпуск денежных сумм прежде всех; студентов не водить в полицию, но прямо в Академию; духовенству к учениям, правду физическую для пользы и просвещения показующим, не привязываться, а особливо не ругать наук в проповедях. Был также составлен порядок торжественного провозглашения привилегии, или инавгурация. Правила эти, после рассмотрения их некоторыми академиками, были вскоре утверждены президентом, причем ежегодный расход на Университет и Гимназию выразился цифрою в 15248 руб. Что же касается привилегии, то, несмотря на все усилия Ломоносова, она не была утверждена Государыней ни в 1760, ни в 1761 г. В 1763 г. Ломоносов представил президенту полный рапорт о всем, сделанном им для этих учебных заведений, и их состоянии. Оказывается, что за время заведования гимназией Ломоносовым окончило курс 20 чел., а при Шумахере — ни один. Вместе с тем Ломоносов просил увеличить сумму, отпускаемую на содержание каждого ученика, с 36 до 48 руб. в год, что составит только 720 руб. — сумма, "которая не одна в Академии исходит на тунеядцов". Из происшествий в гимназии обращают на себя внимание побеги учеников, нередко вместе с учителями, а также пьянство учеников. Все это несомненно было обусловлено крайне тяжелыми условиями жизни: гимназия помещалась в наемном доме, очень холодном, как видно из рапортов инспектора Котельникова. Ломоносову удалось в конце 1764 года перевести Гимназию и Университет в дом Строганова, приобретенный Академией, более подходивший по своему устройству для этих учебных заведений. На заведование работами Географического департамента Ломоносовым также положено было немало труда. Главной задачей департамента было составление верных карт России и постоянная их проверка и пополнение по поступающим вновь сведениям; работали в департаменте под руководством профессоров и адъюнктов студенты. Ломоносов хотел поставить все дело на научную почву, чтобы составить атлас возможно верных карт России. С этою целью по указу Сената по всем городам были разосланы вопросные пункты числом 30, которые дали бы полную географическую, статистическую и промышленную картину каждого города (1760); от Синода были затребованы сведения о точном местонахождении всех церквей и монастырей, а для определения широты и долготы каждого более значительного города Ломоносов предполагал послать по России три академических экспедиции; но, несмотря на постановление конференции об этом, посылка экспедиций при Ломоносове не состоялась, что Ломоносов приписывал интригам Миллера, Румовского и других академиков. Почти весь 1762 год Ломоносов был тяжко болен, не выходил, слушал все канцелярские дела и подписывал их дома. Только в конце января 1763 года он настолько оправился, что мог поехать в Академию, где Тауберт встретил его известием о том, что по приказанию президента (еще от 31 авг. прошедшего года) заведование Географическим департаментом передано Миллеру, так как за несколько лет в нем ничего не сделано. Огорченный и рассерженный, Ломоносов немедленно подал отчет о сделанном им по географической части и отказался подчиниться ордеру, который "уже полгода просрочен, к явному засвидетельствованию, что потребован хитростью для некоторых приватных намерений". Кончилось дело тем, что ордер президента не был приведен в исполнение. Из-за Географического департамента у Ломоносова было немало новых столкновений с Миллером и другими академиками, особенно по случаю составления экономических ландкарт России. 6 сентября 1757 года Ломоносов произнес слово о рождении металлов от трясения земли; развитые здесь теории несомненно давно уже занимали Ломоносова, так как еще в 1742 году он написал большое сочинение, отпечатанное только в 1763 году: — Первые основания металлургии или рудных дел с двумя прибавлениями: о вольном движении воздуха в рудниках и о слоях земных, — содержащее ряд замечательных для того времени мыслей. Другая ученая речь, произнесенная 8 мая 1759 года, представляет очень обширное "Рассуждение о большей точности морского пути", состоящее из трех частей: в первой даны способы нахождения широты и долготы при ясном, во второй — при пасмурном небе; в третьей дано