ПОЛЬ РИКЕР. САМ КАК ДРУГОЙ (1990)

НАРРАТИВ КАК ПРОПЕДЕВТИКА К ЭТИКЕ

Кто говорит?

Кто действует?

Кто рассказывает?

Кто является моральным субъектом?

 

 

Исследование IV.

 

1. Теория действия – нарратив – этика. Метод Рикера состоит в связывании теории действия и этической теории. Идея следующая: теория действия помогает понять вопрос о самости и, наоборот, вопрос о самом привел к существенному пересмотру представлений о человеческой деятельности.

Главным здесь является понятие движения, которое было определяющим и у Аристотеля: «То, что отличает природные существа от искусственных созданий, состоит именно в том, что они содержат в самих себе принцип своего движения и покоя».

Начало, которым является сам, сам, который есть началом – вот определяющая черта исследуемого отношения.

 

Исследование V. Идентичность личная и идентичность нарративная.

 

1. Проблематика человеческой идентичности может быть должным образом артикулирована лишь в темпоральном измерении человеческого существования. Темпоральность – ядро идентичности человека. Именно в рамках нарративной теории конкретная диалектика самости и тождественности достигает своего полного расцвета.

2. Понятие нарративной идентичности введено Рикером в его произведении «Время и повествование III». Оно предполагает обоснование ряда утверждений:

а) идентичность самого есть интерпретация;

б) интерпретация, в свою очередь, играет роль привилегированного опосредования в повествовании среди других знаков и символов;

в) это последнее есть заимствованным (из истории, литературы), делая из истории реальной жизни историю вымышленную.

3. Однако при таком понимании непроясненными остаются сложности, связанные с идентичностью как таковой. Перед нами стоит триада: описывать, рассказывать, приписывать,каждый член которой каким-то образом связан с конституированием самого.

4. Вместе с тем, не существует этически нейтрального повествования. Поэтому нарративность – это пропедевтика к этике.

5. Проблема личной идентичности занимает привилегированное место между двумя основными понятиями идентичности: идентичность как тождество и идентичность как самость. При этом самость не является тождеством.

6. Решения проблемы личной идентичности, которые игнорируют нарративное измерение (а значит, темпоральность), не имеют успеха. Ведь сама проблема идентичности личности возникла вместе с вопросом перманентности личности во времени.

7. Проблема тождества: тождество есть понятием отношения и отношением отношений. Традиционно философия различает идентичность количественную (единичность в отличие от множества, ей соответствует операция идентификации) и идентичность качественную (предельная схожесть, взаимозаменяемость без семантической утраты, ей соответствует операция субституции). Примеры: идентификация преступника среди ряда подозреваемых, чем больше дистанция во времени, тем сложнее идентификация, Х и У носят одинаковый костюм и не будет различия, если они этими костюмами обменяются. В этом ряду также можно выделить третью составляющую идентичности как непрерывность следования между первой и последней стадией того, что мы рассматриваем как тождественного индивида. Здесь слабые изменения составляют угрозу подобию. Так можно говорить о дубе, что он тот же самый от желудя до развитого дерева, так мы поступаем с нашими фотографиями разных возрастов. Время тут выступает фактором отличия, несхожести.

Рикер для последнего случая вводит принцип перманентности во времени.Примеры: неизменная структура инструмента, в котором последовательно изменили все детали, перманентность генетического кода биологического индивида. Перманентность во времени показывает относительный характер идентичности и является трансцендентальным проявлением количественной идентичности (Кант относил тождество к категории отношения в отличие от античного понятия субстанции).

8. Возникает вопрос: имплицирует ли самость самого такую же форму перманентности во времени? Или по-другому: позволяет ли форма перманентности во времени связать себя, «я», с вопросом кто? кто я?

При этом самость может быть эмблематически описана как характер и как рассказ.

Характер – совокупность определенных черт, которые позволяют реидентифицировать человеческий индивид как тождественный. Это совокупность стойких ориентаций, по которым можно узнать личность.

Нарратив, рассказ – воображаемое пространство для экспериментов мысли. В рассказе, повествовании то, что было интериоризовано в характер, опять разворачивается. самость в повествовании означает «верность себе». То есть манера так себя вести, чтобы другой мог на меня положиться. А это уже этическая категория ответственности.

ГипотезаРикера: в характере item и ipse имеют тенденцию к слиянии, в процессе повествования item и ipse, тождественность и самость расходятся.

