Полибий. XXVIII, 20.

В то время, когда Антиох завладел Египтом, явились к нему послы, отправленные из Эллады для мирных переговоров. Он принял их ласково и в первый же день позвал на великолепное пиршество, а на следующий допустил к переговорам и предложил им объяснить цель посольства. Первыми говорили послы от ахейцев, за ними Демарат от афинян, за Демаратом милетец Эвдем. Так как все посольства отправлены были при одинаковых обстоятельствах и имели одинаковое поручение, то речи послов были сходны между собою даже в подробностях. Виновниками событий все послы называли Эвлея и его друзей, а гнев царя против Птолемея старались смягчить напоминанием об узах родства и о молодости Птолемея. Никому из послов царь не возражал и, добавив еще кое-что от себя в том же направлении, перешел к защите своих исконных прав для доказательства того, что царям Сирии принадлежит право владения также Келесирией. Он опирался при этом на завоевания Антигона, первого царя Сирии, потом напомнил об уступках, какие были сделаны Селевку царями Македонии по смерти Антигона; вслед за тем сослался на последнее военное приобретение отца своего Антиоха; в заключение он отвергал состоявшееся, по словам александрийцев, соглашение между недавно умершим Птолемеем и Антиохом, отцом теперешнего Антиоха, по которому Птолемей должен был получить в приданое Келесирию, когда брал в замужество Клеопатру, мать нынешнего царя. Этою речью Антиох убедил собеседников в правоте своих требований, в чем и сам был убежден, и затем отплыл в Навкратис. Там он милостиво обошелся с жителями, дав каждому из тамошних эллинов по золотому, и продолжал путь в Александрию. Дать ответ послам царь обещал по возвращении к нему Аристида и Ферида, которых он отправил к Птолемею, послов же от Эллады он желал бы, говорил царь, иметь свидетелями и очевидцами всех своих действий (пер. Ф. Мищенко).

Тит Ливий. XXXV, 15, 5-7.

Называли и другую причину этого тайного преступления: своему сыну Селевку царь даровал Лисимахию, а для Антиоха у него не нашлось подобного места, куда бы он мог отправить его от себя подальше в почетную ссылку. Тем не менее царский дворец на несколько дней принял личину великой скорби, а римский посол, чтобы не попадаться на глаза в неподходящее время, уехал в Пергам. Царь же, оставив начатую было войну, вернулся в Эфес. Там он, покуда дворец был заперт на время скорби, уединился с неким Миннионом, старейшиной царских друзей, обсуждая с ним тайные замыслы (пер. С.А. Иванова).