понятие об ученом мореплавании. Все три части богаты оригинальными мыслями; в двух первых описывается много новых приборов, часть которых была впоследствии изобретена другими; в третьей Ломоносов доказывает необходимость для успешного развития мореплавания учредить мореплавательскую академию для научной разработки морского дела, составить истинную магнитную теорию и сочинить теорию морских течений. Все мысли Ломоносова о морском деле были вскоре позабыты, и даже русские моряки ими не воспользовались. Вообще из очень многочисленных приборов, изобретенных Ломоносовым, описаны лишь очень немногие, главным образом оптические, как ночезрительная труба, катадиоптрическая труба, анемометр и т. д. В этом же сочинении затронут им и очень интересный вопрос о силе тяжести, над которым он работал почти всю свою жизнь, но особенно в 1760—1764 годах. В своем доме Ломоносов устроил большой маятник, качания которого, как он писал, сделали несомненными изменения центра тяжести земли; изменения эти периодичны, приблизительно согласуются с лунными движениями и всегда показывают одинаковые периоды. Все это он хотел изложить в подробной диссертации; если она и была написана, то не сохранилась. На публичном собрании Академии 6 сентября 1760 года Ломоносов прочитал еще одно рассуждение — "О твердости и жидкости тел", возникшее по следующему обстоятельству, обратившему на себя внимание всего ученого мира: 25 декабря 1759 года была впервые заморожена ртуть. Автором этого открытия был академик И. Браун, воспользовавшийся бывшим в тот день морозом в 199° (по термометру Делиля, по Цельсию —32⅓°); в смеси снега и крепкой водки ртуть термометра замерзла, и он, разбив стекло, получил шарик твердой ртути. На следующий день опыты с твердой ртутью делались вместе с Ломоносовым; мороз все крепчал и достиг в 10 час. утра 208° (—38⅔° Ц.), при которой заморозить ртуть было уже нетрудно; Ломоносов исследовал свойства твердой ртути и нашел, что это — мягкий металл, похожий на свинец. Эти опыты вызвали очень горячие споры между Ломоносовым и Брауном, с одной стороны, и некоторыми академиками — с другой, оспаривавшими у Брауна честь открытия твердой ртути. Ломоносову удалось 24 мая 1761 года наблюдать очень редкое астрономическое явление — прохождение планеты Венеры через диск солнца, на основании которого, как показал еще в 1691 году Галлей, можно вычислить расстояние между солнцем и землею. В Сибирь Академией были отправлены две экспедиции, которые вследствие пасмурной погоды ничего не увидели, а в Петербурге это прохождение прежде всего послужило поводом к ссорам академиков, не обошедшимся без участия Ломоносова. Сам он наблюдал это явление у себя дома: для Петербурга оно началось вскоре после 4 час. утра и окончилось в одиннадцатом часу. Десятки астрономов разных стран наблюдали это прохождение; все видели одно и тоже, но только один Ломоносов сделал на основании своих наблюдений совершенно правильный вывод, что планета Венера окружена большой атмосферой, может быть большей, чем земля. Хотя он и опубликовал это наблюдение в статье "Явление Венеры на солнце, наблюденное в С.-Петербургской Академии Наук", но, подобно почти всем научным открытиям Ломоносова, оно прошло незамеченным, и до сих пор открытие атмосферы Венеры приписывается Шретеру и Гершелю, сделавшим его через 30 лет после Ломоносова... В прибавлении к "Явлению Венеры" Ломоносов показывает, что существование атмосферы Венеры и учение Коперника о движении земли вокруг солнца не противоречат священному писанию, и приводит небольшое стихотворение, тема которого заимствована из сочинений Сирано де Бержерака, об остроумном поваре, высказавшемся за систему Коперника. Это прибавление, где Ломоносов пытается доказать, что учение о множестве миров не противоречит священному писанию, и приводит в подтверждение слова Василия Великого, имеет большой интерес, как показатель его воззрений на отношения между наукой и религией. В 1757 году в докладе императрице Елисавете члены Синода просили издать указ, дабы "никто отнюдь ничего писать и печатать как о множестве миров, так и о всем другом, вере святой противном и с