 

Исследование VI. Сам и нарративная идентичность.

 

Рикер решает в этом исследовании две задачи:

1) показать, что нарративная идентичность может быть раскрыта через диалектику тождественности и самости. Имплицитно такая диалектика имеет место в любом нарративе (пример романа модернистского и постмодернистского, где отклонения от нарративности реинтерпретируются им как обнажение самости, которая осталась без поддержки тождественности); Пример из монографии.

2) раскрыть связь нарративной идентичности и морали, обосновать тезис о том, что повествование этически не нейтрально и может рассматриваться как лаборатория морального суждения. Ибо «рассказывать – означает говорить кто сделал что, зачем и как…»

Аргументация:

Интрига в нарративе – это гетерогенный синтез согласованного и несогласованного.

Через процедуру включения в интригу интегрируется то, что по сути противоречит идентичности как тождественности, а именно – разнообразие, вариативность, прерывность.

Идентичность, осмысленная нарративно, может быть названа идентичностью персонажа. Персонаж – это тот, кто действует.

Персонаж есть выразитель диалектики тождественности и самости, согласованности и несогласованности.

Именно рассказ, нарратив формирует идентичность персонажа, испытывая ресурсы его изменяемости.

Примеры утраты идентичности в литературе модернизма и постмодернизма (Музиль «Человек без свойств», puzzling cases фантастики и др.). Фантастика экспериментирует с вариантами идентичности как тождества, роман – с вариантами идентичности как самости.

 

В какой мере понимание самого требует для своей полноты этических детерминаций? Или нарратив утрачивает их в пользу детерминаций эстетических? Никакой рассказ, даже историографический, не может достичь нулевой степени оценки. Наша глубинная человечность встроена в наши способы оценивания/повествования.

 

ИССЛЕДОВАНИЕ VII. Сам и этическое намерение.

 

Рассказывать – это разворачивать воображаемое пространство для экспериментов мысли, в котором моральное суждение осуществляется в гипотетической форме.

Рикер конвенционально различает термины «этика» и «мораль»: «этическое» относится к намерению завершенной жизни (ср. Аристотель), «моральное» – к выявлению этого намерения в нормах, которые характеризуются одновременно и претензией на универсальность, и эффектом принудительности. Смысл этического в этом смысле восходит к Аристотелю, смысл морального – к Канту.

Исходные предпосылки самого Рикера таковы:

1) примат этики над моралью;

2) необходимость для этического намерения пройти через испытания нормой;

3) легитимность обращения нормы к этического намерения в том случае, когда норма ведет к практической безысходности.

 

Т.о. мораль выступает только ограниченным, хотя легитимным и необходимым, осуществлением этического намерения. В этом смысле этика шире морали, хотя в целом теории Аристотеля и Канта комплементарны. Деонтологический взгляд подчинен телеологической перспективе.

 

Этическому намерению соответствует то, что мы называем самооценкой, деонтологическому моменту – то, что мы называем самоуважением.

 

1) самооценка является более фундаментальной, чем самоуважение;

2) самоуважение является аспектом, в котором самооценка выступает в режиме нормы;

3) апории долга создают ситуации, где самооценка выступает не только как источник, но и основание для уважения, когда ни одна наличная норма не в состоянии служить надежным указателем.

 

4 ОПРЕДЕЛЕНИЕ: назовем «этическим» намерением намерение «доброй жизни» (хорошей, правильной, правдивой) вместе с другим и для другого на основе справедливых установлений. Только когда все три компонента в определении оказываются реализованными, приобретает смысл самооценка.

 

Существует различие между аристотелевским добром и платоническим благом, у Аристотеля вопрос стоит о добром для нас, а не о добре самом по себе.

 

 

Первый великий урок, который мы можем почерпнуть у Аристотеля – искать впраксисе намерение «правильной» жизни.

Второй урок Аристотеля – поднять телеологию до уровня принципа, который определяет структуру намерения «правильной жизни».

Рикер отмечает парадокс Аристотелевой этики – праксис (правильная жизнь) у него есть самоцель, ориентированная на внешнюю цель. Несогласованность III и VI книг «Никомаховой этики».

Праксис, практики – это кооперативные активности, чьи конститутивные правила социально установлены (уровни успеха и градации качества). Жизнь, «план жизни», ergon по-гречески, в отличие от фрагментарных практик, предполагает человека в целом.