честными нравами несогласном, под жесточайшим за преступление наказанием, не отваживался". Это ходатайство было несомненно направлено против Ломоносова, всегда открыто признававшего возможность множества миров; как мы уже видели, суда над ним члены Синода требовали и по другому поводу. По-видимому, не сохранилось сведений о том, каким образом Ломоносов отвратил от себя обвинения духовенства, но уже сам факт опубликования в 1761 году рассуждения в защиту множества миров показывает, что он сумел доказать правоту своих убеждений. Последние годы жизни Ломоносова не принесли ему того спокойствия, на которое он имел право рассчитывать после своей долгой и славной деятельности. На них падает с одной стороны — главная работа мозаической мастерской, несомненно причинявшей немало забот и огорчений — картины стоили гораздо дороже, чем продполагал Ломоносов, ему приходилось делать долги (до 14000 руб.) и задерживать уплату жалованья рабочим; с другой — болезнь, почти беспрерывно мучавшая его, неприятности с поместьем (в конце 1761 года Ломоносов возбудил дело против генерал-лейтенанта В. Скворцова "в приходе людьми его к крестьянам и в причинении им немалого разорения", прекращенное в 1782 г.) и другие обстоятельства. После кончины Елисаветы 25 декабря 1761 года на престол вступил Петр III Федорович; положение Ломоносова от этого не изменилось, так как его покровители — И. И. Шувалов и граф М. Л. Воронцов — имели по-прежнему большое влияние при Дворе. Я уже упомянул, что почти весь 1762 год Ломоносов проболел (он жаловался на ломоту и раны в ногах, по всей вероятности болезнь была результатом пристрастия к спиртным напиткам); почти весь год этот он ничего не сделал в научном отношении. 30 июня должно было состояться публичное заседание Академии, на котором Ломоносов хотел сказать речь о катадиоптрической трубе; но за два дня до заседания произошел государственный переворот: на престол взошла Екатерина II, и академическое заседание было отменено. Покровители Ломоносова были в немилости и удалились за границу; немилость была проявлена и по отношению к нему, так как он не получил ни наград, ни повышения в чине. Такое отношение к себе очень обидело Ломоносова, и он подал на Высочайшее имя прошение, в котором, между прочим, говорил следующее: "1) по свидетельству разных Академий и великих людей принес я науками знатную славу отечеству во всем ученом свете... и украшал я вашу Академию перед всем светом 20 лет; 2) разного рода моими сочинениями... штиль российской в минувшие 20 лет несравненно вычистился перед прежним и много способнее стал к выражениям идей трудных; 3) присутствуя в Канцелярии Академии Наук членом полшеста года без повышения чина и без прибавки жалования — что, однако, моим товарищам учинено было — отправлял я должность мою по положенным на меня департаментам со всяким рачением; 4) помянутою моею ревностною и верною службою и многими трудами пришло мое здоровье в великую слабость... так что прошлой зимы и весны лежал я 12 недель в смертной постеле и ныне тяжко болен; 5) невзирая на мои вышепомянутые труды и ревностную и беспорочную службу для приращения наук в отечестве, близ 12 лет в одном чину оставлен я, нижайший, произвождением и обойден многими меня молодшими в статских чинах, которым при сем реестр сообщается, и тем приведен в великое уныние, которое болезнь мою сильно умножает"... В конце прошения Ломоносов просил о возведении его в чин действительного статского советника с ежегодной пенсией в 1800 рублей и об отставке от службы. Прошение не имело действия, лишь через год, в мае 1763 года, был дан именной указ Сенату о пожаловании Ломоносова статским советником и об отставке от службы с половинным по смерть содержанием. Узнав об этом, Ломоносов немедленно уехал в свое имение; но по записке государыни указ был ей возвращен, и Ломоносов вскоре опять вернулся в Академию. После этой отставки и неожиданного восстановления в своих правах Ломоносов пожалован был, 23 декабря 1763 года, статским советником с жалованьем в 1875 рублей. В последние годы жизни он был избран почетным членом Стокгольмской академии наук, затем, по представлению графа М. Воронцова — почетным членом Болонской академии (1764) и Академии Художеств в Петербурге, на торжественном заседании которой 10 октября 1763 г. Ломоносов произнес благодарственную речь. 7 июня 1764 г. дом Ломоносова посетила Екатерина II, подробно осмотрела все производство мозаичных работ и приближавшуюся к окончанию "Полтавскую баталию", а также некоторые физико-химические опыты и инструменты; через два часа по приезде она возвратилась во дворец, причем Ломоносов поднес ей при отъезде стихотворение. К этому же году относится любопытная незаконченная рукопись Ломоносова — конспект важнейших теорем, которыми он постарался обогатить естественные науки; конспект, вероятно, предназначался для отсылки в Париж, И. И. Шувалову, через которого Ломоносов думал сделаться членом французской академии. В средине марта 1765 года Ломоносов простудился и слег; ему становилось все хуже и хуже, и 4 апреля его не стало. Последние дни с ним почти неразлучно был его приятель — академик Штелин, сохранивший нам следующие слова, сказанные Ломоносовым за несколько дней до смерти: "Друг, я вижу, что должен умереть, и спокойно и равнодушно смотрю на смерть; жалею только о том, что не мог я совершить все то, что предпринял я для пользы отечества, для приращения наук и для славы Академии, и теперь, при конце жизни моей, должен я видеть, что все мои полезные намерения исчезнут вместе со мною". На могиле Ломоносова на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры в Петербурге его почитателем, графом М. Л. Воронцовым, поставлен памятник белого мрамора с надписью и рисунком, сочиненными Штелиным; другой почитатель, гр. А. П. Шувалов, написал на французском языке оду, где воздал должное заслугам Ломоносова. Первые научные работы Ломоносова, сделанные им в качестве адъюнкта физического класса Академии Наук и профессора химии Петербургского университета, носят в общем теоретический характер и заключаются в разработке целого ряда научных теорий, имеющих целью дать простое объяснение важнейших физических явлений; все эти теории являются следствиями, вытекающими из атомистической гипотезы Ломоносова, и имеют поэтому тесную взаимную связь. Гипотезу эту и физические теории Ломоносова можно рассматривать в связи с учениями о материи великих философов ХVII и начала XVIII веков, или в их отношениях к химии и физике. Философские воззрения Ломоносова, несомненно, развились после знакомства со взглядами на сущность материи Декарта, Лейбница и главным образом его учителя в Марбурге, проф. Хр. Вольфа, математическая философия которого, как мы знаем по свидетельству самого Ломоносова, особенно ему понравилась. Поэтому вообще можно рассматривать воззрения Ломоносова, как дальнейшее развитие рационалистической философии Вольфа, выражающееся в весьма удачном механическом объяснении физических явлений природы. Выяснение во всех подробностях зависимости философских представлений Ломоносова от таковых упомянутых философов ждет еще разработки со стороны специалистов, и я не могу останавливаться здесь на этой стороне дела. Если же рассматривать Ломоносовские теории с исторической точки зрения в их отношениях к теориям его времени и нынешним, то прежде всего бросается в глаза полное отрицание Ломоносовым таинственных субтильных материй (материй огня, света, теплоты, тяжести и т. д.), столь характерных для начала ХVIII века, которые признавались и Хр. Вольфом, как это видно из его теоретической физики, и некоторые из которых — как тепловая материя или теплород, теплотвор — просуществовали даже до средины XIX столетия. Отрицание этих материй; атомистическая гипотеза, лежащая в основании всех Ломоносовских теорий; механическая точка зрения, с которой рассматриваются все явления — все это позволяет Ломоносову выработать стройную систему, проникнутую одним общим началом и составляющую, как сказано в одном из писем его к Л. Эйлеру — целую корпускулярную философию. Атомистическая гипотеза Ломоносова высказана наиболее полно в незаконченной диссертации о составляющих тела природы нечувствительных частичках, в которых лежит достаточное основание частичных свойств (она дошла до нас в двух редакциях и написана в самом начале сороковых годов, вероятнее всего в 1742 или 1743 г.). Атомистическая теория эта принимает, что все тела состоят из нечувствительных физических (в отличие от математических) частичек, имеющих конечное протяжение и обладающих определенной фигурой или массой. Каждая частичка имеет протяжение, ничтожно малое, но конечное, а потому обладает определенной фигурой и имеет определенное количество вещества; она представляет собою таким образом тело, и к ней приложимо поэтому все, составляющее сущность тела — т. е. частички непроницаемы одна для другой, обладают инерцией, подчиняются всем законам движения, принципу действия и противодействия; их природа — деятельная сила и движения, подчиненные законам механики. От них зависят качества тел и такие физические явления, как тепло и холод, упругая сила, электричество и т. п.; изменения частичек могут совершаться только движением, поэтому достаточная причина частичных качеств тел находится в размерах, силе инерции, движении частичек; законами механики, приложенными к движению их, могут быть объяснены все частичные качества. Фигурою частички шарообразны, с очень незначительными шероховатостями; частички очень тверды, не подвержены какому-либо физическому изменению и упруги. Из теорий того времени с этой гипотезой Ломоносова имеет сходство атомистическая гипотеза Р. Босковича, опубликованная лет через 20 после того, как Ломоносов составил свою теорию, в 1764 году, в большом сочинении "Philosophiae naturalis theoria reducta ad unicam legem virium in natura existentium". Главное отличие системы Босковича от таковой Ломоносова заключается в том, что Боскович считал атомы математическими точками, наделенными свойствами массы, между тем как Ломоносов придавал атомам телесную форму и считал возможным приложить к частичкам все основные аксиомы движения, высказанные Ньютоном. Замечательно, что через 140 лет другой великий русский химик, Д. И. Менделеев, снова сделал попытку объяснить основные законы химии, исходя из аксиомы: действие всегда сопровождается противодействием и с ним равно, приложенной к частицам (Два лондонских чтения, 2 издание, стр. 16—38, 1895). Ломоносов первый в истории науки ставит в научной форме вопрос о различном возрасте гор на земле; взгляды его на другие геологические явления также далеко опередили его время. Так он считает, что окаменелости и отпечатки — остатки различных животных и растений, погибших от тех причин, которые действуют и ныне; изучением их нахождения можно воссоздать картину того, что было в давние времена в данном месте, и разный возраст слоев с окаменелостями можно выяснить изучением последовательности слоев, в которых они заключены, там, где слои эти доступны нашему наблюдению. В связи с этими мнениями находятся и мысли о происхождении из растительных остатков торфа, затем бурых и каменных углей, образующихся медленно из торфа под влиянием высокой температуры внутренности земли. При таком медленном переходе "выгоняется подземным жаром из приготовляющихся каменных углей оная бурая и черная масляная материя и вступает в разные расселины и полости сухие и влажные, водами наполненные... И сие есть рождение жидких разного сорта горючих и сухих затверделых материй, каковы суть: каменное масло, жидовская смола, нефть, гагат и сим подобные, которые хотя чистотой разнятся, однако из одного начала происходят. Известно из химических опытов, что таких жирных материй перегонка, когда крутым огнем производится, масло выходит черно и густо; напротив того, от легкого огня светло и прозрачно". Точно также органического происхождения, по Ломоносову, янтарь — окаменелая смола, — а чернозем — продукт гниения наземной растительности; таково же происхождение и горючего вещества глин и шифера. Подобно другим его мнениям, и эти сделались достоянием науки лишь в XIX веке; особенно интересно отметить, что Ломоносов является сторонником теории органического происхождения нефти, которая теперь, в XX веке, все более и более распространяется среди химиков и геологов. Скончался Михаил Васильевич в Санкт -Петербурге 4 апреля 1765 года.